Первой загранкомандировки ждешь как первого свидания. Даже не так. Как чуда. Как встречу с неведомым.
У Андрея контраст между ожидаемыми чудесами и реальностью получился еще более разительным. В Варшаву он должен был вылететь в понедельник, а в четверг с утра позвонили соседи с дачи, что была во Владимирской губернии, сообщив, что накануне умерла бабушка жены.
Нужно было ехать. Чемодан, собранный в Варшаву, решили брать с собой.
Тут нужны объяснения. Машины у Андрея тогда не было. Поэтому в те, уже почти былинные времена, поездка на дачу равнялась серьезному путешествию.
Вариантов было несколько. Основной – добраться до автовокзала, что на станции метро Щелковской. Билетов на автобус до города Кольчугино в продаже не было никогда, потому требовалось отойти от вокзала на пару остановок – и ждать автобуса. Отъехав от автовокзала, водители останавливались – и забивали салон безбилетными пассажирами, которые платили живые деньги им в карман.
Часа через три автобус добирался до Кольчугино. Там приходилось подождать пару часов – и пересесть в автобус, который три раза в день ходил до деревни со странным названием Флорищи. Там у магазина асфальт заканчивался – но оставалось всего метров пятьсот до дома. И хорошо, если перед этим не было дождя.
Был вариант не доезжать до Кольчугина. Иногда так получалось быстрее, но десять километров по лесной дороге, разбитой тракторами, с вещами могут доставить удовольствие разве что неутомимым морпехам.
Вторым вариантом было доехать на электричке до города Александрова. Дальше эпопея с посадкой в автобус Александров-Кольчугино, аналогичная московскому варианту. И в завершение – пять километров пешком, зато по асфальту.
В общем, среднее время прибытия на дачу после выхода из московской квартиры составляло около девяти часов. Сегодня за это время можно долететь до Мальдив, Ханоя, Бангкока или Токио. Но тогда это не пугало. Это же была дача!
В этот раз решили применить более экстремальный, но, как ни странно, более комфортабельный вариант. Поскольку в пятницу вечером добраться до дачи было решительно невозможно, план составили такой: на последней электричке – до Александрова. Тут был один нюанс: хотя пунктом назначения у этого электропоезда был именно город Александров, он тормозил за станцию до вокзала, стоял там часа четыре – и в пять утра добирался до заветного перрона. А дальше – в стандартном режиме.
Переночевали в вагоне. Правда, парадно-выходной костюм Андрея, надетый для поездки за границу, слегка помялся, но жена обещала подгладить на даче. Часам к десяти приехали.
Потом Андрей с деревенскими мужиками копал могилу на деревенском кладбище. Поминки. Все, как положено. В воскресенье вечером отправились в обратный путь. В общем, в аэропорт Андрей успел. Хоть и с трудом. А всего через три часа он был в Варшаве…
Из первой загранкомандировки в памяти обычно остается только то, что резко контрастирует с привычным на Родине. И хотя Польша на тот момент оставалась одним из бараков социалистического лагеря, запомнилось Андрею многое.
Прежде всего – вооруженные армейские патрули и полицейские с овчарками в аэропорту и абсолютно мирном на вид городе. Военное положение, введенное в Польше генералом армии Ярузельским было отменено лет пять назад, но «Солидарность» снова вывела людей на улицы. В ответ власть опять вывела на улицы патрули.
При этом протестующие и правоохранители вполне мирно уживались на улицах. Правда, вражеские голоса, которые в Москве периодически слушали все, рассказывали о репрессиях. А советская пресса твердила о массовых беспорядках и предательстве дела социализма. Но Андрей сам был журналистом – а потому верил только собственным глазам.
Тут опять же нужно небольшое пояснение. Войцех Ярузельский был для Андрея не просто политиком - Личностью. Понял это Андрей в самом начале 80-х. Тогда генерал армии Ярузельский отказался от звания маршала, заявив, что маршалы в войну командовали армиями, а он всего лишь взводом кавалерийской разведки. Много позже Андрей узнал, что, встав во главе Военного Совета национального спасения (говоря «демократическим» языком – военной хунты) и введя военное положение в 1982 году, Ярузельский фактически спас Польшу от оккупации – получив информацию, что вокруг Варшавы стоят десять дивизий Войска Польского, в Кремле решили, что поляки справятся с «Солидарностью» без интернациональной помощи. В 89-м Ярузельский стал президентом Польши, а через год, после выборов, передал власть своему главному оппоненту, лидеру «Солидарности» Леху Валенсе.
Кстати, помните вечные темные очки Ярузельского? У него была снежная слепота, которую он заработал в 19 лет на лесоповале в ссылке в Алтайском крае. Но это не помешало ему через год вступить в первую польскую дивизию – и с 1943 года поручик Ярузельский воевал с фашистами.
Впрочем, вернемся к рассказу.
