Хотя гриф секретности ещё не прошёл, откроем вам одну Большую Военную Тайну – в гвардейских частях Группы Советских Войск в Германии были неуставные отношения. Была всё же в ГСВГ и дедовщина, было и землячество. Куда же без них в Советской Армии? Законы в войсках строгие, и они действуют так же неотвратимо, как и законы самой природы-матери. Хотя эти постулаты и не прописаны в уставах и кодексах, всё же по ним живут все сплочённые армейские коллективы, и только они определяют поведение всех солдат без исключения. В любом воинском обществе всегда будет некая форма самоуправления, и это нормально. Просто офицерам невозможно постоянно дневать и ночевать в своих подразделениях. И в царской армии, и в Советской армии, и в нынешней, да и в войсках НАТО тоже неуставные отношения были, есть и будут. Тут возникает другой вопрос: « В каких формах эти пресловутые дедовщина и землячество проявляются по службе?»
Неуставные отношения начинаются ещё с учебных воинских частей. За заборами учебок, в гражданской жизни, любое образование получается в обстановке свободы мысли студентов и доброжелательности преподавателей. Студент не ждёт от лектора подзатыльника или удара "под дых" за неправильный ответ; или, если задремал на лекции, не будет отжиматься в учебной аудитории на виду у всех остальных студентов. Ну, может быть, были исключения из этих общих правил в наших ПТУ с общежитием для иногородних ребят, где пацаны старших курсов гоняли первокурсников, устанавливая своеобразную систему "дедовщины" начального профессионального образования. А в войсках подзатыльники и отжимание являлись неотъемлемой частью учебного процесса. Дисциплинарная практика была самая простая, как фуражка прапорщика – воспитание через коллектив. Цель простая: коллектив "устанет" терпеть унижения и наказания сержантов из-за одного нерадивого курсанта и сам проведёт с ним воспитательную работу, приведёт, так сказать, к всеобщему знаменателю. Живой пример: сержант перед взводом отчитывает медлительного курсанта, не успевшего подшиться к построению:
- Да за это время, товарищ курсант Т., можно было сбегать в Африку, трахнуть негритянку, вернуться, подшиться и встать в строй!
Взвод начинает радостно галдеть и тут же получает соответствующую процессу воспитания команду:
- Курсант Т., выйти из строя и привести себя в порядок. Взвод, упор лёжа принять! Отжимаемся, пока ваш товарищ не подошьётся.
Надеюсь, Вы уже сами догадались, что вечером после отбоя курсант Т. будет вежливо приглашён коллегами по взводу в туалет, где ему популярно и доходчиво объяснят важность этого момента в их дальнейшей совместной жизни в одном воинском подразделении. Обычно воспитательная экзекуция производится без спешки, после отбоя, когда весь призыв собирается в комнате отдыха, сушилке, курилке. По лицу стараются не бить, лупят по почкам, печени, под дых, чтобы не оставлять следов. Но, это ещё не дедовщина! Это просто сплочённый армейский коллектив.
Дедовщину в армии иногда называют неуставными взаимоотношениями военнослужащих, но это не совсем правильно. Предположим, неправильное обращение к непосредственному командиру или неподчинение офицеру тоже является нарушением воинского устава. Но никто не называет это дедовщиной. Дедовщина – это возвышение одних солдат над другими в зависимости от стажа армейской службы. Формы дедовщины бывали самые разнообразные: от простой справедливости и передачи опыта младшим товарищам (что встречалось довольно часто и имело огромное воспитательное значение) и до отвратительных издевательств и откровенного садизма (что бывало тоже, но реже). Срок срочной службы делился по армейским традициям Советской Армии на четыре части, которые сменяли друг друга каждые полгода из двухгодичной армейской службы. Такая периодичность объяснялась тем, что пополнение приходило каждые полгода. В эти былинные годы кем-то и когда-то были придуманы различные названия солдатам, отслужившим определенный срок, такие как, например, «дух», «молодой», «черпак» и «дед». После приказа министра обороны СССР об очередном призыве в войска и демобилизации отслуживших своё «деды» враз переходили в разряд «дембелей». Чем больше срок службы, тем старее, а значит, опытнее и мудрее был солдат Советской Армии. Разница в возрасте между "молодым" и "дедушкой" составляла, как правило, полгода, год, от силы - два года. На гражданке на это никто не обращает внимания, но в армии всё по-другому. Приходил молодняк в армию, проходил через карантин – это курс молодого бойца, где вчерашним маменькиным сынкам объясняли, что уже:
1. они не дома;
2. кровать по утрам надо заправлять;
3. нужно всегда иметь опрятный вид;
4. приказы необходимо выполнять быстро;
5. надо обязательно ходить строем и петь хором;
6. отвечать по форме и т.д.
