По утрам Натали всегда спускалась в кабинет отца на персональном лифте, теперь же этот лифт поднимал ее наверх. Она уже не надеялась когда-либо увидеть свою комнату, но, оказавшись среди привычных вещей, даже удивилась собственным ощущениям — возникло чувство, будто и не уходила.
Комната была в том самом виде, в каком Ната оставила ее, уходя в то утро. Странно даже, почему здесь не убирали? Кровать смята, на полу валяется прозрачная упаковка от последнего школьного костюма. На прикроватном столике стакан из-под коктейля. Она провела пальцами по поверхности столика — даже пыль не вытерта.
А потом подумала, что ее отцу… Вернее, Скандору Флину — трудно теперь было называть этого человека своим отцом — не чуждо что-то человеческое. Может, он хотел сохранить частицу ее в этой комнате. Может, даже заходил вечерами, сидел на этой кровати, вспоминая дочь. Ната подумала, как много в людях намешано всего противоречивого и как трудно иногда с этим жить.
Ната нажала на панель — часть стены отъехала в сторону. Ей стало любопытно, на месте ли ее детские сокровища, которые хранились здесь, спрятанные в коробки. Она довольно небрежно всегда относилась к вещам, не берегла дорогие подарки, гаджеты теряла на каждом шагу. Но иногда сокровищем становилось что-то совершенно нелепое и смешное на первый взгляд.
Вот в этой коробке, например, хрупкие, пожелтевшие листья. Она принесла их домой после того, как гуляла с Джеком по парку. Джек. Она про него совсем забыла. Надо же.
А вот смешная кукла, связанная из носового платка. Однажды Натали, как обычно, устроила в машине истерику, по поводу чего, сейчас даже не смогла вспомнить. Стыдно даже, уже такая взрослая была девица. Водитель вытер ей нос платком, а потом завязал на нем узелки — ручки и ножки. Сделал куколку и протянул ей. Она фыркнула: «Я не ребенок!» Но куклу все же сохранила.
— Роланд, смотри, что я нашла! — крикнула она, забывшись. Роланд молчаливой тенью следовал за ней по пятам. — Это ведь ты мне тогда…
Она обернулась и осеклась. Его глаза были как темные провалы: ни мыслей, ни чувств…
Ната вздрогнула и разревелась, прижимая к щекам эту нелепую куклу из носового платка. Никогда больше Ройл не вытрет ей слез, не прижмет к груди… Никогда, никогда, никогда…
Зато и умирать будет не так обидно — все, кто ей дорог, уйдут вместе с ней.
Натали присела на кровать. Роланд встал рядом, глядя в одну точку поверх ее головы. Она взяла его за руку: пусть он не знает и не чувствует, но Ната обманывала себя тем, что, возможно, какая-то частичка Роланда глубоко-глубоко в его душе ощущит тепло ее ладони.
Интересно, сколько еще здесь сидеть? Пусть все закончится поскорей.
Только как сумрачно тут. Ната задрала голову — так и есть: защитные экраны почти полностью заглушали солнечный свет.
— Свет, — крикнула она.
Матовые стены мгновенно стали прозрачными, подчиняясь приказу. В комнату хлынули яркие лучи, заполнили каждый уголок. Хоть напоследок полюбоваться на чистое небо…
Ната откинулась на подушки, устремив взгляд на синюю бесконечность, раскинувшуюся над ней, насколько хватало глаз. Легкие белые облачка как шапочки сливок на чашке с кофе. Кофе… Она его тоже больше не попробует. Не прокатится с Роландом на аэрокаре. Не поцелует его. Ничего уже больше не будет… Как же так.
В небе над ее головой вдруг появилась темная точка, которая стремительно росла, приближаясь. Ната даже на секунду позабыла свои беды и удивленно подняла брови, наблюдая. Какой-то лихач забрался так высоко, выше всех трасс и зданий. Штраф ему вкатят огромный! Если поймают, конечно.
Но еще сильнее она удивилась, когда поняла, что аэрокар, не снижая скорости мчится прямо на стеклянный куб, в котором расположена спальня Наты. И очень быстро мчится — еще секунда и врежется.
