Белый и пушистый кролик высунул мордочку из-за угла метрового прохода с выгородкой «Омнибуса» на конце и понюхал воздух смешным маленьким носиком. Неуклюже скользя на линолеуме, он сделал один робкий прыжок и, прижав маленькие ушки к спинке, посмотрел на Мишу чёрными бусинками глазок. Его усики смешно трепетали, и дрожь немного топорщила шерсть вдоль хребта.
«Ну пиздец, - подумал Миша, - доигрался хуй на скрипке»

    Понимаете, какая штука – каждого человека ведь можно довести до безумия, в принципе. Разница будет только в затраченных усилиях и средствах, ну и труднее всего с теми, кто читал Виктора Франкла, а так – пожалуйста, вот она дверь, за которой живёт твоя родная шизофрения,  любуйся.  Причём не сказать даже, что это однозначно плохо - некоторым ведь то, что они увидят, может показаться довольно уютным, и они, оттолкнув вас, стремглав бросятся в объятия своего личного Зазеркалья с радостным криком: «Так вот что я так долго искал!»  Но не все. В основном люди боятся даже близко подходить к этой двери и поэтому выдумывают разные штуки для занавешивания её в  своём подсознании, ну знаете, типа группы Vaya Con Dios или тетриса какого-нибудь. 

     Как Миша занавешивал эту свою дверь, было решительным образом непонятно: родом он был из какой-то среднерусской деревни, не то из Курска, не то из Воронежа,  занимался спортом (ну как спортом, железо всякое тягал в спортзале), редко и немного пил и даже чай употреблял без сахара, ну то есть как вот он расслаблялся?  При этом при всём, ну абсолютно позитивный человек, вот прямо бесил манил к себе вот той вот своей добротой душевной и улыбчивостью.  Вы, наверняка, встречали таких в своей жизни, хотя, в отличие от всяких мудаков, такие люди встречаются нам недопустимо редко, они, как Добрыни Никитичи, если сравнивать их с былинными персонажами, не такие хмурые скалы, как Илья Муромец, но и не суетливые живчики, как Алёша Попович, самое то, в общем.  Поэтому, когда Мише тёща подарила автомобиль ВАЗ 2104, мы вздохнули с облегчением - будет теперь парню, куда растрачивать излишнюю нервную энергию, автомобиль-то ведь был новый, прямо с завода, и представлял из себя тот ещё агрегат из недоделок, несостыковок и косяков. Опять же, свободного времени для раздумий о своей доле осталось намного меньше. Когда Миша не возился с автомобилем, он возил сослуживцев в Мурманск,  ну кто поедет в Мурманск на автобусе с женой, двумя детьми и двенадцатью чемоданами, если есть такой вместительный образчик отечественного автопрома?

        А дороги в Заполярье хороши. Не своим качеством, конечно, а своей бесконечностью и круговым обзором даже не до горизонта,  а до самого звёздного неба с крупными, как яблоки, звёздами, до которых можно дотянуться рукой. Езда по этим дорогам особенно ночью уже само по себе лекарство. А ещё Миша любил включать приёмник,  радио там нигде не ловило от слова «совсем», но в темноте зелёное свечение панельки и белый шум эфира были  такими загадочными, что даже разговаривать не хотелось, а просто можно было лететь из ночи в ночь и молча думать о своём, непременно чём-то хорошем. Ведь, понимаете, даже если вы в полной жопе, то всегда есть о чём хорошем подумать, надо только правильно настроиться.  

