Информация о материале

Автор: Legal Alien

Просмотров: 69255

- Кто приезжает, я не понял? – командир дивизии посмотрел на помощника дежурного, принёсшего ему телефонограмму.

И весь остальной штаб дивизии (заседание которого проходило прямо сейчас) тоже посмотрел на старшего лейтенанта Гену, но не строго, как командир дивизии, а с любопытством: они-то ещё телефонограмму не читали, может там их и не касается, чего зря брови-то морщить?

Старший лейтенант Гена, поправил пистолет на бедре, подумал, что вот какой мудак этот дежурный по дивизии – сам пойти зассал и послал его, аки агнца невинного на заклание этим волчищам:
-  Комиссия из управления по физической культуре и спорту Министерства обороны.
- А у нас, что есть и такое управление? – командир дивизии обвёл взглядом подчинённых.
- Ну а как же, - ответил начальник штаба, - морпехи там всякие. Десантники. Они же это. Ну. Спортсмены.
- А мы тут при чём?
- Ну мы же тоже.
- Что тоже?
- К министерству обороны относимся. У нас же тоже эта, физкультура присутствует. И спорт.
- Да?
- Да. Вон у нас даже флагманский мускул в наличии имеется. Капитан Егоров.
- Да? Это флагманский специалист у нас? Надо же, а я всё время думал, что кто-то из офицеров штаба дитёнка своего на работу водит.

Ну конечно командир дивизии шутил – капитан Егоров даже и не обиделся вовсе, так только, льдинка кольнула в сердце: служишь тут шесть лет, все обязанности главного спортсмена в дивизии атомных подводных лодок (бегаешь за водкой, варишь кофе, топишь сауну и достаёшь сигареты) исполняешь с оценкой не ниже хорошо и отлично, а тебя, типа, и не замечают. Ну так-то шутка нормальная, да, все остальные дружно засмеялись вон. Ладно, проедет и по моей улице грузовик с сахаром, подумал капитан Егоров и тоже вслух засмеялся.

- Ладно, я понял, ступайте, - разрешил командир дивизии помощнику дежурного.
- А, постойте, - остановил он его уже в дверях, -может с нами хотите поприсутствовать? На совещании?
- Никак нет!
- А чего?
Да ничего, блядь! Нечего мне делать, вместо своего дневного сна, сидеть тут с вами и хуйню вашу слушать, тоже мне, цирк дю солей проездом оттуда сюда случайно черезЗаозёрск, спешите видеть наших клоунов на арене вашего цирка, а то когда ещё придётся.

- Не дорос ещё, товарищ контр-адмирал!  - Гена встал во фронт, подобрал подбородок и гордо посмотрел в предполагаемую даль.
- Праааавильно. Молодец. Свободен.

- Ну, товарищи офицеры, зачитываю, - командир дивизии поправил очки, - для проверки качества… угу…а также физической подготовки… так… оценки… ага… состояния… ну, ну… понятно… угум … обеспечить… а то как же, да, … 16 мая. Короче. Вот только физкультурники ещё не трогали наших упругих тел и вот 16 мая приезжают исправить это досадное упущение. Мускул, докладывай.
- А я не в курсе пока, не сообщали ещё.
- Ну в теории. Предположи, чего нам ожидать-то и как к этому подготовиться? Вас же учили в этих ваших…ну где вас там учат.
- Ну они ездят эти комиссии, весной и осенью, обычно, в войска, сейчас вот, видно устали дышать пылью с ковров в своих министерских коридорах и решили к нам, проветриться. Так-то они, из Москвы, обычно куда южнее или сильно восточнее, а чего к нам решили…ну может вспомнил кто, что и подводники тоже есть и возмутился как это – подводники есть, а есть ли у них физкультура и спорт никто не проверяет. Это мои предположения.
- А они у нас есть?
- Кто?
- Ну эти, вот про которые ты…физкультура и спорт?
- А то как же! Присутствуют! Вы же мне каждый период обучения тонны отчётов подписываете как мы провели, углубили, расширили и закрепили.
- Так. И что они, обычно, проверяют?
- Физподготовку. Нормативы у случайно выбранного подразделения.
- Так что нам, лыжи где-то надо искать на подразделение?
- Да не, май же, кросс, скорее всего пришлют в плане проверки ну и  … гири какие-нибудь.

- Май? – командир дивизии выглянул в окно.

Вслед за командиром дивизии в окно выглянул и весь штаб, а из окна им радостно заулыбался снег, да здесь, мол, я, ребята, здесь, всё нормально, укутываю сопки ровным слоем в пару метров, никаких природных аномалий!

- Ну, в принципе, да. Откуда они знают в своей Москве, что у нас тут в мае ещё зима. Так, товарищи офицеры, давайте думать, что будем предпринимать по данному поводу?

- Тащ контр-адмирал? – начальник штаба вопросительно поднял сигарету.
- Да- да, курите, конечно.

Штаб дружно закурил, обдумывая план подготовки к сдаче зачётов по физической подготовке. Ну не сам штаб, конечно, а его члены потому, как сам штаб, это структура же просто и как она может курить, если не имеет физической сущности? Да?
- Ну надо дождаться плана проверки, думаю…, - сказал кто-то.
- И заранее определить экипаж, который они случайно выберут…
- А вот это вот правильно, да…кто там у нас поукомплектованьнее и не сильно занят?
- Двести восьмая?
- В отпуске же они…
- Точно, тогда с остальных соберём калек и скажем, что это двести восьмая?
- А на кораблях кого оставим?
- Ой, да что там кросс – час времени, так постоят…
- Двадцать минут, - поправил мускул.
- Что двадцать минут?
- Если трёшечка, то в двадцать минут надо уложиться, чтоб на удовлетворительно.
- Три километра за двадцать минут? Это ж куда надо подводнику опаздывать, чтоб так нерационально расходовать энергию?
- И не говорите! Не дай бог так хотеть!
- А слыхали как он три километра назвал?
- Ага, трёшечка, ты посмотри…
- Ласково так…
- Как маму родную…
- Одно слово – маньяк.
- Вообще ненормальный…
- Поосторожнее надо бы с ним, товарищи…
- Так тогда что там, с нашими баранами, двадцатую, определим, как обычно?
- Ну да, чего традиции-то нарушать, есть же двадцатая.
- Так и решим?
- Думаю, да.
- Решение штаба утверждаю! Ждём план, экипаж двадцатой оповещаем – пусть готовятся! Химик, откройте уже окно, топор же вешать можно, как вы следите за газовым составом атмосферы, я не понимаю!

- Вот, товарищ командир, разрешите вам представить! Флагманский мускул нашей дивизии!
- Да я знаю, товарищ контр-адмирал, он же нам всё время за водкой в посёлок бегает.
- Ну это шутка такая. Пошутил я, подсластить пилюлю тебе хотел, не знаю, офицеры штаба смеялись над ней.
- Так я же не офицер штаба, нам тут, в окопах со вшами, знаете, не до вашего штабного юмора.
- Тоже верно. Как дела –то у вас?
- С тех пор, как час назад мы с вами говорили? Всё в порядке, а что за пилюля-то?
- Какая пилюля? Заболел ты, что ли?
- Которую вы юмором мне сластили.
- А, эта пилюля. Слушай, комиссия к нам едет из самой Москвы! Не абы что, а прямо из Министерства обороны! Вот, думаем вас под неё, так сказать…
- Да, нам-то, что. Что водка, что пулемёт, лишь бы с ног валила! На какую тему готовиться отгребать?
- На тему физической подготовки!
- …?
- Вот, товарищ мускул сейчас всё и доложит, как раз план проверки получил. Докладывайте, товарищ мускул!

- Комиссия управления по физической культуре и спорту Министерства обороны. Так она называется. Приедут к нам проверять уровень физической подготовки и вообще смотреть, как  у нас тут работа поставлена в плане, если позволите, поддержания здорового тела, для содержания в нём здорового, так сказать, духа, бестелесной, то есть сущности нашей с вами, если вы в это верите, а, если, как я, нет, то примите просто за метафору.
- Надо же…да, товарищ контр-адмирал?
- Да, я сам в шоке! Думал он только ногами может, а он, вишь как - и головой!
- Да я не про него, я про то, что нет, ну вы подумайте, управление целое в министерстве есть…физкультурников, да?
- Ну выходит, что есть, да.
- И они вот к нам…к нам приедут проверять уровень физподготовки, а у нас и казарм-то нормальных нет, где у нас этот…стадион ближайший или спортгородок какой находится? В Мурманске?
- На «Спутнике», наверняка, есть же.
- Наверняка… и на тридцать километров ближе, чем Мурманск. Так и что они тут…ну…мышцы будут щупать или как это у них выглядит?
- Прошу разрешения продолжить доклад. В плане кросс три километра и силовые упражнения на зачёт.
- Кросс…в смысле? А где я столько лыж наберу? А куда мы на них бежать будем такой толпой? Здесь и места-то столько нет свободного или нас спецрейсом в Медео вывезут?
- Нет, не лыжный кросс. Простой.
- Простой?
- Ну да, ногами.
- Между отсеками, что ли?
- Да нет, там, - флагманский мускул махнул в сторону рубочного люка, - на свободе.
- Так там, на свободе этой вашей, минус шесть и снега по яйца!
- Ну…они, видимо, этого не учли. Но, вы же понимаете, Москва, что мы им скажем?
- Да вы ебанулись там все, наглухо, что ли? Например.
- Ну …да. Так мы, примерно и ответил: есть, так точно, разрешите выполнять.
- Не, ну ладно, что. Надо так надо. Для родной дивизии, тащ контр-адмирал, вы же знаете…мы всегда.
- За то вас и любим, товарищ командир! Что вы – всегда! Послезавтра они приезжают, доведите до личного состава план мероприятий и …ну…ну пусть подготовятся как-то, я не знаю. Мускул, можно за три дня к кроссу подготовиться?
- Абсолютно невозможно.
- Не ссы, мускул, подготовимся! Абсолютно невозможно на флоте только говорить, что что-то абсолютно невозможно! Эх, к нам бы тебя, на годик-другой, сделали бы из мыши полевой нормального офицера! Разрешите, товарищ контр-адмирал, приступить к подготовке немедленно?
- Так сейчас же адмиральский час…
- Ну не настолько прямо немедленно, а вот прямо по его окончанию!
- Приступайте!
- Есть, приступать! Чайку?
- Повкуснее бы чего…нет у тебя?
- Я взял, - флагманский мускул показал на свой дипломат, - пять звёзд.
- Вот это спортсмен, вот это я понимаю забота о начальнике! Ну пошли, командир, и чайку тоже!

- В рубашках побежим! – хлопнул командир по столу третьим стаканам чая.
- Как-то я не знаю…в рубашках-то…
- А потому что! И маршевой колонной, или как она там у пехоты называется? Нет, лучше парадным строем! Я – впереди, сзади старпомы с замполитом, знамённая группа, дадите знамя нам на кросс? Нет? Жаль. Тогда отставить знамённую группу – все в колонне по шесть, по ранжиру и в ногу!
- Да вы на параде в ногу даже ходить не можете, как вы бежать-то в ногу будете?
- А вот увидите! Ибо нехуй! Пусть знают и передадут там в Москве своей! В Министерстве этом своей этой обороны! Ишь ты – физкультуру они проверять приедут, а? Ну вы видали? Гуси. В рубашках и строем – вот увидите!

Капитан Егоров выехал ночью встречать комиссию в аэропорт города Мурманска на служебном уазике командира дивизии. И хоть командир дивизии командовал ста двадцатью баллистическими ракетами мощностью по две тысячи килотонн каждая, в его служебном уазике работали, в принципе, только колёса и руль и то влево выворот был в половину от правого. Салон обогревался от самодельного прикуривателя, а дворники работали, когда водитель дёргал за верёвочку сначала в одну сторону, а потом в другую.

Членов комиссии было трое и капитан Егоров нашёл их, охуевших от холода в своих курточках, туфельках и фуражечках, у входа в аэропорт.
- А чего вы в зале ожидания не подождали? - спросил капитан, жалея их красные уши и синие носы.
- А нас выгнали, - простучала зубами комиссия, - уборка там.
- Ну ничего, сейчас в дивизию приедем и сразу в баньку! А то как я вас потом, больных, обратно в столицу нашей родины отправлю?

Комиссия отказалось, было, от баньки потому, как, вроде, и не положено, они же со всей строгостью и их предупредили заранее, что моряки любят вот это вот всё своё гостеприимство показывать, а какая потом строгость, но проехав на уазике сто километров, согласилась бы уже на всё, а не то, что на баньку.

Утром они кутались в выданные им ватники, сыто рыгали крабами с водкой и сомневались, глядя на дорогу от штаба дивизии до пирсов, что тут возможно бежать кросс.
- В смысле невозможно? Да мы тут регулярно кроссы бегаем, не смейте даже сомневаться! – успокаивал их командир дивизии, - Что такого-то? Снег и колеи? Нам за это северные надбавки платят, всё нормально! Давайте, определяйте уже кто побежит и через пятнадцать минут сами увидите! А то нам ещё на рыбалку же, надо оперативненько всё это, пока катер не сломался.
- Так быстро не успеем, надо же номера всем выдать! – сомневалась комиссия.
- У нас у всех экипажей номера выданы на постоянной основе, ну что мы в детском саду, чтоли, мы же на зачёт, каждые пол года, скажи Егоров? Видите, коллега ваш, спортсмен, подтверждает!
- Ну, не знаем, давайте вот ту, первая к нам которая стоит, например.
- Первая к нам? Это двести вторая, там сокращённый экипаж, тридцать человек, не тот масштаб, что вы из Москвы прилетели и не ощутите всей нашей мощи?
- Нууу… вторую тогда.
- Это семнадцатая. Приём-передача на ней проходит, согласно руководящих документов, запрещено задействовать в посторонних мероприятиях, разве что вы настаиваете и под свою ответственность…
- Хорошо, третья.
- Это тринадцатая, она…
- Ну хорошо, хорошо, давайте, какую можно?
- А вот, последняя отсюда стоит. Двадцатка. Краса и гордость, так сказать, на зависть супостатам. Очень рекомендую!
- Давайте её.
- Дежурный! Дежурный, позвоните на двадцатую, поздравьте их с тем, что именно на их долю выпала высокая честь не уронить спортивное знамя дивизии! Через пятнадцать минут построение у СРБ на кросс!

А капитан Егоров-то нам уже и номера вчера выдал и посоветовал, чтоб выспались и не волновались, подумаешь – кросс, да дурак ты, капитан, изумился командир, только от кросса мы ещё и не волновались, ну, нашёл тут кого успокаивать, иди уже, не ссы, всё нормально будет, вот увидишь – дяденьки подводники меньших братьев своих в беде не бросют.

И когда дежурный по дивизии позвонил, ошарашить нас радостным известием, то мы уже все в ботинках и кремовых рубашках по пароходу ходили, номера носили в карманах пока, а про рубашки, когда командир объявил такое своё решение никто даже и не удивился, оспаде, да хоть в трусах, если папа так решил. Спорили только долго надевать ли галстуки потому, что галстук же - это красиво, но нет, решил командир, подумают, что издеваемся, погон для красоты им достаточно будет выше крыши.

- Сто восемьдесят пятый, Овечкин.
- А сто восемьдесят четвёртый где?
- Уволился же в позапрошлом году, Борисыч, ну ты как первый раз замужем!
- Ты где ходишь, морда киповская? Зайди-ка в каютку к дяде трюмному, быстренько!
- Слушай, тебе точно комиссоваться пора, Борисыч!
- Чего это?
- Ну если ты звонишь на «Молибден», я беру трубку, а ты спрашиваешь меня где я хожу, то это же уже деменция, нет?
- Так, накажу, бегом ко мне – ждём тебя с Андрюхой!

Сидят вдвоём в каюте – на столе луковица порезанная крупными ломтями, горстка соли и три по пол стакана.

