В давние-давние времена, до Ельцина ещё, подводным лодкам не давали имён. Называли их бортовыми номерами или номерами заказов. За исключением 24 дивизии АПЛ в Гаджиево, которая была сначала "кошачьей", а потом стала "звериной". С началом вольностей стало модно у городов брать шефство над подводными лодками и выдавать им свои названия. Опять же шефы помидоры всякие привозили и прочие символы почитания подводников. Мы, как сироты, до последнего так и ходили с названием "ТК-20", пока глаз на нас не положил Минатом. Но для Минатома брать шефство над одной лодкой показалось несолидным, видимо, и взяли они шефство над всей дивизией. И что. И ничего. Иногда, правда, нам артистов известных привозили. Об одном таком случае и есть этот рассказ.

    Пятница. Дело к вечеру. Нормальные люди отдыхают, а мы на вахте стоим. Ну там Родину защищаем, и лодку от чеченцев сторожим. Я дежурный по кораблю. Позвонил командир, ближе к вечеру:

- Эдуард, сауну там затопи и воды морской в бассейн наберите, я сейчас буду.

   "Олрайт, Христофор Бонифатич" - но проблемо. Сауну затопили, воды морской набрали. Ну как морской: в базе мы воду в бассейн не набирали, - больно уж мазутная. Набирали простой воды, соль туда сыпали, марганцовку и йод. Для особых, конечно, случаев.

   Сидим, ждём. В предвкушении. Случай-то явно особый. Прибыл командир с саквояжем своим, собрал всех офицеров в центральном посту

- Так, - говорит, - рыбий корм, слушайте меня внимательно. Сейчас все приводите себя в максимально возможный приличный вид. Под РБ - рубашки с галстуками надеть, одеколоном везде побрызгаться, пилотки и всё такое. У кого нет рубашек - в трюм и не вылазить до особой команды. Минёр, ты не улыбайся - ты в трюме сидишь по-любому, а рубашку свою нормальному офицеру отдашь. У ушлёпка этого на верхней вахте заберите его ватник, в котором Суворов Альпы штурмовал, и выдайте ему нормальную куртку. И автомат. Найдите ему нормальный автомат. Красивый. Срочно везде убраться, палубы проходные помыть. Эдуард, ты ответственный, доклад через полчаса. И чтоб, блядь, как в Лувре всё было.

- Сан Сергеич, - говорю, - так в Лувре же нет автоматчиков.

- А у нас будет свой Лувр. С автоматчиком.

- А что случилось-то? Опять Козырев приезжает? (Отдельная история, потом расскажу.)

- Ха! - командир заулыбался. - Бери выше, сиська козодя, - сама Влентина Толкунова на экскурсию!!!
Ну тут, конечно, в центральном ропот и волнения начались, все сразу сутулиться перестали, кто-то даже начал Зыкину напевать.
- Ух ты!, - громче всех обрадовался минёр
-Минёр, я ж тебе сказал - в трюм семнадцатого отсека шагооом марш! - командир у нас категоричен.

Спорить с ним практически бесполезно, а так как он штангист, то даже и вредно для здоровья может быть. Минёр обратно ссутулился и покинул высшее общество.
- И ещё, -командир достал из саквояжа бутылку красного вина "Хванчкара", - нужен штопор.
    Тут, конечно, он застал нас врасплох. Мы, конечно, хоть и рыцари морских глубин, но к таким излишествам, как штопор не приучены. Мы стали делать вид, что думаем, где его взять. Выручил Борисыч (тот, с которым мы в ЛДПР вступали):
- Спасибо, конечно, Сан Сеич, что Вы о нас так хорошо думаете, но где ж мы вам штопор возьмём на подводной лодке? Мы если и пьём, то исключительно благородные напитки, спирт там, например. Но есть выход - Вы шурупчик возьмите в пробочку вкрутите, а потом плоскогубцами её и вытащите.
    Все, конечно, радостно заулыбались такому оригинальному решению. А нет, не все - командир как-то грустно посмотрел на Борисыча и говорит:
- Борисыч, ну ты совсем дурак, что ли !? Народная. Артиска. Валентина. Толкунова. Будет сидеть у меня в салоне, и мы будем беседовать с ней о различных прекрасных вещах, и скажет она мне: "Саша, может вина - вон, я вижу, у вас и бутылка из саквояжа торчит". И я, капитан 1 ранга, командир ракетного подводного крейсера стратегического, мать его, назначения, дважды представленный к званию Героя РФ, отвечу ей: "Конечно же, Валентина, мон плезир", а потом вскочу, как тушканчик, достану из кармана шурупчик, отвёртку и плоскогубцы и начну там изображать из себя... блядь, даже не знаю кого: тебя, наверное, Борисыч, дурака усатого!!!