— Пригнись! — крикнула Ната Роланду, не зная, поймет ли он ее, дернула его за руку, потянула за собой на пол. Упала, больно стукнувшись локтями, и тут же перекатилась под диван, действовала, полагаясь на инстинкт Альфы, и он ее не подвел. Роланд остался стоять на месте, его чувство самосохранения больше не работало. К счастью, куб был изготовлен из материала, который от удара рассыпался в мелкую крошку, не представлявшую смертельной опасности. Правда, этим мелким, но острым песком запорошило все в спальне, а лицо Роланда и его руки испещрены были алыми точками, но он даже не сдвинулся с места.
Ната, выбравшись из-под кровати, первым делом проверила, как он, а потом только нашла взглядом виновника происшествия. В центре спальни стоял немного покореженный, но вполне еще прилично сохранившийся «Ксцентрик». А Ната уже была уверена, что после смертоубийственного столкновения он превратится в лепешку вместе с водителем.
Водитель тоже был жив-здоров: Ната видела его силуэт сквозь темное лобовое стекло. Он тряс головой, пытаясь прийти в себя. Потом потянул на себя ручку двери и полувывалился-полувыбрался из автомобиля.
— Джек?! — воскликнула Ната.
Она не верила своим глазам. Вот уж кого она точно не ожидала увидеть — так это Джека.
— Что ты здесь делаешь, сумасшедший?
Джек поднялся, пошатываясь, и попытался улыбнуться своей широкой, неотразимой улыбкой, но быстро расплывающийся на скуле огромный синяк не дал ему это сделать: он ойкнул и схватился за щеку.
— Тебя спасаю, — сообщил он невнятно. — Кажется, челюсть сломал. Зато какое эффектное появление. Скажи?
Натали только могла рот открывать и закрывать. Может, она уже сошла с ума, а это галлюцинации?
— Я тебе не мерещусь, Ната! Давай быстро в машину. Времени у нас мало!
— Но… Знаешь, я тебе не верю! Ты только притворяешься другом. Думаешь, я не помню, как ты себя повел, когда я обратилась к тебе за помощью!
Джек раздраженно развел руками.
— Ну хорошо! И как я себя повел? Я тебе сразу сказал: тебе лучше оставаться там, где ты есть. Так? Это был лучший вариант, согласись. Надо было держаться подальше и от этих «Древних душ», и от папани своего. Они все имели на тебя планы. И я надеялся, что у тебя хватит ума спрятаться… Вы так хорошо бегали с этим водителем, я был уверен, что вас не найдут.
— Так ты знал? — задохнулась от возмущения Ната. — Знал и не сказал?
Кажется, Джек понял, что сплоховал, и как-то растерял привычную самоуверенность.
— Ты пойми, все очень сложно. Я узнал о планах Скандора и группы не специально. Долгая история, но получилось так, что я отслеживаю переписку отца…
Он несколько смущенно потер переносицу.
— Не буду распространятся об этом, хорошо? Он в сговоре со Скандором. Давно уже. Они все решали, как лучше провернуть это дело. Вернее, там, в переписке были лишь какие-то намеки, но твое имя употреблялось в сочетании с такими словами, как «использование», например. И еще «лекарство». Это было странно, но не совсем понятно, что к чему. Потом ты пропала, и я только тогда стал копать глубже. Так что на момент нашей встречи я знал только, что возвращение опасно для тебя. И был холоден специально, чтобы тебя ничего не держало.
Ната фыркнула.
— А что меня могло бы держать?
Джек снова попытался включить режим неотразимости и опять, ойкнув, схватился за скулу.
— Вот жесть! Ната, ты правда думала, что твоя влюбленность была не заметна? Да ты буквально вешалась на меня. Мне никогда не хотелось тебя обижать, но, прости, я тебя никогда не любил. Разве что как младшую сестренку.
Натали думала, что ей больно будет это услышать, но, на удивление, она ощутила только что-то вроде облегчения.
— Пфф, и отлично! Я тоже тебя больше не люблю. Можешь не переживать!
Прозвучало это, правда, немного более эмоционально, чем она рассчитывала.
