Несмотря на то, что этот рассказ, как и многие другие, пропитан чувством глубокой любви и уважения к женщинам, я не советую читать его феминискам и упоротым моралистам. Мне-то всё равно, а у вас, вдруг пищеварение испортится или, на нервной почве, волосы выпадать начнут, короче: я предупредил, если что.
      Тоня служила в отделе кадров дивизии и занималась личными делами офицеров.  Тоня была, пожалуй, самой вредной, склочной и неприятной бабой, которую я встречал за всю свою жизнь, при этом любвеобильность её зашкаливала до высот, на которых ей начинал завидовать даже Эверест.

    После каждого второго мужа она теряла паспорт и снова становилась девственницей, а потом, после свадьбы, приезжали дети от мамы из Саратова.  На момент описываемых событий Тоня имела троих детей от шести разных мужей и была снова свободной наядой в активном поиске. Работу свою она делала отвратительно: в личных делах постоянно терялись документы, все нужные представления и документы проще было сделать самому, чем ждать, пока она соизволит спуститься с небес на работу.  На Тоню постоянно жаловались, но командиры дивизии жалели её троих детей и мер по приведению Тони в горизонт не принимали - просили войти в положение одинокой женщины, "нучтовамсамимсложносделать" и потерпеть.

     И естественно, как и любое человеческое существо на этой планете, от чувства собственной неприкасаемости, Тоня в итоге  охуела охуела совсем.  Я старательно избегал этот параллелограмм женского рода (полтора метра во всех трёх измерениях), как мог, но в итоге таки стал для неё личным врагом.  Я вообще человек неконфликтный и всегда предпочитаю послать человека на хуй, а не заниматься с ним моральным противостоянием, так как считаю, что людей на земле много, а я-то один.

    Таня как-то прибежала ко мне, когда я стоял помощником дежурного по дивизии, чтоб, значит, озаботить меня своей работой.
- Здравствуй! - пропищала Тоня, протиснувшись в рубку.
А голос у Тони был такой писклявый и противный, что, когда она просто говорила "здравствуйте", уже хотелось взять и  уебать её с ноги, а тут она ещё мне тыкает, а я, так-то, в четыре раза старше её по званию.
- Здравия желаю, товарищ мичман, - отвечаю ей нарочито строго.
- Слушай...
- Слушайте.
- ...слушайте, тебе...
- Вам.
-  Вам тут звание досрочно присвоил Министр обороны, надо теперь, чтоб Вы написали представление на себя на досрочное присвоение воинского звания!

    Я смотрю на свои плечи, на которых уже красуются новенькие погоны капитана минус лейтенанта, вручённые мне недавно Виктором Степановичем, и отвечаю:
- Было бы удивительно, товарищ мичман, если бы Министр обороны выполнял Вашу работу, я считаю. Чуть менее удивительно, но тем не менее, странно выглядело бы, если бы её стал делать я.  Приказ министра обороны у меня на руках, погоны на плечах и в удостоверение личности внесена запись, так что ни одной причины не нахожу для того, чтобы ущемлять в правах свои должностные обязанности.
- Да что ты себе позволяешь капитан! - начала визжать (когда она начинала визжать, то тут да, уже хотелось взять дробовик) покрасневшими щеками (восемьдесят процентов от лица) Тоня.
- Товарищ мичман! - рявкнул на неё я. - Объявляю Вам два наряда вне очереди за неуставное обращение к старшему по воинскому званию! Доложите об этом своему непосредственному начальнику и немедленно покиньте дежурное помещение!

    Тоня аж присела от неожиданности. Вот я спокойно сижу, а вот я ору на неё из-под козырька фуражки. Умею изобразить, да.  Она выскочила из дежурки и поскакала наверх своей жопой шестьдесят восьмого размера, наверняка, жаловаться или начальнику штаба, или комдиву. Пффф, тоже мне - напугала ежа. Беру чистый лист бумаги формата А4 и начинаю писать рапорт на имя командира дивизии за ненадлежащее отношение к офицеру военно-морского флота, тем более  при исполнении им служебных обязанностей.