    В итоге за штопором послали в посёлок ответственного матроса. А чё там: шестнадцать километров по сопкам всего, да и росомах в это время года нет почти. Не, ну нож ему дали, конечно, на всякий случай - не садисты же.

    Скоро сказка сказывается, да ещё скорее дела в военно-морском флоте делаются. Через полчаса все нарядные сидим в центральном посту. Волнуемся, как и положено по корабельному уставу. Я вообще, как папа: с пистолетом на бедре и повязкой. Входит командир. В парадном кителе, весь в медалях и одеколоне. Осмотрел нас, остался доволен, но вида не показывает.
- Так, - говорит, - уже едут (да знаем мы - подслушивали же в телефон). Наверх со мной разрешаю только Эдуарду, чтоб я ещё солидней на его фоне смотрелся. Мичманов и матросов закрыть в каютах и приказать, чтоб не выли. Минёр в трюме? Хорошо. Эдуард, за мной.

    Поднимемся наверх. Стоим у трапа на ракетной палубе и подбадриваем друг-друга. Приезжает. В красном пальто до пола, улыбается, машет нам ручкой. Мы не машем - терпим, хотя хочется.
- Эдуард,- шепчет мне командир уголком рта, - сейчас встретим её, и ты беги на рубку, следи там незаметно, пока мы гулять на воздухе будем, чтоб, когда мы вниз пойдём, утырков всех от форточек разогнал.
- Каких, спрашиваю, утырков.
- Да сидят там все в рубке же сейчас и пялятся. Я спиной чувствую.

    Встретили, пожали ручки друг другу. Бегу в рубку. Точно - к двум форточкам прильнули десять человек. Как им это удалось? Минёр тут же - дерзкий, сука, ну ладно, не буду его прогонять - Толкунова всё-таки.

    А они там гуляют по ракетной палубе туда-сюда. По ракетной палубе все любили гулять. Веет от неё какой-то потенцией военно-морской, да и как тут не завеет, если двадцать баллистических межконтинентальных ракет жужжат под ногами. А ещё она резиновая и приятно пружинит.

    Вниз Валентина Толкунова спускаться не стала, мол, неудобно, в юбке приехала, только с концерта. А командир зато попросил у неё разрешения подняться наверх офицерам, которые уж очень хотят с нею познакомиться лично. Разрешила. Ну командир рукой махнул, и у её ног все офицеры через тридцать секунд. Стоят, пихаются. Она ещё удивилась, как, мол, они сигнал - то ваш приняли? Спецсвязь, ответил ей командир.

   Поговорили постояли, а потом она говорит: "А хотите я вам спою?" Все опешили, конечно, раскрыв рты, а командир нашёлся:
- Валентина Васильевна, - говорит, - да мы за такое натуральное счастье даже ракетой баллистической стрельнуть готовы!
- Можно просто Валентина,- даже как-то застеснялась Валентина Толкунова, а может, ей Америку жалко стало в этот момент.

