(Это наш КДП, вид со стоянки прилетающих)

Обычно итоговые проверки нам проводил штаб ВВС Воздушной Армии или, на худой конец, - округа. В авиации отношение ко многому несколько иное, чем, скажем, в пехоте. Если для пехотинца умение маршировать – единственный способ выжить на поле боя и победить врага, то в ВВС к этому относились проще, хотя и маршировать умели зачастую не хуже.
Вдруг, - внезапный, как всегда, звонок из Москвы прямо накануне. Проверять нас, оказывается, летит заместитель Министра Обороны, генерал-полковник (фамилию не помню, хоть убейте. Ну, пусть так и будет: Какой-то). Что важно – сухопутчик. Но и это не самое страшное. Смотреть он будет нас в парадной форме. (Тут и сел старик…)

Для непосвящённых – поясню. Парадная шинель, нежно-серо-голубого цвета, валялась из очень плотной шерсти и весила за 4 кило, примерно в два раза тяжелее повседневной. Если сдаться врагу даже в серой шинели было делом невозможным (она шилась так, чтобы рука понималась только для отдания чести, не выше), то в шинели парадной можно было просто на врага переть танком: она, по всеобщему мнению, не простреливалась. А ещё парадная форма вместо сапог предусматривала туфли или ботинки хромовые. Но, поскольку выдавались только ботинки без меха – зимой нужно было или покупать утеплённые форменные (редкость была в военторге), либо – надевать похожие полусапожки, которых тоже тогда – днём с огнём. И чёрные перчатки в то время были дефицитом. Выдавались они только лётчикам, но без меха: чтобы не скользили пальцы в полёте, остальным - только белые лёгкие, но зимой в них немного некомфортно. Приходилось изыскивать, где только можно. Также нужен ремень парадный, золотом прошитый и шарфик белый шёлковый.
Итак – конец ноября. Смоленская область. Накануне было всего -7º, но – закон подлости ещё никто не отменял, и, помимо навалившего снега, ночью природа решила комиссии помочь. И помогла ровно до -18º, что для местного ноября – не совсем норма. Грустное солнце подсматривает из-за слоисто-дождевых облаков. Высота нижнего края – метров 300. Посадочный минимум у командира «Ту-154», как диспетчер доложил - 150х1500. Обледенение есть, конечно, но слои пока тощие. Значит - прилетит, блин…
Ровно в восемь пятнадцать, с командирским зазором в полчаса, полк и батальоны обеспечения уже строились на плацу. Но не на том, что вы подумали. Если для построений и смотров внутренних у нас был маленький плац перед учебным корпусом, то для строевых смотров извне в нашем распоряжении была цельная полоса длиной 2 километра 600 метров и шириной 40 метров, плюс стоянки и рулёжки (конечно, полёты соседнего полка перенесли из-за смотра). Смотр начинался обычно на стоянке прилетающих, поскольку размеры её позволяли прогуливать там и слонов (на ней легко становились три Ил-76, не считая прочей перелетающей мелочи). В стороне разгружается из «Урала» гарнизонный оркестр соседнего отдельного разведывательного полка, диск-жокеи наши славные, а ласково – «жмур-команда». Знамённая группа с зачехлённым пока знаменем ждёт вместе с караулом неподалёку.
Поскольку борт из Москвы задерживался, командир решил провести маленький осмотр. Перчатки были у всех, но у половины – вязаные, или даже вовсе коричневые. Проверяй нас ВВСники – ничего страшного, просто хорошие перчатки передали бы стоящим по периметру строя, а остальные – внутрь, авось, и «не заметили» бы. С пехотинцами такие детские шалости не прокатывали. Нарушение формы одежды для них означало примерно то же, что и измена Родине, и оправданий этому не существовало. Поэтому решение было принято архимудрое: с началом смотра, перчатки – всем снять.
Девять ноль-ноль. Борта нет. Стройные когорты смешались, начинается притопывание подмёрзшими ногами, в задних рядах потихоньку курят в кулаки. Командир погнал уазик на КДП. Шофёр вернулся от диспетчера. Минутная заминка. Замы и комэски торопятся в строй. – Стааановись! Смирноооо!...
- Борт уже рулит, поэтому – проведём прохождение, чтобы не отморозить всё, что нельзя.
«Рулит» – это значит, что салон главкома ВВС перед взлёткой, и идти ему к нам из Кубинки ещё минут 30, в лучшем случае.
Оркестр немного нервно начинает играть. Поднялся утренний ветерок, 2-3 метра. (Аэродромы, вообще – как номера-люкс для любых загулявших ветров. Ровная открытая площадка, лесополос близко нет, возвышенностей обычно – тоже. Поэтому, если в ближайшем городке царит штиль – на аэродроме ветер может и шапки срывать). Делаем прохождения. Старательно топаем, чтобы подогреться. Второй проход – с песней. Вы пробовали петь на ходу при минус 16 (чуть потеплело к тому времени, но как-то неощутимо)?
