Март 1998 года. Полк наш расформировывают. Каждый день у подъездов домов стоят машины с контейнерами, народ отправляет домашний скарб и уезжает постепенно. Много, очень много офицеров увольняется из армии. Устали. Бесконечно устали от того, что лучше не становится, и надёжи на светлое будущее практически никакой. 

Царь всея Великой, ибо Белыя и Малая уже не с нами, Руси Борис подписал договор с Китаем, о том, чтобы убрать ударную, то бишь нашу, авиацию от китайской границы на 150 км, и ближе не подпускать. Ну, что сказать, любим мы Китай!

Я измучила мужа вопросами, когда мы будем отсюда выбираться? Меня успокоили, последними будем уезжать. Жду. А между тем городок уже официально передали городу, нас всех выписали и мы как бы живём не совсем в своих квартирах. Как обухом по голове приходит новость, городские власти Борзи решили в наш (теперь уже не наш) городок, селить освободившихся зеков. Я уже писала, что в районе были сплошные зоны, и Шерлова гора и урановые рудники, ну и соответственно статьи по которым народ там чалился были не самыми простыми, ибо не знаю что такое должны были сотворить эти бармалеи, что им даже к Чите запрещено было приближаться после освобождения.
По городку начали шастать такие ничтячные фраера в фуфайках, каких по телеку не покажут, ибо не эстетичное это зрелище.

И тогда муж сказал «Собирай вещи, будь наготове, уезжать может придётся быстро, поэтому собери всё». Сказано, сделано. Никогда я так быстро не упаковывала вещи! Мухой я летала по квартире и в трёхдневный срок была готова к переезду, хоть на Марс, лишь бы отсюда убраться. Но время шло, а команды «па_паравозаам!» всё не было. В нашем подъезде выехали практически все, осталась наша квартира, ещё одна этажом выше и одна этажом ниже с жильцами, остальные были уже пусты.

Гром грянул неожиданно, аккурат 10 мая. С утра объявили тревогу, отец семейства убёг в часть, затем весь день гудели самолёты транспортные, и вот чёт такое недоброе повисло в воздухе, было как-то не по себе, а ить и спросить «В чём, собственно говоря, дело?» было не у кого, ибо моя подружка Ирина Петровна она-жэ товарищ старший прапорщик «тревожилась» вместе со всем личным составом.
А поздно вечером, отец семейства вернулся, был благородно бледен, тревожен и зачем-то припёр домой топор. Топор был громадный, я уж не знаю, что такими делают, толи лес в тайге валят, толи мясо на рынке разделывают, но внушаааал!
Глянув на обух, я вопросила: «Нас посылают лес валить? Я не могу, мне надо обновить гардероб, ибо подходящей для тайги одёжи не имею!», но муж не в состоянии шутить и ответил просто: «Пусть стоит здесь, у двери. Будут ломать дверь – бей, потом разберёмся, помни о детях». О чём он? Помнить о детях? Да кто о них забыл-то? Или тревога, так на гвардии майора подействовала? Говорят здесь радиация повышенная, может от неё у меня галлюцинации и никакого топорика нема?

Всё оказалось гораздо хуже. Эшелоны отправлены, тяжёлые транспортники сегодня увезли всё и всех, ну и штаб соответственно, а завтра рано утром наш папа и ещё несколько лётчиков перегонят крайние самолёты в Джиду и сюда уже не возвратятся.
Полярный пушной зверёк, подкрался совершенно незаметно.

На мой вопль «А как же мы?» несчастный отец семейства ответил «Я вернусь за вами. Как только смогу отпроситься, сразу вернусь. Ирина с детьми тоже здесь пока остаётся. Держитесь вместе. Детей на улицу одних не выпускай. Совсем не выпускай. Только за руки с тобой. И вообще на улице по минимуму ходите. Думаю недели через 2 мы с Вовкой за вами приедем.»
Утром следующего дня, красиво облетев над городком круг и покачав крыльями, последние серебряные птицы покинули этот забытый Богом и царём край земли. А мы остались. Ждать.

На следующий день ко мне постучали.
Да, да интеллигентно постучали! Открыв дверь я с трудом удержалась, от хватательного движения по направлению к топору, но поняла, что не успеваю, ибо кирзовый сапог уже стоял в квартире. Хозяин сапога, наколкам которого позавидовал бы известный репер Тимоти, ибо на руках у него было одно светлое пятно – ногти, остальное закрашено куполами и прочими атрибутами многолетнего пребывания «у хозяина», смотрел на меня удивлёно как на забавную блоху, которую, ещё надо решить - давить или в гербарий? задал уникальный по своему содержанию вопрос:
- А чо ты тут делаешь?
- Живу.
- Ты гонишь? Эт я, здесь живу! У меня ксива на эту хазу!