— О, вот это даже немного обидно! — но он тут же усмехнулся, показывая, что шутит.
Потом оглянулся, посмотрел на браслет, который сначала светился спокойным зеленым цветом, а сейчас постепенно стал алеть. Браслет — таймер из детской игры. Наверное, для Джека все происходящее сейчас не более чем игра — адреналиновый квест в реальности. Не удивительно, что ввязался — это вполне в его характере, но зато теперь, по крайней мере, Ната почти не сомневалась, что он действительно хочет ее вытащить.
— Не думаю, что у нас много времени на разговоры, Ната. Может, договорим позже?
— Так ты, значит, проник в мою башню, чтобы спасти принцессу из заточения?
— Башню? Принцессу? — Джек наморщил лоб. — Натали, тебе надо меньше читать сказок. Но я действительно пришел тебя спасти. Когда ты пропала, я начал узнавать все подробности дела. Навещал Скандора, типа чтобы утешить. Он не многое сообщал в беседах, но, знаешь, маленькие гаджеты, расставленные там и сям, глаза и уши слуг, разные фразы, которые проскальзывали в разговорах. Я в тебя никогда не был влюблен, крошка, но позволить, чтобы подругу детства разлили по бутылочкам, я тоже не мог.
— Ты… Джек… Спасибо!
— Так не за что еще! Лезь в машину, пока не набежала охрана.
— Да, да… Конечно. А как же Роланд?
Роланд все время их разговора все так же стоял неподвижно и даже не смотрел в их сторону. Очевидно, пока Натали находится в комнате, он не станет предпринимать никаких действий.
— А, водитель… Бедняга. Не повезло ему, вроде хороший парень был.
— Джек, я его не брошу здесь!!
— О, даже так? И как же ты думаешь поступить? В машину добровольно он не сядет. Если честно, я думал его пристрелить, чтобы не мучился. Понимаю — жалко. Но он не выпустит нас просто так. У него сейчас разума нет, одна программа — следить и не допустить, чтобы ты сбежала.
— Нет, я не верю…
— Серьезно. Этот код «Черная звезда» — жуткая штука. Я, когда узнал, прямо посочувствовал бедолаге. Хакнули нейросеть, а заодно выжгли мозги. Считай, это киборг. Ну, или зомби. Как тебе больше нравится?
Джек вытащил из сумки на поясе аргиус — оружие аристократов. Такой аккуратный, маленький и смертельный.
Он направил его в голову Роланда, который не повернулся и никак не прореагировал на направленное на него оружие. Темные волосы его прядками падали на лицо и почти закрывали глаза. Капельки крови, оставленные осколками от разлетевшегося в пыль стекла, стекали по щекам. А глаза были чернее, чем обычно, словно его внутри заполняла тьма.
— Вот, один выстрел. Он ничего не почувствует.
— Нет! Нет! — Ната повисла на его руке. — Подожди! Подожди!!
Джек нехотя опустил оружие.
— Чего ждать, Ната? Время на исходе.
Ната и сама толком не понимала, чего хочет. Голова кружилась от невозможности осознать и принять то, что гибель Роланда неизбежна.
— Так, мне это надоело.
Джек подхватил Натали поперек талии и, взвалив на плечо, начал отступать к автомобилю. «Ксцентрик» стоял буквально в двух шагах, но даже это расстояние не удалось пройти: Роланд преодолел дистанцию до аэрокара одним прыжком, захлопнул дверцу, обернулся к Джеку, который уже, решив не связываться, начал отходить назад и, опустив Натали на пол, придерживал ее за талию. Даже это расценено было программой, вживленной Роланду, как угроза. Одним коротким ударом в грудь он откинул Джека назад, удержав Натали за локоть, больно сжал ее руку: пальцы, сомкнувшись, продавили кожу. Ната вскрикнула. На одних инстинктах, которые на секунду взяли вверх, она вцепилась ему в ладонь. Кости ломались словно высохшие, истончившиеся ветки. Это должно было быть чертовски больно, но Роланд даже не вздрогнул, не вскрикнул, только хватка, конечно, стала слабее.
— Ой… Прости меня!