    Через пятнадцать минут прибежал начальник штаба дивизии, я как раз уже лист на другую сторону переворачивал, так увлёкся описанием нанесённых мне тяжких моральных травм и их возможного влияниям на безаварийное плавание крейсера.
- Эдуард!!!! Ну нахуй ты её ко мне послал? У меня от её визга возникает непреодолимое желание стакан шила залупидонить немедленно!!! Чем тут ты её обидел, цветок этот наш, блядь, экзотический?
- Вот. тащ капитан первого ранга, буквально пару строчек осталось дописать.
- Ну дай посмотрю!
Читает мой рапорт. Хихикает.
- Ну ты написал, прям принцесса с тонкой душевной организацией, а не трюмный упырь! Короче, скажи мне как офицер офицеру, будешь делать на себя представление?!
- Принципиально не буду. Объяснить Вам про ППО, ППР, береговые наряды у моих мичманов, выход в море через неделю и эту пизду охуевшую?
- Да не, не надо. Ладно закачу стакан для смелости и заставлю её, но ты же понимаешь, что ты для неё сейчас будешь, как Маринеско для Гитлера?
- Спасибо за столь лестное сравнение, тащ капитан первого ранга!!!

    Но речь в общем-то не о том пойдёт, а об одной многоходовой операции по привлечению Тони к исполнению своих должностных обязанностей с помощью хитрости, коварства и секса. А раз я такое долгое введение написал, то разобью, значит, рассказ на две части!

    Когда мы пришли из автономки, то, естественно, с нас попросили список людей на награждение. Командир, логично рассудив, что на подводной лодке не бывает неравенства в героизме, и медальки всякие никаких преференций абсолютно не дают, подал список экипажа. Ему ответили из вышестоящих штабов, что мы там охуели, и дали квоту на тридцать человек из ста восьмидесяти. Собрали мы по этому поводу офицерское собрание и решили от наград отказаться - или всем, или  никому. Потом старпом собрал нас отдельно по секрету от командира и рассказал, что есть шанс, что Александру Сергеевичу  дадут Героя России, если, конечно, мы отменим свой демарш. Конечно, мы отменим, это же наш любимый командир!!! В общем,  решением офицеров и мичманов выделили тридцать семь человек и подали список ещё раз.  Ну и, наверное, через недельку после этого стою я дежурным по кораблю, сижу со старпомом в центральном и что-то там помогаю ему заполнять. Приходит грустный командир.
- Слышь Серёга, - говорит он старпому, - этот ангел из кадровой службы слишком занят хуй знает чем, чтоб представления на нас сочинять, настойчиво предлагает нам самим этим заняться!
- Сан Сеич, да блядь, что за на? Надо выебать её силами штаба дивизии и заставить работать, ну совсем уже наглость потеряла!
- Прошу разрешения! - это в центральный пришёл старлей Паша (молодой, холостой, красивый и с усами, как вы помните).