- Механик приказал перед кроссом, хотели без тебя твою половину располовинить, но Андрюха вон слабину дал, жалко его, говорит, нам-то весело бежать будет, а ему как?
- Видал, как я об тебя забочусь? – загордился Андрюха.
- До слёз, брат, до слёз.

Хлопнули. Зажевали луком, утёрли слёзы и потянулись наверх, на построение.

Капитан Егоров с двумя секундомерами на шее и пачкой ведомостей в руках бегал вокруг стартового стола с горящими глазами – работать по предназначению, что может быть лучше!

- Подходим, по одному, записываем номера в ведомости! Строгий контроль и учёт!

- Как там Москва у вас? Стоит?– уточняли у капитана Егорова подводники.
- Да вы заебали! Я ваш флагманский специалист! Я тут с вами служу! Чего у тебя номер вверх ногами висит? Ну это не смешно, ну товарищи, прошу серьёзнее отнестись к проверке! - Товарищ командир, ну как вы, в рубашках-то правда, я думал шутите, - шептал он командиру, пока остальные строились парадной колонной.
- Какие могут быть шутки, товарищ мускул! Мы суровые морские витязи, а не артисты эстрады! Так, отойдите, мне надо с механиком пошептаться. Слушай, а чего это от твоих пахнет…э…свежестью?
- Механизмы без заправки не работают! – механик засучивал рукава у рубашки, видно половиной стакана не обошёлся.
- Ну вы же смотрите…того!
- Товарищ командир, мы только этим и будем заниматься, слово вот вам моё, держите! Исключительно смотреть, чтобы того!

- На старт! – поднял Егоров оба своих секундомера.
- Э, а пистолет-то у тебя где? – спросил старпом.
- Какой пистолет? – удивился Егоров.
- Ну стартовый, чтоб как у взрослых всё.
- Да побежали уже, холодно стоять-то, - выручил Егорова замполит.
- На старт!
- Ты командовал же уже на старт, зачем дублировать команды?
- Товарищ капитан второго ранга!
- Всё, молчу, молчу!
- На старт!
- Третий раз, ну нет, что он творит, вы видели?
- Внимание! Марш!

В ногу бежать не получилось – снега было до хера, не в буквальном смысле этого слова, а много, но бежали красиво, высоко задирая колени и с ровными спинами: впереди командир, за ним два старпома и замполит, потом знамённая группа (без знамени), а потом, строго по ранжиру и все остальные.

Первый проверяющий (стоял на середине половины маршрута у поворота в дивизию) видно было, что растерялся: строй бежит же и вон целый капитан первого ранга во главе его и строго смотрит, что делать-то, надо приветствовать строй или как? Ну так-то надо, все при погонах же – отдал честь, из строя его в ответ похвалили.

Второй проверяющий в конце половины маршрута (у штаба дивизии) удивился тоже и непонятно чему: тому что все бегут дружным строем и в рубашках или тому, что из окна штаба высунулся его (штаба) начальник  и кричит:
- Товарищ командир, раз вы всё равно здесь, заскочите ко мне на минутку, буквально!
-  Так я же на кроссе, товарищ начальник штаба! Мне ещё полтора километра в обратную сторону пилить!
- Ой, да на секундочку всего, вы же на Олимпиаду не собираетесь? Нет? Ну вот и замечательно, а то боевая подготовка это вам не кроссы бегать! Она не ждёт!

- Ладно, перекур! – объявил командир строю.
- Прошу разрешения выполнить приказание старшего начальника! – обратился он на ходу к проверяющему в звании целого майора.
- Огонька не найдётся? – обратился к этому же ошалевшему майору бэушный старпом.
- Нет, не курю.
- Спортсмен, что ли?
- Так точно.
- Везёт, а мы вот, видишь, слабы характерами!

Строй дружно задымил.

Третий проверяющий должен был стоять с капитаном Егоровым на старте, но ой, да отдайте вы ему свой секундомер, у него две руки – он с двумя секундомерами справится легко, а мы с вами в музей, пока минута свободная есть, я вам лодочку эбонитовую погладить дам, резины кусок с обшивки подарю – вся Москва завидовать будет, ни у кого там такого куска не будет, а у вас – будет, да конечно же ему можно доверять, я же вон, целый контр-адмирал и вовсю ему доверяю, кремень, а не спортсмен, я вам говорю и так и сяк его совратить пытались, а он – ни в какую, блюдёт, так сказать, высокое звание советского спорта и всё по-честному у него, вот бесит, но сам, не поверите и на перекладине и кросс вот, такой он строгий у нас, как Дзержинский, только от спорта. 

Сейчас он высовывался из окна музея уже с куском резины в руках и спрашивал у второго, а что происходит. Перекур, отвечал второй, они говорят, что обратно под горку и чего там бежать, успевай только ноги поднимать, а командира их в штаб позвали на секундочку и они без него бежать отказываются, русские, говорят, своих на проверках не бросают.

Но тут уже и командир вышел, чего стоим, кого, ждём, а ну-ка, за мной, ребята, кто последний, тот гондон, но строй не нарушать и меня не обгонять, а надо было в детстве мамок слушаться и кашу есть- выросли бы тогда полноразмерными людьми, а не полуросликами! Ну что там, Егоров?

- Да пиздец! Хорошо, что я секундомеры на паузу поставить догадался!
- Так в чём пиздец тогда?
- Ну опять врать, подтасовывать результаты!
- Ой, блядь, посмотрите на него, как барышня, заплачь ещё, капитан! Хочешь ко мне минёром? Я тебя и не такому ещё научу! Нет? Ну вот и подкручивай свои секундомеры, разделение труда это называется, один – родину бережёт, а второй ему за это секундомеры подкручивает. А что там дальше у нас?
- После обеда в штабе дивизии подъём гирь!
- А, вообще мелочь, тем более после обеда, когда комиссию опохмелят уже! Точно минёром ко мне не хочешь?

На обеде послали Борисыча, как самого старшего, спросить у механика, а может ещё по пол стакана, раз второй зачёт, то и полстаканов должно быть два, ну логично же. Да, но нет, сказал механик, в штабе довольно тепло и даже нет снега, с чего это мы рассчитываем на такие поощрения с его стороны, прикрываясь дохленькой вот этой своей логикой?

Первого к гирям послали хиленького с вида мичмана из турбинистов. С виду-то он был довольно хиленький, да и ещё со смешной мягкой фамилией, но, когда на спор затягивал гайки пальцами, то открутить потом обратно их можно было либо автогеном либо его же пальцами, но за стакан шила, а стакан шила на корабле найти гораздо проще, чем автоген.

Взял он гирю на грудь и на проверяющих смотрит.
- Начинайте, - говорит один из них, а все они уже с красными щёчками и глазки блестят.
- Я думал вы сверху сядете, - нет? Так, пустую гирю поднимать? Ну ладно.

- А сколько раз вы можете? – спросил проверяющий минут через пять, когда мичман уточнил, а можно ли покурить во время выполнения упражнения, а то он по дороге не успел.
- Ну…молодой был, так раз пять за ночь легко, а сейчас-то два-три всего, а скоро, чувствую и вовсе однопалчанином стану.
- Нет, я про гирю, сколько раз её поднять можете?
- Все. А сейчас сколько?
- Да я давно уже не считаю, норматив вы выполнили.
- Так а вы считайте, я и за остальных-то, ну что тут мельтешить всем?

Потом пошли экипажные(в плане здоровья) лоси, а потом уже командир дивизии театральным шёпотом жаловался комиссии, что солярка нынче на флоте дороже армянского коньяку, а катер уже заведён, прогрет и вхолостую молотит пол часа как. Быстро их сломал, в общем.

- Ты давай это мне, - инструктировал он рулевого на катере, - поперёк волны строго! Где больше волна – туда и ты!
- Так качать же будет!
- Молодец! Правильно соображаешь! И чем больше будет качать, тем больше ты в моих глазах будешь молодцом! Рыбы-то припас? Хвалю, спрячь пока мешок.

- Ну, товарищи члены, на ход винта! – встречали командир дивизии и капитан Егоров комиссию на палубе катерка, - не, погодите закусывать, ещё на оборот дизеля надо вслед, винт он же не сам. Ой, да Егоров заполнит все ваши ведомости, Егоров, заполнишь? Видите – заполнит: мы с рыбалочки в баньку и отдыхать, а он – ведомости заполнять, не, ну а что поделать – работа у него такая! Кто за штурвал хочет из вас? А допуск есть, аааа ну тогда пардоньте, пойдёмте в кубрик пока то да сё, заправимся!

Кубрика-то на том катере и не было, да и как на катере – чахоточную посудинку ту называли катером просто потому, что ну как её ещё называть? От маленьких размеров, старости и убогости, качало его, катер этот, прилично даже когда он стоял у берега, а уж когда в море выходил, да с поставленной задачей укачать гостей…что я вам могу сказать – не было у гостей никаких шансов.

- Вот, видите оно как, да, - убаюкивал членов комиссии адмирал через несколько часов скачек по волнам, - вы вот спортсмены, здоровья как у слонов, а весь залив мне заблевали, да? А я вот, смотрите, дедушка старенький, а солёным рукавом тулупа слюни вам вытираю и Егоров вон, видите, тоже сначала того, а теперь ничего, привык, да Егоров? А тоже сначала, как пришёл, кроссы всё бегал, турники тут гнул, а потом понял, да куда нам бегать-то? Это вы, пехота, в атаку бежите, а мы – выходим, понимаете? Вы-хо-дим. И отступать нам некуда, даже если бы и захотелось и догонять некого – у нас дистанция подлётная пол земного шара, кто от нас убежит? Нам вообще пофиг куда, такие площади кроем, что мама дорогая и сколько там кого, нам тоже насрать с плавкрана – мощей-то на два апокалипсиса и одно второе пришествие! Нам кроссы ваши, что зайцу стоп-сигнал, нам главное право с лево не перепутать, а на остальное, мы как собаки Павлова натасканы, до рефлексов. Да, Егоров? Где право? Вооот, видите? А лево где? Сука, а прав был командир-то: готовый минёр, ёпта! Пойдёшь у меня, Егоров, на двадцатку, как пить дать, нормального офицера из тебя сделаем, потом, когда в Москву тебя товарищи члены переведут, будешь там по штабу как папа ходить и пендалей всем развешивать! Хули, будешь им говорить, вы тут, крысы тыловые, да, Егоров? Что нет? Понеткай мне тут! Будто мне интересно твоё мнение про то, как мне твоей судьбой распорядиться! Неткает он, ишь ты, оперился! Эй, на руле! Давай к дому! Нам ещё комиссию перед самолётом отмыть надо и в чувство привести!

На том же уазике обратно ехать было уже не так страшно, а отступать из дивизии стратегических подводных крейсеров даже приятно – впереди Москва! Комиссия всю дорогу сомневалась, что их пустят в самолёт с этими мешками рыбы, но Егоров их успокаивал – не первую комиссию чай провожаю, видите - один мешок лишний, знаю кому занести, да конечно вы же её и словили, а кто? Не знаю, почему вы не помните, шок, наверное, у организмов – морское дело нелёгкое, это вам не кроссы же бегать.

- Ты давай, держись тут! – горячо жали руку Егорову на прощание члены комиссии.
- Да это вы там. Держитесь, а мне-то тут норм. Сначала тяжело было, думал, мать моя, как отсюда сбежать-то, а теперь так втянулся, что и хорошо даже, знал бы, сам бы сюда и просился. Приезжайте к нам ещё!
- Нет уж, - ответила комиссия, - лучше вы к нам!

Это была первая и последняя комиссия на моей памяти, которая проверяла состояние у нас физической культуры и спорта. Слабенькие оказались. Хоть и спортсмены.

Информация о материале

Автор: Legal Alien

Просмотров: 72432

Военные моряки. Вот ребята о ком, неожиданно, пойдёт сегодня наш рассказ. Лишённые сызмальства тех привилегий, которые вы полагаете за данность, запертые в железные борта своих кораблей и не имеющие возможности выбирать чем им сейчас хочется заняться, вынуждены они выкручиваться из всего этого только смекалкой, терпением и волей.

Вот, например, дождь. Вы можете достать зонтик и не мокнуть, а то и вовсе не выходить из дома потому, что ну и что, что еда кончилась – вон же ещё цветы в вазе стоят и соль, а дождь не вечен, а моряк? Выдёргивает его вахтенный отсека из сновидений, в которых он, может, только что на тёплом море собирался руку предлагать, тащ, готовьтесь к вахте и что, может он сказать, не, не, не я, пожалуй, дома останусь? И выходит он на мостик а там тот же дождь, который вот у вас идёт и вы уже с аппетитом смотрите на цветы, а он? Отсюда льёт, оттуда дует и тоже с водой, отовсюду брызжет, а предыдущий, которого он меняет, уже к этому равнодушен – он и сам уже дождь пополам с морской водой и, когда снимает рукавицу, чтоб пожать руку, из неё течёт вода, а ладонь у него мягкая и пальцы в морщинках, как после бани, хотя что за баня в плюс пять? Зонтик?

Ну не достанешь же ты в дождь на мостике зонтик? Нет, можно конечно, но, скорее всего, если тебя не унесёт мэрипопинсничать, то тебя тут же отстранят от вахты, а то и вовсе спишут с плавсостава, да и не только тебя, а, заодно, и всех твоих потомков до пятого колена. На всякий случай, или зуб. Возьмём и предположим, что он заболел.

Повезло, если ты не на вахте и доктор в хорошем настроении! Ну как повезло: доктор достанет те клещи, которые ещё Пирогов выбросил со словами «Да ну, вы ебанулись, что ли, наглухо совсем?», а военный интендант, проходя в этот момент мимо медицинской палатки, подобрал их, нежно вытер обшлагами и со словами «Не, ну а чо, нормальные же клещи!» поставил на вооружение всей армии и, соответственно, флота, до полного износа и морального устаревания. А чему там устаревать? Ну круглогубцы и круглогубцы! Так вот, достанет доктор эти клещи (может быть даже те самые!) и, ласково ими пощёлкивая, заглянет вам, через глаза, на самое дно души: «Что, зубик заболел, родненький? Ну заходи, чего ты дрожишь, милок?» и вы не поверите – боль не то, чтобы отступает, но становится довольно-таки терпимой! И это, вы помните, если вам повезло, и вы застали доктора в хорошем настроении, что бывает крайне редко и похоже, согласно военно-морской классификации, на чудо чуть ли не полуторного пришествия. А что бывает, когда в плохом, я вам смогу рассказать только после того, как вы мне предъявите справкио полной морально-психологической устойчивости из поликлиники, к которой приписаны.

  Но хуже всего скука, а, особенно её комбинации с весной, летом, осенью и зимой. И вся беда даже не в том, что военный моряк не умеет скучать, но в том, что к скуке этой, он, сука такой, готовиться заранее! Нет бы просто страдать хуйнёй, что, иногда, случается и на это никто не обращает внимания и даже строгий старпом, застав группу военморов, страдающих хуйнёй, спросит их, бывало, по отечески: «А что это вы тут, бакланы шерстопёрые, творите? Ааааа, хуйнёй страдаете? Ну ладно, только суточный план мне не нарушать!» - посмотрит строго, да и дальше пойдёт, так нет же -  ему, этому самому баклану, нужно обязательно что-нибудь себе припасти заранее, чтоб, когда на него навалиться скука, ему не было скучно и можно было что-нибудь повертеть в руках или куда-нибудь это, припасённое, засунуть, чтоб посмотреть, что будет. Об этом, как раз, случае,гремевшем в своё время, на всю нашу необъятную Родину и до самого даже Мурманска,про засунуть, я и хочу вам сегодня рассказать.