Ройл уже снова застыл: объект на месте, значит, нуждается только в наблюдении.
— Ничего себе! — присвистнул Джек. — Ну ты сильна! Я слышал, конечно, но поверить не мог… Убедилась, кстати: он нас не выпустит просто так. И даже боль не может привести его в чувство. Честно, гуманнее пристрелить.
Он вновь поднял аргиус.
— Ты отвернись, если тебе тяжело на это смотреть.
Наверное, надо отпустить его. Не мучить. Если надежды нет, то ни к чему длить страдания.
Если только… Может быть, он где-то все еще там…
— Джек, дай мне минуту! Там время идет по-другому, только минуту, мне хватит…
— Где там? О чем ты вообще?
Она махнула рукой — некогда было подбирать слова.
— Попробую его вытащить.
Ната взобралась с ногами на кровать — иначе бы ей не удалось заглянуть Роланду в глаза. Встала на самый край, взяла его лицо в ладони, которые мгновенно стали липкими от крови. Все его лицо было залито ею — из раны на голове и от маленьких порезов.
— Мой бедный, — прошептала она.
— Ната, у тебя минута. Дольше тянуть нельзя.
— Да, да, ладно…
Минута. Она могла только надеяться, что, «нырнув», получит больше времени.
Вздохнула и, отыскав, нащупав его ускользающий взгляд, бросилась, как с обрыва в реку.
И тут же закричала от ужасной боли: показалось, будто она упала в бассейн с кипятком. Хотелось выбраться, сбежать поскорее — это вовсе не было похоже на привычную ей долину, заполненную звездочками-воспоминаниями. Все здесь пылало, горело огнем. И на первый взгляд не осталось ничего, кроме пламени.
Как же больно.
— Роланд! Ройл!
И звать бесполезно, никто не придет.
Но вдруг в огненной реке словно появилось дуновение прохладного ветра, освежающий поток омыл ее, остужая пламя, и Ната пошла по нему, как по дороге.
И ощущение того, что она идет по какой-то твердой поверхности, все усиливалось с каждым шагом. В конце концов ей стало казаться, что она шагает по тропинке, ведущей через темные холмы. Над головой — черное ночное небо без единой звезды, но по крайней мере нет уже того огненного ада, а только душная, липкая жара.
А потом постепенно стало светлеть, и это было удивительно, потому что небо по-прежнему оставалось черным, но в сумраке начали проступать очертания предметов. Долина, покрытая чахлыми деревцами, листья на них обессиленно повисли, иссушенные жарой. Проселочная дорога и земля, по которой шла Натали, казалась каменной — черная и спекшаяся. Впереди чуть в стороне от дороги возвышалась башня. Ната видела ее серые гладкие стены, зубцы и маленькое окошко на самом верху. В окне на секунду мелькнула чья-то фигура, но отсюда трудно было разглядеть, кто это — мужчина или женщина.
И как только она смогла рассмотреть башню, как в ту же секунду оказалась у ее подножия: у этого мира были свои правила игры.
— Эй! — крикнула она, задрав голову.
Стена на ощупь была шершавой и теплой, хотя камень обычно сохраняет прохладу.
— Ну и как мне проникнуть внутрь, интересно, — пробормотала Ната, ни к кому не обращаясь.
Про время она старалась не думать, но где-то внутри себя продолжала видеть браслет, наливающийся красным.
— Привет, — произнес чей-то тонкий голос наверху.
Из окошка высунулся мальчишка, он свесился наполовину, рискуя вывалиться, и смотрел на гостью. Его силуэт сливался с черным небом, поэтому трудно было разглядеть лицо. Ната догадалась скорее по голосу и коротким волосам, что перед ней мальчик.
— Пустишь меня?
— Ага, ладно. А то там опасно, ты знаешь?
— Опасно?
— Да. Здесь дракон, и он все сжигает. Я тут спрятался и жду. Но даже не знаю, сколько еще смогу ждать — камни нагреваются.
По стене скользнула серая тень, Ната отпрянула, а потом разглядела, что это всего лишь веревка, которую скинул мальчик.
— Забирайся!
