Одинокий белый лист бумаги лежал на пустом командирском столе слева - на месте старпома по БУ. На листе одиноко синело слово «объяснительная», над словом понуро висела голова помощника командира, а вокруг их совместного одиночества тихонечко жужжал одинокий центральный пост подводного крейсера.
И нет, подводный крейсер не был одиноким, несмотря на навязчивый логический ряд: вокруг него стояли ещё четыре таких же, но только они не были в боевом дежурстве, а этот – был.
Подводные ракетоносцы несли боевые дежурства не только в морях-океанах, но и стоя у пирсов, потому что могли спокойно наносить ряу по сяо вп, не отдавая швартовых, а раз могли, то паркуа па: пусть боятся супостаты. «РЯУ по СЯО ВП» – это, как вы догадались, аббревиатуры, а вовсе не военно-морские напевы, но подводники говорят их с маленьких букв и слитно, чтоб уменьшить пафос от звучания этой грозной фразы и запутать этого самого ВП. Перед заступлением в боевое дежурство проходит тихая, но упорная борьба везучего экипажа со штабом: по правилам, для гарантированного запуска баллистических ракет на борту должна постоянно дежурить одна полная смена, вторая должна сидеть в казарме, а третья, так уж и быть, может на одну ночку раз в три дня смотаться домой. Но. Если надводники к такому режиму службы приучены с детства и называют его повседневным, то нежные, с тонкой до ажурности душевной организацией подводники службы такой не выносят на дух: повышенная социальная ответственность требует от них более частого нахождения дома - ну там детей воспитывать, например, или следить за новинками кинопроката.
Поэтому не знаю, как где, но у нас договаривались так: экипаж делили пополам, и двое суток ты сидел дома, а двое суток – на борту, итого на борту постоянно находилось полторы смены, что было более чем достаточно и для разнесения мира в труху, и для короткого выхода в море в случае чего. Помощник командира, по прозвищу «Полподводника», вздохнул – в голову ничего не шло. Нет, он довольно свободно владел русским языком, писал на нём тонны служебных бумаг и даже письма на Родину, тут загвоздка была в другом: он вообще не понимал, как можно объяснить то, что произошло вчера ночью и как это, блядь, вообще могло произойти? Ладно, оставим его пока в покое: пусть ещё подумает, а я расскажу (вам же наверняка уже любопытно), почему его звали «Полподводника».
- Вот, - гордо выпятил грудь командир, - тащ адмирал, мой новый помощник! Будем назначать!
- А остальное где?
- Что остальное?
- Ну тело остальное. Ты же мне полподводника показываешь, вот как ты его на мостик выставлять собираешься? Его же ветром сдует, а не сдует – так баклан в гнездо утащит, а мне потом десятку на похороны клади?
- Не утащит, тащ! Мы его цепью прикуём, и всё будет пучком! Он зато умный!
- Он же помощник – зачем ему ум? Ему авторитет нужен и суровость, а какая тут суровость? А помощник на цепь – это я оченно одобряю! Я всех помощников на цепь бы садил сразу после назначения! Ты скока весишь-то, мил человек? Сорок пять килограммов?
- Никак нет! Сорок четыре и шесть десятых, по результатам последней медкомиссии!
- Ты что, больной?
- Никак нет! Полностью здоров!
- Глисты?
- Не обнаружены!
- Бычий цепень? Селитёр?
- Никак нет!
- А чо ты такой худой?
- Конституция!
- Российской федерации?
- Никак нет! Моя! Я же маленького роста… вот и…
- Я тоже не великан! Командир, я чувствую, что ты смеёшься у меня за спиной! Но видишь, какой мясистый? По мне сразу видно, что службу я люблю, а ты что?
- Я тоже люблю!
- Не верю! Не ве-рю! Месяц даю, и чтоб был нормального размера! Ну не как я, конечно, но чтоб не хотелось при виде тебя заплакать и погладить по голове! Вот сейчас мне хочется, а через месяц – должно не хотеться!
Помощника назначили, но командир дивизии был не из тех, кто забывал свои приказания.
