Честь - понятие эфемерное и не относится ни к этическому, ни к правовому полю жизни человека. Каждый из вас представляет это понятие по-своему и каждый из вас, что удивительно, по-своему прав. Покопавшись в словарях и энциклопедиях, вы, наверняка, найдёте с десяток  определений этого понятия. Но как-то определитесь в итоге что это такое. Но это простая, гражданская честь.      Определений понятия "воинская честь" вы не найдёте вообще. То есть понятие такое есть, а вот определения у него нет. Что это за честь? Индивидуальная, коллективная или коллективная, состоящая из индивидуальных?  Только в одном понятии все мы с вами сойдёмся однозначно - честь нужно защищать, причём постоянно. Не спрашивайте меня "почему", я, как и вы, не всегда это понимаю, но так же как и вы, всегда это делаю. Сейчас расскажу вам, как мы защищали нашу воинскую честь на разных этапах и уровнях.

В военно-морском училище в Голландии (Галоша,  по-народному) на момент моего поступления в него было четыре факультета: 1 и 2  (в народе "китайцы") - специалисты энергетических установок и турбинисты.
3 (маслопупы) - электрики. С 1988 года на этом факультете был открыт специальный класс киповцев (плафоны).
4 (дусты) - химики.     То есть первый уровень защиты чести - защита чести факультета. Происходило это, в основном, организованными спортивными соревнованиями и всякими КВНами, но и на простецком, народном, уровне тоже было. Например, химики ходили в баню мимо нашего общежития. И, конечно же, наверняка, покушались этим на нашу честь, так как мы постоянно поджидали их на балконе четвёртого этажа с пакетами воды и пожарными шлангами.
- Фуууу! Дустыыы! - орали мы, когда их строй проходил под нашими окнами, и дружно бомбили их водой.
- Маслопупы!!! Пиздец вам!!! - орали химики, уворачиваясь от ковровых бомбометаний. - Мы вас на скачках всех уроем!!!
Скачками у нас дискотеки назывались, если вы не в курсе. Естественно, никто никого не урывал - половина из них были наши друзья и земляки, но вот так происходило всё это постоянно.      Пока перед нашим строем не выступил начальник химического факультета по прозвищу "Конь".
- Товарищи курсанты! - декламировал он, ходя вдоль строя. - Все вы по-отдельности чудесные и замечательные люди, но как только собираетесь вместе - становитесь стадом пидорасов! Я не понимаю, как такая метаморфоза возможна в нашей бренной жизни. Кто-нибудь из вас может мне объяснить? Так я и думал, сейчас же вы пидорасы на плацу и обязаны выказывать мне молчаливое почтение как старшему офицеру. Зачем? Зачем, я вас спрашиваю, вы обливаете моих курсантов всякими нечистотами? Ну вот что они вам сделали? Да, я знаю, что вы считаете их бездельниками и разгильдяями, но ребята, когда вы придёте отдавать свои жизни на подводные лодки, химики придут вместе с вами и вместе с вами же будут служить вашей с ними Родине. Скажите, вам хоть стыдно?
- Стыыдно, - гнусавили мы в ответ.
- Не будете так больше делать?
Мы молчим - честь же факультета и вот всё вот это вот.
- Ясно. Вы все знаете, что я злопамятный, злой и ебливый, за что меня и называют конём. Так вот - летние издевательства я ещё потерплю. Но! Если! Слушайте внимательно, бандерлоги! Если зимой хоть одна падла кинет в моего химика водой, то я лично обещаю вам полный пиздец и бессонные ночи!!!  Всё понятно?
- Так точно! - хором отвечали мы.      Потом нарвали цветов и травы и в очередной раз, когда химики шли в баню, с криком "Фуууу!!! Дустыыыы!!!" осыпали их цветами под их недоуменные взгляды.      А вообще, внутри училища жили очень дружно. Русские, белорусы, украинцы, дагестанцы, татары, аварцы, казахи, киргизы, молдаване и евреи, ездили на каникулах друг к другу в гости, лично я за время учёбы побывал в Дагестане, на западной Украине и в Молдавии, и у меня в Белоруссии гостило человек пять-шесть.     Выше чести факультета шла честь училища. Защищали мы её путём убегания от патрулей и периодическими стычками с курсантами училища имени Нахимова.