После карантина молодые бойцы попадали в свои подразделения. Понятно, что двухнедельного курса молодого бойца было явно недостаточно, чтобы стать отличным солдатом Советской Армии. Было просто необходимо продолжать обучение нового пополнения. И вот тут-то и выходит на авансцену эта пресловутая дедовщина: солдаты, которые прослужили по полгода и кое-чему уже научились, начинали объяснять тонкости службы молодым: «Мы полгода мыли казарму, теперь ваша очередь». А солдаты, отслужившие по году, старались организовать хозяйственную жизнь подразделения за счет двух младших призывов: «духов» и «молодых». Тут следует сказать, что "черпаки" – это была самая активная категория солдат. Они все знали, все прошли, но перспектива близкой гражданской жизни еще не туманит их юные солдатские головы. «Черпак» (так практически везде называли солдат отслуживших один год) – это был отличник службы и первый помощник прапорщиков и офицеров. А что же из себя представляли бойцы последнего периода службы? Это солдаты, которым уже служить надоело, они уже готовились к дембелю и у них преобладали одни мысли - быстрей бы домой на гражданку, к маме и подругам! Вот здесь и было самое главное в дедовщине: для того, чтобы у «дедов» была возможность спокойно и без "заморочек" ожидать своего дембеля, старослужащие вынуждены были поддерживать установившийся армейский порядок: «духи» и «молодые» шуршат по службе и ходят в наряды, «черпаки» управляют ими и тоже ходят в наряды, а «дедушки» спокойно дослуживают и иногда ходят в наряды.
Но, конечно, были случаи, когда старослужащие использовали в воспитательных целях «запрещенные приёмы», из-за которых некоторых «дедушек» судили, а затем отправляли в дисциплинарные батальоны. Живучей дедовщину делает своего рода преемственность: "молодому" на первом году службы хотя и многое приходится терпеть, но при этом он видит, как живется "дедам". А как им живется, многим нравится. Вот и рассуждает «молодёжь»: «Ладно, первый год потерплю, но зато, когда "дедушкой" стану, оторвусь по полной». Есть ли смысл жаловаться на побои офицеру? Абсолютно никакого. Во-первых, ничего не изменится. Во-вторых, офицер будет тебя же и презирать за это. А в-третьих, об этом сразу же узнают в роте и будут считать тебя козлом, потому что ты «вкозлил» своего сослуживца. И пять же - круговая порука. Никому: ни старослужащим, ни офицерскому составу - не выгодно, чтобы ЧП дошло до высшего командования. В первую очередь это отразится на продвижении по службе, затем на зарплате и личном спокойствии. Ну кому захочется самому себе рыть яму собственными руками?
Отношения в ротах и "местные традиции", так же как и проявления дедовщины и землячества в гвардейском Шестьдесят Седьмом Мотострелковом полку зависели от командира полка, офицеров и сержантов. Молодым гвардейцам этой части повезло, так как подполковник Григорьев был авторитетным командиром, а офицерский и сержантский состав полка строг в меру и особо не зверствовал. Избиения не практиковались вообще, хотя были редкие случаи, которые заканчивались гаупвахтой.
За шесть лет службы прапорщика Кантемирова в мотострелковом полку были только два громких дела с осуждением старослужащих в дисбат. Все воздействие на личный состав в основном проводилось постоянной боевой учёбой, либо повышенными нагрузками по роте, например, натирание полов или чистка туалета, либо коллективными пробежками по спортгородку или на полигон Помсен. Знаменитая чистка зубными щетками туалетов тоже оставалась из рода легенд.
Казарменное положение офицерам в части объявлялось с пугающей регулярностью, а ведь командиры рот, как и большая часть офицеров полка, были женатыми людьми. Ладно там, лейтенанты холостяки? Да и они тоже люди. И молодым офицерам иногда хотелось просто отдохнуть. Когда офицерам всё надоедало, командиры подразделений устраивали себе выходной, за что получали потом взыскания от командира батальона. Отношения офицеров внутри рот, батальонов да и всего полка были самыми теплыми и дружескими, ведь всем вместе приходилось противостоять могущественной системе выжимания пота из них и подчиненного личного состава. Все сдружились в ходе постоянной боевой готовности, бесчисленных учений и полевых выходов. И после всего этого офицеров еще пытались пугать. Самой ходовой фразой вышестоящего начальства было: "Да я вас, товарищ капитан, в двадцать четыре часа в Союз сошлю!" На что ротные, находящиеся в полуневменяемом состоянии от постоянного недосыпа, дерзко отвечали: "А что это вы меня, товарищ полковник, Родиной пугаете?"
Теперь немного о землячестве в 67 МСП, в котором служили солдаты около шестидесяти национальностей. В этой части все "тёплые" места в полку исторически держались "сынами братских народов": в столовой поварами и хлеборезами были в основном узбеки, в подвалах и кочегарках сидели азербайджанцы, продовольственным и вещевым складами довольствовались армяне, на складе ГСМ рулили казахи. До перестройки и гласности в войсках национальный вопрос остро не стоял, все служили вперемешку: азербайджанцы с армянами, абхазы с грузинами, узбеки с киргизами и т.д. Поэтому офицеры не были готовы к межнациональным конфликтам, никого этому специально не учили, многие не знали всех национальных, родовых и племенных проблем в пока ещё единой стране. Командиры подразделений знали только, что все мы советский братский народ, одна многочисленная семья. Но ветер перемен добрался и до нашего мотострелкового полка. Азия и Кавказ не поделили "тёплые места". Узбеки, казахи, туркмены и таджики под предводительством рядового Файзиева, так называемого заведующего столовой, схлестнулись с азербайджанцами, армянами, чеченцами и другими малыми народностями кавказских гор во главе с младшим сержантом Саркисяном.