Сам командир дивизии был невысок ростом, но кряжист, как пень: с широкими, тяжёлыми плечами, квадратной шеей и лицом, о которое котят бить можно (это он сам так говорил, когда приводил на своём примере, каков должен быть настоящий подводник). Самое, пожалуй, удивительное свойство его организма состояло в том, что на него абсолютно невозможно было обижаться, хоть нрава он был крутого и не то что пальцами, а криком мог гнуть подковы, причём в крике том литературного языка оставалось тем меньше, чем дольше он кричал. Но вот справедлив был, а это на флоте очень ценят: накосячил – получай, не косячил – ходи гоголем и никто тебя не тронет, хоть бы даже и сам командир дивизии, и хоть бы он даже зол, как стадо гюрз (гюрзов? гюрзей? Ладно, пусть будет очковых кобр!)
Проходит месяц, ну, может, полтора, и помощник случайно попадается на глаза командиру дивизии.
- Не понял? А это что за дрищ тут бегает? Кто ребёнка на корабль привёл?
- Это мой помощник же! Какой ребёнок?
- Ни фига! Твой помощник уже должен быть другого размера! Помощник! Подь-ка сюды! Ты почему опять в виде изящной грации на корабле? Я тебе приказание отдавал? Отдавал! Ты почему его не выполнил? Что значит не могу? Не можешь – заставим! Записать в вахтенный журнал: «Приказываю помощнику командира ежедневно выпивать литр пива, предварительно смешав его с литром сметаны! Командир дивизии, контр-адмирал Такойто». Записал? Дай распишусь. Помощник, на, распишись в получении письменного приказа! И только попробуй мне!
Но помощник был бессилен, как ни старался: конституция его не давала набрать ни одного лишнего грамма, хоть и жрал он будь здоров! Так и бегал по кораблю физическим воплощением того видения подводника, которое рисуют себе в головах люди, никогда подводников не видавшие: сто шестьдесят восемь сантиметров при сорока четырёх и шести десятых килограмма живого веса (в трусах и тапочках).
Полподводника опять вздохнул и запустил пятерню в короткий ёжик волос. Несколько волосинок (в основном чёрные, но одна – седая) упали на чистый лист бумаги.
«Надо же, - подумал помощник, - я уже седею, а такой ведь молодой ещё! Блядь, ну как же так вчера всё вышло-то, а?»
Накануне ничего не предвещало беды. Прошёл первый день двухдневной смены, и опять всё обыденно: в ракетные атаки не выходили, мир в труху не стирали, даже перешвартовочки завалящей не было, а ещё сутки сидеть! Ну и решила трюмно-электрическая братия от скуки и для крепкого сна употребить спиртосодержащей жидкости внутрь. Не то чтоб как на свадьбе, прям с копыт свалиться, а чтоб язык начал заплетаться хотя бы. Уселись в седьмом отсеке, в каюте, аккурат напротив перехода в девятнадцатый, вшестером: два трюмных, два электрика, киповец ОКС и помощник командира. Решили, что угощают сегодня электрики, развели в бутылке из-под спрайта литр шила и с удивлением наблюдали, как оно там клубится в молочном тумане.
- А чо это оно?
- Загадка природы, первый раз такое вижу!
- А пить-то его можно?
- Наверняка: все же пьют.
- Ну как-то проверить бы!
- А, ну сейчас проверим!
И командир седьмого отсека, открыв дверь, крикнул:
- Валёк, ты тут?
Мичман Валёк, конечно же, был тут: чутьё на шило у него было, как у вольтметра на напряжение – безошибочное. Вахта у него была на два отсека: седьмой и восьмой, но раз разводят в седьмом, то и ходить следует там же, по проходной палубе - это вам любой опытный мичман расскажет. А мичман Валёк кроме опыта службы имел ещё такую привычку: на вопрос «Пить будешь?» он всегда раскатисто смеялся в ответ, полагая это самой знатной шуткой во всём мировом военно-морском флоте. Вода, компот или кисель, например, - это у него всегда было «выпить»: «выпить киселю», а «пить» - это исключительно напитки с крепостью не менее сорока градусов по Менделееву.
- Тут я, а как жешь! Несу, так сказать! Вахчу!