    Правда, иногда, машина ломалась. Однажды Миша застрял зимней ночью на трассе Мурманск –Заозёрск. Пятьдесят километров до Мурманска, шестьдесят до Заозёрска, вокруг тундра, снега по макушку, час ночи  и тридцать градусов мороза.  Романтика, ёптить! Тем более, чего ссать, если жена тебе вот буквально неделю назад подарила шикарнейший комплект инструментов для ремонта автомобиля своими руками! Правда, в эту ночь Миша эмпирическим путём установил, что набор инструментов не помогает, если забыть его дома. Пока пальцы не начали примерзать к элементам двигателя, он подёргал за проводки, постучал по колёсам, пошатал рессоры и поговорил с приборной панелью - ничего не помогало. Аккумулятор быстро сел, но и тогда у Миши оставались две радужные перспективы: замёрзнуть прямо здесь или по пути в Заозёрск- то есть так с ходу и не выбрать.  Миша высосал жидкость из бачка для омывателя лобового стекла (так как денег у подводников не водилось  отродясь в те времена, то в бачки они заливали корабельное шило, разбавив его водой) и затянул «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг», когда в ночи показался Зил с морпехами.

- Конечно, дотащим, братан! Говно вопрос! Только шкворка у нас длинная, так что сиди и за дорогой следи внимательно в своём ведре!
- Тогда погодьте, я лобовуху почищу!   Но не тут-то было - лобовухе было уютно под корочкой льда и налипшим на неё снегом, чиститься она категорически отказывалась, сколько Миша на неё не хукал, не тёр и не скрёб.

- Ну ладно, - сдался Миша, - голову в форточку высуну, помчались!

   Морпехи уважительно покрутили пальцами у висков и помчались с Мишей на прицепе. Миша торчал лицом в мороз с ветром и радостно улыбался, хоть он из-за природной своей красоты и отчаянности  не носил даже шапки и мёрз, как красавица в фильме «Морозко», но главное же что для боевого моряка? Правильно – двигаться!  Через час, когда прибыли на место, Миша по-прежнему улыбался. С его волос, ресниц, бровей, носа, ушей и зубов свисали разноцветные сосульки, но если вы думаете, что он после этого заболел и перестал ходить на службу, то вы плохо его знаете - один денёк на прокол гайморита и боец снова в строю!

   Ну и вот.   Корабль двигался в сторону города Северодвинск в надводном положении, когда управленцы Борисыч и Женя позвали Мишу к себе в каюту есть котлеты. А что они делали в каюте, эти самые управленцы, возможно, спросят некоторые из вас - там же сплошные узкости, и тревога должна быть объявлена на боевом корабле?  Ну да, так всё и было, но для понимания вами ситуации, давайте я вам немного расскажу структуру управления бойцами первого батальона боевой части номер пять на проекте девятьсот сорок один. Командир батальона – ну тут всё понятно, командир -  он и в Африке командир.

    Командиры групп дистанционного управления – их двое, и количество людей в обоих группах дистанционного управления тоже ровно двум. У них в заведовании есть матчасть, да – это шариковая ручка, которой они заполняют журналы ГЭУ во время ввода/вывода реакторов, сами реакторы в заведовании не у них, да и пульты управления  тоже.  По тревоге их место на пультах управления ГЭУ. Там тепло, уютно, есть чайник, рядом сидит электрик, и можно покидаться жёванными бумажками в киповца, который спит за пультом, то есть там ещё и весело.
И вот именно по всем этим причинам (отсутствие личного состава, отсутствие матчасти и головокружительный карьерный рост) все люди, которые учатся на атомных факультетах, хотят быть именно урпавленцами, но…       Командиры спецтрюмных групп – их тоже двое, в их заведовании находится отсек с ядерным реактором, сам реактор и системы, его обслуживающие. У них само собой в подчинении есть личный состав, и место их по тревоге – возле ядерного реактора. Во время ввода- вывода весело: всё шипит, свистит и брызжет ионизирующим излучением, только и успевай уворачиваться, а потом наступает тишина, скука и тягостные раздумья, чем бы заняться. Ну час тревоги они пошляются по своему крохотному отсеку, ну два в иллюминатор поглядят, ну на третий час крышку реактора ветошью протрут, ну а потом-то уже вверяют управление отсека в мозолистые руки своих старшин отсеков и потихоньку просачиваются на пульт управления, на котором уже сидят управленцы, электрики и командиры первых двух батальонов, пьют чай, балагурят и кидают жёваные бумажки в киповцев, которые спят за пультом.

