Проходил июль. Вместе с ним проходили надежды на лучшую жизнь, душевное спокойствие и почётную старость, но так как проходили они тут каждый день, каждую неделю и каждый месяц, то к ним уже привыкли как к части пейзажа и не обращали внимания, как на самых затасканных портовых шлюх.

 

     А июль был шикарен! В меру дождей, и вот-вот должны пойти грибы с ягодами, и как раз к июлю уже привыкаешь к тому, что радостное солнце с любопытством пьяного друга ломится к тебе в дом днём и ночью, мешая спать и вообще уединяться. Это в мае или в июне ты ещё пытаешься забить окно цветастым китайским пледом, чтоб поспать, а в июле уже норм – спишь и так, просто морщась во сне. И всё это радовало, а ещё радовало то, что мы собирались на Парад.

        Какой-никакой, а выход в море и надводный переход аж до самого Североморска всё лучше, чем в базе торчать, как забытым сливам в жопе. И опять же, мы ж не морпехи какие или пограничники, нам маршировать, до немогу, растопырив плечи, прыгать с парашютов и драться на глазах у изумлённой публики не надо. Нам надо просто постоять на рейде напротив трибуны, предварительно помыв корпус от автографов влюблённых чаек белым по чёрному (и хвост, вы себе не представляете, какой это квест - отмыть хвост Акулы!) ну и постоять там часик на палубе, гордо выпятив грудь, пока Командующий объезд своих владений будет делать, да и то не всем, а тем, кто плохо себя вёл или просто сильно хочет поучаствовать в этой помпезности.

        Не рад был только Вова Поломай. Нет, он тоже был бы рад, если бы не два обстоятельства, трагическим образом наложившихся друг на друга. Из отпуска как раз вернулся его друг, кум и земляк и привёз посылку от мамы, а так как мама работала на коньячном заводе в городе Бельцы, то все мы знали, что в той посылке, и Вова знал тем более, и это была первая причина, а старпом не хотел отпускать его домой по второй причине – начался ввод ГЭУ, и Вову оставили на вторые сутки стоять дежурным по кораблю.

- Слушай, Вова, - почесал голову старпом, - ну давай ты не будешь сегодня меняться? Механики на вводе все: эти карты получают, те палубу моют, ну некем тебя заменить, друх! Ну что тут стоять на вводе? Все по сменам вахту несут – меняй себе верхних вахтенных и все дела!
- Так, тащ капитан второго ранга, не положено же по уставу на вторые сутки,  – робко возразил Вова.
- А мы никому не скажем, так ведь, Владимир? – ласково улыбнулся старпом.

А когда старпом ласково улыбался, то с ним спорить было опасно для жизни и психического здоровья, о чём знал даже последний таракан на корабле, а не то что старший лейтенант из боевой части семь. И Вова, проглотив слюну и вздохнув, потянул лямку дежурства дальше.

Оттянув её до конца по уставу, ожидаемо не завоевав при этом честь и славу, Вова опять подошёл к старпому:
- Тащ, прошу разрешения домой сбегать!
- Чииииво? Мы же введённые стоим – у нас выход через шесть часов! Да и на кой хер тебе домой, если ты не женат даже?
- Кортик надо взять и парадную тужурку! Имею острое желание постоять в строю на палубе!
- Владимир, всем будет проще, если ты его просто притупишь, это своё желание!
- Да ладно, пусть бежит, чо ты! – вмешался в разговор командир, и Вова побежал.

       Был бы он механиком, никто бы его не отпустил, или там штурманом, но для перехода надводного в Североморск бэчэсемовцев хватило бы двух-трёх, и то третий нужен был бы только для того, чтобы подносить чаи первым двум, поэтому все про Вову забыли через пять минут после того, как чёрный его силуэт растаял в зелёном тумане сопок. И вспомнили только тогда, когда командир БЧ-7 доложил во время пересчёта личного состава по команде «По местам стоять, со швартовых сниматься» о том, что на борту отсутствует старший лейтенант Поломай. Не, сначала, конечно, они, как настоящие боевые товарищи, всячески скрывали его отсутствие, но, когда швартовые пора было снимать, выбора у них уже не оставалось.