Остановимся немного на атаманах двух многонациональных группировок мотострелкового полка.
Рядовой Файзиев был родом из Ташкента, успел проучиться два курса в местном университете, откуда был отчислен за серьёзную драку и отправлен родственниками подальше от уголовного дела защищать Родину на дальних рубежах отчизны. Это был умный и дерзкий солдат последнего периода службы, узбек по национальности, хорошо знающий русский и немецкий. К концу службы Файзиев управлял всеми поварами солдатской и офицерской столовой и подчинялся непосредственно зампотылу полка.
Младший сержант Саркисян оказался родом из солнечной Башкирии (такие хитросплетенья судьбы были частым явлением в СССР), поэтому владел русским и башкирским в совершенстве и до службы в ГСВГ успел закончить Чебаркульскую учебную часть, где выучился на командира отделения. В вожаки выбился быстро благодаря одному инциденту на войсковом стрельбище Помсен.
Восьмая Мотострелковая рота стреляла на полигоне по графику дневную стрельбу вместе с лейпцигским ОДШБ. Стрельба шла через смену, смена пехоты чередовалась со сменой десантников. Комбат Третьего МСБ капитан Литвиненко и комбат десантуры подполковник Вергун наблюдали этот учебный процесс с высоты Центральной вышки, по балкону которой рассредоточились наблюдатели и санинструкторы обоих родов войск. Если не считать грохота выстрелов, ругани, смеха и мата стреляющих, всё было привычно, мирно и спокойно. Пока мимо этой вышки по своим неотложным сержантским делам не пробегал младший сержант Саркисян, а навстречу ему спокойно шёл ну очень важный старший сержант десантник. Оба что-то несли в руках, и оба не уступили дорогу, хотя ширина жизненного пути в этот момент вполне позволяла обоим бойцам спокойно разойтись и двигаться дальше. Видимо, судьба у них была такая! Столкнулись прямо на глазах у отцов-командиров и наблюдателей; пороняли всё, что несли, и начали выяснять, кто из них «чурка» и кто чью маму имел.
Гордый и оскорбленный ДШБшник, на голову выше пехотинца, тут же встал в позу каратиста и давай махать руками и ногами. Мотострелок, долго не думая, коротко ткнул ему в зубы. Десантник с копыт. Встаёт и снова в стойку. Саркисян опять в челюсть оппоненту, тот падает. Тут с двух конфликтующих сторон подтянулись зрители, свободные от стрельб. Пока никто не вмешивался. Десантник был парень крепкий, снова вскочил и в стойку. А армянин ему и говорит спокойно: «Ты не вставай больше, а то совсем встать не сможешь». Противник только ногой успел взмахнуть, как Саркисян начал его бить. Бил умеючи, молча и с наслаждением. Бил до прибытия обоих комбатов. Подполковник Вергун первым подбежал к толпе (десантник же) и, по привычке думая, что кто-то из его «орлов» пехоту молотит, был искренне обескуражен обнаруженной картиной маслом с точностью до наоборот. Тонкая душевная натура десантника не выдержала такой несправедливости и обиды за свой личный состав, и комбат ОДШБ начал с ходу орать на своего бойца:
- Раздолбай! Справиться не смог! В пехоту отправлю!
- Ага! Нужен нам этот «грёбанный поплавок». Сам своим салагам сопли подтирай, - резонно заметил подошедший комбат Третьего МСБ, он же Боцман. Чем закончилась эта история для того ДШБшника, мы не знаем, но младшего сержанта Саркисяна с тех пор в полку крепко все зауважали. К концу службы авторитет армянина вырос до вожака кавказской стаи.
В этот период службы получилось так, что по количеству бойцов в мотострелковом полку Средняя Азия оказалась многочисленней, чем Кавказ. В ротах начались притеснения молодых солдат-кавказцев и выдавливание старослужащих сынов гор с насиженных мест. Братья-славяне, хотя и занимали в полку практически все сержантские и штабные должности, оказались в явном меньшинстве и при таком раскладе предпочитали не вмешиваться в конфликт межнациональных интересов. В полку только одна разведрота была полностью укомплектована представителями славянских народов вперемешку с татарами и башкирами. История у нас такая, как там у Высоцкого: «Если кто и влез ко мне, так и тот – татарин…»
Первым бросил клич соплеменникам уже сержант Саркисян: «Доколе мы будем это терпеть, братья-кавказцы?» На тайном собрании была избрана делегация из трёх представителей Кавказа во главе с армянином. Средняя Азия тоже провела мобилизацию своих сторонников и выбрала трёх делегатов во главе с узбеком Файзиевым. В итоге парламентарии договорились о великой битве народов «стенка на стенку» на дальнем углу плаца в субботу вечером, во время кинопоказа. По договорённости количество участников с каждой стороны должно быть одинаковым и в руках конфликтующих должны быть только солдатские ремни. В те былинные времена даже в межнациональных конфликтах ещё существовал кодекс чести.