Второе потрясение ожидало советского журналиста при посещении Кафедрального собора Иоанна Крестителя. По дороге коллеги из «Пшеглонда спортовы» («Взгляд на спорт» или «Спортивный взгляд» по-русски) рассказали ему историю памятника. Построенный в 1390 году, он был сильно поврежден нацистскими бомбежками в 1939-м и полностью разрушен в 44-м при подавлении немцами Варшавского восстания. После войны поляки восстановили первоначальный вид собора.
Но культурный шок Андрей испытал еще до входа в храм: ограда собора была увешана флагами и лозунгами «Солидарности». Запрещенной в Польше. В самом центре города. У достопримечательности, к которой обязательно привозили всех гостей города.
- Ты что? – заметили его замешательство коллеги.
- Ничего не понимаю, - честно ответил Андрей. – У вас же «Солидарность» под запретом?
- Так, - подтвердили поляки.
- А откуда тогда вот это все? – он показал на красно-белые лозунги, сплошь закрывающие кованную решетку собора.
- Люди принесли, - теперь в недоумение впали хозяева.
- Но «Солидарность»-то запрещена! – продолжал упорствовать Андрей.
- И что? – пожали плечами те. – У нас церковь отделена от государства. Так что вешают внутри ограды все, что хотят. Еще и переговоры долго вели с городскими властями. Договорились, что священники вешают плакаты той стороной, на которой лозунги, внутрь. А чиновники следят, чтобы их никто не срывал.
В СССР церковь тоже была отделена от государства, но Андрей, как ни старался, не смог себе представить ограду Елоховской церкви, увешанную антисоветскими плакатами и лозунгами, и милиционеров, спокойно на это взирающих.
Перед открытой калиткой, ведущей на территорию собора, стояла пара неприметных, но крепких мужичков в костюмах и с цепкими взглядами, со стопроцентной точностью выдающими в них сотрудников спецслужб. Еще пара стояла у второй калитки – у выхода.
- Храм охраняют? – понимающе спросил Андрей.
- Эти? Да нет, - объяснили ему. – Просто на территории собора уже два года живут несколько лидеров «Солидарности», осужденные на пять лет тюрьмы.
- И что, их найти не могут? Вроде территория небольшая…
- А зачем их искать, если они не прячутся. Вон, кстати, один из них.
Андрей посмотрел. Метрах в тридцати, не более, от сотрудников СБ (Службы Безопасности МВД Польши) стоял мужик лет 40 в джинсах и майке и абсолютно спокойно беседовал с какой-то мадам.
- А чего тогда не арестовывают?
- Ну мы же тебе объясняли: церковь отделена от государства. Это территория церкви. Выйдет за ограду – сразу же арестуют. А пока он внутри, не имеют права.
«Вот власти сами себе проблем насоздавали, - подумал про себя Андрей. – Теперь понятно, почему у них все так идет. Через задницу. У нас и в КГБ звонить не нужно: попы через одного и так там служат».
Но где-то в глубине души чувствовал, что такое отделение церкви от государства ему нравится больше, чем то, как это было сделано в Советском Союзе.
Сели в машину, отъехали от собора.
- В гостиницу? – спросил Андрей.
В Варшаве было жарко, хотелось переодеться и, что уж греха таить, выпить холодного пива.
- Нет, - ответили польские товарищи. – В нашу редакцию.
- А зачем? - заинтересовался советский гость.
- У тебя сегодня встреча с министром.
- С каким министром? - забеспокоился Андрей. – У меня ничего такого в плане командировки не было.
- С нашим, - улыбнулись варшавские журналисты. – С Александром Квасьневским, министром по делам молодежи, спорта и физической культуры.
- Так не планировалась же встреча.
- Не планировалась. Но ему сказали, что ты приехал – и он захотел с тобой поговорить.
«Ох, твою ж мать, - подумал Андрей. – Костюм, рубашка, галстук. Час в приемной в ожидании, потом пятнадцать минут разговора ни о чем. А день загублен начисто».
А вслух произнес:
- Тем более, надо в гостиницу. Переодеться. Куда ж я в министерство в джинсах?!
- Ты не понял. Это не ты – в министерство. Это министр – к тебе. Чтобы не в гостинице встречаться, он к нам в редакцию приедет. А переодеться не успеешь просто. Да не бери в голову – он, скорее всего, тоже без галстука будет.
То, что министр (министр!) сам приедет поговорить с журналистом, а не вызовет к себе (хорошо, не пригласит – приглашение министра, хоть и иностранного, это вызов и есть, от которого нельзя отказаться) озадачило Андрея, пожалуй, даже больше, чем отношения между церковью и государством в этой странной стране. Ему очень хотелось надеть, на всякий случай, костюм, но времени действительно уже не было.
Квасьневский действительно был без галстука. Даже без пиджака. Главный редактор «Пшеглонда спортовы» уступил им свой кабинет. И они проговорили не пятнадцать минут – а все полтора часа. Даже без переводчика, на смешанном польско-русском. Министра интересовало, как в Советском Союзе организовано финансирование юношеского спорта, журналиста – каково это одновременно руководить молодежью, физкультурой и спортом.