Выше чести училища шла честь Родины.  Защищать нам её пришлось, когда училище перешло к Украине после распада СССР. Нам всем было предложено принять присягу Украине и спокойно доучиваться дальше, но большинство делать это отказались, написав рапорта о том, что присягу менять считают делом унижающим их честь и личное достоинство. Даже половина этнических украинцев из нашей роты захотели продолжить службу в российском военно-морском флоте, потому что атомных подводных лодок на Украине не ожидалось, а к четвёртому курсу мы уже были пропитаны этой романтикой до кончиков ногтей.  Одним из первых, кстати, офицером в училище, принявшим присягу на верность Украине, был Чингиз Мамедович Джавадов.      Потом начался вялотекущий процесс по переводу огромной кодлы курсантов и офицеров в какое-нибудь училище России. А попутно нас начали агитировать и показывать, что тут мы уже как бы чужие.
Сначала была табличка. Раньше на входе в учебный корпус висела вот такая:

Её сняли и повесили жёлто-голубую с трезубцем. Нихуясебе наглость, подумали мы,  и разбили табличку в первый же день. Табличку восстановили и выставили возле неё вахтенного. Мы табличку опять разбили. Тогда выставили вахтенного с ножом - тот же результат. Потом выставили вахтенного с автоматом, но таблички так и не приживались до нашего отъезда в Питер.
Потом был концерт.
Мы, курсанты четвёртого курса, полны здоровья и отваги, у каждого есть девушка, а у некоторых и не одна, а нам вместо увольнения и девичьих ласк предлагают пройти в актовый зал на концерт национального детского ансамбля из Львова. Ну возмутительно же!  Пообещали, что там всё будет чинно и закончится быстренько. Сидим, слушаем народные украинские песни. Песни хорошие, детишки поют душевно, но, знаете, в двадцать с чем-то лет упругие девичьи груди намного привлекательнее фольклора любого народа мира. Это сейчас при выборе между концертом и девичьей грудью я задумаюсь на пару минут и спрошу про варианты совместить всё это, а тогда даже мысли такой в голову не пришло бы. Тяга к прекрасному, если вы меня понимаете.  Поэтому мы сидим все на нервах и ждём, когда же уже, наконец, всё это закончится.      А в конце - сюрприз. Детишки выбегают на сцену с украинскими флагами и прочей символикой, начинают всем этим размахивать перед нашими удивлёнными лицами и петь какую-то гимновую песню про "Слава Украине! Героям слава!". А ведущий при этом предлагает нам ещё встать и внимать этому стоя. Нет, конечно же, и Украине слава и её героям, но, блядь, мы же российские без пяти минут офицеры, которые  явно  дали понять своё намерение убыть отсюда на Родину.  И как-то так вышло из-за всей этой постоянно напряжённой ситуации и неясных перспектив, что мы очень дружно возмутились. Одномоменто и не сговариваясь.  Конечно, взрослым певцам мы  запихнули бы их символику во всякие анатомические отверстия, но дети - это святое. Моряк ребёнка не обидит etc.
Поэтому мы дружно встали и, освистывая артистов, двинулись к выходу из зала. А на выходе нам зачем-то попытался преградить дорогу мичман, который уже принял присягу Украине и красовался новенькими шевронами с трезубцами. Сильно мы его не били - нас же было в сто раз больше, чем его. Просто сорвали ему погоны, шевроны и дали пару пендалей. Чуть не уголовное дело завели. Вызывали старшин классов на допросы, пугали тюрьмой за неуважение к символике, но так дело и затихло.
