- Тащ капитан-лейтенант, Вас к телефону! Срочно!

    "Лиственница" хрипит, шипит и не проявляет никакого такта к моим сновидениям. Вахтенный этот тоже упырь - нет бы проявить уважение, спуститься, в дверцу ласково постучать. Срочно у него. Ладно, знаю, кто сегодня на отработках вахты в гидрокомбинезоне раздвижной упор ставить будет. Бреду.

- Эдуард, - это наш командир, - поднимись наверх, я сейчас писателя Черкашина привезу - хочет пофотографироваться на Акуле.

    Писатель Черкашин известен на флоте. Это такой как-бы Пикуль для технически малообразованных юношей. Пишет книги про военно-морской флот. В книгах много технических нонсенсов и оксюморонов, которые у моряков вызывают недоумённое поднятие бровей, но зато там есть много пафоса, прилагательных и деепричастных оборотов. А ещё проститутка на подводной лодке, которую отстрелили через торпедный аппарат, и она превратилась в медузу. Детям нравится.

     Поднимаюсь. На улице как раз лето сегодня. Солнышко так и шпарит - на резине прямо яйца жарить можно. Приезжают. Походили по корпусу, пофотографировались на фоне винтов/рубки/ракетной палубы - всё, в общем, по стандарту. Я деликатно удаляюсь, чтоб не мешать взрослым дяденькам разговаривать.

    На рубке сидит комдив-раз Паша и курит, щурясь на солнце. Сажусь рядом - вниз идти неохота, пока лето.

- Чё носишься? - интересуется Паша.

- Да Черкашина с командиром фотографировал.

- Какого Черкашина?

- Ну Николая, какого ещё.

- Так он же умер!

- Кто умер?

- Писатель, Николай Черкашин. Он же умер уже!!! Ты чё!!!

    Снизу деликатно кашляют. Делаем удивлённые лица (по привычке) и свешиваемся вниз. Прямо под нами стоят Черкашин с командиром и смотрят на нас. Черкашину явно неудобно, что он жив, командиру весело.

- Жив он, Паша - говорит командир, - я его пощупал - тёпленький.

    Вниз Черкашин спускаться не стал почему-то. Но с Валентиной Толкуновой история ещё веселее была.