Ну что же. Ната никогда не умела карабкаться по канату, даже в школе это упражнение ей не давалось. Но, может быть, достаточно представить, что она умеет, и тогда все получится?
Ощущения, правда, были вполне реальны — руки саднило от грубых волокон, колени она тоже довольно быстро стерла, пытаясь отталкиваться от каменной кладки. Через подоконник она перевалилась, как мешок с тряпьем. Как же так-то, она ведь Альфа. Невероятно сильная, ловкая и… Ната растерялась даже, подыскивая эпитеты. Ладно, похоже, здесь эти трюки не работают.
На полу перед ней стоял темноволосый мальчик в белой рубашке, смотрел внимательно, словно ожидая, что она ему скажет.
— И давно ты тут сидишь? — спросила Ната, потому что это единственное, что пришло ей в голову. Окружающая ее действительность была так реальна, что она временами забывала, где находится.
— Не помню, — ответил он, пожав плечами.
— А кого ждешь?
— Не помню тоже… — Голос стал грустным.
— А как зовут тебя, помнишь? — Ната присела рядом с ним на колени.
— Уголек… Кажется…
Натали взяла его за руки, заглянула в лицо. Уголек. Роланд. То, что осталось от его души. И если она его вытащит сейчас — каким образом, Ната пока и сама не знала, — не останется ли взрослый мужчина с разумом ребенка? Вряд ли бы он этого хотел…
— Дай хоть обниму тебя, — прошептала она. И, не дожидаясь ответа, прижала к себе мальчишку.
— Я тебя жду? — спросил Уголек, уткнувшись ей в плечо.
Ната чувствовала его легкое дыхание, тонкие руки доверчиво обвили шею.
И Натали поняла, что не сможет, никак не сможет бросить его здесь. Ну, пусть он никогда не будет прежним Роландом, но разве он меньше станет любить жизнь? В мире столько всего прекрасного. Пусть он будет внутри только ребенком, но ведь именно дети так непосредственно и искренне радуются каждому дню. И откуда ей знать, чего бы хотел Ройл на самом деле. Он точно не из тех людей, что сдается, вот и сейчас до последнего держался, ждал ее.
Над поверхностью земли пронесся низкий гул, башня содрогнулась. Сухой горячий воздух ворвался в единственное окно: сразу стало тяжелее дышать.
— Дракон, — объяснил Уголек. — Все ближе.
— Так, понятно. А выйти можно из башни или только по канату?
— Здесь есть ступеньки, но спускаться опасно. Там смерть ходит…
— Ты так сейчас это сказал, словно Смерть — это старуха с косой, в черном капюшоне. — Ната пыталась пошутить, разрядить обстановку, но Уголек оставался серьезным, даже еще сильнее сжал губы.
— Так и есть. Косы я, правда, не видел. Но плащ у нее черный, это точно. Я хотел выйти, а она по лестнице ходит — вверх, вниз. Только в эту комнату не заглядывает, потому я здесь и сижу.
— Прелесть какая, — пробормотала Ната, которая вовсе не горела желанием повстречаться с самой Смертью. — Значит, через окно!
Но там их ждал неприятный сюрприз — от толстого каната, который Ната оставила свисать из окна, сохранился только конец, привязанный внутри башни. Та часть, что оставалась снаружи, превратилась в пепел — видимо, Дракон пролетел слишком близко и сжег канат своим дыханием.
Натали высунулась из окна, прикидывая расстояние до поверхности — высоко. И если волдыри на руках и стертые колени болели до сих пор, значит, разум воспринимает все происходящее реальностью. Прыгнут — разобьются. Тут и сказочке конец…
— Уголек! — Она взяла его за руки. — Знаю, что тебе страшно, но нам придется спуститься по ступеням. И что мы с тобой — маленькие, чтобы бояться какой-то там старухи! Плюнем на нее, она и рассыплется!
Уголек посмотрел недоверчиво, но спорить не стал.
— Ладно, идем, — вздохнул он. — Я первый.
— Это почему?
— Я мальчик и буду тебя защищать.
Ната не смогла сдержать улыбки — Ройл оставался собой даже сейчас.
— Давай вместе! — Она протянула руку.