Стоял излёт лета. Та самая пора, которая всем нравится больше всего, да не все об этом решаются говорить вслух. Запахи скорой осени носились ветром по горбам сопок и оттуда стекались вниз, прямо в синее море, но не волнуя его, как осенью, а нежненько проникая в. И солнышко уже не палило, а ласково грело прибрежные камни. Они-то и были виноваты, как вы увидите после, эти самые камни. Даже не суббота, в которую нести вахту скучно и неинтересно, хоть до крайности спокойно. Проверяющих в субботу не бывает – дураки они, что ли, по субботам шастать, а ещё и дежурный по дивизии в ту самую субботу ушёл спать к себе на корабль, приказав будить его, если что, обязательно, но только если это самое «если что» будет ядерной войной, а, иначе, давайте тут сами, чо тут: рулить дивизией атомных крейсеров в субботу сможет и второклассник, если ему выдать повязку и ознакомить с суточным планом. Хотя, если бы он и не ушёл, то ничего бы это не изменило – сами сейчас увидите.

Но в субботы так было почти всегда, а в эту, видите, добавились ещё и камни, на которые вылезла погреться нерпа. Не то, чтобы здоровая, но и не маленькая – нормальная такая чёрная нерпа. Лежит себе на бочку, усами шевелит, да на солнышко щурится. Милота!

А сверху, с вышки, щуриться на неё морпех, который там стоит уже второй год, с перерывами на сон, еду и политзанятия и вот эта самая нерпа, так уж вышло, стала, на тот момент, самым интересным событием за всю его службу.

Это когда он поступал служить (ну как поступал, - был отловлен в тайге и доставлен в военкомат) ему сказали, слушай, ну ты же охотник, да? Потомок Дэрчу Оджала, наверняка. Белку в глаз бьёшь, а, если тебе ружьё дать, то ты и вовсе в ресничку ей попадёшь? Ну так вот, смотри, охрана важного государственного объекта, стратегического, можно сказать, значения от проникновения внутрь его извне! Звучит? Карабин тебе дадут, будешь зорко вокруг, а если что - стой, кто идёт! И из карабина по ним! А тебе медаль потом, а то и орден, представляешь? Морская пехота, сынок, это тебе не в танки пукнуть бояться, это простор, ебать его, отвага и эта ещё, как её…товарищ прапорщик? Точно! Удаль! А? Хочется? Ну а кому не захочется? Ябы и сам, знаешь, но годы не те уже. Вот тут подпишись. Где ты, там победа, сынок, запомни свой девиз отныне и до скончания веков!

«А где ты» оказалось, на поверку, не то, чтобы полно врагами, а нет врагов – откуда брать победу?Да не то, что врагами, а и обычными людьми как-то не кишело. Да что там не кишело – их и не было вовсе. Вы, стращает замполит, должны бороться с террористами! Бдить во все стороны одновременно, чтоб даже мышь! Даже, сука, пискнуть при вас боялась! Ну а чего тут бдить на вот этой вот самой дальней вышке: внизу обрыв метров хуйзнаетсколько, под ним пирсы с лодками, вправо от вышки – сопки до горизонта, а слева – немножко сопки и море: откуда тут взяться террористам и зачем? Прыгнуть со скалы вниз и разбиться насмерть? Ну нет – вот они и не беруться. Даже охотники за грибами сюда не забредали – больно далеко, да и в колючей проволоке вся природа, включая грибы. Один раз на стрельбище вывозили и все тебе развлечения за полтора года. Спросил раз про увольнение, все чуть со смеху не полопались, да иди, говорят, конечно, раз по уставу положено – хошь вон в ту сторону, хошь вон в эту, дать тебе увольнительную? Тьфу. Хорошо хоть три патрона на стрельбах сэкономил, греют теперь душу в кармане. Но, в общем, скука неописуемая. О, а это что за зверь там лежит? Надо же, как зашевелилась внутрях охотничья привычка и пальцы зачесались и патроны в кармане, вот вам крест, сами позвякивать начали, а дух Дэрчу Отжала, будто подмигнул и по плечу так ласково потрепал: хороший зверь, надо бить!

А внизу, вот прямо под вышкой, был пирс и к пирсу была пришвартована подводная лодка, а у её трапа, как и положено у любой уважающей себя лодки, стоял вооружённый верхний вахтенный Максуд. Максуд был, ну… Максудом и служил вообще-то трюмным в седьмом отсеке, не королём говна и пара (он же был матрос), а их принцем, но так уж заведено на подводных лодках, что для их охраны специально обученных людей нет и охраняют их те, кого удаётся заставить выучить инструкцию и кое-как научиться пользоваться автоматом, вот, хотя бы и принцев говна и пара. И не знаю где как, но в губе Нерпичья, верхний вахтенный выставлялся с единственной целью – вовремя разбудить центральный пост, если к кораблю приближалось строгое начальство или коварные проверяющие. Одна надежда всколыхнулось было у матросов послужить стране, когда возникла опасность проникновения чеченских террористов и на пирсы привезли мешки с песком, чтоб за них падать, если что, и отстреливаться. Штук по пять на каждый борт выделили. Вы серьёзно, спросил командир, у нас же на отливе перепад высоты метров десять, что толку от этих хилых пяти мешков, тут же ростовой ДОТ строить нужно или как он там называется, ну раз уж такое дело. Да где мы вам столько песка наберём, странные вы люди, тут же не Каракум, тут мох и камни, а песок чуть не из Воронежа везли, вы что, в литерных вагонах, надо же ценить заботу Родины об вас, а не вот это вот всё тут начинать – нате, распишитесь за пятьмешков и что мы безопасность вашу обеспечили чуть более, чем полностью и тут всё это красивой горкой сложите или складите, как вам угодно, а потом доложите не забудьте, что пирсы укрепили и сам чорт вам теперь не брат! Письменно и в трёх экземплярах. Повезло просто, короче, что, либо чеченские террористы бояться песка, либо, как и все остальные террористы, понимают, что проще занести денег. Но не суть.

И вот значит Максуд стоит и бдит, как полагается любому дисциплинированному матросу, несмотря на то, что суббота и вообще. Ну как бдит: пишет письма своим любимым девушкам о том, как он тут, несмотря на и, если бы не он, то бы и хуй его знает, но повезло всем, что он и, поэтому, брюки-клёш ему одному из всего призыва разрешили распороть и вшить в них синей, как твои глаза, шёлк, чтоб, когда он, то сразу всем было видно, что это именно он и есть – тот самый. И тут выстрел.

И пуля шмяк в море, метрах в двадцати от него. Да ладно, подумал Максуд, вот сейчас за мешки эти падать и пора? Да ладно?

Перелёт, подумал морпех и я перед ним сейчас извиняюсь, что имя его для истории не сохранилось совсем, но морпех – это тоже звучит гордо, правда ведь? Достав второй ворованный (давайте будем называть вещи своими именами, в конце-то концов!) патрон, морпех прищурился, взял поправку на ветер и шмальнул по нерпе второй раз.

И опять Максуд слышит выстрел и пуля дзынкь по пирсу. Да ладно, думает Максуд, как так-то? Кто синий, как её глаза, шёлк в распоротые клёши вошьёт, если не он?

- Сентральный, верхнему!
- Внематочно.
- Тут это, тащ… по мне стреляют. Как бы… вроде бы как…

Ну вот зачем на свете существуют трюмные, подумал в этот момент дежурный по кораблю, он же младший штурман, суббота, блядь, вовсю, погода как на картинке кого-то там, кто рисовал эти широко известные картинки, а вчера День рождения отмечали у Сани, ну как вчера… начали-то вчера, да… и даже дежурный по дивизии (он же командир) сладко спит у себя в каюте, а ему, штурману, глаз не сомкнуть и всё почему? Всё потому, что на свете существуют трюмные!

- Максуд, блядь!
-Йа!
- Ты же, сука, инструкцию учил! Учил?
- Учил.
- Зачёты сдавал! Сдавал?
- Сдавал.
- Инструктировал тебя я, перед разводом, дежурный по дивизии на разводе и снова я, после развода?
- Так точно!
- Ну и хули тогда? Какие твои действия в данном случае?
- Оборонять!
- Ну дык и обороняй, ёпта!
- Йееесть!

Эх, ебать, подумал Максуд, да не так-то уж я и наврал в письмах-то, хоть и не дописал их ещё! Медаль, бля, а то и орден! Застили ему глаза и,упав за мешки с песком, Максуд начал внимательно смотреть.

Да чтош такое-то, возмутился морпех, как так- то вообще! Я же белку в глаз! А с ружьём так и вовсе! А тут лежит такая туша, а я что? Не потомок Дэрчу Оджала, что ли? Как тут это работает? Куда брать поправку, кроме ветра? Что за ёбанный край такой, а? Как тут они живут с вот этим вот всем! И последний, третий, патрон, уютно щёлкнул…куда он там щёлкает? В патронник?

Максуд заметил, откуда бахнул третий выстрел и подумал, ах ты, сука такой, пидор! Ну погоди!

Автомат Калашникова это вам не карабин - что там, вот эту штуку перевёл в режим стрельбы по три патрона, вот эту вот загогулину передёрнул и поливай! Что, собственно, Максуд и сделал, лёжа за мешками с песком. А чего по три, а не очередями, спросил потом командир, дык как чо, я же не просто хотел патроны расстрелять, а завалить этого пидора! (дословная цитата Максуда).

Ах ты сука, такой!  Пидор! Стрелять по мне! Подумал морпех (он же, в данный момент, пидор, по версии Максуда) и зарядил штатную обойму. Только нерпа, хочу я заметить, и дежурный по кораблю, остались равнодушными к данному кипению страстей в отдельно взятой нелюдимой области пространства и времени. Ну с нерпы-то что взять – животное, а у штурмана суббота, с него тоже, что взять при данных обстоятельствах и, если мало их, так вот вам ещё и диван в штурманской рубке!

- Сентральный, верхнему!
-Максуд, ну что опять? Инопланетяне?
- Никак нет! Инопланетян же не существует! У меня патроны кончились! Можно мне ещё патронов наверх передать?!

Даже если вы младший штурман и стоите дежурным по кораблю в субботу, то фраза от трюмного матроса Максуда о том, что инопланетян не существует, приведёт вас в чувство быстрее, чем мгновенно, поверьте. А потом уже, прошмыгнёт по краешку коры маслица о том, что, ну в смысле, - у него шестьдесят патронов кончились? Хорошо, что штурманёнок подумал, но вовремя не сказал вслух, про штыковую атаку, а то не так бы радужно могла закончиться эта история!

И только благодаря тому, что наша родина так необъятна, говорил потом командир перед строем, эти два придурка остались в живых! Только дистанция, плюс перепад высоты и восходящие потоки и спас двух этих защитников людей друг от друга от окончательной и бесповоротной кончины!

Но это он потом уже сказал, когда всё прошло, а тогда-то штурманёнок, несколько смущаясь, вылез на мостик и оценил обстановку: и правда, Максуд лежал за мешками с песком и радостно помахивал ему пустыми рожками, а сверху и правда постреливали. Да, ебать, вот это суббота!

Не ядерная война, конечно, но дежурного по дивизии пришлось разбудить. Он долго не втыкал в чём тут прикол и отчего штурманёнок такой дерзкий – взял и разбудил. Потом воткнул, но долго не верил потому, что от штурманёнка пахло только вчерашним Днём рождения, не более того, да даже бы если и более того, но командир же знает на что способны его офицеры в любом состоянии и вот на то, чтобы будить командира, когда он приказал его не будить, они точно не способны,а, иначе, как бы они медкомиcсии проходили? Да и как такое вообще может быть, да ещё, как назло, в его дежурство! Блядь, перестрелка двух караульных? Да это же жопа и, в самом деле, лучше быуж тогда ядерная война!

Ну и потом началось, конечно. Пока дозвонились до караула и те бегом на вышку: телефонная связь-то не работает года с позапрошлого, откуда в стране провода, когда не у всех ещё дома в испаниях построены, а у раций аккумуляторные батареи старые, заряд не держат. Может, говорит, штурманёнок, помашем ему белым чем с рубки, жалко Максуда же, на что командир резонно возразил, что советские моряки никогда не сдавались, а мы же теперь снова русские, рискнул возразить штурманёнок, ну вы может и да, не стал спорить командир, а я-то старой закалки. Максуд, крикнул он Максуду, вожмись в пирс поплотнее и не дыши! Есть, тащ командир, ответил Максуд, который, в принципе, как раз именно этим сейчас и занимался.
- Но нет, сука, жалко его, - не унимался командир, -что там за карамультуки у нихна вышках, не в курсе ты?
- Да откуда бы? – не знал штурманёнок.
- Ладно, мухой давай вниз и три тулупа неси: мне, себе и третий!

Вышли в тулупах на пирс, перевернули будку верхнего вахтенного и ей придавили сверху Максуда, проложив тулупчиком, чтоб не сильно давило.
- А нас если он…того? –не унимался штурманёнок.
- Ну так нам за это деньги платят, а ему – нет.

Но тут уже и караульные прибежали – собак у них не было, но лай слышно было со всех сторон.

- Ну а сейчас, - резюмировал командир - нам всем будет пизда!

И точно – пол часа не прошло, как пыль столбом от УАЗиков, Волг, ЗиЛов и буханок!

Но нерпы к этому времени уже не было. Когда ей надоела вся эта возня и она, плюнув на суетливых людишек, шмыгнула обратно в своё безбрежное море – никто и не заметил. Хотя особисты потом пытались и её найти, чтоб допросить. А, может и до сих пор ищут.

Максуда потом в отпуск отправили, хоть штабное начальство и приказало его сгноить в трюмах, отпустив на дембель в последнюю очередь и командир сказал «есть», а потом добавил давотхуйим, что он нарушил? С поста не сбежал? Не сбежал. Бой принял? Принял. Подводную лодку оборонял? Оборонял! Ну и хули тогда? Не завалил морпеха, правда, и это косяк, боец, иди сюда, на тебе щелбан за это и чтоб впредь целился лучше!

А остальных всех наказали – вот вообще всех от Максуда и до командира дивизии. Даже командира трюмной группы, в которой служил Максуд, хотя тот вообще был в отпуске, но – военный моряк на то и военный моряк, чтоб его могли наказать в любом состоянии и не доказывая вины. Умер, сука? Растолкайте, я ему взыскание въебу на дорожку!

А что стало с потомком Дэрчу Оджала, то доподлинно и неизвестно: особисты так орали в своих застенках, что даже чайки в губу залетать боялись. Но, впрочем, вполне резонно мы можем предположить, что, хоть, вероятно, и последним, но он дембельнулся и сейчас давно уже бродит по тайге, по следам своего предка и белок в глаз, а, когда с ружьём, то и вовсе в ресничку, а дома ждёт его жена и дети: трое, а может и четверо, но почти все из них мальчики и вспоминает он эту историю и думает, вот что хорошего было в его службе на Северах, так это ебические расстояния и перепады высот с восходящими от моря или, наоборот, втекающими в него с сопок воздушными потоками и пидор тот, который в него из автомата, жив-здоров, благодаря этому, в своей этой Татарии или откуда он там.

А  Максуду клёши  с синими, как её глаза, вставками шёлка  велели зашить как было, а то тоже мне: двумя рожками одного морпеха завалить не смог, а туда же – в невыносимую красоту, ишь ты! Ну вот и где, скажите мне, в гражданской жизни, от простой скуки плюс нерпы, можно заполучить такое приключение с такими последствиями? Ой, да я вам сам скажу – нигде!

Информация о материале

Автор: Legal Alien

Просмотров: 59449

- Таааааак. Так, так, так, так. А это что за хуйня? – и дежурный по политотделу, капитан второго ранга Пирог, даже сдвинул на затылок фуражку, чтоб козырёк не закрывал глаза и было видно, а не только слышно, что то, о чём он говорит, и в самом деле какая-то хуйня.

Дневальный по роте матрос Пирожок, выросший в хорошей семье и успевший до залёта в военно-морской флот окончить три курса в институте, был полностью согласен с парторгом части, и почти про всё, что окружало его здесь, он мог бы с готовностью сказать, что это какая-то хуйня с точки зрения здравого смысла, но вот про какую именно хуйню его спрашивал старший товарищ и наставник по партийной линии прямо сейчас - догадаться не мог.

