После замечательного занятия на тему «Прицельное наведение солдатской задницы на туалетное очко», личный состав нашей роты получил задание обслужить своё оружие и боеприпасы. Под руководством сержантов бойцы вытащили во внутренний дворик плащ-палатки, расстелили их на бетонный пол, притянули свои средства огневого воздействия на противника. Затем принесли ветошь и банки с соляркой. Не спеша, с расстановкой все скорчили суровые рожи и принялись елозить ветошью по внутренностям оружия.
Во время этой сцены, наполненной глубоким смыслом и ёмким содержанием, ко мне подошел Вася Спыну. Он прервал моё созерцание несимметричности мироздания, бесцеремонно толкнул меня локтем в бок, напомнил наш ночной разговор. Напомнил, что если завтра-послезавтра нас поведут на операцию, то у него, у Василия Ивановича, пришла в негодность большая пластиковая фляга. Затем стал городить, что для горного стрелка это нехорошая примета, потому что без воды в горах горный стрелок имеет все шансы откинуть копыта. В общем, Вася разрушил мою насыщенную картину мира и пошли мы с ним вместе в каптёрку к Хитрожопому Бендеру. Потому что, во-первых, мы с Бендером дружбаны. А во-вторых, я для Васи – замкомвзвод. То есть, вполне логично, что я волнуюсь насчёт комплектации моего бойца необходимыми средствами для хранения и транспортировки питьевой воды.
- Вася, а ты знаешь, сколько молдованов надо, чтобы закрутить лампочку? А чтобы заточить ножик? – Такими словами встретил нас Бендер после того, как мы поднялись по корявой лестнице к нему в каптёрку.
- Кыэнтё футё эй сыз борь! Ебать тебя некому! А мне некогда. – Ответил Вася добродушному хозяину каптёрки. Я сразу понял, что конструктивная солдатская беседа задалась с самого начала. Причём, на самый позитивный лад.
По итогу всех подколок и препирательств новую пластиковую флягу Бендер Васе выдал. Он бы и сразу выдал, если бы не желание немного позубоскалить. Советский солдат – существо очень общительное и компанейское. Жалко, что в Уставе это не прописано.
Потом мы чистили оружие. Потом пришел Рязанов. Я немножечко отвлекусь на минутку от этой мысли «пришел Рязанов». Потому что очень хочу пояснить некоторые элементы устройства нашего быта. С тех пор, как в Рухе повадился выпадать из облаков снег, с тех пор в нашем дворике устроили перед каждой дверью забетонированный приямок. Для того, чтобы бороться с налипающим на подошвы снегом и глиняной кашей. Эти бетонированные приямки должны были принимать в себя грязь с подошв солдатских сапог. На приямок должны были откуда-то взяться списанные радиаторы с подбитой техники - солдат должен был шкарябать грязными подошвами по этим радиаторам. Грязь должна была через радиатор просачиваться в приямок. Всё гениальное просто, а быстро родить пять списанных радиаторов, это непросто. Поэтому, пока радиаторы находятся в режиме вынашивания, на приямки уложили универсальный строительный ресурс – доски от снарядных ящиков. Вытирать подошвы о доски было бесцельной тратой времени, однако, от проваливания бойцов в приямок эти доски вполне защищали.
Дык вот, защищают доски бойцов от проваливания, защищают, а в это самое время, наполненное напряженными историческими событиями, в расположение роты ввалился Рязанов.
- Рота смир-рно! – подал команду дневальный, охеренный снайпер по имени Юрка Кудров.
В том Кудрове нет ничего такого необыкновенного кроме того, что он уже Дедушка Советской Армии, что он очень часто исполняет под гитару песню «Тихо мне шепчет листва в саду» и ещё умеет отламывать у гранатных запалов детонатор.
Ну, как бы так попонятнее объяснить. Вроде бы все умеют отламывать у гранатных запалов детонатор, потому что алюминий – это мягкий металл.