Последней весомой каплей в чаше нашего противостояния стал Ленин. Вот он, стоит на входе в учебный корпус:

Сидим мы как-то вечером в аллейке напротив Владимира Ильича и разговариваем за нашу нелёгкую долю, а на плац заезжает какой-то ЗИЛ, цепляет к Ленину трос и начинает его сдёргивать.  Ленин треснул в поясе и наклонился, но падать отказывался. ЗИЛ буксовал и пачкал резиной наш плац, но Ленин стоял. А под ним прямо находилась лаборатория,  оттуда выскочил мичман с ломом в руках и с криками "Чтовыделаетебляуроды!!! У меня там оборудования на миллиарды!!!"  бросился на троих работяг из ЗИЛа. Естественно, мы бросились ему на помощь. Помутузили этих работяг слегка, поунижали,  в основном, словами и прогнали их с плаца вместе с их злополучным автомобилем. Ленину потом закрасили трещину в поясе да так и оставили стоять.
   Всякие мелочи о том, как мы дрались с украинским патрулями и нападали на украинскую комендатуру с целью вызволения оттуда наших друзей, я опущу - всё обыденно.
      А после этого случая с Лениным нас и отправили ускоренным порядком в Питер, механиков - во ВВМИОЛУ им. Дзержинского, в то самое, про которое преподаватели нашей галоши твердили нам все эти годы : " Запомните, подводные лодки сами не тонут! Их топят выпускники ВВМИОЛУ им. Дзержинского!" - значит, и там нам, наверняка, предстоит отстаивать свою честь.      Огорчённые мыслями о том, что из солнечного и весёлого Севастополя мы едем в ссылку в серый и унылый Петербург в клоаку по подготовке инженерных кадров военно-морского флота, мы загрузились в четыре хвостовых вагона поезда "Севастополь - Санкт-Петербург".   К городу Симферополь (полтора часа езды) мы уже были изрядно пьяны,  махали в окна тельняшками и флагами ВМФ СССР под дружные лозунги "В!М!Ф!", "Ра! Си! Я!" и были готовы отстаивать свою честь не щадя, так сказать, ничего другого. Но украинские милиционеры довольно правильно оценили степень нашей пассионарности, и все перроны на территории Украины были пусты от них и бабок с семечками и пивом.  В общем честь нашу они защитили превентивным ударом.       В Питер приехали поздно вечером в субботу и с хмурыми, опухшими рожами выгрузились на перрон Главного вокзала, покурили и двинули в метро, типа организованным строем. Ну уже по дороге поняли, что с девушками в Питере норм, так что  всё не так уж и плохо.  Вышли на канале Грибоедова.
- Обля! Нева! - крикнул кто-то. Естественно, мы остановились покурить на мосту над Великой Русской рекой. Двинули дальше, когда дошли до Мойки, кто-то опять крикнул:
- Обля! Опять Нева!!      Все с подозрением покосились на сопровождающего нас офицера, чего это он нас кругами водит, - совсем мы долбодятлы, что ли? Ну остановились опять, конечно, покурить на мосту над Великой Русской рекой. Там я познакомился с девушкой Катей, назначил ей свидание на завтра, но потом пропустил его из-за Кобзона, будь он неладен.
- Чего вы курите-то каждые двести метров? - поинтересовался встречающий нас офицер.
- Ну так... Нева же!
- Долбодятлы, какая Нева,  она вообще с другой стороны Адмиралтейства! Это же река Мойка, а до этого был канал Грибоедова! Ну, серость севастопольская!!!
Ладно, за серость мы ему запомнили. Но вслух-то сказали, что зато мы загорелые, красивые и нравимся девушкам.       Привели нас в систему через главные ворота прямо под шпилем. Завели в казарму. Мы-то с первого курса в общежитии жили, а тут - казарма! Дикие нравы, конечно. Ходит с десяток дзержинцев с хмурыми лицами. Ну, значит, надо отстаивать честь нашей альма матери.