Поздняя саксонская осень в тёмный субботний вечер. По традиции, в это время в полку всегда происходило развлекательное мероприятие для личного состава в виде важнейшего из искусств – кино! В клубе шёл очередной неинтересный фильм. Большая половина зрителей мирно дремала в этот редкий час досуга. Вдруг экран погас, в зале включили свет, и раздалась команда: «Разведрота по тревоге на выход!» Разведчики рефлекторно ринулись из зала. Свет погас, киномеханик вновь запустил свой аппарат. Но народ уже проснулся, и местные киноманы догадались, что за стенами клуба происходит что-то более увлекательное, чем на экране. Бойцы тоже потянулись к приключениям на свою жопу. А на плацу уже разгоралась хорошая интернациональная драка примерно по пятьдесят участников с каждой стороны.
Стороны бились на совесть: в темноте были слышны только свист ремней, гортанные выкрики противников и смачные хлопки ударов бляшкой и кулаком по телу оппонентов. Часть кинозрителей, следуя призывам соплеменников и стадному инстинкту, тоже подключилась к побоищу. Средняя Азия начала вытеснять Кавказ в сторону прилегающего к плацу спортгородка, где по хитрому расчёту атамана Файзиева планировалось расчленить ряды кавказцев и добить противника между спортивным инвентарём. Как тут с тыла с двух сторон появилась разведрота с автоматами, но без патронов и штык-ножей и вооружённая свободная смена караула во главе с начкаром. Разведка плюнула на принцип интернационализма и дружбы народов и начала месить дерущихся прикладами и кулаками (как учили). Начальник караула оказался волевым офицером и, долго не думая, командирским голосом выкрикнул на весь плац: «Разойтись, сссуки!» и выстрелил пару раз в воздух из своего штатного ПМ. Кавказ уже начал сам растекаться по тёмному спортгородку, поэтому в основном похватали и положили на землю сынов Средней Азии во главе с рядовым Файзиевым. На этом буза закончилась! Предводитель тюркских народов оказался достойным представителем рода Тимуридов: именно он продумал тактику этой схватки и привёл свой отряд заранее к стене клуба, с крыши которого бил прожектор на плац и в глаза противников. Файзиев поставил на свой правый фланг высокорослых и сильных таджиков, прошедших учебку Елани и Чебаркуля на механиков-водителей БМП. Опытные бойцы окружили и начали гнать кавказцев в дебри спортгородка. Хорошо продуманный план коварных азиатов сорвали разведка и начкар.
На следующий день полковая и гарнизонная гауптвахта по завязку была забита представителями среднеазиатских республик. Для рядового Файзиева была выделена отдельная камера «у Эрнста Тельмана». Из кавказцев свободы на короткий срок лишились только сам Саркисян и несколько его особо приближённых сторонников. Всё же кто-то стуканул на своих земляков. Особисты полка, хотя вначале и проморгали эту битву народов, «рыли носом землю» несколько дней. В итоге наиболее активных участников этой драки начали потихоньку раскидывать по другим частям. Сам Файзиев с его знанием русского, немецкого и несколько тюркских языков вдруг оказался в штабе армии. Нет худа без добра! Сержанта Саркисяна отправили с глаз долой на дивизионный полигон Швепниц, где он столкнулся по различным взглядам на жизнь с другим безвинно сосланным из соседней части рыжим белорусом, разрядником по боксу. Сильные личности вначале серьёзно подрались, затем крепко помирились и до конца службы оба успешно следили за твёрдым армейским порядком на полигоне. Всё хорошо, что хорошо заканчивается.
На тот момент для гвардейского Шестьдесят Седьмого Мотострелкового полка, отличника боевой и политической подготовки, тоже всё закончилось хорошо. Межнациональный скандал раздувать не стали, выводов делать не торопились, статистику полка решили не портить и тихо всё похерили на корню. Командиру разведроты и начальнику караула выразили устную благодарность от лица командования за правильные и решительные действия в этот прекрасный субботний вечер. А для великой многонациональной страны всё только начиналось…
В каждой части на разводе постоянно зачитывались приказы о происшествиях по ГСВГ, отдельно шли приказы о наказаниях за неуставные отношения и самовольное оставление части, то есть о побегах. Настоящие побеги, например, с оружием и в сторону Запада, были действительно крайне редки. Гораздо чаще бойцы срывались демонстративно: прятались в подвалах и чердаках казарм, в лесу, на немецких дачах и свалках и т.п. Люди-то разные. Не каждый вынесет двадцать четыре часа практически в ограниченно замкнутом пространстве с одними и теми же лицами без всяких условий для уединения хотя бы на некоторое время. Стадное чувство тяготит молодых солдат, а тут ещё постоянный стресс от дедовщины и землячества. Официально отдельных увольнительных для солдат в ГСВГ практически не было вовсе. Иногда были редкие культурные мероприятия с выходом в город небольшой делегации солдат с обязательным сопровождением старшего по группе - офицера или прапорщика. В основной своей массе пехота, кроме водителей, почтальонов и писарей штаба, словно находилась в заточении казарменных стен. Конечно, солдатскую психику немного расслабляли постоянные пробежки на стрельбище Помсен или участие в армейских учениях на других полигонах. Но чтобы почувствовать себя хоть немного свободным человеком, этих солдатских радостей было мало. Всем хотелось немного погулять на воле. И бойцы сами старались приукрасить свои суровые будни. Старослужащие рисковали и, махнув через забор полка, срывались в самоволку только для того, чтобы просто увидеть и познать этот окружающий и притягивающий заграничный мир. А заодно и прикупить для себя и своих товарищей водки с пивом в ближайшем гаштете. Самые слабые из «духов» и «молодых» от побоев сослуживцев и несправедливости по жизни тоже периодически сбегали из части. Некоторые побеги были связаны с письмами из дома.