    Паша пришёл ко мне что-то там откорректировать в своих контрольных листах. Я сижу боком к командиру со старпомом, Паша стоит к ним спиной.  Командир смотрит на Пашу, потом на старпома, показывает пальцем в Пашину спину и многозначительно поднимает палец вверх, делая вот так бровями. А про Пашину любовь и абсолютное обожание женского пола в сексуальном плане я уже упоминал в прошлом рассказе.
- Вы, тащ командир, имеете в виду то, о чём я сейчас подумал?
- Ну. А чё, она первая начала, а мы ей тактический финт в ответ!
- Пашаааа! - кричит старпом в девятнадцатый, куда Паша уже выскочил. - Ну-ка дай реверс своим булкам!!!
- Слушай, Павлентий! - ласково говорит ему командир. - Ты гордишься-то службой в нашем многократно краснознамённом экипаже?
- Так точно, тащ командир! Говорите уже, что надо!
- А надо, Павлентий, от тебя помощь твоему экипажу! Готов?
- Конечно!
- Молодец! - радуется старпом. - Даже не спрашивает, что надо, а уже согласен! Тупой и решительный, всё как я люблю! Ладно, не обижайся... на решительного!
- Короче,- берёт слово дальше командир, - надо, Паша, заставить мичмана Тоню из отдела кадров написать на наших орлов представления на награды в количестве тридцати семи штук!
- А как мне её заставить-то?
- Ну откуда мне знать, Паша? Грязный секс, лживые обещания и лесть, а, может быть, просто нашатырь:  как ты там обычно женщин очаровываешь несмотря на то, что у тебя трамплин для мандавошек под носом!
- Так-то женщинам нравится, - гордо выпячивает усы Паша.
- Фу, Павел, избавьте мою хрупкую конституцию от этих пошлостей! Короче, ты офицер,  вот и прояви инициативу!
- Не, ну технически-то всё понятно, тока у меня сейчас с финансами напряжёнка, а надо бы хоть бы на один букет цветов, ресторан и кино денег иметь, по моей методике.
- У старпома корабельная касса - бери оттуда! Тока не наглей и дорогих коньяков ей не покупай!
- Да не, тащ командир, я всё бюджетненько сделаю.
- Тогда собирайся и дуй к ней на пробный заход! Она сейчас там одна как раз в отделе кадров! Занесёшь какую-нибудь бумажку от меня, типа. Рубашку тока белую надень для большего очарования!
- А у меня нет на борту, тащ командир!
- У меня есть, - говорит старпом, - для такого-то дела, я тебе свою выдам.

    Старпом у нас маленький совсем, а Паша -  кабан, с меня ростом, тока потолще чуть, поэтому рукава рубашки ему по локоть, и застёгиваются только четыре верхние пуговицы, да и то воот с такенными дырами от одной до другой. Ну ничего: дыры на груди мы замаскировали галстуком, а остальное - тужуркой. Старпом ещё одеколон свой предлагал, насилу отбились, хоть Тоня и сволочь редкостная, но человек же всё-таки - за что её сразу старпомовским одеколоном глушить? Дети, тем более.
- Учитесь, сынки!- гордо сказал Паша на пирсе, докуривая. - Сейчас вам дядя Паша покажет, как надо работать над слабым полом!
И ушёл в штаб дивизии, стараясь не дышать, чтоб пуговицы на рубашке не полопались.

    Паша вернулся часа через полтора, как раз тогда, когда степень волнения старпома дошла до высылки за ним штурмовой группы в штаб дивизии.
- Да, Сей Саныч, - говорю ему, - что вы волнуетесь, может, там представления уже печатают!
- Что, думаешь, вот так вот прямо всё там так круто у него с этим вот делом?
- Да откудова мне-то знать? А, вон он идёт!

    Мы сидели на рубке, я курил, а старпом просто сидел, хотя он даже когда сидел, то казалось, что он куда-то бежит, такой бешеной энергетики человечище.
- Давай-давай там быстрей, чо телишься?!! - кричал старпом Паше, который топал, оббивая снег, из "Прилива", так у нас по-научному называлось это утолщение в основании рубки.
- Ну чо там, давай докладывай!
- Ну чо, на цветах вам сэкономил,  в кафешку сегодня идём, но цветы уже не нужны.
- А как ты так сберёг нашу кассу?
- Ну она полезла наверх, а я стремяночку подтолкнул незаметно, а потом её на руки поймал. Всё, считайте, готов клиент!
- Тоню? Поймал? Паша, ну ты дурак, а если бы не удержал?
- И не таких удерживал! А если бы не удержал, значит, нам бы новую прислали, и вопрос как бы автоматически был решён.
- Автоматически. Слышь, а это что губная помада, что ли, на воротнике моей рубашки? Паша, ты дурак, а что я жене скажу?
- Ну скажите, что я поставил.
- Я скажу жене, что на моей рубашке поставил след от губной помады Паша? Ну ты точно дурак!
- Ну, не знаю, без рубашки домой идите!
- В тужурке на голое тело? Галстук-то надевать на шею, или так сойдёт?
- Ничего не знаю! Мне поставлена задача - я её выполняю! Решительно, смело, применяя флотскую смекалку  и не обращая внимания на жертвы среди гражданского населения, всё, как учили!!! Лес рубят - рубашки летят!