- Пить будешь?
- Ахахахахаха! Ну вы, тащ, да, до слёз прямо вот!
- Садись. На – пей.
Валёк деловито уселся, опрокинул стопку, крякнул и блаженно закатил глазёнки под мохнатые брови. Все уставились на Валька. Посидели молча минут пять.
Валёк зевнул.
- Ну что ты?
- Да спать хочу.
Валёк заглянул в потолок:
- Ну что, как дела твои?
- Да плотют мало, а так нормально.
Валёк почесал в подмышке:
- Ну? Чего ты?
- Да так, просто.
Посидели ещё. Валёк начал ерзать на стуле.
- Самочувствие как твоё?
- Ещё бы это… заебенить, раз уж вы так все интересуетесь.
- Пошёл нахер отсюда, алч безвольный! Лишь бы шары залить! Иди крейсер сторожи! Наберут на флот по объявлениям!
Обиженно сопя, Валёк вышел дальше топтаться под дверью каюты, ну а остальные приступили.
Да чего там приступать, собственно? Два литра на шестерых – так, для запаху же только. Ну кроме помощника – тот алкоголь воспринимал болезненно (видимо из-за размеров своего организма) и непонятно вообще зачем пил: три стакана и в сопли. Сплошной перевод продукта, согласитесь: ни светских бесед развести, ни нюансов боевой подготовки на текущий период обучения обсудить. Остальные, конечно, даже и понять не успели: всосался там у них уже спирт в кровь, или всё ещё по ЖКТ бродит, а помощник уже улыбается и ко всем лезет целоваться от избытка братской любви, ну и раз он такой всем брат стал, то намекнули ему, что неплохо бы добавки принести, а он такой: вот решительно не понимаю, на что это вы тут намекаете, но я абсолютно сух в плане запасов спирта. Позвольте, возражает ему остальное общество, а не вам ли давеча выдавали чуть ли не канистру? Нееет, возражает им помощник, это же на проверку плотов выдали, там всё под счёт, он проверил, ни капельки лишней, вот ровно по два с половиной килограмма на плот. И общество, конечно, тут же смеётся ему в ответ, что какой он наивный, раз думает, что там прямо будут придираться – двадцать пять он килограммов спирта привёз на десять плотов или двадцать три. Нет, ну если у него первый раз с плотами, то оно понятно: с плотами ведь в первый раз всегда волнительно, как с женщинами, в плане подготовки к процессу, полной неопределённости конечного результаты и туманных перспектив на будущее.
Не знаю, что там уж задело помощника, наверняка упоминание женщин, но, велев всем его ждать и не расходиться, он удалился. Посидели, подождали. Сходили покурили, ещё подождали. И ещё подождали, а потом ещё, а потом уже решили, что надо бы и спать ложиться, пока хмель вовсе не выветрился, а то стараешься, стараешься, а, как дураку, спать опять трезвым ложиться.
Утром все идут на подъём флага, а помощник в центральном сидит мрачнее не то что тучи, а самого одинокого утёса в самом северном море и велит от него отстать – даже вахту из центрального выгнал, чтоб не мешали сосредотачиваться. Хорошо, что вчера вахту нёс мичман Валёк, который за спиртом следил пуще, чем некоторые за платьем снову следят: он-то и поведал, что там было дальше. Прибежав в свою каюту (восьмой отсек, носовее перехода в девятнадцатый), помощник долго чем-то гремел, стучал и булькал, вроде бы даже упал один раз и, в итоге, вышел из каюты баюкая в руках трёхлитровик, практический полный спиртом. Что значит, откуда я знаю, что спиртом? Он же от воды отличается, если определённый опыт в этом деле иметь, да и дальше… события показали. Бежал помощник радостно, Валёк сразу вспомнил мультипликационный фильм про то, как к ослику бежал Пятачок; вот оно, подумал ещё Валёк, как мало нужно человеку для сиюминутного счастья - всего лишь иметь возможность порадовать друзей. Но коварная возможность, видимо обиженная за слово «иметь» в мыслях Валька, решила отомстить и друзьям не отдаваться.