Заканчивая положенный срок в учебке и готовясь на действующий флот, матрос Пирожок что-что, а то, что, если пришёл проверяющий, то он обязательно найдёт какую-то хуйню, усвоил твёрдо, и научился уже философски (читай похуистически) к этому относиться, но обычно проверяющие хотя бы пальцем, но показывали на то, что по их проверяющецкому мнению не соответствовало железной флотской дисциплине и уставному порядку, а тут на тебе - Пирог. С глазами, хоть и не в Рязани. И капитан второго ранга Пирог не то, чтобы был мудаком, нет – он был вполне порядочным офицером. Настолько порядочным, что даже не сильно обиделся на первичное собрание комсомольцев третьей роты, когда те единогласно выбрали комсоргом своей роты матроса Пирожка, хотя, конечно же, отчётливо понимал почему именно они это сделали: как говорится, чем бы матрос не тешился, лишь бы поварихи не беременели.

Никто не ожидал от него, что он снимет с дежурства за труп мухи на подоконнике или заставит хоронить найденный бычок в могиле метр на метр и в метр глубиной – слишком мелким было это для его натуры, и раз уж он говорил, что происходит какая-то хуйня, а тем паче сдвигал фуражку на затылок, когда говорил об этом, то у матросов учебной части принято было напрягаться.
Пирожок и напрягся. Он показал глазами, что напрягся, встал в стойку напряжённого матроса и даже вздохнул: мол, вот беда-то какая, что в мою вахту и вот это вот. Надо же – ну кто бы мог подумать.

- Виноват! – сразу зашёл с козырей Пирожок.
- Виноват – исправлю! Так должен отвечать матрос славного советского военно-морского флота, дорогой мой друг! – и Пирог повёл рукой в сторону ротного аквариума. - А если он не исправит до сдачи вахты, то тогда его снимут с вахты и он заступит на неё снова, как предписывает устав внутренней службы. Не так ли?
- Точно так! – Пирожок заменил выражение глаз с виноватого на готовое немедленно всё исправлять. - Разрешите немедленно всёисправить!
- Разрешаю! И смотрите мне, чтоб больше такого не повторялось!
- Есть смотреть!

Да чего, блядь, такого-то? Такого-то чего, блядь! Куда смотреть-то? Это вопросы философского порядка и над ними можно подумать, но вот вторая вещь, которую матрос Пирожок выучил в учебке – это репетовать все команды немедленно, а потом уже уточнять.

Ротный аквариум был мутным параллелепипедом объёмом литров в двести из непонятного от времени материала (предположительно стекла) с неизвестными животными и неземной красотой внутри. Но он такой был всегда – и в прошлом месяце, и в позапрошлом, и вот прямо час назад, и простоит таким ровно до момента окончания учебки третьей ротой, а потом они, по устоявшейся традиции, выловят из него всех его обитателей, вынут всю красоту, созданную предыдущей ротой, помоют и вставят туда свою. Красоту и тех обитателей, которые выживут в процессе. Хотя, чего уж там, с такой-то тренировкой, они, эти самые обитатели, и ядерную войну легко переживут, не то, что временное отсутствие привычной среды обитания.

- Товарищ капитан второго ранга! – не выдержал Пирожок уже в спину уходящему Пирогу, - Прошу разрешения обратиться!

- Разрешаю.
- Прошу уточнить… срок устранения замечания!

Пирог глянул на часы над тумбочкой дневального.
- Два часа. Хватит?
- Так точно! А на что?
- Что "на что"?
- На что вот… нууу… два часа? Не могли бы Вы уточнить? Прошу прощения.
- Ооооххх, - горестно вздохнул Пирог, - как же тяжело с вами, зелёными юнцами… как же тяжело… Иди за мной.

Да, - думал матрос Пирожок, идя за ним, - и точно говорил мне папа: не переводись на заочку; сгоряча я, сынок, сказал, что ты на моей шее сидишь, но ты-то не горячись, подумай, а я вот да, погорячился.

- Смотри, - Пирог показал на аквариум, - что вот ты видишь?
- Аквариум.
- Точно?
- Точно.
- Просто аквариум?
Да, блядь, а что? Сложно аквариум?
- Нуууу… большой аквариум…
- И ещё какой?
- Какой?
- Тематически оформленный, так?
- Ааааа. Это-то? Это-то да, - тематически, точно! – обрадовался Пирожок, что так удачно всё пока складывается.
- А на какую тему он оформлен?
- На… морскую?

Пирог вздохнул, снял фуражку и протёр её изнутри носовым платком, чтоб стало очевидно, насколько он умаялся тыкать всех носом в очевидные вещи.
- Пирожок.
- Я!
- Даже не буду рифмовать. Вот смотри – видишь тут кораблики?
- Так точно! (по поверхности зелёной жижи и правда плавали куски непонятно чего, раскрашенные в разные цвета, которые, если отойти подальше, прищурить один глаз и посмотреть другим искоса, и правда походили на кораблики)
- А вот это? – и Пирог ткнул фуражкой в аквариумное дно.

Один из кусков в виде кораблика, очевидно напрочь сломленный своей незавидной судьбой, лежал на грунте.

- А это… утонул? – предположил Пирожок.
- Вооооот! Видишь – утонул! А что это за безобразие, когда советский военный корабль и, может быть, даже целый эсминец - и утонул? Два часа, и чтоб снова плавал! К чему же мы прикатимся, как не к форменному безобразию и попранию всех устоев, заветов и славных традиций, если у нас даже в учебных центрах корабли тонуть начнут? Разве придём мы так к мировой победе социализма, братству всех народов и всеобщему равенству?
- Никак нет!
- Вот видишь, просто же? Два часа, Пирожок! Два часа!
И за Пирогом закрылась входная дверь четвёртого этажа.

- Дай папироску, - ткнул Пирожок в бок подсменного дневального.
- Тыж не куришь вроде?
- Да не закуришь тут. Я же без двух лет инженер-электрик, - дымил Пирожок горькой беломориной в туалете, - нет, ну правда, я же могу нууу там проводку починить, не знаю, пусковую станцию, прозвонить что-нибудь, ноль от фазы отделить, плюсом по микросхеме поводить и много чего ещё, а весь мой вклад в мировую победу социализма заключается в том, чтобы достать этот кусок говна со дна аквариума и заставить его плавать? И только тогда социализм победит? Даааа. Не к тому меня готовили дедушка-профессор и папа-председатель исполкома, ох и не к тому. И вот мама. Отчего ты, сынок, так мало пишешь, я же тут без тебя, мне же тут всё про тебя интересно, я же почти не сплю, все глаза в ночь проглядела, ну пиши всё, что там у тебя происходит. Здравствуй мама, служба моя идёт хорошо, в учёбе я отличник, по специальности ко мне замечаний нет и несение дежурств на высоте – вчера вот, например, мама, я доставал из устройства под кодовым названием «аквариум» кусок говна, который, возможно, вовсе эсминец и делал так, чтобы он плавал, а не лежал на дне, потому что он же советский, мама, понимаешь? А вот так мама – ты как себе думала? Да. И наискось по конверту: писал письмо тебе матрос, а почтальон его принёс! Или ещё какая лабуда.
Ладно, пойдём посмотрим, что там с законами физики в отдельно взятой воинской части.

Законы физики, как ни странно, работали и в отдельно взятой воинской части. Кораблик, вытащенный со дна крючком в виде интеграла (вот и пригодилась высшая математика!), оказался выточенным из какой-то не то древней древесины, не то бивня мамонта, покрашен шаровой (а какой же ещё!) краской, сильно залачен, и явно был много плотнее воды, а оттого - ну как бы он мог плавать? Да и зачем? Зачем я устроил всё это, когда мог просто переехать жить к бабушке, например, а? Так. Значит, что: надо уменьшить плотность этого говна так, чтоб оно плавало на воде, что может быть проще, верно? Верно говорил мне декан, что пожалеешь ты и не раз. А как можно уменьшить плотность этого…эсминца? А давайте попробуем увеличить его объём! Ну что, в теории, может быть проще? К бабушке переехать надо было жить, вот, блядь, что было бы проще!

Побродив по расположению роты и по территории части, где ему было разрешено бродить, Пирожок набил карманы всем, что в теории способно было:
а) увеличить объём условного эсминца;
б) не сильно изуродовать при этом его внешность;
в) не увеличить плотность конструкции в целом.

В это время эсминец, обтёртый полотенцем, сушился в сушилке, готовясь снова гордо встать в гордый строй гордых кораблей гордого флота. Он же не говно, а боевой корабль!

Набрав в обрез воды, чтоб не лазать всё время в аквариум почём зря и не подвергать свою жизнь опасности – кто там водился в нём, этом аквариуме, доподлинно не знал никто, - Пирожок приступил к устранению замечания. И сначала ему казалось, что всё довольно просто, но потом оказалось, что не тут-то было! Гордый эсминец не хотел плавать по поверхности воды – хоть ты тресни! Пару раз Пирожок чуть было не выдохнул от облегчения, что вот, почти получилось, но нет – эсминец давал задорного крена и опрокидывался, или погружался с резвым дифферентом, но шёл на дно в любом случае! Стрельнув вторую беломорину, Пирожок решил применить к делу системный подход, которому в третью очередь обучаются все матросы в учебке.

Суть системного подхода заключалась в том, что в любом деле, для того, чтобы его сделать, нужно его не делать, а проявить хитрость и сделать вид, что ты его сделал. Сложно, да, но можно, и тогда меньше устаёшь – это раз, и чувствуешь себя настоящим моряком – это два. А на флот, нужно сказать, Пирожок попросился сам добровольно потому, что сухопутная жизнь к двадцати одному году порядком ему надоела и хотелось, ребята, вы не поверите, - романтики! Хахаха, сказал на это военком, похвально, конечно, но смешно – папа твой вчера звонил, просил устроить в полк связи, вон он, этот полк – за забором, видишь, прямо тут же - мама через решётку борщом кормить будет с ложечки, а ты говоришь на флот, да ты хоть представляешь себе, щенок, где находится этот самый флот и в какой жопе ты будешь торчать все эти годы? Нет, ну воля твоя, только с папой потом своим сам разбирайся, договорились? А я тебе полк связи предложил и, как бы, ответственность с себя снял. Вперёд, сынок и прости, если что, но оттуда уже я тебя вытащить не смогу!

Интересно, а считал Пирог, сколько кораблей вообще плавает в аквариуме? Этот мог и сосчитать. Может новый выстругать? Не успеть, пожалуй… снова на службу заступить тоже ведь не проблема, но какого хуя, я же советский человек, что я советскую смекалку… так, стоп, блядь, точно! Так мы и сделаем! Ну, Пирог, ну погоди!

А Пирог и годил. Мало того, он и вовсе уже позабыл о том, что сделал какое-то замечание в какой-то роте какому-то матросу, так всего два стакана чаю осталось выпить и можно с чистой совестью отправляться домой, передав красное пролетарское знамя в руки следующего дежурного, - ну не прелесть ли?

- Товарищ капитан второго ранга, шу шения! – в дверях кабинета материализовался рассыльный по штабу.
- Да? Что там у вас?
- К вам дневальный третьей роты матрос Пирожок - говорит, что доложить.
- Пирожок?
- Так точно.

Рассыльный с трудом сдерживал улыбку и Пирога это немножечко злило: нет, ну что смешного в том, что пирожок пришёл с докладом к пирогу? Ну что за детский сад в образцовой воинской части?

- Пусть заходит.
Забурлил кипятильник в стакане, и Пирог не успел его вовремя выключить, отчего тоже немножечко разозлился – несколько капель упали на подшивку газеты «На страже Заполярья» (он подкладывал её под стакан потому, что провод от кипятильника был коротковат), а ещё он немного разозлился, когда обжёг пальцы, пряча кипятильник в тумбочку, так как пользоваться кипятильниками в части строго запрещалось и тонны их лично он изымал у матросов, а тут сам и с кипятильником – ну моветон же! В общем, когда Пирожок вошёл с докладом, Пирог был уже изрядно зол.

- Товарищ капитан второго ранга, прошу разрешения доложить!
- Докладывайте!
- Ваше замечание устранено!

А вот что теперь делать с заваркой? Заваривать сейчас, или потом, а то остынет? Вот так просто, думают эти матросы, помнить все замечания, которые ты раздал им за целый день!

- Какое замечание?
- По поводу эсминца в аквариуме! Всё в порядке теперь!
И это было странно потому, что замечание с эсминцем было любимым у Пирога, и он точно знал, что никто ещё не смог заставить его плавать.

- Точно устранено?
- Так точно! Устранено!
- Ты уверен?
- Более чем!
- Я знаю сколько там всего было корабликов, - пригрозил Пирог, беря с полки фуражку, - так что смотри у меня! Ну пошли - проверим.

А чай-то заново придётся кипятить – кипятился от досады Пирог, пока шёл за бодро шагающим Пирожком, да ещё командир части, хренов юморист, встретил по дороге и прям обрадовался вслух, что не только, вишь, в Рязани пироги с глазами, но и у них в образцовой части и раз так, то не следует ли им поднять свой уровень до образцово-показательной, как Вы считаете, товарищ политрук?

Помещение третьей роты готовили к сдаче дежурства и Пирогу нравилось это состояние, когда все заняты делом, бегают, но не суетятся, и везде влажно и торжественно. А вот дерзость Пирожка с аквариумом он не оценил. Мало того, что не оценил, так не сразу и понял.

- Так, я не понял, что за шуточки?
- Никак нет, товарищ капитан второго ранга! Никаких шуточек! Всё исполнено точно так, как Вы приказывали!
- Как я приказывал? Вон же он – лежит!
- А это не он лежит!
- Как это не он?
- Ну вы внимательно присмотритесь! Смотрите, видите вот эти вот все сверху, да?
- Да. А – ты звёзды на них нарисовал? Ну и?
- А на него теперь, ну гляньте поближе.

На боках лежащего уже много лет в аквариуме эсминца были кривовато, но чётко намалёваны фашистские свастики.

- Видите, да?
- Пирожок…
- Я!
- Ты… как это… что это?
- Ну как же, товарищ капитан второго ранга! Вы же сами сказали, что советские эсминцы не могут тонуть, правильно? Правильно! Так вот они все и плавают! А этот не советский, вот и утонул, а, вернее, не просто утонул, а советские его потопили! Одержали сокрушительную победу и господствуют на представленном Вашему вниманию водном бассейне! Всё, как Вы приказывали, - в точности! Разрешите смениться с дежурства?
- …разрешаю. А куда ты, говоришь, хотел после учебки?
- На подводные лодки просился.
- На подводные лодки? Ну вот и отлично – туда тебе и дорога!

В отличии от Пирога, матросы шутку Пирожка оценили и каждый из них, уйдя потом на дембель, рассказывал, что это именно он так ловко провернул операцию «Эсминец в аквариуме» и утёр нос целому капитану второго ранга. А Пирожок эту историю не рассказывал – подумаешь, геройство, - а рассказывал он, как обрадовались на подводной лодке, что к ним пришёл матрос с тремя курсами института, да так обрадовались, что механик даже немножко приплясывал, когда командиры дивизионов один, два и три чуть не подрались за то, кому из них он достанется, и ну и что, что трюмный ВУС, научим чему надо за неделю, что всё сразу трюмным? И знаешь, мама, в учебке было немного жалко, что я психанул на отца и ушёл из института, а теперь нет – приду и доучусь, а зато как все, и никто не скажет потом, понимаешь? А тут нормально, в общем - не то, что в учебке, и вполне можно жить, особенно в трюмном дивизионе и с тремя курсами высшего образования. Передавай привет папе. И наискось по конверту: «Письма матроса срочной службы – бесплатно». А над надписью – три чайки, а под ней – волны морские: всё, в общем, как в жизни.