    А мы тогда всем экипажем копили на виндоус -95 - новую революционную операционную систему. Как раз недавно купили себе пентиум: дос плюс волков коммандер плюс лексикон (чуть не заплакал вот сейчас от умиления), и помощник решил, что нам срочно нужен виндоус. Он долго объяснял старпому, для чего:
- Мы же купили компьютер?
- Купили.
- Он же работает?
- Работает.
- Зачем нам виндоус твой?
- Нужен.
- Для чего?
- Ну чтоб на компьютере работать.
- Так он же и так работает! Быстрее будет работать?
- Нет.
- А что тогда?
- По - другому!
"По другому ходим мы, по краю ходим мы..." -  обычно начинал напевать старпом в этом месте и убегал от помощника. Помощник выжидал какое-то время, и этот диалог повторялся, практически, слово в слово. В итоге старпом сдался и завёл ещё одну графу в тетрадке: "Виндоус 95. Прим. хуйегознаетнахуйоннужен".

    И вот, значит, с этой самой ненужной строки он и выдавал Паше деньги, пока Билл Гейтс кусал себе локти от волнения, потому что экипаж ТК-20 так и не купил его операционную систему. А Паша исправно отчитывался старпому обо всех тратах и даже иногда приносил старпому отчётный материал.
- Что это?
- Билеты в кино. Операция "Тоня".
- А чего их пять?
- Ну дык дети же!
- А детей-то ты чего водил?
- Ну а куда я их дену? В поле пастись выпущу?
- Логично.  Как там всё продвигается?
- Завтра приступаю к финальной стадии операции!

    Это был третий день со дня "Икс".  А на четвёртый день ни Тоня, ни Паша не вышли на службу. Тоня позвонила и сказалась больной,  а Паша, имея карт-бланш на спецоперацию, просто не появился.
- Эх, - потирал руки старпом, - думаю представления там строчат сидят!
- Да зная Пашу, - отвечал я ему, - он-то, наверняка, сейчас строчит, но совсем не представления и не совсем строчит.
- Эх, Эдуард, не веришь ты в хорошее!

     Отчего же не верю? Верю, конечно, Сей Саныч, до всех глубин своей глубокой флотской души. И до сих пор, кстати, не могу избавиться от этой вредной во всех отношениях привычки.
-Ну-ну, чо там? - пытал старпом Пашу на следующий день. - Чо было-то?
- Нуууу, раз на кухне было, раз в ванной....
- Фу, фу, фу!!! Я ж тока пообедал!!! Что с заданием -то партийным?
- Сей Саныч, ну она же женщина, а не человек! К ней же подход нужен!!!
- Подход нужен к решению боевых задач! А к женщине нужны напор и ласка, будешь тут учить меня, перхоть! Денег больше не дам!!! Подходи уже быстрее!!!
    Потом Тоня начала носить ему пирожки на вахту. Стояли такие на пирсе и что-то там курлыкали.
- Вот жешь, оно как, - удивлялся я в форточку на рубке.
- И не говори, друх! - поддерживал меня Борисыч из соседней. - Пирожки же стынут на морозе!!!

    Мы бежали с Борисычем вниз, и я звонил верхнему вахтенному, чтоб срочно Пашу на отработку вахты вниз спускал, блядь!
- Что за отработка, Эд? Шесть часов же ещё! - уливлялся Паша.
- Специальная! - отвечал ему Борисыч, разливая чай по стаканам. - По пирожкам! Доставай уже, не томи!