Взбежав по трапу молодым маралом, помощник уже резво занёс ногу в люк девятнадцатого, но тут его метацентрическая высота, как и любая порядочная метацентрическая высота, когда за ней перестают следить, устремилась к его же центру тяжести, и, потеряв остойчивость, помощник рухнул на площадку трапа, разбив банку самым звонким и эффективным способом.
Потоки шила, счастливые от своего освобождения из оков банки, вместе с осколками этой же банки с радостным гиканьем ринулись вниз по трапу – прямо под ноги выходившим из сауны командиру и командиру дивизии. Те были распаренные до красноты, довольные и умиротворённо завёрнутые в простыни. Прямо как римские патриции, если бы римские патриции носили тапочки в дырочки и проставляли чёрные штампы «ВС» со звездой на своих туниках. Ну и испарения, конечно же, сразу принялись пропитывать воздух в отсеке.
- Нормально вы командира дивизии встречаете! Это я решительно одобряю! Хотя, конечно, предпочитаю внутрь, ноги я и так уже помыл.
Командир промолчал.
- Что тут за гвалт! – из каюты вышел механик.
- Что за шум? И вонь? – из каюты вышел замполит.
- А чего ты башкой крутишь? – уточнил командир у помощника.
- А вот думаю, откуда командующий флотилией выскочит!
- Ты лучше думай, что утром в объяснительной мне напишешь. Пойдёмте, тащ адмирал, у нас есть благородный коньячок для укрепления здоровья, чего нам тут стоять!
- А у меня тоже здоровье так себе! Боюсь даже, что комиссуют вот-вот! – запустил пробный шар механик.
- Ну заходи тогда. Нытик.
И вот как это объяснить, тем более письменно? Ну устно можно что-то промямлить, помяться ногами, виновато в пол посмотреть, с детства своего трудного зайти и сложного семейного положения, повздыхать и сделать вид глубокого раскаяния, похлопать ресницами и пообещать, в конце-концов, что больше так не будешь, а письменно? Как мяться письменно? Вот и помощник не знал. Хорошо, что трюмные на войне своих не бросают, а то до сих пор так и сидел бы.
- Ну чо ты, Уася? Чо горюешь-то?
- Да как мне не горевать-то? Такой конфуз вчера вышел! А я и не помню ничего: зачем я это шило нёс, куда я его нёс и зачем на палубу лить стал! Вы не в курсе, ребята?
- Нееее. Вообще не в курсе, - решили ребята не посвящать помощника в отягчающие обстоятельства его проступка.
- Слушай, так у тебя оргприказов восемьсот двадцать шесть штук! Ну найди какой-нибудь, по которому положено палубу шилом мыть, и на него всё и вали!
- Палубу?
- Палубу.
- Шилом?
- Шилом!
- Ночью?
- Восемьсот двадцать шесть штук! Кто там в них разберётся! Давай, как папа учил: отринул все сомнения и в бой!
- Вам легко говорить!
- Вот вообще нелегко! Прям вот на душе камень лежит за брата своего! Ты ж как брат нам! Может даже, нам вчера шило и нёс! Ты чего завис?
-….так, погоди-те ка, я, кажется, начинаю вспоминать! Эй, куда вы побежали все!!!
И помощник понуро повесил голову над белым листом, на котором одиноко синело слово «объяснительная». Ну стало легче, конечно, от того, что помощник вспомнил, куда он вчера нёс шило и зачем: по крайней мере, стало спокойнее на душе, что крыша у него не едет, а даже наоборот - вот какой он молодец, нёс добавку товарищам по оружию. Ведь если посмотреть на ситуацию в этом разрезе, то не принести товарищам добавку – это как съесть бифштекс в приличном обществе при помощи трёхзубой вилки и вовсе без ножа: можно, но смотреть после этого на тебя будут искоса. Как на больного.
«О! Доктор!» - пришла в голову спасительная мысль.
Не знаю, как на гражданских судах, но на военном корабле, если решительно непонятно, как выпутаться из неловкой ситуации, то немедленно следует бежать к доктору.
- Паша, спишь? – просунулся помощник в каюту доктора.