Система поиска сбежавших солдат была отработана до автоматизма.
При обнаружении недостающего числа личного состава беглеца вначале искали сослуживцы по роте на чердаках и в подвалах казарм, по хоздворам и другим закуткам части. Затем к поискам подключался батальон. Для любой войсковой части побег – это, действительно, большие неприятности. Обычно первые сутки поиском и перехватом занималась сама часть, чтобы не выносить сор из избы. Если за это время беглец находился, то, как правило, отделывался легким мордобоем, постоянными нарядами или гауптвахтой. Если не находили, то тогда уже докладывали наверх по инстанции. И это уже был конкретный «геморрой» для офицеров части: и комбат, и замполит, и ротный со взводным попадут под раздачу. Да и для беглеца появлялся хороший шанс продолжить службу в дисциплинарном батальоне. О факте самовольного оставления части советским солдатом уже сообщали и в немецкую полицию. Разведрота полка выставляла скрытые посты по местам возможного появления беглеца. А разведбат дивизии искал по дорогам и путям побега в Западный Берлин, остальные солдаты - по окрестностям гарнизона.
Весь гарнизон в это время не спал и был на ногах. А наши посты с каждым днем охватывали все большие и большие территории. Искали до упора. Хорошо, если беглец покидал свою часть без оружия. Бывали случаи, когда часовые уходили со своих постов с автоматом и запасными рожками. Что было гораздо серьёзнее. Ни кто не знал, что творится в голове у такого любителя ночных прогулок с оружием по германской земле. В таких случаях особисты чётко инструктировали поисковиков, что в случае появления беглеца нужно действовать как в случае нападения на пост или часового, вплоть до открытия огня на поражение. В то время с беглецами с оружием особо не церемонились. Списали бы как несчастный случай при обращении с автоматом. Обычно по истечении трёх суток беглецов ловили, часто сбежавшие сами выходили к немцам с просьбой о еде и сигаретах. Законопослушные бюргеры тут же стучали в полицию, и вот он, любитель свободы и острых ощущений, стоит перед строем части, напуганный, голодный, грязный и вонючий. ЧМО, в общем! С беглецом разбираются особисты части, и если опьянённый короткой свободой боец ничего не успел сотворить криминального на воле, его после гаупвахты переводят дослуживать в другую часть.
Самовольные оставления части не оставили стороной наш гвардейский Шестьдесят Седьмой МСП. Самый известный и шокирующий для отцов-командиров полка побег случился летом 1985 года, аккурат в самый разгар перестройки и гласности в стране, да и в Советской Армии тоже. Служил во второй мотострелковой роте гвардии рядовой Патрикеев, звали его Кузьма Фёдорович, родом он был с глубинки Тамбовской губернии. Все мы знаем, что в ГСВГ брали лучших из лучших, и в психическом, и в физическом плане. Но, видимо, призывников для этого плана в местном военкомате не хватило, и по какой-то медицинской ошибке в доблестные ряды гвардейцев ГСВГ попал призывник Патрикеев. С физподготовкой и внешним видом у призывника был полный порядок, это был рослый и сильный солдат, выросший на натуральных продуктах и крестьянском труде. Даже можно было сказать, что улыбающийся Кузьма был красивым, статным парнем с рыжими кудрями и веснушками на всё лицо. Но стоило с ним заговорить на любую тему, как сразу становилось понятно, что у гвардейца в голове чего-то не хватает. У него даже речь была несвязной и многим непонятной. Рядовой Патрикеев для выражения своей мысли и связки слов постоянно применял слова-паразиты «пати» или «патя» (может быть, от слова «понимаете?»). Так солдата и прозвали – Патя.
По многим житейским вопросам Кузьма был как ребёнок, а в некоторых делах – хитрован ещё тот. Простые приказы командиров, типа «копать» или «не копать», Патя выполнял добросовестно и в срок. В наряды этого бойца старалась не ставить. По штату роты рядовой Патрикеев владел ручным пулемётом Калашникова (РПК), который охотно чистил, смазывал и таскал на войсковое стрельбище Помсен. На полигоне ротный от греха подальше тут же лично забирал оружие у солдата и отправлял его колотить мишени для всего батальона. В родном колхозе Кузьмы Патрикеева была своя пилорама, поэтому простой деревенский парень искренне любил столярные работы и всегда работал с охотой вместе с пилорамщиком полигонной команды Ромасом Драугялисом.
Ромас и Кузьма были одного периода службы, и пилорамщик периодически подкармливал молодого пехотинца в столовой стрельбища. Прапорщик Кантемиров не возражал против такой гуманитарной помощи необычному солдату. Нравилось Кузьме на войсковом стрельбище Помсен. В роте да и в батальоне к Пате все относились по-отечески, не унижали и не издевались. Ну что делать, если призвали по ошибке?