- Чо, - спрашиваем, - не встречаете нас? Где поляна и всё вот это вот?
- Да нельзя же нам спиртное-то в казарму приносить, - говорят.      Четвёртый курс, чтоб вы понимали!!!  Дикие нравы, просто средневековье. Но у нас с собой ещё осталось изрядно. И кэээк давай мы там чести защищать: они- свою, мы - свою. Это был один из двух случаев в моей жизни, когда я напился до беспамятства. Кто там кого перепил, кто чью честь отстоял - не помню. Но. Раз рассказываю я, то пусть будет, что мы, севастопольцы, и победили.     Утром разлепляю то место, где у меня должны быть глаза, и вижу, как на меня смотрит голый мужик. В шлеме и с копьём. "Ну пиздец, Эдик,  думаю, вдавливаясь в подушку затылком,  допился".  Потом уже когда очнулся мозг, я определил, что это же просто статуя Аполона с адмиралтейского шпиля на меня таращится. Ну норм, значит, можно с алкоголем не завязывать пока что. А тут крик из предбанника:
- Смирно! Дежурный по роте на выход!
Заходит командир этой роты ну и наш теперь командир как бы.
- Бляяаааа! - говорит. - Ну и воняет тут у вас перегарищем!! Вы что бухали, что ли, тут?
Дзержинцы стоят, краснеют, стесняются, а мы говорим:
- Да не, это мы с поезда бухие приехали.
Защитили честь наших новых друзей - вы же это заметили, да?
- А, ну тогда ладно, - успокаивается командир под удивлённые взгляды дзержинцев, - надо, в общем, сорок человек на концерт Кобзона отправить. Прямо сейчас.
- Каво-каво? - удивляемся мы. - Какого такого Кобзона?  У него же даже подтанцовки красивой не будет,  что мы там забыли?
- Ну смотрите, - говорит командир, - или вы сейчас идёте, так как вам заняться всё равно нечем и денег у вас российских даже нет, или я своих из увольнения отзываю, от семей девушек и собак.        Ну конечно, мы пошли. Незнакомых друзей в увольнении подставлять на флоте не принято.  В СК Олимпийском он пел, вроде бы. Десять бабушек, две тётеньки и все остальные - военные на концерте. Сели мы подальше, кресла мягкие, удобные, ну хоть выспимся. Так мы себе подумали. Какое там. Орал этот Кобзон, как бешеный - чуть до конца досидели. И так-то его не любил, а с тех пор так вообще органически не перевариваю. А ещё Катя на мосту меня так и не дождалась из-за гада этого. Правда, потом я её нашёл в Питере - две недели понадобилось, но нашёл. "Мы ж подводники - мы силачи" (с)      А потом мы опять напились с горя. Как-то осознали, что нет больше нашего Севастополя, нет больше нашей Галоши, и это - навсегда, а не приключение на недельку.
 В понедельник нас повели на медосмотр. Докторша уж больно симпатишная была, как бы честь Севастополя надо было отстоять. Ну вы понимаете.
- Покажите язык, - говорит мне.
Что за вопрос,  показываю.
- Оооо, - говорит она, - у вас, молодой человек, географический язык!
- Да, - говорю, - географию морей и океанов я люблю!
- Нет, - говорит она, - пить вам нельзя! Авитаминоз!
- Как скажете, - покорно соглашаюсь я, - а что Вы делаете сегодня вечером, например?
- Вы что, севастопольцы, сговорились тут все? У вас что, женщин там в Севастополе не было? Такое ощущение, что вы с Антарктиды приехали или с Кавказа!
- Были, но Вы, прошу прощения, не ответили на мой вопрос.
- Я сейчас мазок у Вас брать буду, Эдуард, в связи с Вашей наглостью! - говорит она, заглядывая в мою девственно чистую медкнижку.
- Я, может, и не против, - отвечаю, - и не знаю за ваши Питерские правила этикета, но мне кажется, что мы форсируем события. Я-то в кино сначала сходить планировал, ну там роз Вам купить. Баунти, может.