- Чот тут народа дохуя, - начинают бухтеть командиры батальонов, - воздух спёртый становится!    Управленцы соглашаются и уходят «пописать», спецтрюмные усаживаются управлять реакторами и лелеять мечту о том, что они будто бы управленцы.    

   Командиры турбинных групп -  вряд ли кто-то в здравом уме и трезвой памяти мечтает стать турбинистом на проекте 941.  В их заведовании находятся турбинные отсеки, сами турбины, испарители и ещё куча мелочи россыпью. На вводе ГЭУ у них парит, свистит, шипит и трещит, как в аду во время аврала, кроме того,  в отсеке жарко, влажно и шумно, а уж с испарителями турбинисты ебутся больше, чем Хью Хеффнер ебался за всю свою половую жизнь.  Но ввод закончен - испарители согласились работать, так уж и быть, старшины команд чешут мозолистые лапы в готовности принять управление в них, и значит что? Значит, турбинисты медленно просачиваются на пульты, потому что там весело, прохладно (по сравнению с турбинными отсеками), можно испить чаю, поиздеваться над электриками и покидаться жёваными бумажками в киповцев, которые спят за пультом.  А когда спецтрюмные намечтаются об управленцах и начнут бухтеть командиры батальонов за много народу на пультах, то можно и стержнями компенсирующих групп поиграться.
     Командиры групп КИП ГЭУ – в их заведовании находятся все пульты первого дивизиона (я его батальоном здесь называю для солидности вашего восприятия) плюс  специальный цанговый захват для замены лампочек  и торцевой ключ на двенадцать. У них есть в подчинении даже личный состав, но нет отсека в заведовании и конкретного места по боевой тревоге, поэтому они спят на лежанках из гидрокомбинезонов за пультами ГЭУ и ЭЭС, так как всё работает благодаря их высокому уровню профессиональной выучки.

 Теперь повторюсь: ну и вот. Корабль плывёт, спецтрюмные управляют реакторами, турбинисты мнутся за их спинами, киповцы спят, а командиры дивизионов бухтят за мало кислорода, когда на левом пульте ГЭУ звонит телефон: - Михаил! – кричит в трубку Борисыч, старый управленец левого борта, который полчаса назад ушёл пописать. - Мне тут Женя (молодой управленец  с правого борта, который тоже писает, по легенде) котлеты презентует собственного изготовления, но так как он не женат, то я котлеты эти есть тушуюсь в одно лицо с ним, не желаешь ли составить компанию в этом рискованном предприятии?
- Отчего бы и не составить! Котлеты я люблю и от запоров не страдаю!     Миша отпрашивается как бы пописать, турбинист, радостно похрюкивая, усаживается за пульт, и Миша скачет в восьмой отсек.

    В восьмом отсеке трюмный мичман Толик, главный по компрессорам, разводит мичмана Петю, исполнительного, но туповатого акустика. Мичман Толя был добрый, не поймите неправильно, но кто же откажется от скуки поиздеваться над люксом на атомной подводной лодке?  

- Да вон сидит кролик за переборкой, я тебе говорю! Ну в душе не ебу, почему ты его не видишь, ты медкомиссию давно проходил? Может, у тебя кукушка уже поехала от невыносимых условий службы, или радиация разлагает твой мозг, я же не доктор, я не знаю этих деталей, но вон – сидит кролик, я же его вижу! Давай вот у офицера спросим. Михайло Юрич, видите вы кролика за переборкой в десятом?

   Миша обернулся в отсек, из которого он выскочил, и нахмурил брови:
- Ну да, вон сидит. Прости, пушистый, чуть не раздавил тебя!
- Какой? Какой кролик сидит? Молчи, Толик!