Лестница начиналась под деревянным люком в полу, Ната потянула крышку за кольцо — в лицо ей дохнула жаркая, липкая темнота. Ступени удалось разглядеть не сразу, но глаза постепенно привыкли, и она увидела их. Каменная лестница вилась спиралью, Ната насчитала пять ступеней, остальные скрывались за поворотом. Узкая — не развернуться, если что, отступать придется спиной. И идти придется поодиночке, зря она пообещала Угольку держать его за руку.
— Я первая, — сказала она твердо, чтобы Угольку и в голову не пришло спорить. — Держись прямо за мной.
Маленький Роланд засопел, но промолчал.
В узком проходе между серых стен было темно и душно. Возникло ощущение, что они спускаются на дно колодца. Шаги гулко отражались от стен, и казалось, что впереди и сзади их сопровождают невидимые спутники.
Они спускались уже очень долго и вроде бы давно должны были достигнуть выхода. Но ни выхода, ни старухи в капюшоне не наблюдалось. Нате стало тревожно: что если они так и будут идти и идти вечность в этой темноте, без надежды выбраться наружу. И сколько уже прошло времени? Может быть, и сама она давно мертва там, во внешнем мире, а здесь остался лишь ее призрак, обреченный на бесконечный спуск по спирали все ниже и ниже. Стены давили, и воздуха не хватало.
— Роланд, — крикнула она, не сдержавшись. На секунду стало так страшно, что сердце едва не выскочило из груди.
— Я здесь! — он коснулся сзади ее ладони.
Ната, чувствовала, что у нее от волнения подгибаются ноги, и села на корточки. Роланд пристроился рядом.
— Отдохнем, да?
— Да… Уголек! Почему эта башня? Почему дракон? И старуха эта! Ох, ты, наверное, даже не понимаешь, о чем я говорю…
Она закрыла лицо руками. Надо сосредоточиться, надо подумать… Но мысли разбегались, внутри были только пустота и страх.
Мальчик вдруг заговорил, глядя в пол:
— Мне кажется, будто я в каком-то сне. Что это все не совсем настоящее. Я, наверное, сплю в своей комнате, а башня, дракон и смерть — они просто пришли из сказки, которую мама читала на ночь.
— И что за сказка?
— Сказка про сына дракона. На него уже при рождении наложили проклятие, потому что его отец дракон погубил много прекрасных девушек. Это была месть за его злодеяния. Самую жестокую колдунью попросили заколдовать ребенка, потому что другим в последний момент становилось его жаль. И проклятие это заключалось в том, что сын дракона, который выглядел как обычный мальчик, должен был погубить всех, кого любит. Смерть шла за ним по пятам и касалась своей костлявой рукой всех, кто был ему дорог. Сначала умерли те, кто решался вырастить мальчика. И в конце концов не осталось никого, кто захотел бы проявить к нему хоть капельку сострадания. Все гнали его прочь. И однажды он покинул город — больше он никому не был нужен здесь, никто не желал помочь. Он пошел скитаться по лесам и долинам, одинокий и несчастный. Другой ребенок давно бы уже умер от голода и болезней, но сын дракона не был обычным мальчиком. Его не страшили ни холод, ни голод — он прекрасно обходился без еды и воды и не замерзал даже в метель. Иногда добрые жители деревень и маленьких хуторов, которых он встречал по пути, не зная ничего о мальчике, хотели его приютить. Но проклятие не оставило его, и, когда однажды утром все члены семьи, забравшей его к себе в дом, не проснулись, он решил, что больше не позволит себе ни к кому привязаться. Так он и шел вперед и вперед, пока не превратился из ребенка в мужчину.
Он замолчал ненадолго, и Ната уже подумала было, что это конец истории.