- Так! Вон отсюда! - сверкает она на меня взглядом по-над очками.
Выхожу. В коридоре очередь, все волнуются, "ну как там?" спрашивают.
- Подождите, ребята, - говорю я и захожу обратно:
- Ну а завтра, например, что Вы делаете, если сегодня заняты?
Бросила в меня ручкой. Выхожу. Делаю всем жест рукой и захожу обратно:
- Я и до послезавтра готов ждать, если что.
Она, конечно, тут же краснеет и выскакивет в коридор.
- Так на!!! Ко мне больше никому не заходить! Этому (тычет в меня пальцем) сдать все медкнижки и все свободны!
- А чо это ему? - начинают роптать юноши с так грубо попранными надеждами.
- Всё, я сказала!!! Все вон из лазарета!!!

(эта та часть нашего класса, которая перевелась в Питер. Пятеро родились и выросли на Украине).
В общем, в училище им. Дзержинского мы освоились быстро, и приняли нас там хорошо, как родных.  Осознав, что нашей чести внутри ничего не угрожает, мы принялись вместе с аборигенами защищать честь училища.      Происходило это, в основном, в пивбаре "Висла". Стоял он тогда на улице Гороховой и пользовался у нас популярностью за недорогое пиво и аутентичную обстановку (столы, рыбьи трупы на полу, запах перегара и так далее).  Но нравился он в те времена не только нам, а вообще всем курсантам военных училищ.  Ну и естественно, мы там дрались! Ну а как вы себе думали? Сидит сапог какой-нибудь и дерзко посмотрел в сторону моряков. Разве же можно было допускать такое попрание военно-морской чести? Вот и я о том же.       Драк удавалось избегать только в одном случае. Когда туда приходил один курсант из ВМА (военно-медицинской академии). Он всегда приходил с баяном и пел. Как он пел, ребята!!! Я, конечно, атеист, но тут по-другому и не скажешь: пел он как Бог. Я не знаю, конечно, как пел бы Бог, если бы он был, но уверен, что именно так. Какой там Кобзон, я вас умоляю!  Когда обстановка накалялась и вот-вот готова была излиться в очередную потасовку, он брал стул, садился посередине зала, расчехлял баян и заводил: "Дремлет притииииииихший северный горооооод!"  (вот точно так, как я сейчас, только красиво). И все начинали натуральным образом собираться в круг, обниматься, брататься, и некоторые даже плакали.  И военно-морская Честь, скромно потупив взор, сидела в уголке с Честью сухопутной и молча курила, обижаясь на то, что всем нет до неё никакого дела сегодня.
А ещё милиционеры. Питерские милиционеры очень любили проверять у меня документы, когда я гулял по городу в гражданской форме одежды.
- Здравствуйте, а можно посмотреть Ваш паспорт?
- Нельзя. Нет у меня паспорта. Вот есть военный билет.
- А где здесь прописка?
- Какая прописка? Этоже военный билет, бля!
- Так Вы служите?
- Нет. Учусь. Вот же написано "ВВМИОЛУ им Дзержинского"
- Коллега, что ли, наш?
- Тамбовский волк вам коллега, а я - военный моряк!
- А почему училище имени Дзержинского?
- Да ебу я? У Дзержинского своего и спросите!
- Ну спасибо тогда вам и досвидания!
- И вам не болеть. Коллегибля.
   Конечно, лично я потом влюбился в Питер так же крепко и безответно, как и в Севастополь. Ну как можно не влюбиться в город с Русским Художественным музеем внутри? Вы понимаете? Я - решительно нет. Когда я первый раз увидел Айвазовского, я часа два сидел перед "Девятым валом" и не мог оторвать жопу от скамейки или хотя бы закрыть рот от этой неземной красоты. Японские туристы фотографировали меня больше, чем Айвазовского. Потом тётенька мне рассказала, которая зал этот охраняла. Я-то не видел ничего вокруг.  И как-то боль эта острая от потери Севастополя, родного своего училища постепенно загладилась, хотя я до сих пор, когда меня спрашивают, отвечаю, что закончил Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище, хотя на самом деле заканчивал-то я уже Высшее военно-морское инженерное ордена Ленина училище имени Дзержинского, о чём и написано в моём дипломе. Но руководство этого училища пошло нам на встречу и разрешило значки о высшем образовании подписать "СВВМИУ", за что им ещё раз спасибо.