На этой радужной ноте он достал ордер на квартиру и отдал мне на рассмотрение. А чо тут было рассматривать? Всё понятно. Этой годзиле дали в жильё нашу квартиру, ибо отсидев почти четверть веку в этих рудниках, ему не то что к Москве, ему к Чите приближаться не положено, а он за 2 недели свободы ещё и жениться успел. Интересно, чож такое нужно совершить нелюдю, что так его государство опасается? И даже в городе с экзотическим названием Борзя его нельзя селить, а дабы вышеозначенный город чувствовал себя защищённым, откинувшегося чувачка и иже с ним решено селить в 12-ти км, т.е. в Чинданте.

Объясняю хозяину моей квартиры, что де съехать не могу пока, вот через 2 недели вернётся за нами муж, с проездными документами, отправит контейнер, и мы освободим квартиру. Чувачёк, сплюнув через фиксы, процедил: «Каждый день ходить буду, пока не съедешь, вникла фря?»
Я вникла, вникла что жизнь как-то медленно подходит к концу, и готова была подхватив детишков ползком пробираться через сопки и тайгу в направление к монгольской границе, где есть авиабаза с почти арабским названием Джида.

Нашу милую беседу прервал дикий ор откуда-то снизу. Один голос мне был знаком, а вот второй я не признала, зато похоже признал мой собеседник, и с хрипом : «Во бля!» рванул вниз, а я ….а я за ним тоже рванула вниз, ибо знакомый мне голос, был голосом моей подруги по забайкальскому счастью, Ирины Петровны.

Картина представшая перед очами была удивительна и абсолютно необъяснима. Как я уже писала, Ирина Петровна разговаривала на двух языках: русском и матом, и вот по лестнице поднималась моя подружка таща за руки своих мальчишек, а за ней семенил чувачок, такой же колоритный как и мой собеседник, только с блаженным взглядом маньяка (у чувачка ко мне постучавшегося был конкретный взгляд убивца, просто убивца), при этом Ирина Петровна на него орала на чистом втором языке, которому её научила служба в армии, ибо при виде чувачка она первый язык, которому учили мама с папой, забыла напрочь. Чувачок-маньяк не был в курсе того, что моя подружка половину его срока, т.е. лет 10, на тот момент, служит в рядах нашей непобедимой и легендарной начальником такого важного подразделения, то пробовал возражать, и каждое его возражение вызывало ответную бурю эмоций у товарища старшего прапорщика и восторженную улыбку у чувачка.

Слегка остолбенев от увиденного, а мой собеседник от услышанного из уст женщины благородного виду, с грацией пантеры, бараньего весу и ведь прилично_ одетой, я запустила маму с дитями к себе в квартиру, и наскоро распрощалась со своим собеседником.
В квартире, придя в себя от потрясений, мы с подружкой сначала дружно ржали, а когда смех перешёл в икоту, достали из холодильника водку, хлопнули по рюмашке, и чуток пришли в себя. Дети убежали в детскую, там слышался смех, а мы сидели и решали вопрос, вечный вопрос русских рэволюционэров «Шо делать?» А делать было нечего, надо было ждать возвертания отцов семейств. И мы стали ждать.

Обещанные две недели переросли в месяц. Месяц полного кошмара и вечного страха, когда боишься за детей утром, днём, вечером, и ночью. Прогулка по улице, это прогулка в магазин и обратно, за руки со мной, ибо весь городок уже в откинувшихся упырях, которые постепенно начинают совершать закон круговорота разбойников в природе, машины с операми, криминалистами и труповозки стали на постоянное утреннее дежурство у нас в городке, часть упырей отправлялись обратно к хозяину, а часть упырей, уже отходив по земле отправлялась на небеса.

Через месяц, а именно рано утром 17 июня, приехал наш Отец семейства, и в тот же день пригнал в городок два пятитонника, один для наших вещей, а во второй закинули вещи, за исключением кроватей Ирины Петровны. Ей была сообщена радостная весть, что через пару часов из Джиды выедет её супруг, вот так и будем двигаться навстречу, ибо по другому их не могли отпустить, стало быть завтра утром их папа будет здесь и заберёт их отсюда. Мне сообщили, что меня с детьми отправят сейчас в отпуск к маме, на море, на фрукты, детей откормить витаминами и прийти во вменяемое состояние, ибо я была совершенно близка к буйному помешательству.

Стоя в вагоне поезда, я смотрела на эти лысые сопки «края земли» и как под гипнозом повторяла «Я сюда никогда не вернусь! Никогда не вернусь! » и мне совершенно не мешали пьяные призывники, которых напихали в наш и соседние вагоны!

Утро в Чите принесло новые ощущения. Сгоняв в кассу, муж выяснил, что его поезд, на котором он обязательно должен уехать прибывает через 2 минуты и ему достался последний билет в общем вагоне, а мне придётся самой, вместе с детьми выбираться из Читы и с пересадкой с Новосибирске добираться до Ростова, а там уж и Таганрог на ладони. Меня эта новость уже не могла напугать, ибо все медные трубы и огонь остались позади, я только блаженно улыбалась. Папа помахал нам фуражкой, мы помахали убегающему поезду с отцом нашего семейства и побрели в кассу за билетами. Спустя 9,5 суток мы зашли в подъезд таганрогской квартиры, нас ещё дня 3 покачивало.