— Печально как. Не хотелось бы мне стать причиной страданий тех, кого я люблю, — сказала она и вдруг вздрогнула, прижав руки к груди. Нату словно холодной водой окатило, тело покрылось мурашками даже в этой жаркой духоте. Она и сама такой же несчастный ребенок, проклятый ни за что. Никто не спросил ее, хотела ли она эту силу, ведь пока ничего, кроме страданий и разрушения, она не дала. И никакой надежды, никакого спасения…
— Это еще не все, — ответил Уголек. — И ты что-то, вижу, расстроилась. Это ведь сказка, а в сказках все всегда заканчивается хорошо… Хоть и не сразу. Он скитался так, пока не пришел к башне, что возвышалась одиноко среди зеленого поля. По краям его стоял непроходимый лес, увитый колючими лианами, так что никто из людей не мог сквозь них пробраться. Но сын дракона был человеком только наполовину, и острые шипы не ранили его. А еще он мог раскалить свое тело, словно горящую головешку, и лианы сами стремились уползти подальше от его огня.
— Класс! — сказала Ната. — А я вот так не могу.
— Еще бы, — сказал Уголек. — Ну, слушай дальше! Сын дракона надеялся, что башня пустует, и он тогда сможет поселиться в ней, жить одиноко и никому больше не причинить вреда. И как же он удивился, увидев, что в окне башни стоит прекрасная девушка. Она была печальна и бледна. «Кто ты и почему так печальна?» — спросил сын дракона. «Я печальна, потому что проклята и обречена на вечные страдания! — ответила она. — Каждую ночь приходит ко мне старуха Смерть и мучает меня. Забирает все силы, всю радость и надежду. Грозится убить, но почему-то не убивает, и каждую ночь все повторяется снова…» Сыну дракона стало очень жаль несчастную девушку. К тому же он сам был проклят и понимал, что это такое. Поэтому он не ушел, не бросил ее одну, а поселился в лесу неподалеку и каждое утро приходил и подбадривал ее, разговаривал с ней, стараясь, чтобы ее жизнь стала хоть немного лучше и светлее. Но с каждым днем он все сильнее чувствовал, что привязывается к ней. Что еще немного и не сможет жить без ее улыбки и тихого голоса. А это означало, что он, полюбив, погубит ее. Она и так, бедная, каждую ночь так близка к гибели. И сын дракона решил рассказать ей все, попрощаться и уйти. Но девушка, услышав о проклятии, не испугалась. «Если ты уйдешь, — сказала она, — я все равно умру. Сердце мое остановится от горя. Ведь я уже очень сильно люблю тебя и не смогу теперь жить, как раньше, — каждую ночь в вечном страхе перед Смертью. Пусть я лучше умру в твоих объятиях. Поднимайся ко мне, проведем последний день вместе!» Сын дракона заплакал, но понял, что по-другому поступить не сможет. Пусть это будет их последняя ночь, а когда Смерть коснется ее, он, как только это случится, выбросится из окна башни. Он поднялся в башню, и они провели вместе весь день, и это был самый прекрасный день в их жизни. А потом солнце закатилось за горизонт, и на лестнице раздались тихие шаги — это поднималась Смерть. «Вот и все, — сказала девушка. — Сожми меня крепче. Сожги меня своим огнем. Я вспыхну, как звезда, и умру счастливой!» Она прижалась к его груди, а он сжал ее в своих объятиях и засиял, загорелся ярким алым огнем. И в эту же секунду к ним кинулась черная тень — это была Смерть. Она выла от злости и корчила страшные гримасы. Она была в ярости. Она пыталась подступиться ближе, но языки огня не давали ей этого сделать, и Смерть оказалась бессильна перед ними. Сын дракона держал свою любимую и плакал, потому что был уверен, что она уже мертва, но она вдруг прикоснулась к его щеке, и рука ее была прохладной и белой, без единого ожога, хотя она стояла в центе бушующего пламени. «Мой любимый, — сказала она, — мы победили Смерть. И победили свое проклятие».
Уголек замолчал, и Ната поняла, что сказка рассказана до конца.
— Очень, очень красиво… — прошептала она. — Теперь понятно. Башни, драконы, старуха Смерть, что ходит вокруг да около. Это все где-то глубоко внутри тебя, Роланд. Часть тебя самого…
— Нет, вовсе не это часть меня. Там еще, знаешь, было одно предложение в самом конце. Оно что-то навсегда во мне изменило.
Ната боялась перебить: маленький Уголек говорил сейчас как взрослый Роланд. Ей хотелось продлить это ощущение хоть на минуту, зная, что скоро наваждение разрушится.
