Случилось это ближе к концу девяностых годов. Служил я тогда в городе Заозёрск на атомных подводных лодках типа "Акула". Так как лодки были мало того что атомные, но ещё и стратегические с ядерным боезапасом, то базировались они на значительном удалении от городка, в котором мы жили. Время тогда было тяжёлое, не знаю за всю страну, но у нас-то точно, никакого служебного транспорта не ходило практически, а расстояние по дороге - 20 километров. Но мы же защитники Отечества - и как нам его защищать сидя дома? Правильно - никак. Поэтому ходили мы на службу и со службы пешком. Через сопки. Километров шесть всего было по сильно пересечённой местности, да плюс ещё зима восемь месяцев в году. Ну какое дело Родине до зимы? Она же защиты постоянно хочет. Ходили группами, потому как опасно, и росомахи, опять же. В среднем от сорока минут до часа занимала дорога в одну сторону. Был у меня тогда товарищ старший, родом с Украины, по имени Борисыч, жили мы с ним рядом и ходили по возможности вместе. А так как я биатлонист, а он с Украины, то у нас рекорд был - 20 минут. О чём это я? А, про ЛДПР же.
Как - то шли мы с Борисычем домой, как бы это сказать, несколько подшофе (ну да, бывает такое и у рыцарей морских глубин). Вошли мы с ним в городок наш, все такие румяные и с жаждой приключений, и видим - стоит агитавтобус ЛДПР (ездили такие в то время - членов в партию собирали). Борисыч и говорит:
- Слушай, брат, а чего бы нам с тобой в ЛДПР не вступить?
- Не понял, - говорю, - Борисыч, твоей логической интерполяции. Пару звеньев ты видимо уронил по дороге. Будь добр, аргументируй свой душевный порыв.
- Ну смотри, - начинает загибать пальцы в варежках Борисыч, - ты из Белоруссии, я из Украины, мы оба с тобой не граждане Российской федерации (на тот момент много таких было) и при этом держим в своих заскорузлых руках её ядерный щит, а иногда и меч. Какое мы на это имеем моральное право? А тут - вступим в российскую партию и вроде как наполовину россияне станем.
- Логично, коллега - отвечаю ему я, - тем более я лично видел, как на улице Гороховой Владимиру Вольфовичу в пыжиковой шапке рукоплескали пенсионерки интеллигентной наружности. Ну не дуры же они кому попало рукоплескать.
Переменными ходами и курсами дошли мы до автобуса, а он, гад, закрыт. Если вы думаете, что на этом мы сдались, то вы сильно недооцениваете целеустремлённость и упорство людей, которые берегли ваш покой, не получая зарплату по четыре месяца подряд. Сломали мы дверь этому бедному ПАЗику и попали, так сказать, в передвижной партийный храм. Там столик, на нём кучка удостоверений, журнал регистрации членов... и никого.
- Ну что, - говорит Борисыч, - давай вон в журнал запишемся, как региональные лидеры, да партбилеты себе выпишем, с двумя-то высшими образованиями на двоих вообще не проблема.
Но тут я встал в позу.
- Погоди-ка, Борисыч, а как же торжественная обстановка? Музыка должна быть бравурная какая-нибудь, и радостные женщины вокруг или даже наяды, виляющие бёдрами. Я без пафоса не согласен свою партийную девственность отдавать замёрзшему ПАЗику.
- Прав ты, чёрт. Никакого удовольствия в этих механических фрикциях, офицеры так не отдаются.
Походили мы по автобусу, в гудок побибикали, покачали его снаружи (вдруг, думали, милиция прибежит и найдёт нам этих радостных женщин с музыкой) - всё безрезультатно. ЛДПР не хотела нас принимать в свои ряды. Пришлось просто сходить в библиотеку за книжками. Я тогда, помню, взял "Я- снайпер" Стивена Хантера, а что взял Борисыч - уже не помню.
А партийную девственность с тех пор так и храню. Так, чувствую, и умру - партийным девственником.