- Как это так может быть? – удивился командир, и удивление его было понятно. Вова был отличным бойцом – грамотным, в меру исполнительным, без меры ответственным, и уж точно никто не ожидал от него, что он не явится на выход в море. Человек строит карьеру по командирской лестнице, стоит на первой ступеньке из минимум четырёх (каждая высотой в его рост), и не прийти на выход в море? Ну как себе такое можно представить?

Ну погоревали, конечно, немного про так бездарно профуканную Вовину карьеру, да и поплыли себе по плану.

 

         А погода на улице! Солнце шпарит, небо синее, вода гладкая и блестит, чайки голосят «а на кого ж вы нас оставили, а куда ж мы теперь срать будем!»  - все прямо млеют на мостике. Видели же вы, как вода блестит на солнце, когда она глубокая и спокойная, но колышется, как дышит, и её глубину так просто в ощущениях не постичь, и зайчики солнечные прыгают по покатым её бокам и всё норовят в глаза вам попасть? Ну вот. А кому на мостик нельзя (а нельзя всем, кроме тех, кому можно, потому что тревога же для прохода узкости), те тихонько из рубочного люка просачиваются в надстройку, щурятся на солнечные лучи, которые проскакивают в щели открытых щитов выдвижных устройств и курят в рукава. Ну, типа, чтоб командир не заметил, как будто может некурящий человек не почувствовать, как в трёх метрах от него смолят десять человек, но командиру пофиг, он тоже расслаблен и дремлет, подставив лицо ветерку, полагаясь на старпома, который лежит пузом на борту ограждения и греет спину, пуская мысленные слюни в лёгкую пену и шелест волн вдоль борта и тоже дремлет, потому как знает, что старший на борту, заместитель командира дивизии, обладает такой нервной энергией, что не спит, даже когда спит (ну так кажется от его пассионарности), и будет скакать по мостику, управляя кораблём в любом случае, так чего бы не понежиться? Вокруг смотреть не на что – сто раз эти пейзажи уже проезжали, маневрировать не нужно – всех разогнал оперативный заранее от маршрута, вот Полярный на траверзе. Ну на что там смотреть?

 

- Бугель, я Садко! Доложите, куда следуете! Приём! – шипит рация на мостике.
- Какой канал? - подпрыгивает старший на борту.
- Шестнадцатый! – бодро докладывает помощник.

Шестнадцатый – это открытый международный канал связи, и спрашивать по нему, куда следует стратегическая подводная лодка не то что не этично, но, скорее, граничит с форменным помешательством разума.

 

- Што блядь? Да они там что, пьяные уже всей эскадрой! Я даже не знаю, как их ловчее на хуй послать! А кто такой Садко?
- Да хуй такой блондинистый, кудрявый и с гуслями, - бормочет из-за борта старпом.
- Да я про позывной спрашиваю!
- А. Буксир полярницкий.
- Ну точно в дым! Сука, корсары мазутных бухт!

- Бугель, Бугель, я – Садко! Доложите куда следуете! Приём!

Старпом лениво берёт рацию:
- Садко. Я Бугель. Следую по плану. Отбой.

Все восторженно смотрят на старпома, от его филигранного искусства послать на хуй, не используя слово «хуй», веет величием, безусловно.
- Учись, замполит! А то на тебя постоянно женщины жалуются на собраниях, что ты матюкаешься, как извозчик!
- Пиздят, тащ капитан первого ранга, эти ваши женщины!

     Пришли в Североморск, крутимся возле бочек, из специальной двери в носу над ватерлинией валит дым - это носовая абордажная команда курит между прочным и лёгким корпусами в ожидании буксира, на который они запрыгнут со швартовым концом, доедут до бочки, спрыгнут на неё и привяжутся.

 

- Вижу буксир! – докладывает помощник, щурясь в бинокль. - На носу стоит кто-то! В форме!

 

Ну откуда на буксире человек в форме? Буксирщики – они же как черти, не, даже не так, буксирщики – они такие, что даже черти от них шарахаются.