Информация о материале

Автор: Legal Alien

Просмотров: 62500

Белые сполохи молний полоскали воздух от края до края моря. Грома сначала не было слышно вовсе, но ночь была такой чёрной, а море таким бесконечным, что видно было далеко, казалось, что до самого горизонта и ещё чуточку дальше и вот только что чёрное шумит внизу и чуть светлее – воздух сверху, а потом слева, будто от самой луны (вернее того места, где она сейчас должна бы висеть) и до каждого гребня волны на много кабельтовых вперёд, как яркая серия вспышек огромного фотоаппарата: на миг, потом снова, уже правее, ещё – уже прямо по курсу и уходит вправо, совсем пропадая. Но ненадолго. И повторяется снова и, когда повторяется, кажется, что будто даже дышать тяжелее и не только воздух вдыхаешь, но и вот этот свет – сухой и холодный.  А потом пришёл и гром: сначала тихим недовольным ворчанием издалека, но, чем ближе к грозе, тем громче, настойчивее и ниже, пока не начал кататься огромными валунами прямо над головами.

- Прямо ух, да? – сверил свои ощущения с остальными вахтенный штурман на мостике.

Говорить не хотелось. Тут такое вокруг, что, как ты ни строй из себя героя, а, всё равно, выглядеть будешь не страшнее комарика. И даже без фонарика.

- Ну норм так,  – откашлялся старпом, - хотя бывало и поухтее, конечно.
- Прямо в грозу идём? – крикнул снизу рулевой.
- Прямее не бывает, - подтвердил штурман, - аккурат в самый её центр!

Молнии уже стали различимы и не сполохами, а ломаными линиями молочного цвета втыкались в море и будто плясали на нём и уже не слева-направо а сразу везде спереди, куда хватало глаз.

- Того бы…- как бы подумал вслух рулевой, - нырнуть бы, что ли, нет?

Издалека уже шумел дождь. По звуку, пока ещё было непонятно лил ли он сплошным потоком или моросил бесконечной мелочью.

- Да что вам нырнуть бы только, а? – старпом вздохнул, - как кроты, чесслово, лишь бы в норку забиться.
- А чотаковата? – не понял рулевой.

- Да ничо! Моряки же мы, или где? Давайте же вон, как настоящие, девятый вал, всё вот это вот! Хлебанём!
- А так игрушечные будем, если нырнём? – не унимался рулевой.
- Тем более и командир добро давал, если что, - поддержал рулевого штурман.

Говорить всё время уже не получалось – приходилось делать паузы на гром потому, что за громом не было слышно не то, что слов, но и собственных мыслей. Усилился ветер – он задул прямо из грозы холодом и сыростью.

- Угу. Проголосуйте ещё, ну. И на вид мне поставьте.

Старпом наклонился к переговорному:
- КП один-пять, мостику.
- Есть кп один-пять.
- Антоныч, что там с запасом ВВД?
- Молотим изо всех сил. Восемьдесят процентов.
- Сколько компрессоров?
- Два больших и два маленьких.
- А ещё два больших запустить можем?
- Если родина прикажет, то да, а так – не очень желательно.
- Часа два до полного запаса?
- Не меньше. А что случилось?
- Ну поднимись на минутку.
- Есть, бегу!

Дождь было уже понятно, что льёт, как из ведра – и слышно и видно, когда молнии, по крупным взрывам с которыми капли падали в море. Ещё сильнее похолодало.

- Ух ты, ничего себе тут у вас! Красота-то какая! Ребята, - вахтенный инженер-механик закурил, - да вы же как настоящие моряки прямо тут! Не то, что мы там, ну! Прошу разрешения закурить!
- Воооот! – старпом назидательно поднял палец, - Видите! Слушайтесь старших, всегда вам говорю! Ноют, Антоныч, про погрузиться, трусишки зайки серенькие!
- Ну, при восьмидесяти процентах можно, что. Командирская группа полная. Так что смотрите сами, но я бы нееееет, что вы – это же ух у вас тут! А у нас там что? Сухо, тепло, светло и уютно: тьфу, а не боевой корабль! А тут-то вон оно: красота и буйство во всей своей силе, я такое только в телевизоре и видел! А вам везёт, да. Не то, что нам. Ну так я пошёл, ладно, а то как там без меня крейсер, сами понимаете. Да и зябко у вас тут как-то.
- А где мой вахтенный офицер? Не видал там? А то я как послал его отсеки осмотреть, так он уже, до Гренландии дошёл, небось!
- Сейчас взбодрим его, не смейте сомневаться! Как штык будет!
- Антоныч! – крикнул уже в рубочный люк рулевой, - А это не опасно? Гроза же!
- Не ссы! Мы же резиновые!

Пока ещё не сильно, но уже заметно и настойчиво начало качать: лодка сначала зарывалась носом в волну, потом медленно взбиралась на неё и ухала снова вниз. Если бы не огромный размер корабля, то было бы уже весело и внутри его.

- А что у вас тут? – наверх выскочил вахтенный офицер, - Я же уходил нормально всё было!
- А ты ещё через два дня вернулся бы, так глядишь и к пирсу уже швартовались бы! Где был-то, а? С ужина пробу снимал?
- Да как? Когда бы? Все отсеки толком обойти не успел, ВИМ кричит потеряли вы меня! Так а что мы, погружаться будем?
- Ещё один!
- Мы уж как только не намекали, - вздохнул штурман, - но, видимо, нет!Будем как настоящие моряки!

По ракетной палубе забарабанило шумно и радостно, а потом миг – и накрыло мостик. Штурман что-то проорал, пока вахтенный офицер со старпомом кутались в капюшоны.

- Чего говоришь? – крикнул старпом.
Заряд грома промолчали – было не перекричать.

- Говорю, трюмных бы наших послать, - и штурман ткнул рукой в небо, - ничего себе там у них течь!

Молнии плясали уже вокруг корабля и тень его, огромная и чернее чёрного, неровным контуром металась по морю то слева, то справа по борту.

- Красота –то какая, - прошептал рулевой, но железную рукоятку руля, на всякий случай, отпустил.

- Иди вниз! – крикнул старпом штурману, - чего ты тут будешь? Толку с тебя, промокнешь только!

Штурман сделал вид, что не услышал. Вода, потоками падая с неба, не успевала уходить с мостика и металась, заливаясь в ботинки,а та, что не металась по рыбинам мостика, а летела сверху, порывами ветра задувалась под капюшоны, в рукава, в нос и глаза. Но в одном старпом оказался прав – было страшно красиво. Но только ничего не видно.

- Не кочегары мы, не плотники! – проорал снизу рулевой.

Килевая качка ощутимо усилилась. Нос уже не лениво, а довольно резво скакал по волне и внутри уже почувствовали, но, пока ещё не сильно: за тазиками никто не побежал, а так – только уютнее уселись в креслицах под мерное покачивание.

Дождь лил не как из ведра, а как из нормальной такой бездонной бочки – голов было не поднять. Старпом, вахтенный офицер и штурман вцепились кто во что мог, чтоб не повыбивать ненароком зубы от качки и смирились с тем, что всё на них: шапки, куртки, перчатки, штаны и ботинки стало мокрым насквозь и, пока ещё, держало тепло, но вот-вот уже начнёт и колотить от холода.

- Говорил вам, - крикнул старпом, - давайте под воду, так нет же, романтики им подавай, мореманы хреновы!
- Да, зря Вас не послушались, ага! – согласился штурман – Зато вон вокруг: девятый вал на девятом валу сидит и девятым валом погоняет – всё, как мы хотели!Крррррасотааааа!
- И мать её! – добавил вахтенный офицер.

Штормило-то, на самом деле и не то, чтобы уж до девятых валов, но подводная лодка, как ни крути – не надводный корабль и наверху не совсем блещет грацией в свободном движении. Нет, на спокойной воде-то да, но, при волнении, корпус, предназначенный для движения под водой, ведёт себя ровно как железная бочка. Видели когда-нибудь железную бочку на волне? Ну вот.

-  БИП –мостику! Горизонт и воздух?
- Горизонт и воздух чист!
- Есть, БИП!

- Центральный мостику, записать в вахтенный журнал: видимость ноль, начал подачу туманных сигналов!
- Есть мостик. Записано в вахтенный журнал видимость ноль, начата подача туманных сигналов.

Казалось бы куда, но дождь полил ещё сильнее и теперь стала понятна фраза, почему он идёт, а не льёт или падает или ещё чего: он именно шёл – степенно, основательно, никуда не торопясь. Зато ветер почти затих и, хоть от этого никому не было легче, но всё-таки!

- …до трусов! – долетел обрывок фразы штурмана.
- Кто о чём, слышь, а он всё о бабах! – хохотнул старпом.
- Где бабы? – не понял штурман, -  Я про свои трусы. Вот именно, говорю, что до них и промок!
- А, ты про свои. Ну про твои нам не больно-то и интересно.

Гром уже почти не прекращался и казалось, что раньше молний возникал, но нет – это ещё от прошлых прогрохотать не успел, а новый за ним уже в очереди стоит.

- Как они…ну…на деревянных-то, да? – крикнул старпом штурману, - Представляешь?
- Абсолютно! Абсолютно нет! И без гирокомпаса, без системы навигации, вот как сейчас определить где мы, если небо от моря не отличитьдаже, а? А где мы будем через пол часа? А через день?
- Ты меня не пугай!
- Да нет, мы-то определим, а вот они? Ну вот мы викинги, например, да?
- Да! – крикнул вахтенный офицер, - Гребём грабить Нортумбрию!
- А где она, эта самая Нортумбрия, даже толком и не знаем!Только наш ярл был там восемь лет назад, он дорогу помнит! Ебать, навигация! Ну вышли из своих фьордов, налево свернули и хуярим. По ложке оловянной сторону света определяем. По ложке!
- И по ярлу!
- Это непременно!  Куда сворачивать, о наш господин? – спросил штурман у старпома.

Старпом важно надул щёки, расправил несуществующие усы и бороду и хмуро посмотрел вокруг.

- Туда! – ткнул он пальцем в горизонт, - Чую уже нортумбриянским духом пахнет!
- И вот, - продолжил штурман, - гребут, гребут, гребут, гребут, ярл всё чует и чует, последняя коза, или кто там у них, съедена, ложка север показывает и хуяк – земля, земля! А там индейцы на берегу стоят и такие, здрасьте, забор покрасьте.
- А викинги, ну то есть мы, привет, говорят, англичашки, а чот вы одеты так странно, карнавал у вас какой? Или нас опять рады видеть?
- А те им- да вы опять грибов объелись, штоле, наркоманы хреновы! Какие в жопу англичашки, если мы индейцы и нас вообще ещё не открыли даже? Тьфу на вас!

- Говорите громче, мне не слышно! – крикнул снизу рулевой, - Куда поворачивать-то, я не понял?

А дождь уже уходил на корму – отчаянная гроза, как и любая другая отчаянная вещь в человеческой жизни, оказалась хоть и сильной, но короткой.Только что она походила на конец света, а уже ушла за корму и сполохи молний плясали теперь там и гром приходил издалека, только не спереди, а сзади, а спереди, если не смотреть назад, только отсветы на море, которое чернее чёрного и волнуется, но уже меньше и воздух не обжигает белым светом, а сырой и свежий, будто вымытый.  Старпом, штурман и вахтенный офицер, отжимали шапки, перчатки, шарфы и выливали воду из капюшонов. Рулевой, принялся насвистывать : скоро конец вахты и можно, заглотив пару бутербродов, укутаться в колючее одеялко на несколько часов – чем не романтика?

- А хорошо у вас, у подводников! – на следующей вахте в центральном старпом сидел в водолазном свитере и, заполняя вахтенный журнал, непрерывно сморкался.
- А я вам говорил вчера,  - подтвердил вахтенный инженер-механик, - только скучно, да?
- Не знаю, не знаю, мне так очень весело сейчас. Штурман!
Из штурманской выглянул вахтенный штурман в водолазном свитере и с носовым платком в руках.
- Время занятия полигона?
- Через сорок две минуты на данном курсе!
- Отлично!

Скрипнула кремальера и в центральный, следом за бодро проскочившим командиром, заполз вахтенный офицер в водолазном свитере и с носовым платком в руке. Командир стоял сбоку и с интересом наблюдал как тот кряхтит, постанывает и булькает, а потом даже пожалел его потрёпанный вид и сказал, да что-ты, что-ты, проходи так, я сам переборку задраю. После обернулся, посмотрел на старпома со слезящимися глазами и красным носом, на штурмана с таким же понурым видом и хмыкнул. Уселся в кресло, взял суточный план, посмотрел в него.

- А что у нас тут происходит? День водолазных свитеров объявлен по плану? Карнавал?
- Ну…как бы нет, но вот, - доложил ему старпом, - чот мы приболели.
- Всей сменой?
- Кроме механиков! – доложил вахтенный инженер-механик, - Механики ответственные же и полностью в строю!
- Гад, - резюмировал старпом, - сам же и подзуживал!
- Так а что было-то? Расскажете?
- Гроза. – рассказал старпом.
- И вы…?
- Решили Вас не будить, тащ командир, дать Вам поспать, двое суток Вы же почти и нет совсем и вот мы в надводном, как настоящие моряки, перестояли!
- Молодцы какие! И как оно?
- Что оно?
- Настоящими моряками быть?
- Красиво, тащ командир, аж дух захватывает! Гроза, знаете, такая, как у классиков! Мощь природы во всей её невыносимой красоте!
- Угу. К доктору ходили?
- Ага. Посмеялся и доктор. Тоже, как механики, не понял нашего отторжения уюта внутри подводной лодки. А, зато, знаете, мы же, как викинги, почти: болтает, шатает, заливает, ни зги не видно, а плывём куда-то! Романтика!
- Как викинги?
- Как они, да. Чуть к индейцам не приплыли! Хорошо, что гроза быстро кончилась!
- Повезло, да.
- Нам?
- Индейцам. Интенданта мне вызовите, - сейчас лечить вас будем народными средствами!
- Чаем?
- Я бы шпицрутенами, конечно, но давайте начнём с чая, а там и посмотрим. Викинги, ёб вашу мать! Нет, ну нормально – всю смену мне обезглавили, считай!
- Да мы нормально, тащ командир, в строю!
- Как настоящие моряки?
- Как они самые, да! И всё нам нипочём!Несмотря на! Жди нас, тучная Нортумбрия!
- Да ладно? Вот до такой, прямо, степени?
- Я не при делах! – подал голос рулевой, - Они меня заставили!

- А ты чего, – проходя в штурманскую, командир пнул кресло вахтенного БИПа, - без свитера?
- А я, - вахтенный БИПа потянулся, - не настоящий моряк, я, знаете, с детства понял, что хочу быть подводником, вот вы в детстве кораблики пускали?
- А ты с кем разговариваешь? – уточнил старпом, - Командир-то в штурманской.
- Ну с вами, значит, со всеми остальными. Ну так? Пускали?
- Кого?
- Ну кораблики?
- А то как же у нас детство, по твоему прошло? Мимо нас, что ли?
- Ну так вот. И я тоже же пускал, но всегда сажал внутрь экипаж. Ну там жучков каких наловлю, или, на худой конец, из щепок настрогаю и заметил, что те, которые сверху, всегда мокрые, а некоторые и вовсе выглядят охуевшими, а те, которые в щелку какую забьются, тем всё нипочём.
- И что ты?
- И я сначала думал ну как так-то: и моряком мне быть охота, я же с детства сразу на пожарных или там космонавтов не разменивался, я сразу, как родился, так моряком и захотел стать, а вот таким вот мокрым и охуевшим быть как-то и не очень охота, а потом узнал про подводные лодки и вот же оно, понял, самое моё. Ты, вроде и моряк, но, вроде, и не всегда охуевший.
- Это на подводной-то лодке и не всегда охуевший?
- Согласен. Тут я не всё предусмотрел, но в детстве эти рассуждения казались мне логичными, поймите! Потом, конечно, амфора моей логики треснула и я узнал, что охуевшим можно быть не только от того, что мокрый и вообще мокрым быть не самое плохое, в отличии от охуевшего. Вот поэтому-то я и не в свитере, товарищ командир!
- А? – командир шёл из штурманской обратно, - Ты о чём?
- Ну про свитер водолазный Вы спрашивали.
- Я спрашивал?
- Ну да.
- Ну так надень! Что ты, как белая ворона, или механик? Видишь же, что люксы все в свитерах!
- Так я и не простывал же, тащ командир! Я наверх ни ногой же вчера, что Вы, гроза же!
- А мы всплываем через десять минут и, вдруг, тебе повезёт и опять гроза! Сможешь, так сказать, догнать своих-то!
- А Вы откуда знаете, что гроза? – вахтенному инженер-механику стало обидно, что разговаривают так долго и всё без него.
- А я чувствую, я же старый морской волк! Командир шутил: просто связисты, перед погружением позавчера, прогноз погоды на неделю получили. Но все знали, что он шутит: много самых разнообразных чувств можно чувствовать на подводной лодке, но вот уж погоду наверху – точно нет.

