Тут вспомнил одну история о правах человека в военно-морском флоте. Не, ну помню-то я их туеву хучу, но одну расскажу сегодня. Один человек очень активно возмущался в комментариях, что на флоте есть вестовые, которые кормят офицеров, мол, не такие уж и барины, могли бы сами себе суп в тарелки наливать, а не бедных матросов заставлять себе прислуживать, ущемляя их права человека и унижая личное достоинство.

      Ну хуй его знает, что сказать на это. Про то, что офицерский корпус несколько привилегирован по отношению к остальным слоям военно-морского флота я даже не стал говорить, чтоб не вызывать всплески повторных возмущений. Права человека - это вообще несколько размытое понятие во время выполнения боевых задач, сейчас попробую объяснить.
      Боевой корабль в море - это не набор отдельно котлет и мух, это - симбиоз людей и механизмов, заточенных только для одной-единственной цели: выполнить свою задачу с наибольшей эффективностью. Конечно, было бы неплохо при этом и сохранить корабль и людей, но это - вторично и, давайте будем откровенны, на это всем насрать. Нанёс удар по врагу - красава. Точка. А сохранил корабль, уведя его от ответного удара? Ну... тоже неплохо. Именно в такой очерёдности.
     Поэтому нельзя сказать с чёткой разграничительной линией, вот это - механизм, а вот это - живой организм. Понятно, что вроде как что живой организм ест, какает и бегает курить, но и механизм тоже ест и какает. Понятно, что механизм в боевом своём состоянии безотказно работает и выполняет одну, уникальную для себя задачу, не обращая внимание на то, насколько сильно его этим унижают, но и живой организм - так же!
     Будет живой организм в нормальных условиях при температуре под 70 градусов, влажности за 90 процентов, в грохоте турбины, свисте генератора и шипении паровых клапанов стоять в трусах и крутить маневровые устройства несколько часов к ряду? А турбинист - будет. Будет живой организм в нормальных условиях оттирать говно со стен и подволока гальюна, потому что другой живой организм проебал проверить давление, или выгребать опять же говно и органику из фильтров помп? А трюмный - будет. Да что там турбинист с трюмным! Даже минёр во время выполнения боевой задачи будет въёбывать как ломовая лошадь? Вы что думаете, что там кнопочками всё делается? Хуй вы угадали! Цепи, крюки, блоки, гидравлика, прищемленные пальцы, отдавленные конечности и сломанные рёбра! Любой БДСМщик заикаться начнёт от зависти, когда увидит торпедный отсек в действии!!!!
      И, то есть вот самый ущемлённый во всей этой вакханалии - вестовой в кают компании? Нууууу, не знаю, не знаю. И кстати, не только офицерам прислуживают вестовые на лодке, а точно также и мичманам, и другим матросам. А всё почему? А всё потому, что приём пищи -это досадная необходимость, которая только мешает выполнению боевой задачи! Ну не могут сорок офицеров пообедать за пятнадцать минут, если сами себе будут они разливать суп по тарелкам и накладывать потом ещё и второе туда, ну не могут, понимаете? А, ну и посуду за ними потом тоже мыть же ещё приходится - куда только смотрит Комитет по правам человека при ООН? Куда угодно, но только не в военно-морской флот, вот что я вам скажу. Нет, права-то у моряка тоже есть, конечно, чо уж, вот что написано про правовую работу в корабельном уставе: Правовая работа ведётся с целью установления:
правового минимума;
основ международного морского права;
гуманитарного права, в части касающейся правил действий при проведении операций по поддержанию или восстановлению мира и безопасности;
специальных правил действий при проведении эвакуационных и других мероприятий в особых условиях обстановки;
повышения уровня правовой культуры и правового воспитания. И всё. Всё остальное в основном руководящем документе для военно-морского флота - перечень обязанностей каждого члена экипажа.
Мне, конечно, жаль матроса, который брезгует такой унизительной работы, как ухаживать за боевыми товарищами, но жаль где-то на самом дне моей солёной души, потому как я - не брезгую.
       Для того, чтоб приглушить у меня эту природную брезгливость и вот этот вот бесполезный аппендикс на моей гордости, меня с первого дня в военно-морском училище начали приучать ухаживать за моими товарищами, как и их - за мной. Я охранял их сон, стоя на тумбочке со штык-ножом или с автоматом в карауле, чистил для них картошку и разгружал мясо, накрывал им на столы и потом убирал за ними срач со столов и мыл за ними посуду, столы и пол. Несмотря на тонкость своей душевной организации, я своими изящными пальцами, зажмурив свои волоокие глаза, мыл за ними унитазы типа "очко" или "дучка" по-флотски, в которые они срали, писуары, в которые они ссали, и раковины, в которые они плевались зубной пастой, сморкались и складывали туда свою щетину. И да, бумажки, которыми они вытирали свои жопы, я тоже за ними выносил. И да, резиновые перчатки тогда ещё не изобрели, чтоб вы понимали. А ещё у нас был старшина роты в звании целого старшего мичмана, который полагал, что если в гальюне нет бодрящего запаха хлорки, то приборка там не проводилась.       Ну и стоим мы как-то "на тумбочке", то есть дневальными по роте, с моим дружком Лёшей. А Лёша только завёл себе новую "любимую на всю жизнь женщину" и как раз собирался ей первый раз "вдуть", потому как цветы ей уже подарил, в кино сводил и подержал её за руку, гуляя по Графской пристани. Поэтому Лёше очень нужно было убыть в увольнение до утра, сменившись с вахты.