 

- Кто? – спрашивает командир.
- Да не видно отсюда! Видно, что в морской форме, в тужурке и в фуражке!
- Блядь, проверяющий какой-то уже шпарит с флота, бля буду! – вполне логично предполагает замполит.
- Думаешь?
- Ну а кто? Ну начнётся сейчас! Может приборку срочную объявим?
- Да щаз, - хмыкает командир, - может антрекотов ему ещё нажарим?
- Ну хоть чертей этих швартовых давайте переоденем! Наверняка же, как военнопленные румыны все!
- Чабанец! – вызывает командир командира носовой швартовой команды по рации. - В чём вы там одеты-то?
- Ну….это.....как бы в одежде, тащ командир!
- Высунься, я на тебя любоваться буду!

 

Олег высовывается в дверь,  ну понятно, что в замызганном ватнике и в жилете, который уже забыл о том, что он оранжевый и не тонет.

- Так! Всем срочно переодеться в красивую форму одежды и надеть новые жилеты! Проверяющий штаба флота на буксире едет!
- Есть! - и носовая швартовая команда убегает переодеваться.
- Тащ команлир! – докладывает помощник. - Это Поломай, вроде, на носу-то стоит!
- Чтооо? Ну –ка, немедля передай прибор в умелые командирские руки!

Командир смотрит в бинокль, крутит, опять смотрит:
- Точно! Он, сука! Дай-ка мне рацию!

 

 

 

- Кого это вы там везёте к борту моего абсолютно секретного крейсера! – кричит командир в рацию.
- Да ваш какой-то! Член! Экипажа! Так он говорит!
- Мои все на борту, до последнего члена! Это шпион, мать его! За борт! За борт его немедленно! И баграми! Баграми!
- Ненене! Нахуй! А если он обратно вернётся? Он весь порт на уши поставил! Начальника порта до истерики довёл, пока его к нам не посадили! Точно ваш! Сами и топите, раз имеете такое желание!

     Швартовая команда в чистом белье с изумлением смотрела на Вову - как можно за несколько часов превратиться из инженера группы в проверяющего штаба флота? Да таких головокружительных карьер даже во время Гражданской войны не делали!

Командир со старпомом, как отец и… отец помладше, ждали Вову, спустившись с мостика к рубочному люку в позах римских патрициев, то есть сложив руки на животах и задумчиво склонив головы. Вова, запыхавшись, бежал по трапу.
- Помятый, - заметил командир.
- Небритый, - поддержал старпом.
- Стесняется, сразу видно.
- Скорее, тушуется, товарищ командир!
- Согласен, товарищ старший помощник командира! Владимир, подходите поближе, не тушуйтесь, мы же не станем вас бить прилюдно!
- Во всяком случае, ногами! – согласился старпом.

 

Владимир подошёл поближе, но так, чтобы облако алкогольных паров не дошло до начальников на миллиметр.
- Ну-с, рассказывайте!
- Проспал, тащ командир! Не понимаю, как вышло! Больше не повторится! Я на несколько минут не успел! Я видел из сопок, как вы отходили, махал вам и кричал!
- Ну тогда получается, что это я виноват! Я же должен был немедленно позвонить оперативному флотилии и попросить подождать с выходом в море на полчаса, пока ты добежишь! Оперативный бы понял, я уверен! А, не, не я виноват, а помощник! Он же за обстановкой следил и не заметил тебя! Товарищ старший помощник, как считаете, - строгий выговор помощнику объявим?
- НСС. Минимум!
- Хорошо, а дальше, Владимир, каковы были ваши действия?
- Дальше я побежал обратно, взял такси до Мурманска, потом взял такси до Североморска, потом пошёл к начальнику порта и сказал, что мне срочно нужно на мой родной корабль, а если он меня не посадит на буксир, то я брошусь к родненькому кораблю вплавь, а так как я  подводник, то плавать я не умею, а умею только ходить под водой в гидрокомбинезоне и, наверняка, утону, а потом буду являться ему всю жизнь в кошмарных снах белым привидением и укоризненно цокать языком!
- Дальше мы уже в курсе, спасибо, доложили, а откуда у тебя столько денег, мил друг, на такси за кораблём мчаться?
- Я коньяком рассчитывался! Мне посылку с Родины привезли! Таксисты вошли в положение!
- Эх, кто мы без Родины, да, Владимир? А если бы не было коньяка?
- На попутках бы ехал! Пешком шёл! Всё равно догнал бы!
- А как ты через КПП Заозёрска проехал без пропуска?
- В багажнике, Сан Сеич! Автомобиля ВАЗ 2106!
- В форме прямо?
- В ней, так точно!
- А КПП города Североморска?
- Таксист показал удостоверение ФСБ, и нас пропустили! Я чуть из машины не выпрыгнул от страха, думал, прямо на Лубянку и завезёт меня! Только в порту выдохнул!
- Значит, помощнику НСС, а Владимиру – благодарность запишем, так получается, товарищ старший помощник?
- Скорее к медали надо представлять.
- Ушакова?
- От чего же Ушакова? Нахимова! Но объяснительную, Владимир, будьте добры мне на стол через час! – ткнул старпом пальцем в сторону Вовиной грудной клетки. - Вниз, по плану!