Память, она такая, знаете, как грампластинка, вроде  и играет ещё, а некоторые места уже так затёрты, что их и не слышно. Только шум. И ощущения.       Закончу рассуждения по поводу воинской чести, пожалуй, женщинами и самой офицерской службой. Девушки и женщины, естественно, покушались на воинскую честь постоянно.  Как, впрочем, и военные на их честь соответственно. Борьба полов и всё вот это вот. Опишу один случай, не сказать, что характерный, но довольно показательный для понимания всей глубины этой борьбы.         Два друга моих, назовём их Вася и ещё один, познакомились с двумя принцессами прямо на Невском проспекте. Слово за слово, накупили водки, колбасы, сыра и помидоров и привели их в учебный класс для более детального обсуждения влияния Гогена на поздний постимпрессионизм. Ну как привели - через четырёхметровый железный забор с пиками перетащили - сила искусства же, ну вы меня понимаете.       Побеседовав за разные течения в европейской живописи и выпив изрядно водки (принцессы так, для запаха только пили, потому как дури у них, очевидно, и так хватало, а друзья мои до состояния почти "в хлам"), решили перейти они к физическим упражнениям на свежем воздухе (форточка открыта была).  Поставил Вася, значит, свою принцессу в позу пьющего оленя к столу, снял с неё, что там было снизу и, с удивлением для себя, обнаружил на крестце у своего без трёх секунд полового партнёра, татуировку в виде волчьей головы с оскаленной пастью. Вася был парнем отчаянным, чтоб вы понимали, вдуть бабочке или там цветку какому-нибудь было ему абсолютно не слабо, хотя тогда это и не было ещё повсеместным трендом. Но волку? А вдруг он голодный и укусит за вот то вот самое место? Так подумал Вася и решил сначала покормить волка, а потом уже отстаивать свою военно-морскую честь (в половом разрезе этого вопроса). Взял Вася со стола батон докторской колбасы классического советского размера и со всего маху хлопнул его принцессе на попу. Не знаю уж, о чём там фантазировала принцесса в это время, но предпочла, ойкнув, потерять сознание на всякий случай.   Что там с было с волком, поел ли он, не знаю, но у людей в этот вечер секса не получилось - принцессу сбрызнули минералкой, привели в чувство и отпустили обеих на свободу распространять слухи о гигантских размерах у моряков. Так что чисто технически будем считать, что честь свою моряки отстояли :)

(Фаллическая какая-то картинка, или мне так только кажется?)        Флот. На флоте честь свою приходилось отстаивать перманентно вообще. Вплоть до государственного уровня. Некоторые истории с американцами вы читали, наверное, и понимаете, о чём это я. А ещё наши экипажные чести нам предлагалось отстаивать на строевых смотрах. Если вы читали мой рассказ на эту тему, то уже в курсе, что подводники ходить строевым шагом считали моветоном и унизительным занятием для своего атомного самолюбия. Где-то, примерно, в области измены Родине.  Если офицеры шли вместе в количестве более двух, то обязательно не в ногу. А если экипаж шёл строем, то это было больше похоже на пьяную двухсотножку чёрного цвета.  - Товарищи подводники!!! - вещал на построении дивизии дивизийный замполит. - Через неделю торжественный смотр строя и песни!!! Вы должны отстоять честь нашей дивизии и своих экипажей, я считаю, а не позориться, как всегда!!! Поэтому предлагаю командирам частей усилить занятия по строевой подготовке и разучиванию строевых песен!!!