Фишка в том, что большинство нормальных людей могут отломать такой детонатор всего один раз в жизни. Потому что отломать алюминиевую трубочку с дет.веществом, это не энергозатратная процедура. Однако, трубочка с дет.веществом может под пальцами деформироваться и тогда произойдёт хлопок. Потом этот нормальный людь будет смотреть, как по окрестностям разлетаются его собственные пальцы. Будет смотреть, если вместе с пальцами по окрестностям не разлетятся его собственные глаза. Поэтому я и говорю, что нормальные люди могут отломать детонатор от запала только один раз. Сразу же после первой попытки они перестанут быть нормальными людьми.
Но это тоже ещё не всё. Очень большая печаль состоит в том, что таких кудесников-чудотворцев потом привозят в госпиталь и называют словом «запальщики». Потому что каждый нормальный пацан считает, что этот кудесник сосцал служить и в качестве умышленного членовредительства подорвал у себя в ладошках запал. Поэтому медперсонал запальщиков лечит медикаментами, от ран. А все остальные военнослужащие «лечат» запальщиков поджопниками от трусости.
Дык вот, Рязанов ворвался в располагу, Юрка на тумбочке заорал «Рота, смирно!» а пацаны в Первом Взводе в это самое время валялись на нарах с открытым ртом и спали самым вызывающим образом. Рязанов от входных ворот пошел-было в сторону ротной канцелярии, однако, всевидящим краем глаза заметил, что в Первом Взводе никто не засмирнялся. Рязанов изменил курс своего движения, подошел к двери Первого Взвода, открыл её, заглянул. Разглядел картину – «Спят усталые игрушки», сделал пару шагов назад, подхватил из первого попавшегося ящика патрон оранжевого дыма, сдёрнул с него кольцо и зашвырнул тот патрон в дверь Первого Взвода. Потом закрыл дверь и спокойно пошагал в канцелярию по своим Командирским делам. А чё, тут он порядок уже навёл. Надо идти дальше нести самоотверженную службу Родине.
На фотографии патрон оранжевого дыма в действии.
Через семнадцать мгновений после ухода весны в расположении первого взвода раздался жуткий грохот. Было такое ощущение что два полувзвода конных кирасир с разгона ударили боевыми порядками друг в друга. Кто-то падал, кто-то вскакивал, кто-то ржал как Пегас, кто-то как Конёк-Горбунок. Кто-то кого-то топтал, кто-то кого-то лягал. В конце концов дверь взвода открылась, как от пинка копытом, из двери один за другим вылетели перемазанные оранжевым красителем бойцы. За бойцами выползли клубы оранжевого дыма.
Все, кто вывалился за дверь, все кашляли, матерились и пытались выяснить что произошло.
Ага! Кто же вам заложит Командира Роты? Ищи дурака за четыре сольдо! Горные стрелки никогда не заложат Командира и не скажут где расположен штаб Красных.
Перемазанные оранжевым красителем бойцы стояли на улице, проветривали свой ослятник и напряженно искали ответ на вопрос: – «Какая сволочь это сделала?» Думали-думали эти оранжевые человечки, думали-думали, наконец придумали. Пришли к ошибочному мнению что раз их обмундирование покрыто химическим веществом оранжевого цвета, то сделать это мог только Укротитель оранжевых химических веществ Сраный Химик. То есть я.
А «то есть я» в это время ничтоже сумяшися бренькал по струнам гитары Зеленина в расположении своего второго взвода. Исполнял своим боевым товарищам свеже сочинённую песню насчёт сопровождения колонн.
Оранжевые человечки, ведомые жаждой возмездия, подошли к охрененному снайперу Юрке Кудрову, дали ему затрещину и задание отломать детонатор у взрывателя гранаты РГД-5.
Юрка икнул от затрещины, затем ловким отточенным движением отломил детонатор от запала. Оранжевые человечки хищно оскалились от предвкушения вендетты, вкрутили обломанный запал в гранату и открыли дверь в расположение второго взвода.
