Жанр: Быль
Форма: Миниатюра

Несколько лет назад, на одной из конференций уважаемого производителя IT-оборудования в солнечной Туретчине, группа товарищей, сидела вечером в шезлонгах на пляже и мирно употребляла спиртные напитки, под ненавязчивый шелест средиземноморской волны. Компания была небольшой, человек семь, но довольно разношерстной. Три девушки, одна из которых была российской сотрудницей этого самого производителя и четыре представителя мужского пола, из разных городов нашей страны, в том числе и я. Пьянка была спонтанная и неспешная и происходила после гала-ужина, посвященного закрытию мероприятия. Как правило, именно в этот день расслабляются все, включая тех, кто до этого момента, ходил, как говорится, не снимая галстук и не расстегивая пиджак. Вот и гуляли на территории отеля, около сотни участников, кто по барам, кто, кучкуясь по номерам, а кто и на природе, как мы. На пластиковом столе, окруженном шезлонгами, наблюдалось прямо-таки вавилонское столпотворение бутылок. Стояла и донельзя перегретая водка, и батарея банок и бутылок пива «Эфес», красное и белое вино, несколько сортов виски от самого вонючего, до внушающего уважение односолодового виски 12 летней выдержки, и даже непонятно каким образом затесавшаяся бутыль армянского коньяка, обвешанная всеми возможными звездами и медалями. Из закусок присутствовали несколько надломанных шоколадок и вынесенная из ресторана отеля ваза с фруктами. Да нужны были эти самые закуски, скорее в виде антуража и украшения пляжного стола, чем по своему прямому назначению. Никто не упивался. Все сидели, мирно беседовали, посмеивались, вспоминая «подвиги» былых времен, потягивали напитки из пластиковых стаканчиков и откровенно пьяному разгулу не предавались. К нам периодически подходили и уходили в темноту такие же, как мы гуляки из числа участников, оставляли свои напитки, захватывали наши, и все шло тихо и мирно, пока откуда-то со стороны моря не нарисовался еще один персонаж, в конце концов, сделавший завершение наших посиделок воистину эпическим…
Мероприятие было международным, и в числе участников, присутствовало много иностранцев. И вот на нас вышел представитель нордической расы, сотрудник германского офиса производителя, стопроцентный немец Людвиг. Высокий, поджарый, лет сорока, с остатками русых волос на лысоватой голове и с волевым подбородком, делающим его похожим на офицера вермахта в отставке. Все предыдущие дни, он пребывал в состоянии «человека в футляре», с дежурной улыбкой, всегда при галстуке, всегда в свежей сорочке, безукоризненно выглаженном костюме и до блеска начищенных туфлях. Теперь же он вышел со стороны воды, держа туфли в руках, с засученными до колен брюками, со свисающим из кармана галстуком и в состоянии глубокого, но изумительно активного опьянения. Где он так набрался, выяснить так и не удалось. Вышел и сразу встряхнул нашу засидевшуюся компашку. Сначала он безумно обрадовался пиву, рывком попытался открыть банку, облился нагревшимся напитком с ног до головы, радостно допил, то, что осталось, и моментально переключился на вино. Ему пытались поднести стаканчик, но тевтонец решил не мелочиться и засадил прямо из горлышка не меньше половины бутылки турецкой кислятины, ни разу не скривив лицо. При этом он так быстро, четко и красиво говорил на своем родном языке, что лично у меня в какой-то момент, непроизвольно появилось желание встать в единый строй и куда-нибудь маршировать, пока не остановят. Ну, есть у немецкого языка такая особенность, когда даже самые нежные слова, кажутся воинской командой. Потом он собрался купаться, но общими усилиями его остановили, но при этом он успел-таки снять сорочку и дальше и до конца оставался лишь в засученных брюках. Я в английском не силен, с ним объяснялись более продвинутые носители иностранной речи, но даже просто наблюдать за Людвигом было сплошным удовольствием. Раздевшись и минут пять, постояв в одних лишь брюках, он попытался замерзнуть, что при вечерней температуре воздуха под тридцать градусов было сомнительной задачей. Но Людвиг с пьяненькой непосредственностью немного поизображал озноб и аккуратно снял со стола бутылку, которая оказалась даром Армении. По всей видимости, вкусовые рецепторы немца к этому времени, напрочь отказались различать как аромат, так и крепость напитков, отчего он элегантно и с блаженной улыбкой, минут пять, не кривясь, прихлебывал коньячок из горлышка, словно простую воду, после чего попросил сигаретку. К этому моменту в даме из их российского офиса начала просыпаться корпоративная солидарность и опасения за организм германского соратника по бизнесу. Она попыталась воспрепятствовать табакокурению Людвига, который как оказалось, в обычной жизни не курил вообще. Но общество ее не подержало, и уже через минуту он с довольной улыбкой ворочал дымящуюся сигарету в губах. И вроде бы, осталось всего-ничего, до того момента, когда немец окончательно потеряет ориентацию в пространстве и его можно будет без проблем отволочь в номер, когда он неожиданно, в полной темноте, узрел на столе початую бутылку водки «Кремль», с живописным изображением столичной святыни на этикетке. И его поведение сразу изменилось, причем коренным образом. Сначала, он долго разглядывал бутылку, что-то беззвучно шепча губами. Потом неожиданно взял стаканчик и попросил налить ему туда водки, точно указав пальцем, до какого уровня. А потом, приняв строго вертикальное положение, вполне осмысленно, попросил коллегу на английском языке, его переводить, и произнес короткий, и судя по переводу, вполне осознанный текст. Весь его привести, к сожалению, не могу, но основную мысль запомнил, видимо навсегда.
- Камраден…мой отец, говорил мне еще, когда я был мал… Немцы - это цивилизованные русские, а русские - это дикие немцы. Мне кажется, что сейчас я настоящий русский, и это мне нравится! Цумволь!
Как он догадался, находясь в пьяной нирване, что, что наша компания состоит исключительно из россиян, для меня тоже представляет загадку, но обращался он к нам всем, с полной уверенностью, что его слова попадают по адресу.
Опрокинул водку в себя, по-ухарски попытался разбить пластиковый стаканчик об песок, молча пошатался с пару минут, и неожиданно громко и во весь голос, начал петь какую-то немецкую песню, которая как-то сразу превратилась в «Катюшу», из которой он видимо твердо помнил только мелодию и само слово «Катюша». Остальные слова он заменял немецкими словами, отчего «Катюша» тоже стала похожа на торжественный марш бундесвера. Но надолго Людвига уже не хватило, и уже через пять минут, он даже мычать перестал и убыл с пляжа в отель, при помощи двух наших товарищей и коллеги из Москвы.
Утром на завтраке Людвиг был. Чуть припухший и бордовый, но до синевы выбритый и такой же чистенький и аккуратный, немного виновато и застенчиво улыбаясь всем, кто здоровался с ним. И с того времени, меня иногда посещает мысль, что, наверное, кое в чем, он был безусловно прав…
.