Рассказывает сан.инструктор 7-й роты сержант Андреев Евгений Васильевич:
- В первый день, помню, мы только прилетели на вертушках. Тут уже обстрел начался. Вертушки быстро умотали. Артиллерия стреляет, «Грады» пуляют… война.
Я с первого дня, как прилетел, так для меня война и началась. Мы ж бегом в клуб. Кто там нас выбирал, кто за нами приходил, я не помню. Более или менее пришел в себя уже в ослятнике Седьмой роты.
Сколько-то дней мы побыли в ослятниках. И потопали же на боевые.
Первая операция была за речку Гуват. Вечером мы вышли. В режиме полной секретности: с грохотом, с гиготом. А у меня же сапоги из учебки. У них протектора нет. Изначально подошвы были не с большим протектором, а с такими пупырышками. Вдобавок нас по асфальтовому плацу строевой подготовкой гоняли с утра до вечера. Полгода подошвами с размаху по асфальту
«бац-бац!», «ать-два-левой»! Протектор стёрт, подошва лысая. Теперь на таком протекторе я должен лезть в гору. Между камнями песок, я поскальзывался и постоянно падал. Отсюда дополнительный грохот. И гигот.
Поднимались по крутому каменистому склону. Лезли на какой-то пост.
Тогда я увидел первый раз ПМНку. Почву ветром вокруг неё сдуло. Она торчит. Страшно так. Мы её не уничтожали, ничего. Просто перешагнули и пошли дальше. Потом ночевали на одном посту, ночью карабкались на другой пост.
Мы там перекурили, пожрали, потом поднялись, а смотрю чей-то автомат лежит. На меня офицер – неси. И вот я с этой медицинской сумкой, в сапогах без протектора, первый выход в горы и у меня ещё чужой автомат. Всю ночь я его тащил. Пришли на 15-й пост, там давай разборки лепить – чей автомат. И тогда по номеру определили – Борисова с 4-го взвода. Кондрашин помнил все номера автоматов своих подчиненных. У Борисова тогда спрашивают – «где твой автомат?» А он – «Хуй его знает». Вот там он сразу же пизды и отхватил. Ему с приклада ка-а-ак переебали. Вот у меня первые впечатления от войны.
Эта операция, мы с неё вернулись, на 7-ое ноября.
И сапёры. Тоже на войне запомнились. У них на лице было такое – лучше уж сейчас подорваться, чем ещё мучатся. Они так и ходили такие отрешенные.
Мы, когда с того поста пошли, вниз кажется. В зелёнку стали спускаться. И тогда ка-а-ак пиздануло!
Первый сапёр прошел, а второй подорвался. Мне тогда – «Санинструктора сюда!» Я прибежал и стою в ахуе. Старцев ещё орал – вяжи жгут ниже, чтобы больший кусок ноги сохранить. А куда я ему ниже привяжу? Всё разбито. Ни икры ничего нету, только требуха висит. Куда там мотать? Только под самую коленку вязать. Кто-то помог штанину задрать и мясо всё это убрал. А то я вязать не мог. Намотал в конце-концов.
А потом сели жрать, а у меня ручечки в крови. А водички чтобы помыть нету. И вот я сутки тогда ничего не жрал. Я ж говорил, что херово ко всему привыкаю. Пацаны сидят курят, ржут, пиздят. А я – вот только что был человек и хераксь, уже он без ноги. И мне как-то ржать и веселиться не получается. Я не привык ещё к такому. Смотрю только кругом – пиздец, куда я попал?
А потом мы ночевали на 14-ом посту. Офицеры тогда набухались. И кто-то бухой показывал класс стрельбы из «мухи». Саданул по дувалу и там полянка спелой пшеницы загорелась. А когда мы с того поста ушли, то душманы пост капитально обстреляли.
Руха. Сержант Андреев Е.В. на крыше ротного дувала.