Вот только однажды старослужащие как-то начали легонько подтрунивать над молодым солдатом по поводу его оставшихся подруг на гражданке. Мол, Патя, вот мы все раньше дембельнёмся, адрес твой знаем и приедем прямиком к тебе в колхоз развлекаться с твоими девчонками. А они будут очень рады. Гвардии рядовому Патрикееву такой расклад свободной любви очень не понравился. Патя схватил табурет и с возгласом: «Ууу, бляди!» шарахнул им по другому табурету. Казарменный инвентарь в щепки, а «дедушки» Советской Армии вмиг осознали, что больше так шутить с этим «молодым» лучше не надо. Иначе дембель будет в опасности! С таким же успехом Патя может запросто опустить табурет на головы дембелей. Может быть, именно с этого момента в голове Пати и зародилась мысль о побеге?
Вообще, рядового Патрикеева собирались обследовать в медсанбате для вопроса о дальнейшей госпитализации в специальное медицинское учреждение в городе Тойпиц, куда отправляли всех с подозрениями на психическое заболевание. Но в Советской Армии дело делалось как всегда не быстро.
А вот гвардии рядовой Патрикеев всерьёз задумался о самовольном оставлении родного мотострелкового полка. Но Кузьма Фёдорович не был предателем Родины! Во-первых, Патя хотя и понимал, что он не такой как все бойцы в роте, не хотел в Тойпиц. Молодой солдат хотел прослужить два года, нормально дембельнуться и после армии взять в жёны приличную девушку из соседней деревни. Таковы были местные традиции. Во-вторых, рядовой Патрикеев решил не просто дембельнуться, а вернуться в родной колхоз с медалью, для чего принял волевое решение сходить в разведку в самое вражеское гнездо вероятного противника, в Западный Берлин. Всё же ротные политзанятия не прошли мимо непростой головы этого юного мотострелка.
Молодой советский гражданин решил доказать всем, что он может не только мишени колотить и пулемёт на полигон таскать, но вполне способен добыть важные разведданные для своего полка. Патя пока не задумывался, какая добытая им вражеская информация будет полезной для командиров, просто в его голове сложилась чёткая и яркая картина о награждении медалью под музыку полкового оркестра разведчика Патрикеева Кузьмы Фёдоровича лично подполковником Григорьевым перед всем строем полка. Будущий разведчик был согласен на медаль и начал подготовку к подвигу. Первым делом в Ленкомнате внимательно изучил карту ГДР и понял, что Западный Берлин по меркам тамбовщины находится не так уж и далеко от Дрездена. И если раньше рядовой Патрикеев с большой неохотой стоял в строю, то сейчас солдат всегда был в первых рядах и внимательно слушал на разводе приказы по ГСВГ о побегах из части. Больше всего ему понравился опыт одного беглеца с переодеванием в гражданку и кражей велосипеда у немцев.
Этот факт будущий разведчик «намотал на ус». Солдат хорошо понимал, что для такого непростого дела как разведка в тылу противника, нужна финансовая поддержка. Патя перестал посещать солдатскую чайную и начал с зимы копить марки со своей небольшой зарплаты рядового, пулемётчика РПК в двадцать пять марок ГДР. Ко дню «икс» у потенциального нелегала накопилось немногим за сто марок.
Перед итоговой весенней проверкой Кузьма со своим отделением успел поработать на немецком предприятии и нахватался у местных рабочих нескольких основных немецких фраз. Будущий разведчик нелегал хорошо осознавал, что в ходе глубинной разведки он сам запросто может попасть в плен к бундесверовцам. Патя не боялся выдать Большую Военную Тайну, кроме номера своего пулемёта он ничего не знал. Но советский солдат понимал, что его могут пытать, как в военных фильмах, показанных в клубе части. И, чтобы поднять себя в глазах противника, договорился с писарем роты за долю малую в виде пятнадцати марок о внесении в свой военный билет трёх новых записей: командир отделения, наводчик-оператор и механик-водитель БМП. По пять марок за каждую запись. Писарь роты через неделю уходил на дембель, уже знал день своей отправки, особо не удивился просьбе «молодого» и только вежливо поинтересовался:
- Патя, «механик-водитель» - это понятно, тебе в колхозе работать. А остальные должности тебе нахрена?
- Понимаешь, женюсь я после армии, - добродушно ответил рядовой.
Будущий разведчик хотел как лучше. А писарь только улыбнулся и пожал плечами. Любой каприз за ваши деньги! Пятнадцать социалистических марок никогда не будут лишними для дембеля. Да и риска особо никакого. Через неделю писарь будет дома кушать мамины пирожки. Так Патя получил в свой военный билет ещё три солдатские должности, прихлопнутые одной печатью. В армейском быту Кузьма и так не очень-то следил за своей уставной причёской, а к Дню Победы и вовсе зарос своими рыжими кудрями, за что и был оставлен командиром роты в казарме в этот праздничный день. После плотного обеда рядовой Патрикеев сам вызвался сходить на полковой свинарник. Нравилось там работать солдату, так же как и на стрельбище Помсен. Поэтому командир взвода с лёгким сердцем отпустил подчинённого. Пока план Пати складывался весьма удачно!