- Прошу разрешения! - это наш командир не выдержал. Склонил голову к плечу, а значит зол как чёрт.
- Да, Александр Сергеевич!!!
- У меня через неделю выход в море для сдачи задачи и заступление в боевое дежурство. Прошу разрешения попрать нашу строевую честь в пользу боевой!
- Александр Сергеевич!!! Это неправильный подход к воспитанию сплочённости экипажа!!! Красив в строю - силён в бою!!!
Командир с удивлением смотрит на свой экипаж - ну и так же сплошные красавцы, куда уж?
- Товарищ капитан первого ранга! Нам поставлены сжатые сроки. Кроме того, я считаю необходимым дать людям отдохнуть, и я готов потерпеть их уродство в строю!!!
     Замполит шушукается с командиром дивизии, тот машет на нас рукой и до нас доносятся только обрывки их разговора: "..ну..мать..", "...в жопу...бля", "...год не вынимая...", после чего слово берёт командир дивизии.
- Экипаж ТК-20 освобождён от строевых занятий. Пусть позорятся перед штабом флотилии, я разрешаю. Но остальные!!! Чтоб каждый день!!! Лично буду проверять!!! Контролировать!!! И не дай бох, хоть одна падла!!!!      И наша строевая честь, показав язык боевой, уходила в гости к соседнему экипажу и те впоследствии с фурором позорили их обеих.
     А ещё честь страны. Ну а как же? Скопились, например, у страны баллистические ракеты с истёкшими сроками их хранения, и надо бы их вроде как срочно утилизировать,  а денег у страны нет - все у Пугачёвой на рождественских концертах. И приходит кому-то в голову гениальная мысль: "А давайте их утилизируем путём отстрела с атомной подводной лодки в Баренцевом море, и пусть они там себе на дне валяются!". Омериканцы, конечно, тут же начинают смеяться натуральным образом, хватаясь за свои животики: "Ну как, факин шит, можно стрелять баллистическими ракетами с истёкшими сроками хранения? Этожы физически невозможно!!" "Ах вы смеяться вздумали!!!! Над Расеей!!! Экипаж ТК-20!!! Немедленно приготовиться к выполнению боевой задачи по защите Чести нашей Родины!!!"
 А у нас командир БЧ-2 (ракетной) был удивительно добрым человеком. Почти всегда улыбался, когда разговаривал.
- Сей Саныч, - улыбался он командиру в центральном, изучив документы, - да у этих ракет срок хранения в два раза превышен, от положенного! В два! Да йух его знает, что там вообще с этими ракетами - может уже и трещины в корпусе пошли!! Жопа, короче, полная в разрезе осевой плоскости!!!
Командир задумчиво крутил в руках шариковую ручку (три рубля за сотню):
- Выбора-то нет, понимаешь. Будем надеяться на механиков, если что. Может, вытащат. Вытащите, Эдуард?
- Вытащим, Сан Сеич, куда же мы денемся!
И мы дважды в течение года, занимая стартовый коридор на глубине сорок пять метров, стреляли полным боекомплектом под изумлённые взоры американских военных наблюдателей. А Расея потому что, и нечего над ней смеяться.
Потом нас объявили лучшим на флоте экипажем по ракетной подготовке и в качестве благодарности за сэкономленные стране триллиарды разрешили нарисовать на рубке звезду с количеством ракетных пусков.  Так и ездили мы потом с цифрой "51" на рубке. Командира тогда во второй раз представили к званию "Героя РФ", но звезда до него опять не дошла, осев где-то в вышестоящих штабах.
- А что это у вас за цифра? - спрашивали у нас непричастные люди, тыча в звезду на рубке.
- А это внутренний телефон командира, - отвечали мы.  Обидно нам было тогда очень за командира нашего - он же честь страны своей отстоял всё-таки. В очередной раз.

 Вот, в общем-то ,и всё, что я имел вам сказать по поводу воинской чести на текущий момент.