    И спела нам несколько песен прямо на палубе ракетоносца. Никогда ни до этого, ни после я не слышал, чтоб так душевно и красиво пели. Может, мне это кажется, конечно, но это уже моё дело, в конце-концов)))

    Воон там они находятся, эти форточки, а наверху - мелкие такие загогулинки - это люди)

    Машина увозила Валентину Толкунову с нашего пирса. Мы шли параллельным  курсом по ракетной палубе и махали, в основном, руками вслед. Впереди шёл минёр, и поэтому он один упал в море, когда ракетная палуба закончилась. Ну упал и упал: глубина у нас в носу небольшая - метров 40 всего. До берега тоже метров сорок, куда-нибудь да выйдет. Опять же, это же минёр, и вряд ли он будет столь благороден, что осчастливит нас своим утоплением. Да и лето на дворе - вода градусов пять, наверное, а может, и все семь.

    И тут мы увидели, как из посёлка бежит наш штопор. Он бежал в кармане у ответственного матроса Паши и вместе с Пашей пытался спрятаться в рельефе местности. А так как самые высокие деревья на местном рельефе доходили Паше аж до пояса, то получалось это у него так себе. Паша бежал по крыше ЗКП Северного флота, который располагался у нас тут же, в скале, и был обнесён колючей проволокой по периметру и вышками с автоматчиками. Автоматчики на вышках усердно отворачивались и делали вид, что не замечают нашего ответственного матроса. Ну видят же, что свой, да ещё и матрос.

    Вообще-то у нас есть нормальная дорога чуть дальше от ЗКП. Ну как "нормальная дорога" - тропинка в сопках от базы и до посёлка. Всего восемь километров по сильно пересечённой местности, и ты дома. Минут сорок ходу, если от росомах отбиваться не придётся зимой или купаться в озёрах не потянет летом. Но Паша почему-то решил срезать путь. Как он будет спускаться, если его путь оканчивается отвесной скалой, на которой из того, за что можно подержаться, один чахлый ручей? Добежал до скалы. Ну молодец - с разбегу лезть не стал, подумал секунды три. И... полез, сука!
- Так, Эдуард, - сказал командир, - я пошёл вниз, и когда тебя будут садить в тюрьму за то, что матрос разбился, я этого не видел.
    Ну понятное дело. Спустился гад. Автоматчики на вышках аж вздохнули с облегчением. Я тоже, конечно, чего уж тут скрывать - ладно в тюрьму посадят, а ну как ещё суровей: с флота выгонят? Страшно же.
    Паша прибежал. Красный, потный, довольный - штопором добытым мне машет.
- Баклан, - ласково встречаю я его, - какого хера ты через ЗКП полез? (на самом деле грубее сказал, конечно, но это же художественное произведение - могу позволить себе что-то и приукрасить).
- Тащ, кап-лейтенант, там старпом с двумя красивыми женщинами из дивизии идёт, я побоялся на него нарваться!

   Правильно сделал, что побоялся, хоть и дурила. У нас из штаба дивизии до пирсов длинная дорога такая, километра два, вдоль залива идёт. Красиво по ней погулять, если тебя не тошнит от того, что ты по ней десять раз в день бегаешь. Старпома-то тошнит от неё уже лет десять, так что, видимо, красивых женщин выгуливает. Как,  интересно,  матрос с расстояния в несколько километров определил, что они красивые? Хотя, что тут удивляться: живём мы в глухих местах, матросы у нас в увольнения не ходят, потому что некуда ходить, и поэтому на втором году службы у них у всех словосочетание "красивая женщина" превращается в одно слово- "красиваяженщина" (говорится на выдохе, строго). Это офицера или мичмана домой к жене отпускают иногда, или в Северодвинске на дискотеке "Для тех, кому за 30" он может на женщин посмотреть или даже потрогать их, а матрос- он как раб на галерах, только на подводном флоте, а не в Москве. И ещё с чувством гордости за полноту отдачи своего долга Родине.