Расстались вполне довольные друг другом. Андрей пригласил Квасьневского в свою редакцию в Москве. Тот, в свою очередь, пригласил при случае к себе. И даже пообещал большое интервью.
Кстати, через несколько лет Андрей воспользовался этим приглашением. Александр Квасьневский уже стал президентом Польши. Но о давней встрече помнил. И слово сдержал.
В гостиницу советский журналист вернулся к вечеру, изрядно уставший от новых впечатлений и собственных мыслей. В холле он увидел объявление, что в 22 часа в ресторане на верхнем этаже отеля будет стриптиз. Пропустить такое он, естественно, не смог. А кто бы смог?
Без пятнадцати 22 Андрей был в ресторане. Он был совершенно пуст, только один из столиков у эстрады был накрыт. И как накрыт… Тарелки и тарелочки с разнообразной едой едва не падали с него. Из знакомых яств Андрей заметил приличных размеров плошку с черной икрой и лобстеров.
- Красиво жить не запретишь, - завистливо сказал он и занял столик неподалеку.
Через минуту к нему подошла средних лет официантка, но меню протягивать не спешила, изучая клиента. Потом чуть наклонилась к нему и негромко спросила:
- Пшепрашем пана. Вы русский?
- Да, - не стал скрывать Андрей. И в свою очередь поинтересовался: - А что, это у меня на лбу написано?
- Так, - чуть заметно улыбнулась официантка и окончательно перешла на русский: - Не заказывайте ничего кроме минеральной воды. У нас здесь все очень дорого.
- А как же это? – Андрей кивнул на соседний столик.
- А это какие-тот шейхи арабские. У них денег много…
Так удивительно совпало, что именно в этот момент много денег было и у Андрея. В командировку он поехал по так называемому «безвалютному обмену», когда все расходы несла принимающая сторона – в его случае та самая редакция «Пшеглонда спортовы». Уже сама поездка была для Андрея подарком судьбы, но коллеги устроили к его приезду приятный сюрприз. Они собрали его спортивные материалы из советских газет – и выпустили сборник.
Книжка получилась не слишком толстой. Зато это была мечта любого журналиста – собственная книга. Нет, не так – Книга. Да еще и выпущенная за границей и на иностранном языке. И самое главное – за книгу полагался гонорар. Фантастический. Даже запредельный: в переводе с польских злотых Андрей получил почти тысячу долларов.
Ну и как в такой ситуации было ограничиться минералкой?! Без икры, правда, журналист решил обойтись, но омара заказал. И фрукты. И виски, конечно. Чтобы арабы знали, что русские тоже не лаптем щи хлебают.
Начало вожделенного стриптиза задерживалось, зато в зале началось движение. Три араба в своих белых одеяниях заняли место за столом и начали неспешно закусывать. Андрей тоже приступил к какому-то салату. Рядом сервировали большой стол, персон эдак на 15. Но ставили к каждому прибору только бутылочку минеральной воды.
- Наши, похоже, - решил Андрей.
И тут, в который уже раз за день, у него в удивлении округлились глаза. В двери ресторана входила группа советских граждан – сомнений в это не было никаких. Но…
Андрей даже протер глаза. Ничего не изменилось. В группе не было ни одного мужчины. Ситуацию следовало разъяснить. Журналист подошел к соотечественницам.
- Девушки, - спросил он в лоб, - стриптиз вроде бы женский. Вы мне можете объяснить, чего вы-то тут не видели?!
Девушки объяснили охотно:
- Да у нас в программе посещения - стриптиз. Не отказываться же.
- А мужиков у вас в группе вообще нет?
- Почему нет? – даже слегка обиделись гражданки страны Советов.
- И где они?! – еще больше удивился журналист.
- В номерах. Футбол смотрят.
В общем, позволить десятку соотечественниц в возрасте от двадцати до пятидесяти (приблизительно) лет пить воду в тот момент, когда арабы жрут икру, Андрей не смог. Он перетащил свою снедь за их стол, заказал всем морепродуктов, пива, фруктов. В какой-то момент осознал, что сидит спиной к тому самому стриптизу, но махнул на это рукой: застольный разговор оказался интереснее.
Потом собеседницы ушли спать, Андрей повернулся к эстраде. Там лениво изгибалась под музыку полуголая и явно уставшая девица.
Через пару минут принесли счет. Гонорара хватило. Но если бы с группой пришел хоть один мужчина, деньги бы у Андрея кончились окончательно.
А так он смог даже купить сувениры. Жене поло La Costa с крокодильчиком и себе куртку Adidas. Правда, на рынке, так что, скорее всего, поддельные. На магазинные денег не хватило.
- Зато стриптиз посмотрел, - усмехнулся Андрей, поднимаясь по трапу самолета Варшава-Москва.