    Пирожки, надо сказать, были очень даже ничего,  мы даже не отравились ни разу.  Какая-то бумажка выпала из пакета с ними, ну я её в журнал сунул. А ночью командир журналы подписывал и бумажку эту нашёл.
- Что это у тебя?
- Не знаю, - говорю.
Командир разварачивает бумажку, а там  сердце красного цвета и внутри написано "Тоня плюс Паша".
- Ах ты ж, йоп твою мать! Вызывай его срочно!!!!
Приходит заспанный Паша.
-Павел! - строго спрашивает командир. - Што это за хуйня!
И машет у него перед носом открыткой.
- Открытка, - говорит Паша.
- Нет, Павел! Это - не открытка!! Это, Павел, прямая угроза твоему существованию как личности!!! Беги, Павел, немедленно, хрен с ними, с этими представлениями! Мне твоя молодая жизнь дороже, я же потом себя до конца жизни простить не смогу!!
- Да всё нормально, тащ командир, у меня всё под контролем!
- Павел, если бы мне каждый мой знакомый, который говорил, что у него всё под контролем, а потом женился, выдавал по рублю, то я давно уже купил бы себе эту подводную лодку! Женщины, Павел, это тебе не баллистические ракеты! От них в бункере не спрячешься!
- Да я же знаю в женщинах толк, тащ командир! - гордо оттопыривает губы Паша.
- Мой йуный друх!!! - хлопает командир Пашу по спине. - Если ты их ебёшь, то это не значит, что ты их контролируешь! Запомни эту житейскую мудрость! И вообще, в этом деле никогда не поймёшь, кто кого на самом деле ебёт!

   Ну и, конечно же, все Пашу подъёбывали просто в перманентном режиме.
- Василич!! - кричит, например Паша своему турбинистическому мичману. - Пошли в четырнадцатый шихту грузить!!!
- Не, Паша, я с тобой в трюм не полезу!
- Чо эта?
- А я не верю, что у тебя на Тоню как на женщину стоит! Значит стоит, как на мичмана, а я же тоже мичман и поэтому боюсь с тобой в полутёмный трюм лезть!

    Ну и так далее. Недели через две мы передали корабль другому экипажу на два месяца, чтоб они сдали какую-то задачу и не вылетели из "линии", а сами переселились в казарму.

    А казарма 18 дивизии первой флотилии Северного флота ВМФ РФ атомных подводных крейсеров самого что ни на есть стратегического назначения  представляла собой краткую, но наглядную картину развала эсэсэсэра: её отгрохали из белого кирпича в девять этажей, проложили в ней трубы и даже почти везде поставили окна и двери. А потом этот самый СССР развалился,  и финансирование строительства резко закончилось.

- Ай, ну нормальная казарма, чо! - решило флотское начальство, подписало все документы и разрешило в ней жить экипажам, наверняка, для того, чтоб служба на берегу прививала любовь к морю с невыносимым свербением везде и даже в чреслах.

    В казарме не было отопления, не было воды, везде валялись какие-то электрические времянки. В автоматах вместо предохранителей торчали гвозди, и дыры в окнах были забиты матрасами.  Дежурный по части сутки ходил в шинели (с клеточками от панцирной койки на спине), шапке и рукавицах. Очень, доложу я вам, пригодился тут навык писать  водолазные журналы в СГП))).

- Так! - сказал командир на одном из первых построений. - Мы не можем ждать милостей от природы в лице Паши, и поэтому у меня вопрос не в бровь, а в глаз. Кто умеет нормально печатать на печатной машинке?
- Эдуард нормально хуярит! - докладывает Антоныч.

    Я смотрю на Антоныча, как лань на охотника с явной гомосексуальной ориентацией, а Борисыч шепчет ему: "Ну ты и подстава, Антоныч!" "Зато медаль быстрее получу!" - так же шёпотом огрызается ему Антоныч.     Нам, с ещё одним офицером выделили отдельную комнату, в которой были все окна, поставили стол, стул и обогреватель из двухметровых тенов, но от него очень быстро начинала болеть голова и туманился мозг, поэтому мы его выкинули.  У вас когда-нибудь обветривались руки в помещении? У меня - да))) Сидишь, как монах-схимник, укутанный в шинель и синими пальцами синих ладоней долбишь на машинке :
"Мичман Иванов в сложной обстановке, приближенной к боевой, менял фильтр на испарителе, заткнув своей жопой своим телом отверстие, для его вставления и своей мужественной военно-морской грудью не давал забортному давлению в сто двадцать атмосфер проникнуть в подводную лодку и сорвать выполнение боевой задачи! И поэтому мы просим и даже требуем выдать ему медаль имени Ушакова, чтоб каждая прохожая собака в его родном городе Черновцы знала, какая же это всё-таки героическая личность, а не штабной дрищ!". Хотя у штабных наград больше было, и подводники всегда безошибочно угадывались в любом сборище военных по малому количеству наград на груди.