 Можно чувствовать, например, усталость, голод, страх, неуверенность, сомненья выключил ли ты, уходя, утюг в квартире и рассуждать весь там Заозёрск от этого сгорел, или только половина его? А достаточно ли еды ты оставил коту? А, нет же кота, - ну вот и чудненько, хоть об этом можно не думать. Ещё можно чувствовать, например, любовь. Скучать тоже можно, даже тосковать не запрещается, но погоду наверху – вот уж увольте. Хоть бы там даже и Армагеддон, но, если ты на глубине более ста метров и, мало того, подо льдом, то и Армагеддон мало будет волновать твои чувства. Да, впрочем, и  вопрос о том, настоящий ты моряк, или нет – тоже.

Информация о материале

Автор: Legal Alien

Просмотров: 43950

…

Механик не очень удивился, когда Толик пришёл к нему уже после отбоя тревоги переотпрашиваться на завтра. Чего только не сделают, сказал он, дети рабочих окраин, чтоб не ходить в библиотеки: друзей себе выдумают, диваны какие-то, а то возьмут, да и вовсе заболеют, но, впрочем, кончил он тем, что ему вообще всё равно, так как завтра на борту его не будет, по причине общего сбора механиков в штабе флотилии, так что анархия, которая начнётся в его боевой части, при его отсутствии, неизбежна и уйдёт Толик с борта раньше или не уйдёт, ни на что уже не повлияет. Нелегко Вам, посочувствовал в ответ Толик, на таких хрупких плечах и всё держать неусыпно, на что механик посоветовал ему идти нахуй и подъёбывать кого помоложе. На том и порешили.

В посёлок возвращались пешком – транспорта не было совсем, а тропу в сопках хоть уже и пробили, но утрамбовать ещё не успели и шли долго, то вязли в снегу, то скользили на камнях и с горок: в общем было бы довольно весело, если бы не было так грустно.  Едва заскочив домой переодеться, Толик побежал в условленное место, где его уже ждал Саша, с детскими санками на плече. От Саши они двинули к минёру, где кричали под его окнами: «А Витя выйдет?  А мячик нам сбросите?», пока не выглянула минёрская жена и не сказала, что Витя уже ушёл к Антону со строгим наказом от неё быть дома к девяти вечера и зачем вам мячик, клоуны, зима же на дворе, тьфу на неё и чтоб она была неладна и смотрите, чтоб мужа мне отпустили вовремя, а не как всегда, а то знаю я вас. Клятвенно пообещав минёрской жене, что в этот раз всё будет пучком, а не как обычно, пошли к Антону.

Соседом Антона оказался какой-то капраз из другой дивизии и по всему видать было, что приготовился уже к переезду и надеялся, что навсегда: по всей квартире стояли упакованные коробки с вещами, просто вещи лежали кучами, а из мебели остались только табуретка на кухне, телевизор на полу и мягкий уголок.

- Мать моя! – восхитился Антон уголком, - Да это же Журавинка собственной персоной!

Так точно, подтвердил капраз, с трудом достали этот набор в военторге ещё в те времена и вот даже знак качества приклеен на задней спинке дивана, - видите? То-то же, а как раскладывается смотрите: хоп и разложен; хоп – и сложен. Механизм работает как часы! И кресла считай новые! Да ебу я сколько хочу за него денег – сколько хотите, столько и давайте. 

- Сча, спустимся и я вам историю расскажу про Журавинку эту, - пыхтел по лестнице Антон, когда сносили диван вниз, - как увидел её, так сразу и вспомнил!

На улице диван уложили на саночки, кое-как привязали и потащили: Саша с Толиком за верёвку, а Антон с Витей с боков диван придерживали и подталкивали. Прохожие понятливо отпрыгивали в сугробы, чтоб не мешать – кто ж тут не таскал мебели на саночках?

- Году в восемьдесят восьмом случай был, - начал Антон, - к концу первого курса женился однокашник мой, Валера, ну вы его не знаете, не важно, в общем. Женился и что: надо же где-то вить гнездо, а из семьи он был порядошной – папа в торгпредстве, мама при нём же там чем-то занималась и Валера жил уже, в столь юном возрасте, в своей собственной квартире, но родители в этом были не виноваты, ему случайно досталось – от тётки какой-то и сестра Валерина жила тоже в своей, но двухкомнатной, а от кого ей досталось – того я не знаю, да и как зовут её, сестру эту тоже не помню, но пусть будет, допустим, Оля. И вот решили они на семейном совете, что раз Валера женился, то скоро у него пойдут дети и в однокомнатной квартире им станет тесно – детей-то будет не меньше двух, а как же иначе и вообще тогда зачем? Сестра работала не то в Эрмитаже, не то в Русском художественном и уже заразилось видимо этим чем-то, музейным, так как замуж категорически не собиралась, а, тем более не собиралась рожать детей – а то как же тогда высокое искусство без неё жить станет? Валера даже говорил, что родители её убеждали, что как-то же жило оно до неё и после неё, очевидно, тоже будет и дети – это наше всё, но та – наотрез. Если только, говорит, муж мой какой-то будущий сам их не родит, а, пока наука до этого дойдёт, чтоб мужики сами рожали, то тогда на земле уже будет полный коммунизм и квартиры всем за просто так раздавать станут, а до тех пор ей и однушки за глаза. Решили, в общем, поменяться они квартирами: Валера в её двушку, а она в его однушку, а дальше там уже видно будет. А, раз меняться, значит что – правильно, значит возить мебель же надо! Заказали две машины для перевозки, чтоб в один день и осуществить задуманное, а для погрузки-выгрузки вспомнили для чего бог создавал друзей: Валера нас позвал, а Оля кого-то там из своих – музейных. В очерченное время, прибываем к Валере в квартиру, а там, мать моя, живёт же номенклатура – полный фарш: стенка румынская, в стенке сервиз гэдээровский «Мадонна», хрусталь богемский в виде стопок, бокалов и стаканов, ладья ещё какая-то кило на пять, не то салатница, не то конфетница, рыбы дутые из стекла, полные собрания сочинений Пришвина, Куприна и ещё там кого-то; трельяж – польский, стол-книжка, ковры: на полу красный с петухами, на стене синий с оленями, телевизор «Рубин Ц-266» - вот такенный гроб, люстра «Каскад», магнитола «Радиотехника МЛ-6201» и вот мягкий уголок такой же, «Журавинка». Ну и так всякого по мелочи, не считая посуды и кастрюль.  А довольно удобно, говорим мы Валере, устроились вы на шее трудового народа! Да не мы же это, а тётка – в «Берёзке» всю жизнь проработала, пока не померла, так чего же вы хотели: приходилось соответствовать! Ну по пять капель, отвечаем, можно было бы, для дезинфекции внутренностей от мещанского быта. Молодая Валерина жена, эх красивая девка была, но бросила его потом, чот не срослось у них, впрочем, не суть, смотрит на нас подозрительно, мол как вы носить-то потом будете, но ничего, Валера её успокоил, это говорит мои надёжные товарищи не раз испытанные в бою – каком, в жопу, бою?- и носить будут, как боги, всё сделают по высшему разряду. Хлопнули по рюмахе, начали помогать паковать вещи. Люстра эта, бля ребята, помните эти висюльки пластмассовые? На них пыли было – больше чем той пластмассы: чуть кишки все не вычихали, пока сняли её и в коробку аккуратно уложили. А дом старый, лифт узкий, только мелочёвку всякую и возили на нём, а основное всё на горбах по лестнице, хорошо, что этаж не восьмой, а четвёртый всего. Начали носить, приехал зилок бортовой, номер белой краской на кузове нарисован, водила ну такой, знаете, наш, классический с пузом, в мятых, но брюках, в рубахе, давайте, говорит, попробуем это всё утрамбовать. Закинули – не угадали, выкинули и закинули снова, раза с третьего, в общем поставили всё и сбоку кадку с фикусом. Выдохнули. Объяснили водиле куда ехать, там мол встретят и что, говорим, Валера, давай, чтоб доехал? Да подождите, счас, говорит, от сеструхи машина прийти должна. Как, удивляемся мы, музейные работники могли так быстро справится? А у них лифт там грузовой есть, отвечает Валера и в сторонку так отходит, ну вы же понимаете, ребята, мы, поэтому и здесь, мы же что, а они – что? Обидно, конечно, но, в общем, логично.

- Так, - перебил Саша, - перекурим давайте, а то руки затекли.

Закурили. Постояли молча пару минут, отдышались и Антон продолжил:
- И правда: минут десять прошло, как въезжает во двор зелёный зилок с белым номером на борту и машет нам фикусом из кузова. Я тогда ещё подумал, странно, водила заблудился, что ли? А водила выскочил и вижу не, - не тот компот: похож, но рубашка джинсовая, а у того белая была. Вы, спрашивает, тут грузчики, что ли? Сам ты дурак – мы курсанты военно-медицинской академии так-то! А мебель кто носит, ну мы носим, ну дык и чо вы тогда? Так и ничего - из принципа. Ну и вот. Откидываем борта и смотрим: мебели дохрена, чуть уложена в кузов, что-то кольнуло меня сомнением каким-то, но смутным, пока мебель выгружать не стали.

- Ну что, последний рывок! – хлопнул в ладоши Саша, - Поменяемся, может: вы – за верёвку, а мы – толкать?
- Не, ну а как я рассказывать тогда буду? – резонно парировал Антон, - да и не последний рывок: ещё за креслами же ехать. Так что давайте, жеребцы, - впрягайтесь.

- А как стали выгружать мебель, - вступил Антон, когда двинулись, - так я и смотрю…погодите-ка! Вот стенка румынская, вот трельяж польский, вот он - стол-книжка, сервиз гэдээровский в коробке, ладья эта хрустальная, рыбы дутые, люстра «Каскад», телевизор «Рубин», ковра два, магнитола «Рига», набор мягкой мебели «Журавинка» и кастрюли с тарелками! Ребята, говорю я ребятам, а вы ничего не замечаете?  Ну да, говорят ребята носить-то нам теперь вверх, а не вниз, а мебели так же слишком много! А мебель-то, говорю, мебель-то какая не видите что ли? Смотрят, переворачивают, ковыряются, хмыкают – точно! Один в один набор, хоть по описи проверяй, разве что магнитола другая! Даже обезьянка вот эта вот железная с солонкой и перечницей под мышками и то будто отсюда! Ебать, а где Валера? А Валера нам из окна своей квартиры бывшей машет и кричит полы мол помыли, давай ребята, заноси сестринское имущество! Ну что: взяли диван, вот такой же, как этот, один в один и прём его наверх. Куда, спрашиваем, ставить? А вот, говорит Валерина жена, как же её звали-то, ёб, Оля, что ли?
- Ты же говорил, что сестру Валерину звали Оля, - напомнил Витя.
- Ну это я так говорил, предположительно, а жену-то как…да, чёрт, пусть тоже Олей будет, жалко вам, что ли? Чот не идут другие имена в голову!
- Ну пусть тоже, - согласился Саша, - тпррру! Пришли. Что, пошли сначала мой, разломанный на помойку вынесем, а потом этот занесём?
- Не, давай посидим пару минут, отдышимся, да я историю дорасскажу! – Антон распутал верёвки. Диван скинули с санок в снег и дружно на него уселись.

- Так вот, жена эта Валерина, которая, например, с вашего позволения, тоже Оля, говорит вот сюда вот и ставьте, видите на паркете след тёмный от валериного дивана? Видим. Вот на него и ставьте Олин диван. Поставили. Заносим трельяж – куда? А вот след от трельяжа. Ага. Стенку – на след от стенки и всё встаёт, как родное, ну а как иначе, если оно, считай, то же самое! Только вот магнитола не та, да пыль на люстре по -  другому пахнет.

Из подъезда выскочил мужчина, на секунду притормозил и открыл было рот, но потом молча побежал по своим делам – ну сидят люди на диване в снегу, ну так что такого?

- Валера, зову я Валеру, а иди-ка сюда, где ты там? А он с кухни кричит, да я тут полянку небольшую, ребята, салатики, бутербродики, горячительные напитки – за переезд! Но, тем не менее, кричу ему, выйди-ка к нам в общую комнату, есть вопрос! Выходит – рукава подвёрнуты, в фартуке,  на плече полотенчик, руки в майонезе, хозяин, одним словом, радушный ни дать, ни взять. Что такое, спрашивает, парни, какие вы молодцы, что мы так быстро управились! Ага, Валера, говорю ему строго, посмотри вокруг – ничего не замечаешь? Валера старательно смотрит, даже трогает какие-то вещи, в окно выглядывает, да что такое, говорит, в чём дело-то, прям интригуете меня до умопомрачения чувств! Валера, скот ты этакий, ты не видишь, что мебель та же у твоей сестры, что и у тебя? Нет? Даже ковры только оттенками отличаются. Да? Ну, как бы да, мнётся Валера, но, на самом деле нет же! Это – её мебель, а то была – моя, чувствуете разницу? Неееет, дружно отвечаем, но чувствуем, что если бы ты взял магнитолу свою, сел на трамвай, поехал к сестре, там бы свою магнитолу поставил, а её взял и привёз сюда, то никто подвоха и не заметил бы! Не так? Ну неееет ребята, отнекивается Валера, ну что вы такое говорите, а что мы такое говорим? У меня такого чувства дежавю никогда в жизни ещё не было и тогда оно у меня диагностировалось отчётливее, чем перелом! Вот так-то. Журавинка, не думал, что опять с тобой судьба сведёт! Антон похлопал по дивану.
- Ну что, пошли ломьё твоё выносить? Минёру домой уже скоро пора, не то его мама заругает, а зачем мы без него кресла таскать станем?

…

Информация о материале

Автор: Legal Alien

Просмотров: 35362

...

Даже несмотря на полуденный зной, идти по несжатому полю было приятно. Толик раскинул руки и тонкие усики пшеницыщекотно гладили ладони, а тяжёлые колосья покачивались потом за Толиком сзади, как кильватерный след за кораблём и марево жары колыхало воздухи искажало, сминало волнами чёрный лес впереди и на глаз было видно, что там, в лесу, прохладно и вкусно пахнет хвоей. Можно будет прилечь на опушке и смотреть сквозь пики сосен, которые втыкаются в синее небо и чуть не цепляют белые облачка, бегущие куда-то, наверноетуда, где не так жарко. А и хорошо, что жарко: если расслабиться и не обращать внимания на струйки пота, бегущие по спине, то в этом зное можно купаться, - подставлять ему лицо, щуриться на солнце и дышать неглубоко, наслаждаясь и чувствуя, как внутри тает весь тот лёд, который так долго копился на Севере. Лёгкий хмель, гуляющий у Толика в голове и тот был здесь хорош: больше уже было бы тяжело, а этот вот, как от бокала шампанского и трёх стопок коньяка сверху, не давил на мозг, но только расслаблял его и разрешал спокойно глупо улыбаться и не стесняться этого. Отчего-то казалось, что скоро будет гроза, хотя воздух был сух и неподвижен.

От леса в сторону Толик двигались селянки, жали пшеницу серпами и вязали в снопы и как они ловко, подумал Толик, делают эту перевязь из пучка колосьев, не выпуская из рук серпа, скручивая их в тугой жгут. Отчего они серпами-то жнут, удивился было Толик, неужели не всё ещё комбайнами убирают и тут остался вот такой вот ручной труд? Но думать об этом не хотелось, да и как он, городской житель, мог об этом рассуждать?