Прошли. Получили замечания. Полдесятого. Опять уазик мчит к КДП. Новые славные вести: борт только взлетел – кто-то из свиты Какойты задержался. Командир с замами совещаются. Проблема в том, что согреть нас негде. До ближайшего здания, кроме диспетчерской – минут пятнадцать ходьбы. Перекурили. Начинаем чувствовать лёгкое потрясывание организмов. Стоять нельзя. Поэтому проходим маршем ещё. И ещё… Теплее не становится. Даже как-то наоборот. Сейчас бы грамм по 50, а лучше по 100. Спирта в полку всегда было вдоволь: у разведчиков он используется в системах охлаждения прицелов, и соседи «Шпагой» с нами делились. Разумеется, за бартер. Но, во-первых – где спирт, а где - мы. И, во-вторых: Какойто может не понять выхлопов при личном контакте. Так что – проход за проходом, без перерыва.
Десять. Уже два часа на морозе. Ветерок усиливается метров до пяти, чтоб его... (К сведению: зимой усиление ветра на метр в секунду – примерно -1º, по ощущениям).
Шурша шасси по мёрзлому битуму, садится «Тушка» главкома (видимо, позаимствовал для сухопутной комиссии). Тормозит в дальнем конце ВПП и торжественно рулит к нам. Процесс заруливания на стоянку, выключения и выгрузки драгоценного груза занимает ещё пятнадцать минут. Делегация – человек 10-12 (что гадко: чем больше людей, тем больше в разных службах накопают). Первым бодро выскакивает сухонький старичок в папахе. Суворов, не инакше. Следом не спеша спускается по трапу свита: загруженные чемоданами проверяющие. Загрузили чемоданы в уазик, построились. Продрогший оркестр выковыривает иней из мундштуков труб и смазывают их жиром. Скоро грянут.
- Всем перчатки снять! – шипение начальника штаба. Снимаем, прячем в карманы, у кого не помещаются – кидаем на снег у бетона: потом подберём, если не подберут другие.
- Становииись!! Ррравняйсь! Смирно!! – командир, приложив руку к шапке, чешет к комиссии строевым. Навстречу вприпрыжку, так, что папаха подлетает на маленькой седой голове – печатает шаг Какойто. Оркестр пытается грянуть – но из труб лишь сипит конфузное блеянье. Холодно.
-Тридцать второй гвардейский «Виленский» орденов Ленина и Кутузова III степени истребительный авиационный полк для проведения итоговой проверки построен! - докладывает комполка. – Здравствуйте, товарищи!
Поздоровкались, но что-то слабо… Языки примёрзли к гортаням.
Генерал нахмурился, недоумённо глянул на командира. И снова: – Здравствуйте, товарищи!
Ответили. Уже стройнее.
Какойто щурится, руку от виска не убирает: – Здравствуйте, товарищи!
- Здравия желаем, трищ гнрл-плквник! – стройным, но хриплым хором зябко отвечаем мы.
– Здравствуйте, товарищи! (Командир, наклонившись вбок, что-то шепчет генералу).
Мы опять, как дети на утреннике, стараемся ответить. Лучше, но ненамного.
- Это разве мороз? - Презрительно спрашивает генерал, (только что из тёплого салона). – Вот в войну – был мороз! Здравствуйте, товарищи!!
Хрипим из крайних сил. Видно, Какойтому надоедает.
- Плохо!.. Вольно! Командиры частей – ко мне.
После короткого совещания – вновь простуженные взвизги оркестра, только барабан и литавры звучат похоже. Внос знамени. Что-то оно полощется… Значит, ветер усилился метров до семи. Знамёнщики стали на место. В голову правого фланга. Гимн. Холодно. Руки задубели вообще: в карманы их сейчас не спрятать. Ног не чувствую уже, хотя мудро надел шерстные носки и ботинки у меня – утеплённые, с мехом Чебурашки внутри. Совещание… Построение к опросу… (Это – когда сообразно должностям и званиям строй марширует, рассредотачиваясь). Моё место – примерно в середине. Генерал бодрым птенчиком прыгает вдоль шеренг, спрашивая, нет ли у кого жалоб. (Жаловаться дураков обычно мало: комиссия улетит, а командиры останутся. Чтобы возлюбить жалобщика с утроенной силой).
Рядом со мной – начальник метеослужбы, а зовут его Андрей. Большой выдумщик и шутник. Выдумывает он, большей частью, прогнозы, а шутит ими – над нами. Недаром к метеошникам намертво прилепился девиз: «Синоптики – как сапёры: ошибаются один раз. Но каждый день!). (Кстати, с утра Андрюша лично мне наобещал метель. Я только скептически на него глянул).
Генерал подскакивает к нему. Видно, что и его мороз начинает доставать. Ботиночки у него не то, чтобы унты. Андрея озноб уже корёжит, морда лица сведена в неопределённую гримасу. Получив ответ, что жаловаться бессмысленно и бесполезно жалоб нет, и заподозрив какой-то подвох, генерал вдруг осведомляется: - Товарищ майор, а что это вы улыбаетесь?
– Очень рад вас видеть, товарищ генерал-лейтенант! - щёлкая примороженной челюстью, браво отвечает Андрюша.
Генерал неожиданно расплывается в отеческой улыбке, и хлопает ладошкой синоптика по плечу: - А вот это - зря! Зряяяя…