 

     Юрким акулёнком скользнул Вова в шахту люка и скрылся в недрах родимого железа, уютно жужжавшего ему навстречу, а командир помахал рукой перед носом:
- Фу. Ну и сны ему снились, доложу я Вам, товарищ старший помощник!
- Ага! Видно, не весь коньяк достался таксистам!
- Ох и не весь!

 

Потом, читая Вовину объяснительную, старпом плакал и, прочитав, приказал подшить её в корабельный архив с пометкой "хранить вечно".

Вот она, эта объяснительная (не ломайте глаза, дальше будет её текст):

 

• 
• 
•  

 

 

 

Дело было так...

В то раннее июльское утро ничто не предвещало беды и неприятностей. По тропе, ведущей в базу, шел Офицер, нежно прижимая к груди свой кортик - неизменный аттрибут парадной фор­мы одежды для строя. Все окружающее благоухало своей прелестью и красотой, на какую спо­собна скромная природа Севера в то время года, но это Офицера не занимало-он торопился на ко­рабль, чтобы успеть до выхода в море сказаться на борту, в кругу своих боевых товарищей и ко­мандиров. Путь Офицера был нелегким, спешка не раз сыграла с ним злую шутку. Каждый раз. когда Офицер сбивался с тропы -ругал себя за то, что за два года он так и не изучил край, в кото­ром служит и живет. Офицер спешил, он был уверен, что успеет подняться на борт корабля до от­дачи швартовых, что не подведет своих товарищей, которые доверяют ему. А доверием Офицер дорожил и считал, что ценится лишь то, что нелегко достается. Офицеру очень нравился экипаж, в котором он служил, с его крепкой дружбой, спаянной не одной боевой службой, он очень хотел быть полноправным представителем этого подводного братства. Офицеру было, на кого равнять­ся и с кого брать пример. Важность задачи, которая была поставлена экипажу перед выходом в море, не позволяла Офицеру обращать по пути внимание на тучи комаров в воздухе, на топкость я вязкость болот, ведь не всем кораблям была оказана честь принимать участие в военном параде в городе С. в честь Праздника.

Действительность не всегда идет под руку с желаниями, постоянно вносит свои корректуры (порой неприятные) на развитие событий.
Да.
То, что произошло в конце пути Офицера на базу спокойно воспринимать тяжело даже сей­час, по прошествии некоторою времени. Но так уж получилось, радость от того, что наконец-то дошел, добрался, докарабкался до базы омрачилась другим фактом - корабль, его родной корабль, красавец-крейсер, могучий и очень величавый, уже стоял на рейде и был готов выйти из бухты. Все потускнело вокруг, погасло солнце в глазах Офицера, он не мог в это поверить, поверить в то, что видел собственными глазами. Экипаж, в котором он вырос, экипаж, который его воспитал, как офицера-подводника, уходил без него в город С. Самые тяжелые мысли одолевали Офицера, самые протоворечивые чувства рождались в его израненной душе. Но вместе с тем было выработано, практически сразу, твердое решение всеми правдами я неправдами добраться до города С., добраться до родного корабля и там предстать перед судом товарищей, каким бы суровым он не был: но промедление, а тем более ожидание, было Смерти подобно.