- Приборку в гальюне зашуршишь, чтоб я охуел от её невъебенности - отпущу! - резюмировал старшина, выслушав Лешины спермотоксикозные рыдания.
- Есть! - радостно ответил Лёша и, наплевав на пару часов дневного сна, вооружился тряпками, вёдрами, швабрами и фотографией любимой и ринулся в бой.

Он вымыл всё. Стены, зеркала, плафоны на светильниках, краны на умывальниках, сами умывальники, писсуары, трубы к ним, дучки и дверцы на кабинках. Даже саму дверь в гальюн отдраил с мылом. Часа два шуршал, но за хлоркой в санчасть уже пойти у него сил не осталось.
- Ну как? - попросил он меня оценить приборку.
- Ну охуеть теперь! Даже поссать тут стесняюсь! Как в Эрмитаже, блядь, только чище!
- Спасибо, друх! - и Лёша побежал докладывать старшине.
Старшина походил, посмотрел, понюхал и выдал:
- Неудовлетворительно! Дезинфекция не проведена на должном уровне! Хуй тебе, а не увольнительная! Опять дрочить придётся!
- Таварищ старший мичман! - возмутился Алексей, а его частенько штырило, да. - Я требую проведения служебного расследования с целью установления истины и восстановления моих человеческих прав!
- Да пошёл ты на хуй! - ответил старший мичман и убыл из расположения части.        Но Лёша не успокоился. Он не сдавался никогда, когда пахло самкой. Ни-ког-да, чтоб вы понимали. Он побежал в санчасть и получил там хлорку. Хлорку нам выдавали в виде концентрата, который нужно было разводить, исходя из пропорции "одна капля на табун". Но Лёша решил, что это - лишнее и чем сильнее будет пахнуть, тем более вероятен тот факт, что грудь любимой наконец-то окажется в его жадных руках. Он шухнул по стакану в каждую кабину, каждый писсуар и каждый умывальник, остатки просто разлил по палубе. А потом закрыл дверь в гальюн и убыл накрывать на столы. Я стоял на тумбочке, когда через полчаса,  в роту вернулся старшина.
- Тащ старший мичман! - доложил я, желая помочь товарищу убыть на случку. - Курсант Карлихин продезинфицировал гальюн!
- Заебись, - ответил старшина, - пойду поссу, заодно! И, напевая песню "заебися пахнет пися, если пися заебися", вошёл в гальюн. С тех пор, когда говорят "как пуля", я вспоминаю, как из того гальюна выскочил наш старшина, захлопнул дверь и, привалившись к ней спиной, как в фильме ужасов, тяжело дышал и вытирал слёзы.
- Иди-ка сюда-ка! - позвал он меня.
- Попробуй-ка зайди-ка, - ласково попросил он меня. Не уловив подвоха, я приоткрыл дверь. Пары хлора немедленно набросились на меня. Они въелись мне в глаза, нос, уши рот и по-моему моментально проникли даже в уретру. Через полвдоха мы уже вдвоём вытирали слёзы и сопли, привалившись к дверям спинами. И тут в роту вернулся Лёша.
- Алексей, - ласково позвал его старшина, - а не желаете ли поссать?
- Так точно, тащ старший мичман! Желаю! - и Лёша вошёл внутрь, а мы захлопнули за ним двери и начали слушать. Мы слышали, как Лёша ссал, напевая "В краю магнолий" и как потом мыл руки. Осторожно заглянув внутрь, прищурившись и затаив дыхание, мы увидели, как Лёша ковыряется в зубах, любуясь собой в зеркале. - Окна там открой, блядь! - рявкнул на него старшина.
- А чо такова-то? - сделал удивлённые глаза Лёша. - Свежо же и так довольно.
- Что должен сделать военнослужащий, получив приказание?
- Есть! - ответил Лёша и ринулся к окнам. - Бля, Эдик, я чуть не сдох же! - рассказывал мне потом Лёша.
- Ну ты артист, бля, да Станиславский бы ладони отбил, тебе хлопая!
- Всё ради любви же!
Права человека - это хорошо, их ущемление - это плохо. Но если вы уж решили идти в военно-морской флот, то знайте: основным вашим правом там будет положить свою жизнь на защиту интересов Родины, а на этом фоне подносить суп офицеру - сущие мелочи.
Оставить комментарий к этому рассказу можно вот здесь.