    Старпом у нас зверь, конечно, был. Маленький, худой, энергичный, как Ред Булл, и умный. Драл нас, как сидоровых коз, но все его любили и уважали, без шуток - было за что (потом расскажу). Ага, вижу - появились. По поводу красоты женщин отсюда видно только одно - обе в пальто. Ну понятно, что не местные - походка такая, как будто вся жизнь у них впереди, идут не в ногу, громко смеются - Питер или Москва. Старпома мне встречать на верху вроде как и не положено по уставу, раз командир на борту, но мало ли что за женщины - может, он интерес к ним какой имеет (в духовном, конечно, смысле), так что встречу - добавлю ему авторитета. Старпом новую куртку на верхнем вахтенном издалека заметил:
- А как вам, - кричит издалека, - удалось у него ватник тот забрать исторически ценный? Всей вахтой, небось, с ним бились?

    Поднимаются на борт все трое. Старпом впереди - перед женщинами извиняется, мол, по уставу так полагается, видите, меня же дежурный по кораблю встречает (ага, как я и говорил). Он маленький, я высокий, поэтому докладываю ему метров с трёх, ну чтоб сразу же наповал женщин не сразить своей красотой, а ему пару шансов оставить. Пилотка у меня  по традиции на левое ухо заломлена, к правой брови подношу ладонь так небрежно и, щёлкая тапочками, докладываю: - Тащ капитан второго ранга! За время вашего отсутствия на борту никаких происшествий не случилось! (Это в уставе так написано.)
- Вольно, - по-отечески разрешает старпом, - вот познакомься, Эдуард, это две оперные певицы из московской филармонии, давали концерт вместе с Валентиной Толкуновой.  А что за штопор у тебя в левой руке?

   Знакомимся. Опуская пикантные подробности про матроса и свалившегося за борт минёра, рассказываю историю про вино.
- Отлично, - потирает ладони старпом, - давай мне штопор, я как раз его командиру и передам. Ну, пойдёмте-с на борт.
- Сей Саныч, а ещё будет кто-нибудь? - уточняю у него.
- Эдуард, - радостно удивляется старпом, - ну ты что, считать не умеешь? Нас с командиром двое, дам двое: ну кто ещё будет?

    Дамы хихикают и явно смущаются. Показал им винты, ракетные шахты и веду их к люку. Если вы не в курсе, то вход на подводную лодку выглядит так:

    Это такая вертикальная труба диаметром 80 сантиметров в самом узком месте. Дамы смотрят вниз и удивляются, как они туда полезут, а если внизу кто-то подойдёт, и они ему на голову свалятся?
- Не, - говорит старпом, - там внизу Эдуард будет стоять и всех от люка разгонять.
    Падаю вниз. Сверху слышу, как охают дамы на предмет не разбился ли я там, бедненький, но старпом их успокаивает тем, что у меня на тапочках подошва резиновая, и ничего со мной не будет - я же при исполнении. Спустились. Посидели в центральном посту, посмотрели в перископ и понажимали на кнопочки, на которые им разрешили понажимать.
- Ладно, - подытожил старпом, - мы к командиру говорить за оперы пошли. Сауна готова?
- Всенепременно, -уверяю его. О том, что в сауне уже помылось человек шесть, а двое так до сих пор там сидят, я решил промолчать - ну зачем старпому лишняя информация. Не свиньи, опять же,  в басейн потные не прыгаем.

    Вот - с этого момента судьба штопора мне уже точно не известна: может, старпом (наверняка уже давно пенсионер) в кармане его до сих пор носит. Вполне возможно.

    А певицы оперные через час уехали. Ничего такого, что вы могли бы себе подумать, не было, да и быть не могло - подводная лодка не место для любви. Если это не роман Черкашина и эта любовь не к Родине. Родину, наоборот, любить положено непрерывно, пока на борту находишься. Любили, когда-нибудь, Родину непрерывно три месяца? А я - любил.

    На схеме красной стрелкой показано место, откуда бежал матрос Паша со штопором, жёлтой - где мы тогда стояли (правда, с другой стороны пирса). А где ЗКП я вам не покажу - секрет потому что.