С базы до городка Офицер добрался гораздо быстрее, чему способствовало наличие попут­ного транспорта. Путь Офицера был неблизким. Нашлись добрые люди (без которых, наверное, человечество не выжило бы), которые согласились доставать бедолагу в город С. Отсутствие пе­ревозочных документов (особенности передвижения по суше в пределах СФ) решили компенси­ровать проездом через КПП в багажнике. Офицер был согласен на все, а кратковременное нахо­ждение з багажнике ему позволило сэкономить часть суммы, запрошенной за доставку.

Путь до города С. Офицер толком не помнил, но осознавал, что с каждым элементом раз­метки на трассе серпантина, по которому мчалась автомашина, становилось все дальше от дома. Он еще не мог представить себе, каким образом попадет на родной корабль, но знал одно, что по суше добирается только в одну сторону. Как бы все на получилось в дальнейшем. Офицер не спрашивал себя, а правильно ли он сделал, поступив именно так.

Город С. был погружен в предпраздничные заботы. До предполагаемого времени прихода корабля оставалось часа полтора. Необходимо было решить вопрос с транспортом (катером или буксиром), на котором можно было бы добраться до родного борта. За два года службы в под­водном флоте Офицер усвоил одно хорошее правило: если не знаешь, как и что делать и куда наступать - лучше спроси. В крайнем случае, назовут мудаком, спросят, где учили, но всегда объяснят - в беде не оставят. Данный приём желаемого результата не дал, так как, после заданного вопроса компетентным органам последующие пять минут самым ласковым словом в адрес Офицера было слово "мудак", а наступать посоветовали ещё дальше, но туда ему не надо было. Пришлось идти в народ... А народ, не смотря на трудности в жизни, не стал менее отзывчивым и приветливым. Бедняге нашли буксир, людей, которые согласились за чисто символическую плату доставить Офицера куда угодно, даже туда, куда посоветовали компетентные органы.

Корабль показался на входе в бухту города С. как и предполагалось, в назначенное время. Уверенность и пунктуальность командира, исполнительность и слаженность действий экипажа способствовали успешному завершению похода. Корабль с крейсерским благородством подходил к месту стоянки. А навстречу ему, пыхтя своим "дизельком" ковылял буксир с Офицером на бор­ту. Скупая слеза-предательница успела скатиться по его небритой щеке: это была радость от того, что все-таки добрался до корабля: но были и сомнения: как встретят и примут.
Первоначальное решение было однозначно - расстрелять... Офицер был готов и к этому, но благородства сильным и мужественным морякам - подводникам не занимать. После проведения предварительного расследования решено было Офицера все-таки принять в свою семью: ведь родной воспитанник, причем не самый худший, раз сумел добраться до своих.
А впереди был Праздник!
Вот и вся история. Уверен она оставила свой отпечаток в сознании Офицера. Не помню случая, чтобы человек чувствовал себя комфортно, находясь рядом с огромным хищником, но видел, как Офицер с радостью отдался в объятья АКУЛЫ.

Очевидец

 

 

(рисунок Константина Соколова)

 

       Текст публикуется с разрешения самого Вовы, за что ему поклон от меня и приводится без купюр и редактуры. Мне кажется, что он в должной степени показывает, как мы любили свой Экипаж, свой Корабль и свою Профессию. И я чуть не ослеп, пока набрал его для вас, но считаю, что оно того стоит!

 

    После этого случая Вова стал ещё серьёзней, он пересмотрел своё и так серьёзное отношение к службе и не допускал больше таких промашек ни-ког-да.

      Хотя, знаете, я бы и промашкой это не назвал - ну проспал (давайте будем придерживаться официальной версии событий) человек выход в море, но, с другой стороны, проявил всю смекалку, находчивость и до упора выкрутил настроечные варисторы упорства, чтоб догнать свой корабль и попасть на его борт с минимальными жертвами и разрушениями среди гражданского населения. За это поощрять надо, я считаю, и немедленно давать повышение по службе!

 

     Ещё огромное спасибо Сергею Артёмову за фото объяснительной и за фотографии из его архива, которые появятся обязательно в следующих рассказах.

 

Комментарии для сайта Cackle