Селянки заметили Толика издалека и одна из них, разогнувшись посмотрела на него, прикрыв глаза от солнца ладонью, а потом что-то сказала остальным и те засмеялись: эхо их смеха Толик хорошо слышал и почувствовал, как краснеет, но и это не было неудобно, - просто слегка волновало.

Высоко в небе, чуть в стороне от солнца висела какая-то птица и отсюда казалось, что она абсолютно неподвижна, будто подвешена на верёвочке. Наверное, это коршун, подумал Толик, мышей высматривает, или зайцев, но в птицах, так же, как и в сельском труде разбирался он плохо и, даже если бы эта птица опустилась и села у его ног, попросив закурить, отличить коршуна от сокола или от ястреба он бы точно не смог.

Жницы были уже совсем близко, они бросили своё занятие и вовсю рассматривали Толика, улыбаясь ему искренне и задорно. И именно поэтому, а ещё потому, что это было поле пшеницы, а не городская улица Толика ничуть не смущали их взгляды – здесь это выходило естественно и у них и у него: сам он тоже вовсю пялился на этих разномастных женщин и искренне рад был их видеть.

- А кто это такой видный наше жито топчет? – заговорила та, которая увидела его первой.
- Я Анатолий, в отпуск приехал к другу.
- А издалеча ли?
- С Севера, я моряк – видите? – и Толик показал на РБ, в котором он гулял по полю и даже усмехнулся – надо же, видят, что я в РБ и не знают, что это значит, вот это глушь, вот это я понимаю!
- Моряяяяк? – кто-то из женщин даже присвистнул, - Ну надо же, бабоньки, вот это делаааа! Моряков-то в наши края отродясь и не заносило! Всё олени да трактористы кругом!

Восхищаются – это хорошо, подумал Толик. Нет, ну и смеются, конечно, но это тоже хорошо потому, что и восхищаются тоже. А чего я в РБ-то в поле попёрся? И зачем я вообще с собой в отпуск его брал?

- Попить бы, - улыбнулся Толик всеми своими двадцатью четырьмя зубами – водички не найдётся у вас?
- Да что водички? Даже переночевать где найдём! – все опять дружно прыснули смехом.
- Пошли! - та, что первая, сняла косынку с головы и, широко размахнувшись, закинула её себе на плечо, - У нас в лесу припасы, чтоб не спеклись. Напою тебя, морячок!
- Ишь ты, Зойка, глянь, коза, уже и морячка себе подобрала!
- А потому, что одна я у вас холостая! Оттого право и имею! – и Зойка показала товаркам язык, на что они опять дружно рассмеялись. - Смотри, морячок, об Зойку глаза-то не намозоль!
- Да ладно, глаза, кабы чего другого не намозолил! И опять дружный хохот, - Зойка шла чуть впереди Толика и не обращала на это внимания, так оно, значит и надо чтоб было, - Толик старался на Зойку не пялиться во все глаза, но рассматривал исподтишка: бабой Зойка была дородной – Толик никогда не употреблял этого слова, но тут оно легло прямо как на своё место. Рослая, почти с Толика ростом, в теле, что видно было даже в просторных одеждах, но, не грузная - шла мягко, плавно, будто плыла.  В лесу и правда было прохладно, - только вступили в него, так тут же и пахнуло свежестью и звуки сразу стали другими: звонкими и сочными, хотя было почти так же тихо, как и в поле, разве что где-то вдруг застучит дятел или сосны зашепчутся меж собой кронами. - Вон там у нас провиант, - показала Зойка на стайку берёзок у края небольшой полянки, - а Вы надолго к нам?
- Не знаю ещё, не решил, как пойдёт, вчера только приехал, а давай на ты, может, чего мы выкать будем?
- Давай. А сколько у вас моряков, отпуска, по месяцу, небось?
- Да не, что ты, больше – три.
- Три?
- Ага.
- Три месяца?
- Да.
- Надо же, вот это диво, конечно, мы тут про такие отпуска и не слыхали. А за что это вам так?
- Ну за вредность. Север же.
- Холодно?
- Не то слово. Зимой солнца нет ещё и края дикие – безлюдные. Ещё месяц добавляют на санаторное лечение.
- И что ж ты не в санатории?
- А наши санатории летом кем-то вечно заняты, только с ноября по апрель туда и можно попасть, да и скучно там, нечего делать.
- А тут?
- Тут не знаю ещё, чем вы тут занимаетесь вообще?
- Мы-то? Работаем, в основном, да по хозяйству.
- А развлекаетесь как?
- Ну танцы бывают. Кино, иногда, в клуб привозят.Пришли.

Зойка плюхнулась в траву и дёрнула шнурок на кофте – кофта распахнула ворот и Толик увидел капельки пота меж пухлых зойкиных грудей и подумал вот лизнуть бы, а подумав покраснел, словно Зойка могла читать его мысли. А она прыснула, будто и прочитала, подмигнула Толику и протянула кувшин:
- Пей, морячок!
А и лизну ведь, наверняка, подумал Толик, чего: раз она холостая и я теперь тоже не при делах…

Мерзко и нагло затрещал телефон над головой. Толик вылупил глаза и вскочил: сон отпускать не хотелось, а хотелось схватить его за хвост и удержать, но как, если телефон продолжал трезвонить, а маленькая лампочка в секретере отражалась в зеркале и не очень чётко, но привычно рисовала очертания его крошечной каютки на корабле?

- Тьфу ты, чёрт! – чертыхнулся Толик и взял трубку, - Алло.
- Толян?
- Ну.
- Тебя командир в центральный вызывает.
- Прямо сейчас?
- Нет, завтра после обеда. Бегом давай.

Толик сунул ноги в тапочки, наскоро сполоснул лицо и, накинув куртку от РБ, побрёл в центральный. На лодке было тихо и безлюдно, только привычные звуки пустого, но живого корабля: ночь, что ли, не понял Толик, так чего бы ночью командиру меня вызывать, больно я важная птица. В центральном командир сидел в своём кресле: шинель расстёгнута, каракулевая шапка, ещё мокрая от снега лежит на столе. Рядом со столом переминается зам – этот не раздевался и шинели не расстёгивал, только сдвинул шапку со лба, чтоб не так жарко было. Дежурный в ватнике и рядом подсменный верхний с гюйсом, ага, значит скоро подъём флага, ну ладно, хоть во времени сориентировались. - Анатолий?
- Тащ командир, по Вашему приказанию!
- Чего мятый-то такой, будто жевал тебя кто?
- Спал, тащ командир!
- Только бы спать вам…
- Так ночь же, тащ командир, ночью же все…ну…люди…
- Люди. Так то люди! А с чего ты на корабле спал-то?
- Гидравлику вчера грузили чуть не до полночи, куда уже было домой идти?
- Допустим. А почему не брит? Пугаешь тут погоду рожей своей щетинистой и оскорбляешь моё чувство прекрасного!
- Тащ командир, так я же, ну…с дежурства вчера только сменился и сразу гидравлика…когда мне было…
- Да? А вот пить тебе было когда, чувствую по амбре! Почему пил на боевом корабле?
- Я?
- Ну не я же!

Отпираться было бессмысленно, да и не красиво – не лейтенант же уже давно, чтоб суетится.

- Да мы и не пили-то, считай, как гидравлику погрузили, так, для расслабления мышц…по пять капель.
- Блядь, когда вы напрягаться-то успеваете так, как пьёте? А? С кем пил?
- Один, тащ командир!
- Ага. Выгораживает ещё, нет, зам, ты видел, да? А чего тогда во множественном числе говоришь?
- Так это я с зеркалом чокался, не алкаш же, в одно лицо дудонить…
- Не алкаш, угу, заместителю командира дивизии почему дерзил вчера?
- Да я не дерзил, тащ командир!
- А он говорит, что дерзил. Вот с утра прямо отловил меня в штабе и ну мордой моей по паркету своему возить! Из-за тебя всё!
- Нет, так а что из-за меня? Ну катим мы бочку по трапу, так как я ему дам пройти? Двести кило на плечи и взлечу?
- Нет. Но мог бы сказать, что виноват?
- Был бы виноват, а так в чём я виноват? Что бербаза гидравлику вовремя привезти не может? А куда мы её на пирсе бросим – мороз же! Она потом вязкая и в горловины не льётся. Ну что я, для себя?
- На всё у тебя отговорки, Толик! Вот нормальный ты офицер, вроде, а?
- Не знаю. Вам виднее.
- Документация почему твоя на проверке штабом всплыла? Ну тяжело было даты сверить?Ведь знал же, что внезапная проверка будет, я же предупреждал! Совсем уже растаяли в толиковом мозгу поле с пшеницей и птица та, неизвестная, в вышине и Зойка, с сожалением пожав плечами, уходила туда, откуда взялась – в небытие и опять кругом железо, железо, железо…и документация вот всплыла. - Тащ командир, я не успел просто. Я объяснял флагманскому, что холодилку мы делали, ну в море раз идти, то где продукты хранить – в документации? Я говорил ему, что день и я ему принесу в штаб, предъявлю всё, а он…
- А он что? Не пошёл у тебя на поводу? Вот же гад, ну ты подумай! Сам-то ты, небось, как флагманский станешь, что родной отец будешь этим, на кораблях которые?
- Я, тащ командир, не планирую.
- Да ты вообще что планируешь? Ты нормальный же офицер мог бы быть, если бы не твоё это всё…витаешь где-то, хуй тебя знает, соберись! Волю в кулак, что там, нервы в узду! Пошёл служить, так служи, а не нигилизм мне разводи вот этот вот на боевом корабле! Ишь ты, фифа, заместитель командира дивизии посмел ему замечание сделать! Ну надо же, нахал какой! Вот ты себе думаешь, что так это всё… Командир завёлся. Толик молчал. Командир, он знал, немного погорячится, да забудет и не со зла же, а явно потому, что мудак этот нажаловался с утра. Конечно, обидели флотоводца! Ну и ладно, эх, ну что бы на минут десять позже меня не разбудить, а? Ну хоть бы на пять: во сне, да через пять минут, я уже Зойку под берёзами тискал бы, а тут меня и без берёз. Это надо же, даже во сне и по полю в РБ ходил, нет – ну нормально это вообще? -….и не говори потом, что я тебя не предупреждал! Понял?
- Так точно!
- Так точно. Вот так вчера и надо было с начальством разговаривать! Так точно и никак нет, чего в бутылку-то лезть?
- ...
- Молчишь? А сам, небось, гадости думаешь! Стоишь и внутри себя дерзко со мной не соглашаешься, нахал!
- Никак нет!
- Вооот! Видишь! Умеешь же, когда захочешь! Ладно, ступай, завёл меня с утра, фуууух, прям злой на тебя был, ну отпустило, вроде, ладно, прощён.

- Товарищ командир! – зам прокашлялся, покосился на Толика и зашептал что-то командиру на ухо.

- Погоди! – командир жестом остановил Толика, -  Блин, точно. Слушай, а чего ты меня сразу не остановил? Я бы потом его…ну завтра, чего, куда он денется с подводной лодки, а так как-то неловко вышло, нет? Да? Им не привыкать, это точно…ну да, слушай, не в институте же имени Гнесиных, ну. Так крепче нервы будут, ты прав! Давай, доставай, что там у тебя. Анатолий! Командир встал и повернулся к Толику. Зам зашуршал в портфеле и достал оттуда газету, плюхнул её на командирский стол, и рядом поставил портфель, но закрывать его не стал. Интригует, подумал Толик.

- Я, тащ командир!
- Я чего тебя вызывал вообще, у тебя ж День рождения сегодня, да?
- Да.
- Ну дык и вот, - командир развернул газету и достал из неё грамоту, - вот тебе от меня грамота, за хорошую службу и, по традиции (зам достал из портфеля вязанку сушек) от нас тебе. Командир повесил сушки Толику на шею.
- Теперь ступай. На подъём флага можешь не выходить, скажи я тебе увольнительную на сегодня дал, до восьми пятнадцати. Как раз успеешь зубы почистить, умыться нормально и в бой потому, что покой нам что?
- Только снится! – бодро доложил зам.
- Верно, товарищ замполит! Эх, знали бы вы, что мне сейчас снилось, покой ваш, бой, всё вот это вот…тьфу и Толик облизнулся по пути в каюту и будто даже почувствовал привкус чужого пота во рту – вспомнилась Зойка из сна.

…

Информация о материале

Автор: Legal Alien

Просмотров: 35242

Обстоятельно и не спеша умываясь, Толик думал, что вот как странно – забыл про свой день рождения. Нет, понятно, что не девочка и не ребёнок: от предвкушения глотать слюни заранее и ждать даже и неуместно, но вот так, технически просто, не вспомнить про свой день рождения это же что, тоже симптом? Может и правда к доктору за таблетками сходить? Заварив чай, Толик следил за чаинками плавающими в стакане и, кстати, подумал, что если, например, жениться на ком-то прямо отсюда, то вот те его сомнения по поводу правильности тащить сюда нормального человека из нормального места можно и не учитывать…

В каюту торжественно постучали:
- Сова, открывай! Медведь пришёл!
- Никого нет дома! Уходите! – крикнул в ответ Толик и дверь тут же открылась.
- Коллега! – за дверью стояли Игорь, Антон и ещё кто-то пыхтел дальше – в узком коридорчике больше двух человек не помещалось, - Разрешите вас, так сказать, со всей нашей вот этой вот и чтоб вам всего и до конца и мы будем только рады! Вот вам от меня коньяк, но без нас его, чур, не пить!
- А чего у тебя коньяк в бутылке из под лимонада «Буратино»? Какой же это коньяк?
- Самый натуральный! Вот этими вот руками, из лучших сортов корабельного шила, на кедровых орешках, настаивал! И что тогда коньяк, если не это? Но без нас не пить!
- Да без вас выпьешь, ага.
- В шестнадцать ноль-ноль в сауне начинаем! – Антон протиснулся и пожал Толику руку, - Поздравляю!
- И я! – крикнул из-за дверей Саша.
- И мы! – крикнули из-за Саши, очевидно Андрей и кто-то ещё.
- Ребята, - Толик растрогался, но виду не показывал, держался, - Да у меня и нет ничего, ни закуски, ни…вообще ничего, я третий день с корабля убежать не могу!
- Обижаешь, мы всё принесли: и закуску и выпивку и даже резиновую женщину тебе в военторге купили, раз у тебя с настоящими не клеится! Мы же друзья, Анатолик!  - Саша говорил строго, - И даже сауну я лично истоплю, а это, считай, как орден тебе выдали!
- Спасибо, ребята! Растрогали, черти!
- А почему тогда я слёз на глазах не вижу? – уточнил доктор, - Ну ладно, пойдём, не будем мешать утреннему туалету новорожденного!

Чай приятно горчил. Так называемый коньяк пах, естественно, спиртом и чуть-чуть орехами, но на цвет был густо коричневым, ну и как бы да, что ещё коньяк, если не это, вспомнил Толик и захотел даже улыбнуться, но не смог – смог только растянуть губы в гримасу, но привычного ощущения улыбки не было: не щурились глаза, не становилось приятно мозгу и не хотелось глубоко вздохнуть потянувшись.

Позвонил механик.

- Анатолий, зайди ко мне немедленно, если в сознании ещё!
- Семён Степанович, пять минут, чай допью?
- Даже шесть можешь, я сегодня добр к тебе же! Жду.