Рядового Патрикеева в расположении роты хватились только к вечерней поверке. Вроде бы только что в роте мелькали рыжие кудри, и вот его уже нет! Вместо отбоя роту подняли по тревоге, первым делом проверили чердак и подвал казармы, а затем сгоняли на дежурной машине на свинарник и на стрельбище Помсен. Никаких следов. А в это время Патя уже любовался мелькающими огнями за окном электрички «Дрезден – Берлин». В который раз подтвердилась народная мудрость про то, что новичкам и дуракам всегда везёт. Кузьме везло невероятно! Отметившись на свинарнике и похлопав любимых хрюшек и хряков по бокам, беглец двинулся пешком к ближайшей деревне. И если рядовой Патрикеев бегал не очень хорошо, то ходил он быстрее всех в батальоне, и мог спокойно сходить с пулемётом на полигон за одиннадцать километров и тут же вернуться обратно. До деревни дошёл быстро, где на окраине в одном из дворов заметил сохнущую одежду и бельё. По двору бегала небольшая собачка, которая при появлении чужака вдруг учуяла знакомый поросячий запах и весело замахала хвостом. Под чутким собачьим взглядом советский солдат спокойно выбрал себе одежду, захватил с шеста большую шляпу вроде сомбреро и, махнув на прощанье рукой псу-охраннику, скрылся за кустами. В перелеске Кузьма переоделся, аккуратно сложил свою форму и сапоги в корнях деревьев и закидал ветками. В центре деревни у гаштета стояли несколько велосипедов на выбор. Из немцев никто и подумать не мог, что вот так днём в воскресный день за кружкой пива можно запросто лишиться своего Железного Коня. Патя накинул шляпу, резво оседлал велик и был таков! Советский солдат заехал в город с другой стороны от своей части, перед вокзалом оставил велосипед и шляпу, спокойно дошёл до билетных касс и уселся на перроне в ожидании своей электрички. Ранним утром гвардии рядовой Патрикеев уже выходил на перрон берлинской станции Шонефельд. Советский патруль только лениво проводил намётанным взглядом этого типичного рыжего немца.
Кузьма вместе с потоком прибывших на работу в столицу немцев спустился в метро, купил билет и так же вместе с потоком пассажиров оказался в центре немецкой столицы. Что делать дальше, Патя не знал и просто решил прогуляться по одной из центральных улиц города, с интересом разглядывая витрины магазинов. Так рядовой Патрикеев совершенно случайно оказался на улице, где располагалось посольство Соединённых Штатов в Восточном Берлине.
Разработанного плана проникновения на вражескую территорию у советского разведчика не было. Солдат только слышал на политзанятиях и ещё от старослужащих о существовании Берлинской стены и предполагал где-нибудь под покровом ночи просто перелезть в удобном месте в стан противника, как в родной деревне через забор в чужой сад. А тут вот она, вражеская территория, сама к нему пришла в виде металлической ограды и звёздно-полосатого знамени над воротами. Чем не Берлинская стена? Вот она – удача разведчика! Гвардеец Шестьдесят Седьмого Мотострелкового полка остановился как вкопанный и стал с неподдельным интересом разглядывать необычный флаг, чем привлёк внимание двух солдат в форме морской пехоты США, охраняющих въезд в посольство за оградой, и двух граждан в штатском на улице напротив. Штатские переглянулись и быстро зашагали к Кузьме. В этот момент ворота посольства начали открываться, и к стене приблизилась выезжающая машина. Кузьма спиной почувствовал пристальный взгляд, оглянулся, понял, что эти штатские хотят помешать ему выполнить подвиг разведчика, выхватил из кармана свой военник и, размахивая документом, ринулся в проём открывающихся ворот. Патя успел. На территории посольства советского солдата перехватили умелые руки американских морпехов, положили лицом вниз, тщательно обыскали, подняли и потащили в здание.
В этот момент комбат Первого МСБ после неудачных ночных поисков беглеца с самого утра решал риторический вопрос – докладывать командиру полка об исчезновении рядового Патрикеева до развода или после? Никто из солдат и офицеров батальона да и всего полка вместе с особистами даже представить не могли, где именно сейчас находится их сослуживец, более известный как Патя. Фантазии поисковиков не распространялись дальше ближайших немецких деревень.
Американцы забрали у Кузьмы военный билет, дали возможность привести себя в порядок и умыться, затем угостили кока-колой. Через много-много лет уже совсем в другой стране поседевший Кузьма Фёдорович будет постоянно покупать в местных тамбовских магазинах кока-колу. И он будет только пробовать этот напиток, но уже никогда не ощутит этот неповторимый вкус первой бутылочки кока-колы, выпитой в американском посольстве Восточного Берлина. А может быть, это и был настоящий вкус свободы и приключений?