Не сцы, маманя, воюю я успешно!
Одной рукой баранку я кручу!
Другой кидаю в духов эргэдешки!
Выкрикивал во втором взводе я свежие рифмы и старательно лупил по гитарным струнам. Сразу же после слова «эргэдэшки» скрипнула дверь, как в сказке, что-то грохнулось на доски пола. Я перестал выкрикивать рифмы. Потому что по полу катилась граната РГД-5 без кольца и что есть мочи шипела запалом. Старцев когда-то утверждал, что запал УЗРГМ-2 не свистит. Так точно, Сергей Анатольевич. Когда горит замедлитель в этом запале, тогда он не свистит. Он шипит, как Бразильская анаконда.
Все пацаны сделали то, чему их старательно учил Анатолий Петрович Рогачёв: они сжали жопки в кулачек и стремительно направились за дверь помещения. Они топали сапожищами, как стадо волосатых носорогов, выкатывали глаза, как полярные филины, в общем, сильно переживали, чтобы успеть. Соответственно, как положено всем уважающим себя носорогам, перевернули на своём пути всё вверх тормашками. Под напором их жажды к жизни одна из досок, постеленных поперёк приямка, провалилась в этот самый приямок одним концом.
Граната катилась по полу к моим ногам. Я давно знал, что советская военная промышленность не выпускает прозрачных гранат. По этой причине мне было нихрена не видно отломан детонатор внутри гранаты или не отломан.
Как в замедленном кино, я аккуратно положил гитару на нары. Чтобы не оцарапать. Это же Зеленина гитара! Как будто бы кто-нибудь сможет разглядеть эту царапину среди груды щепок после взрыва гранаты. Я читал где-то что во время сильного стресса люди могут сотворять всякую херню. Например, во время войны люди могли выбегать из разбомбленного дома с цветочным горшком фикуса в руках. Примерно таким «горшком фикуса» для меня послужила гитара. Пока я аккуратно укладывал её на нарах, все пацаны успели выскочить за дверь и умудрились подпереть ту дверь доской, провалившейся в приямок.
- БУМ!!! – Сказала моя бошка после того, как я с разгона добежал до выхода и впечатался лбом в подпёртую дверь.
- Скрип! – Сказала дверь, спружинила и отшвырнула меня назад, на первый ярус нар.
Я мягко приземлился спиной на матрас. Больно мне не стало. А раз мне не больно, то это обозначает, что я до сих пор пока ещё живой. А раз я живой, то мне следует всё ещё спасаться от шипящей запалом гранаты.
- БУМ!!! – Ещё раз сказала моя башка. Потому что я соскочил с нар и снова попытался вперёд ей выбежать через дверь.
Все пацаны, кто успел выбежать, после второго «БУМа» заулыбались. Все, кто чистил во дворе свои средства огневого воздействия на противника, заулыбались тоже. Они были очень счастливы смотреть на то, как их товарищ бьётся головой с той стороны двери. Прямо как в тесной печурке огонь.
Раз за разом дверь отгибалась, пружинила и отбрасывала меня на нары. Запал гранаты давно прогорел и перестал шипеть. А я всё вставал с матраса и с неумолимой мощью кидался на дверь с выпученными глазами. Программа самоэвакуации вошла в неотвратимый цикл.
После седьмого или восьмого моего удара головой об дверь, доска, торчавшая из приямка, от смеха надломилась. Дверь распахнулась, из неё вылетел я с руками, расположенными возле головы как у лося рога. В злостном приколе я пробежал несколько шагов, споткнулся об чей-то разобранный, поставленный на сошку пулемёт ПК. Опрокинулся на пузо, поехал на пуговицах обмундирования, сгребая расставленными руками банки с соляркой.
Гандоны.
Нет у меня больше друзей. Остались только гандоны, которые стояли и гнусно ржали над тем, как глупо выглядит моё перекошенное от мужества лицо.