   Ну вот кто так формулирует вопросы, скажите мне на милость? Ну какая первая ассоциация всплывёт в вашем мозгу на вопрос «Какой кролик?»  - Белый и пушистый, - ответил Миша.
- Ну ! – обрадовался Толик. - А я тебе что говорю!
- Да ну вас на хуй! – мичман Петя заметно нервничал и начал уже даже чесаться.
- Ну хочешь, давай ещё кого спросим? Ну сходи проверь – вон же он!

    Но Петя боялся своего безумия, как и любой мало начитанный человек. Он думал, что там, в безумии, сыро, холодно и связывают руки, потому, что если за переборкой и правда сидит кролик, а он его не видит, то что? Туши свет и сливай масло, вот что!

   Миша спустился в каюту к управленцам и, весело уплетая котлеты, рассказал им эту смешную историю со смешным мичманом.  Управленцам история понравилась, что старому Борисычу, что молодому Жене.  И началось!

   За несколько дней история облетела оба борта и все боевые части корабля. Она несколько раз трансформировалась, видоизменялась, обрастала подробностями и метафизическими фактами, она уже начала жить своей жизнью, и матросы, которые готовились к дембелю, уже строчили в свои альбомы жуткие истории про погибшего матроса,  труп которого гниёт где-то в пучинах карибского бассейна, а душа белым кроликом скачет по подводным лодкам, предвещая неминуемую беду, от которой никому не будет спасения, так и знайте!

  Но управленцы не были бы  управленцами, если бы бросили дело на самотёк и не довели его до логического конца. 

    Корабль уже несколько дней простоял в Северодвинске, когда Мишу в очередной раз вызвали в каюту управленцев  на чай и поговорить.

- Миша, - с порога спросил его Борисыч, - а ты кролика тут белого не видел?
- Борисыч, ну совсем ты от старости умом тронулся уже? Ну это я же вам собственным ртом рассказал этот прикол!

  И тут сзади что-то зашуршало…Миша осторожно обернулся.

      Белый и пушистый кролик высунул мордочку из-за угла метрового прохода с выгородкой «Омнибуса» на конце и понюхал воздух смешным маленьким носиком. Неуклюже скользя на линолеуме, он сделал один робкий прыжок и, прижав маленькие ушки к спинке, посмотрел на Мишу чёрными бусинками глазок. Его усики смешно трепетали, и дрожь немного топорщила шерсть вдоль хребта.
«Ну пиздец, - подумал Миша, - доигрался хуй на скрипке». И если бы управленцы в этот момент собрали свою управленческую волю в кулак и не начали ржать, как умалишённые, то хуй его знает, товарищи следователи, управлял бы сейчас Миша ядерными турбинами под Москвой или нет, но они заржали так, что даже шторы на кроватях чуть не оторвались.

-  Ну вы и мудаки, - сказал Миша и взял  тёплый комок на руки, - пошто животину-то тираните? И где вы взяли-то его?

   Оказалось, что гуляя по Северодвинску, Женя забрёл, не иначе как за какой-то юбкой, на рынок с животными и растениями, а на рынке сидел старенький дедушка и продавал кроликов не то чтобы очень дёшево, но когда у Жени сложилась в голове картина апогея шутки с кроликом, то он не то что про юбку забыл, но,  наверняка,  и душу свою заложил бы прямо там за эти триста грамм шерсти. Ведь нет на флоте ничего более ценного, чем хорошо поставленная и сыгранная шутка по укреплению морально- психологического духа товарищей или подъёбка, если сказать по-простому, по рабоче-крестьянскому.

   Можете вы себе представить состояние того же мичмана Пети, который, шагая на боевой пост, увидел в отсеке этого кролика? Вот и я не могу. К сожалению, мозг мой устойчив к внешним раздражителям, и к двери своего уютного безумия мне никак не удаётся приблизиться.

   Отыграв свою роль, кролик жил потом у Жени долгую и счастливую жизнь млекопитающего из семейства зайцевых и умер от старости в назначенный ему срок. 

(рисунок Константина Соколова)