Толик нашёл в секретере корку чёрного хлеба, погрыз запивая чаем и решил, что надо что-то делать с этим всем, что с ним происходит, надо как-то вытаскивать себя из этого – сейчас ты не можешь улыбнуться, да и чёрт бы с ним, а вдруг завтра и как дышать забудешь? Ладно, пойду к механику и, заодно, покурить. - Анатолий! – механик даже улыбался, -Разрешите Вас категорически поздравить! Семь футов под килтом и полные карманы марципанов!
- Спасибо, Семён Степанович!
- Да погоди, подарок же! Вот тебе бутылка спирта, целый литр, как родному, видишь?
- Вижу!
- Ценишь?
- Ценю!
- Без меня пить не будешь?
- Что Вы! Как можно!
- Когда и где?
- После шестнадцати в зоне отдыха!
- Есть, понял! Запишу в ежедневник!
- О, - в каюту заглянул командир первого дивизиона, - шило раздаёте?
- Нет! Подарки на День рождения дарим!
- Толян? Ну поздравляю, чо! Заходи – урана тебе отсыплю двести тридцать пятого! Полные карманы!
- Не, лучше кнопку а-три дай нажать вне очереди!
- Ишь ты, хм, захотел. Не, ну ладно, запишу тебя в журнал вне очереди, так уж и быть, раз такое дело! Когда и где?
- В шестнадцать в сауне!
- Йееесть! Прибуду!

Чем было заниматься до шестнадцати часов, Толик не знал: по кораблю ходить было как-то неудобно, все поздравляли и надо было в ответ улыбаться, а не улыбалось. На документацию Толик решил забить – не хотелось за неё браться совсем и какая-то злость шептала в уши, что Толик, сколько можно потакать им и делать вид, что это самое важное? Лёг бы поспать, но периодически звонил телефон и спать не давал. Вот зачем их по каютам расставили? К чему этот бешенный прогресс?

 То ли вот в училище было – один телефон в учебном корпусе и к нему всегда очередь хвостом виляет и, как на водопое в засуху, все мирно вперемешку стоят и первый курс и четвёртый, только пятого не было – не солидно считалось уже взрослым мужикам на пятом курсе девушкам звонить. Дня через два, после знакомства с Леной, Толик решился ей позвонить – совсем зелёный тогда был и не разучился ещё стесняться. Что говорить, Толик не знал, но подумал, что решит, пока будет стоять в очереди, но не решил и когда в трубке ответила взрослая женщина, с каким-то даже облегчением подумал, что Лены может не оказаться дома и можно будет просто передать, что звонил.
- Добрый день, а Лену можно к телефону?

Трубку, нагретую десятком ладоней и десятком ушей прижимать было неприятно, казалось, что слова предыдущих людей всё ещё живут в ней и их не слышно, но эхо от них и шумит в линии и говорить приходится громче и хоть следующий в очереди не подходит ближе, чем на метр, и коридор гулкий, но всё равно кажется, что тебя все слышат и понимают какой ты неловкий и явно девственник, раз даже по телефону с девушкой нормально поговорить не можешь.
-Добрый, да, сейчас позову.

Слышно было как трубка стукнулась и потом шаги и голоса, но голоса слышны были едва-едва и о чём говорят – непонятно, а потом опять шаги.
- Вы можете подождать пару минуток, или перезвонить?
Толик оглянулся на очередь.
- Да, подождать, пожалуй, могу, а перезвонить нет – тут очередь.
- Очередь? Надо же, не думала, что у нас к телефонным автоматам очереди стоят.
- Я не совсем из автомата. Из него, да, но он в училище стоит. То есть висит.
- А, так Вы курсант?
- Да.
- Будущий морской офицер?
- Надеюсь на это. А как я могу к Вам обращаться, а то, что мы как-то…
- Ох, батюшки, да неужели у Леночки, наконец, приличный жених! Зинаида Степановна, мама.
- Анатолий, можно просто Толик. Очень приятно.
- Так что, Толик, давно ли вы с Леной знакомы?
- Э… ну да. Дня три уже.
- А, так это она про Вас говорила, когда в субботу с танцев пришла?
- Надеюсь. А что говорила?
- Ну Толик, ну это секрет же, не могу же я, против собственной дочери выступать и Вам помогать её охмурять! Надеюсь, Вы поняли намёк.
- Надеюсь. Понял так, что шансы есть.
- Вот до чего же я люблю умных молодых людей! А, вот и Леночка. До свидания, Толик, приятно было познакомиться.
- Да, слушаю!
- Привет, Лена, это Толик.
- Привет, Толик. И тут же стало неловко, хоть маму Лены обратно к телефону зови: с ней-то разговор как-то сам собой склеился . Хотел же заранее придумать, о чём говорить, вот чего не придумал? Ладно, буду банально.
- Как дела, Лена?
- Нормально. У тебя?
- Тоже ничего. Я скучал. Блядь, вот откуда это взялось? С другой стороны, не скажешь же, что облизывался, вспоминая про грудь и бёдра и ноги и живот и стоял к месту и не к месту хуй потому, что всё время и облизывался? Скучал – нормальный синоним всему этому, да.

- Правда?
- Да, когда мы сможем увидеться?
- А ты когда можешь? У вас же там что, как? Когда хочешь отпускают?
- Нет, что ты, когда увольнение разрешено только, давай попробуем в субботу?
- В субботу? – Лена явно замялась, - Не знаю, даже, а, впрочем, давай в субботу, да.
- Я тогда позвоню тебе в пятницу, ладно и договоримся?
- Да…можешь и не только в пятницу, Толик. У нас же с тобой начинается роман, я так понимаю, можно и чаще звонить. Толик почувствовал, как загорелись его уши и краска потекла с них дальше на шею и щёки, хотя и до того стеснялся тоже и чувствовал, что краснеет.

- Надеюсь, что начинается, Лена, слушай, тут очередь, ты прости, но мне пора.
- Хорошо, Толик и не надо всё время извиняться. Красивые мужчины не должны оправдываться, так мой папа говорит, в основном, о себе, конечно, но можно же и  обобщить это правило. Пока, жду звонка…

Так целый рабочий день и прослонялся Толик по кораблю, не пойми чем занимаясь, но чем-то занимался и помимо воспоминаний, умудрился даже порвать штаны на РБ и набить шишку на макушке.

После трёх на второй палубе восьмого отсека уютно запахло сауной и помощник бухтел, что заебали, не дадут спокойно поработать и нет бы дождаться когда начальство убудет с борта, а потом уже устраивать свои вакханалии, на что ему ответили доктора, что вполне себе они и дождались: всё начальство уже покинуло борт, а, для утешения, на тебе пол стакана спирта, но нет, ждать мы тебе не будем, а начнём в условленное время, приходи позже из своего штаба и присоединяйся: наши двери для тебя всегда открыты, когда не закрыты.

Толик заглянул в зону отдыха уточнить форму одежды и ему сказали ну ты дурак, праздник же, понятно, что в кремовых рубашках! Сначала в сауну: паримся, моемся, а потом за стол и торжественная часть с возлияниями, всё по науке!

- А откуда так вкусно пахнет жаренной картошкой?
- Толян, ты уже клюкнул, что ли? Ну понятно же, что оттуда, где она жарится!
- А, вот эта вот железная коробка военной наружности, - это печка у вас?
- Хуечка, Толик! Это стерилизатор для хирургических инструментов! Но картошка в нём жарится очень даже зачётно! Давай, общий сбор через пятнадцать минут! Покурю, подумал Толик, а то когда потом наверх вылезешь ещё. Наверху было пусто и Толик удивился даже, как просто почувствовать себя одиноким – вот только что говорил с людьми, а  посмотри вокруг, в темноту, в белый туман, ползущий с моря, в глаза фонарей и на дым от сигареты и всё, начинает щемить от того, что вокруг никого – только снег, холод, туман и ты и легко веришь, что так может быть всегда, да, по сути, так всегда и есть, иногда только кто-то вмешивается в твоё одиночество и зачем-то отодвигает его на второй план, будто оно не вернётся тут же, стоит только отвернуться. Закашлял верхний вахтенный внизу и Толик даже вздрогнул от неожиданности – одиночество осталось, но он теперь в нём был уже не один.

- На правах старшего! – механик поднял рюмку, - Без трусов к столу не лезть! В остальном не маленькие, всё знаете! Ну, за Толика!
- А тост? – удивился Антон
- Дык я же сказал, за Толика!
- Ну ёмко так, да. Товарищи, напоминаю, что медицина, в нашем с Александром лице, только один тост разрешает до парилки! Выпили, занюхали и пошли париться – вроде никого особо и не звали, а людей собралось порядочно и все в парилку одним заходом не вмещались, поэтому сначала парились быстро, просто гнали пот, а потом уже, пока одна часть лежала в креслах- качалках, другая сидела нормально, не торопясь.

- Эх, не хватает чего-то, да? – стирал пот со лба Андрей
- Да понятно чего, - согласился Антон, - падших женщин. Или не падших, но согласных разок упасть с нами в сауне.
- О, - Андрей оживился, - Толян, а помнишь ту историю с проституткой на КПП?
- А ну-ка, ну-ка, - оживился и механик, - потешьте слух!
- Да там чо, особого - Толик пересел на полку ниже, - не, ну хорошая история была, да.

- Ну так давай, - Антон легонько пнул Толика ногой в спину, - трави помалу.
- У нашего с Андрюхой однокашника, Витька, умерла бабушка в Москве.
- Нормальное начало!
- Ну да. Ну и Витька она любила больно, хрен знает за что, но факт и отписала ему свою квартиру.
- В Москве?
- Ага. Чуть не в центре. Витёк сдал её через знакомых и ему передали первую сумму за съём, чот не помню уже, но какие-то немеряные денижища по тем временам, да ещё и в Севастополе. И Витя такой, ну чо, Толян, поможешь потратить? Ну, сссс, конечно, русские же на войне своих не бросают! А как их потратить-то в таком количестве? На что? Ну мы с пятницы в увал с ним сквозной до понедельника и что? В пятницу в баню, девочки, коньяк, все дела, в субботу с утра в кино, на Луну-44, потом на дискотеку модную какую-то в гостиницу, потом в Барсук…
- Бар сук?
- Нет, Барсук, ну да, в народе он так и назывался, как ты говоришь, а деньги-то всё и не кончаются! Ну и воскресенье, что, алкоголь уже не лезет, а лезет грусть, что завтра опять на учёбу и конец весёлой жизни, а казалось ведь, что только денег-то для чего-то этакого и не хватает, а вот они – деньги, а всё равно этакого-то и нет! Ну и попёрлись мы на скачки в родную систему, а что? Можем себе позволить и нормальных женщин, а не только тех, что за деньги, но не сложилось что-то и накидались мы с Витей, прямо там же, с горя и пошли погулять по ночной Голландии, чтоб, значит, алкоголь проветрить и перед сном кислородом обогатиться. И выходим не через центральное КПП на свободу, а через то, что за нашей общагой, глухое такое, тёмное и мало кому интересное. И стоит там первокурсник, мама дорогая, зелёненький такой, уши торчат, ремень два раза вокруг живота обёрнут, а мы чо, третий курс уже, он, бедный даже честь нам отдал, сентябрь же – он первый месяц на службе, а тут взрослые мужики идут, ёпта. И Витёк говорит, слушай, Толян, а давай доброе дело сделаем, для чего ещё деньги, как не для того, чтоб получать от них удовольствие, а, видишь, - мы всё ещё недовольны и я считаю, что имею мысль как это исправить! Давай, говорю, выкладывай, что ты задумал! Ты видал, говорит, этого, на КПП, гаврика? Ты же был на первом курсе? А то, соглашаюсь, как же я на третий попал! Помнишь себя на этих вот глухих КПП? Отчётливо! О чём мечтал, помнишь? Кроме еды? Кроме неё, да, нууууу, кроме неё о девушках, понятно же, но даже не помню чего тогда больше хотелось – есть или девушек. И вот ещё эта чернота ночи, да? Вот эти вот звёзды, шум моря и запахи? Помнишь? А то – как такое забудешь! И травил ты байки потом, что к тебе вломилась пьяная женщина прекрасной наружности и грубо тобой овладела? Не, ну чо ты начинаешь, а кто не травил? Так вот и я о чём! А давай этому, зелёному, купим прости…меня, женщину и пусть она им овладеет! О, бля, Витёк, говорю, это ты ничосе мечты исполняешь! Но. Где мы возьмём эту женщину? Мы же курсанты и нас они любят так, ради прекрасного, а вовсе не за деньги! Ну не знаю, говорит, Витёк, пошли на Северную, там в ларьках и спросим, чо, ларёчники-то всё знают. Ну да, говорю, за спрос-то не бьют. Идём на Северную, покупаем там себе, чтоб компенсировать то, что выветрилось пока шли и пытаем ларёчников где взять проститутку, а они нам не верят, мол откуда у вас деньги на проституток, вы же курсанты, ну там до да сё, находим, в итоге, контакт, звоним Свете. Так мол и так, говорим, простите, если не по адресу, но Пётр из ларька сигаретного сказал, что вы продаёте любовь за деньги. Нет, отвечает, Света, за деньги - только секс, а любовь моя не продаётся потому, как она бесценна! Ну ладно, соглашаемся, так уж и быть, хотя бы секс, но да? Да, говорит, но это стоит столько-то. Не вопрос, соглашаемся, но есть один нюанс! Ой, испугали, не сдаётся пока ещё Света, можно и нюанс, только дороже выйдет. Объясняем ей план и она, в принципе, не против, но говорит идти до Галоши лень, а мы ей такси повезёт и в обе стороны, а она – да и такси ну их, проводите туда и обратно тогда, да? Пфффф, да мы, Светочка, только об этом и мечтали же, что на дорожку взять? Нет, коньяк у нас есть, может шоколадку? Гулять, так гулять! Поддай, Антоха, чот пар ушёл, нет? О, эвкалиптик пошёл, хорошо!

Толик помолчал, вспомнил как шли они с Витей и Светой от Северной до Голландии по каким-то тёмным тропам и пили коньяк из горла и закусывали шоколадками, а над ними сияли звёзды и жизнь текла неспешно тогда и казалось бесконечной и, пожалуй, даже прекрасной.

- Ну чо там далшьше-то?
- Ну чо. Привели Свету до КПП, объяснили ей план действий, а сами пошли на теннисный корт ждать её - обратно же обещали проводить. Лежим с Витей на лавочках, море плещется у ног, наверху белые звёзды в чёрном небе, тополя шумят, жара ушла, такая благодать и Витя говорит, ну, чувствуешь теперь? Ага, говорю, чувствую. Вот она там ему сейчас сосёт и всё остальное, а мы с тобой такие, природой наслаждаемся и он же не узнает никогда, кто его феи, да? А это мы и вот нам хорошо от того, что у него сейчас жизнь налаживается минут на десять, да? Да, говорит, Витёк, жаль только, что ему никто не поверит. А ведь и правда, соглашаюсь, кто ему поверит-то, что все это рассказывают и ни у кого не было, а он рассказывает – и у него было. Прям дух захватывает, да? Да, ну пошли, Толик, Свету обратно поведём. А Света уже ждёт нас за воротами, курит и слёзы вытирает. Курсантик этот ошалевший на стуле лежит и как рыба на берегу воздух хватает и глаза такие же, как у рыбы – красота. Чего, говорим, Света, плачешь? Обидел, может, так мы ему сейчас! Нет, говорит, Света, от того я плачу, что такие вы Атосы, что хоть лилию на плече коли, чтоб вы меня наказали!
- Наказали?
- Ну. И нас потом с утра наказали за то, что мы из увольнения опоздали потому, что Свету всю ночь наказывали. Круговорот наказаний в природе получился.
- И курсантика того вы тоже наказали.
- Это как?
- Ну вот так. Смотри, ему тридцатник  уже скоро и он нет-нет, да рассказывает эту историю, так ведь? Ну такое в себе не удержать? И до сих пор ему никто не верит и говорят, Вася, да хватит заливать уже, ёпта, ну что ты, взрослый мужик, а байки всё курсантские травишь! А он-то знает, что у него-то было! Вот у них у всех точно нет, а у него – точно да, но, получается, что, раз ему никто не верит, то и у него, как бы и нет. И сколько ему будет, сорок? Пятьдесят? Когда он смирится и подумает, ну да, наверняка же и не было, что за память у меня – подсовывает всякое!
- А мы об этом-то и не подумали тогда!
- Ну а так прикольно, да. Мне бы так кто, да в восемнадцать лет!
- И мне бы!
- Ну долго вы там? – в дверь заглянул представитель второй партии, - мы замёрзли уже, давайте быстрее, да за стол уже сядем!