— Когда все в мире против тебя и пытается погубить, то спасает только любовь, — сказал он. — Так заканчивалась сказка. И я почему-то сразу поверил, хотя ведь именно так и должны заканчиваться все сказки. В мире, где мы живем, столько предательства, слабости, обмана и зла, что только любовь иногда заставляет темноту отступить и согревает своим теплом холод ночи.
Он замолчал, и Ната молчала тоже. Она представляла, как маленький Уголек, услышавший сказку, долго ворочается в постели и не может уснуть. Он так очарован этой историей, что хочет немедленно бежать и спасать принцесс, томящихся в башнях. Но принцесс поблизости нет, да и сам он еще слишком мал. И тогда он решает, что будет побеждать зло потихоньку, настолько, насколько ему хватит сил. Встанет на защиту слабых, протянет руку тем, кто в беде, — сделает этот мир хоть немного теплее. Потом он рос, и сказка стиралась из памяти, уходила в подсознание. Но самое важное, то, без чего Роланд не был бы собой, осталось.
Темнота в узком проходе между каменных стен сгущалась. Дышать становилось все тяжелее. Башня вздрагивала и гудела, где-то за ее пределами по черной беззвездной равнине летал, рассекая воздух, Дракон, уничтожая и сжигая все вокруг. Дракон — обезумевшая взломанная нейросеть, которая пыталась вытеснить все живое, добраться до самой сути Ройла, который продержался так долго именно благодаря своей сказке.
На лестнице раздались гулкие шаги, кто-то, шаркая и прихрамывая, поднимался вверх.
— Это Смерть, — прошептал Уголек, поднимая на Нату черные, сияющие, словно маленькие звездочки, глаза. И вдруг в них мелькнуло что-то вроде узнавания, будто он впервые по-настоящему ее увидел. — Я тебя помню. Мне снилось однажды, что я вырос, стал большим и сильным… Мне снилось, что ты моя принцесса, заколдованная и проклятая. И такая любимая…
Ната почувствовала, как по щекам ее льются слезы.
— И я тоже люблю тебя, Роланд.
На его лице поочередно отразились удивление, недоверие, а потом все заслонила настоящая радость: он понял, что она совершенно искренна сейчас.
— Зато, по крайней мере, умрем вместе, — продолжила она, смиряясь.
Отвернулась, глядя в темноту провала, вот еще секунда, еще две, и Смерть шагнет из-за поворота, протянет костяные пальцы... И почувствовала вдруг, что ее обнимают сильные руки. Роланд, который больше не был ребенком, притянул ее к себе, прижал, защищая.
— Нет уж. Не сегодня. Никто не умрет сегодня.
Он поцеловал ее в кончик носа. Ната обняла его. Какой он... Какой… Лучше всех на этом свете, вот.
Все вокруг заполнил свет, он залил узкий лестничный проход, где они стояли, обнявшись, потом, источив каменные стены, растворив их, вырвался наружу, прогоняя тьму. Дракон взревел последний раз, но уже было ясно, что сила его слабеет. В небе над их головами вспыхнула электрическим импульсом тонкая сеть и тут же разлетелась искрами, не опасными уже никому.
Ната вдруг стала различать силуэты предметов в комнате, мелькнуло лицо Джека, который внимательно смотрел на нее. Он говорил что-то, но голос звучал неотчетливо, как гул. Потом она поняла, что падает: не чувствует ног. Но в последнюю секунду кто-то удержал ее. А потом этот кто-то прикоснулся губами к макушке. А затем охнул, почувствовав боль в сломанных пальцах.
— Принцессочка, вот в этом ты вся. Спасибо, левую руку сломала — она мне не пригодится в бою, — но по голосу было ясно: не злится.
— Ни фига себе! — присвистнул Джек, наблюдая за этой сценой. — Ты что, реально вытащила его! Обалдеть!
Зрение постепенно прояснилось, Ната сидела на кровати и трясла головой, прогоняя последнее наваждение. Роланд в это время, оторвав от шелковой простыни широкую полоску, заматывал себе ладонь. Это и правда был он: настоящий, живой.