    Правда, на командира Тоня напечатала представление лично. Командир дивизии тогда искренне хотел, чтоб нашему командиру дали Героя России, и сам даже отказался от претензий на это звание, хотя пол-автономки плавал с нами старшим на борту и технически имел на это право.  Это благородный человек - контр-адмирал Домнин Владимир Иванович (пусть земля ему будет пухом), я хочу, чтобы вы знали это имя, он этого заслуживает! Я его помню таким:

Это они с нашим командиром на мостике.     Но похоже, что выше него никто этого не хотел, и звание Героя до командира не дошло, хотя представление Тоня напечатала от души, когда нам его старпом читал перед строем, мы все плакали слезами восторга и хлопали в ладоши, а потом слегка подъёбывали командира, то прося у него автограф в удостоверение личности, то обещая не мыть руку после того, как он её пожал.  "Да ну вас, пидорасы!" - обычно отмахивался командир от жестов поклонения себе.

    А служебный роман с Тоней поглощал Пашу всё больше и больше.
- Не, ну а что, - рассуждал Паша, - готовит она хорошо, дома всегда порядок. Вещи стирать не надо, опять же!
Командир крутил пальцем у виска и говорил:
- Надо же, до каких глубин морального упадка может привести офицера его нежелание  самому себе стирать носки и гладить рубашку!
- Слушай, Эдуард, - как то ночью сказал мне командир, когда мы с ним пили чай в рубке дежурного, - друга-то надо спасать твоего!
- Какова такова друга? - насторожился я, уж не Пашу ли он имеет в виду.
- Ну Пашу же!
- Ой, Сан Сеич, да не очень-то мы с ним и друзья! Уж не до степени Тони-то точно! Тут, я скажу, как в анекдоте про двух дагестанских пастухов и Акопа Магометовича!
- Не, ну делать-то что-то надо! Не могу я так просто же смотреть, как моему офицеру жизнь ломают.
- Дык... эта... тащ командир...
- Ну не мнись уже - говори, блядь, что за жеманность в офицере!
- Она же к Вам не ровно дышит!
- А то я не знаю. Она как напьётся, вечно у меня на шее. как подвязка ордена святой Анна, висит. Только тяжёлая и некрасивая. Но нет, Пашу я люблю, но не настолько. Как там в том анекдоте: " Ты всё равно умрошь!"

    Но план всё-таки был придуман коварным старпомом.
- Паша! - вызвал его как-то старпом в центральный, когда мы уже опять сидели на своём любимом пароходике. - Собирайся! Повезёшь с Лёней матроса Курочкина в военную тюрьму в город Запенрющинск, Хуйзнает какого района, Тьмутараканьей области!
- А чего я-то, а не комсомолец?
- Комсомолец заболел потому что!
- Кх, кх, кх!!! - удивлённо закашлял комсомолец, который вообще все эти движухи с поездками на перекладных вглубь России и матросом, прикованным к нему наручниками, любил и уважал.

    Пока Паша отсутствовал, на соседнем борту был куплен за три килограмма спирта отчаянный мичман для Тони и, когда Паша вернулся из поездки, там уже дело к седьмой Тониной свадьбе шло. Не, не волнуйтесь - мичман потом соскочил.  А Паша и так приехал счастливый и с засосами по всему телу - нашёл свою очередную судьбу из трёх возможных вариантов на весь Запендрющинск (по рассказам интенданта Лёни).
- Тока зря три кило шила извёл! - сетовал потом старпом.
А виндоус девяносто пять мы потом себе купили всё-таки)))