После первого общения через переводчика с беглецом сотрудники заокеанских спецслужб крепко задумались. Во-первых, общаться с рядовым Советской Армии было очень сложно. Переводчик постоянно переспрашивал, путался в вопросах и ответах и сильно ругался по-русски. Спецы не могли знать, что даже сослуживцам было не просто общаться с Патей. Во-вторых, этот странный рыжий русский не клеймил позором Советскую власть, не ругал своих командиров и сослуживцев и самое главное - не просил политического убежища. И в-третьих, военный билет гвардии рядового Патрикеева привёл в полное замешательство опытных спецагентов ЦРУ этого посольства. Им пришлось сделать специальный запрос в свой головной офис, в штаб-квартиру в Ленгли, по поводу необычных записей в документе. Ответ пришлось ждать долго. Кузьма захотел кушать, и ему принесли гамбургеры и чизбургеры. Советский солдат всё с интересом съел и заявил, что в столовой полка их кормят гораздо вкусней, а вчера в праздничный день давали ещё печенье и два яйца вкрутую.
Тут Кузьма вспомнил про прошедший День Победы и про фото «Встреча на Эльбе» на стене Ленинской комнаты роты. Гвардии рядовой Советской Армии вдруг встал и громко поздравил всех с Днём Победы. После перевода американцы удивлённо переглянулись, но тоже вскочили, засуетились и поздравили в ответ союзника по Второй Мировой. Довольный таким произведённым эффектом, Кузьма сел и через переводчика попросил водочки в честь праздника. Принесли виски, разлили в стаканы всем буквально по чуть-чуть. Работники посольства тут же начали накладывать лёд в свою посуду. Русский не стал заморачиваться дипломатическими этикетами, чокнулся с американцами, с видом знатока принюхался к напитку, сказал «самогонкой воняет» и маханул за здоровье всех присутствующих. Вообще, Патя начал уставать от такой разведки, и ему захотелось домой, в родную казарму. Солдат не был готов к долгим разговорам, разведчик внутренне готовился к быстрым допросам и пыткам. А тут его даже не ударили ни разу, наоборот, даже покормили и кока-колой с виски угостили.
Сотрудники КГБ и Штази тоже не ели свой хлеб даром. Из своих источников им почти одновременно поступила информация, что в американском посольстве находится советский солдат – перебежчик. Ближе к вечеру Комитет Государственной Безопасности СССР уже знал номер части и фамилию солдата.
Этой ночью уже не спал весь полк. Срочно объявили казарменное положение для всех включительно. На территории части было не протолкнуться от чужих майоров, подполковников и полковников, от генеральских лампасов рябило в глазах. Советский солдат в американском посольстве! Командир полка и командир батальона с тоской разглядывали звёзды на своих погонах, а офицеры Второй МСР устали гадать, в какой дыре Советского Союза они будут стойко переносить тяготы и лишения воинской службы благодаря рядовому Патрикееву.
В американское посольство по дипломатической линии был послан официальный протест об удерживаемом солдате Советской Армии. ЦРУшники наконец-то получили ответ от старших коллег по поводу странных записей в документе русского. Всем было понятно, что не может рядовой Советской Армии, да и американской тоже, быть одновременно командиром отделения, оператором-наводчиком и механиком-водителем боевой машины. В добавок за этим солдатом был закреплён ручной пулемёт. Руководство спецслужб пришло к единому мнению, что внезапное вторжение этого странного русского на территорию посольства - хитроумная провокация со стороны КГБ. Проверка, так сказать, на прочность и выдержку. Со стороны американцев по дипломатической линии был дан ответ, что русский солдат находится в посольстве добровольно, не выдвигает никаких политических требований, не просит политического убежища, а только зашёл поздравить работников американского посольства с Днём Победы. За что посольство США в Восточном Берлине от имени всего американского народа тоже поздравляет всех советских военнослужащих с этим общим святым праздником. Рядовой Советской Армии Кузьма Патрикеев по своему желанию выйдет ровно в 24.00, а сотрудники посольства надеются на дальнейшее взаимопонимание.
Во время этих дипломатических баталий русский солдат успел с часик вздремнуть. Патю растолкали, вручили пакет с кока- колой и виски, добавили пятьдесят марок ФРГ и выпроводили от греха подальше, сонного, за ворота посольства. Советского солдата уже ждали две машины и с десяток штатских. Из личного дела рядового и медицинским документам сотрудники советских спецслужб уже представляли, кем является на самом деле Кузьма Патрикеев. Но пока никто не верил, что вот так, запросто, немного отсталый в развитии военнослужащий смог самостоятельно добраться до Берлина и попасть прямиком в американское посольство.
Кузьма просто вырубился в машине, солдату дали проспаться до утра. После лёгкого завтрака два матёрых специалиста по допросам Комитета Госбезопасности в присутствии сотрудников Особого отдела и психиатров армейского госпиталя начали увлекательную игру с рядовым Патрикеевым в хорошего следователя и в плохого. До обеда комитетчики так и не смогли вытащить с тайных глубин подсознания Кузьмы ничего крамольного. Рядовой твёрдо стоял на своём – ходил в разведку! Уже к вечеру КГБ из своих источников получил полное подтверждение показаний солдата – никаких политических заявлений и просьбы убежища. Только поздравил с Днём Победы, поел и выпил вискаря на шару. Рядового передали психиатрам, а гвардейский Шестьдесят Седьмой Мотострелковый полк решили оставить в покое. Побега не было. Была разведка! Санкции коснулись только начальника Особого отдела полка, его перевели с понижением в должности в отдельный танковый батальон. И ещё быстро отправили на заслуженный отдых военкома из тамбовщины.