Доктор читал книжку, книжка была большая, но в докторовых руках казалась записным блокнотиком.
- А что, похоже, что сплю?
- Да кто вас разберёт, что у вас на что похоже! Слушай, Паша, выручай, а!
Доктор аккуратно закрыл книжку, положил её на стол и, сложив руки на груди, повернулся к помощнику:
- Жалуйтесь, больной!
Помощник вздрогнул. Не от слова «больной», конечно, а от внимательного докторского взгляда. Надо заметить, что вздрагивать было от чего: сам первый раз увидев того доктора, я с трудом подавил в себе желание немедленно вывернуть карманы, отдать ему всё и пообещать сбегать принести ещё, хотя доктор улыбнулся и ласково сказал:
- Привет, чувак! Где вашего докторилу найти можно?
И при этом я стоял дежурным по кораблю, был вооружён пистолетом Макарова и матросом с автоматом.
Доктор этот начинал свою карьеру военного врача со срочной службы в морской пехоте, потом – Академия, и потом уже по какой-то злой шутке кадровиков его не поставили просто стоять на границе и улыбаться в сторону противника (чего хватило бы для удержания от нападения какой-нибудь небольшой страны, типа Польши), а направили в подводный флот. Он был огромен. Нет, не так. Он был ОГРОМЕН: воот такенные плечи, воооот такенные банки, шея – как у меня туловище, пальцы - как у меня руки, и лицо такое, знаете, как будто его боженька не руками лепил, а топором и то наметил заготовку, отложил дела на потом, не знаю, может, там покурить отошёл или кофию поехал испить в какое-нибудь модное заведение (мы однажды, изрядно выпив, не на шутку зарубились на тему, а если бы вот бог существовал в объективной реальности, то пил бы он кофе или нет. В итоге сошлись на мнении, что, конечно, пил бы, а иначе зачем ему было его создавать?), а какой-то чересчур активный архангел подумал: «А, и так сойдёт! Нормальный Паша!» и выпнул Пашу в наш нелепый мир. Паша и нрава был такого, знаете: не Дед Мороз, но добрый и представлялся нейрохирургом. Хотя там один ноготь на пальце был больше, чем у козы мозг.
Выслушав сбивчивый рассказ помощника, Паша, не раздумывая, ответил:
- Литр.
- В смысле?
- Вот вы, четвертьрослики, любите всё усложнять. В прямом смысле: с тебя литр шила, и ты спасён!
- Ну Паааашааа! Ну откуда у меня? У меня же нет, Паша!
- А кто про канистру сейчас натирал мне ушные раковины?
- Так то на плотики же, Паша!
- А по мне, - так хоть на Мировую Революцию. Или литр мне, или у тебя карьера в говне. Тут уж сам выбирай!
- Ну Пааашечка!
- Аудиенция окончена, не задерживайте очередь! Следующий! – и доктор демонстративно вернулся к книжке.
Тут уж и ежу ясно, что вздыхай, не вздыхай, а литр нести придётся. Ну отобрал скрепя сердце помощник ещё литр у мичманов из лаборатории по проверке плотиков и понёсся к доктору за спасением.
И вот вы не поверите, но прямо на переходе из пятого в третий его командир и отловил.
- Так, бля, что это такое? Ну-ка, повернись ко мне боком. Так. Теперь спиной. Непонятно. Теперь обратно фронтом. Скажи мне, где в тебе помещается столько наглости, я в толк взять не могу! Ты за вчерашний свой спиртовый поход по кораблю ещё не отчитался, а уже новый затеял? Что нет? Где объяснительная? Что ты пишешь? Очередной том мёртвых душ? Покажи, что ты там написал. Тааак. «Объяснительная». Содержательно и главное - всё по сути, всё вот прямо в дырочку! Ну?
- Я это,- неуверенно начал помощник, - к доктору.
- Зачем к доктору, если я ещё не наносил тебе ни телесных, ни душевных повреждений?
- Да нет, я спирт к доктору несу! (не, ну а что, доктор же обещал отмазать? Обещал!)
- Доктору несешь спирт… с целью?
- Он попросил.
- Угрожал тебе, что ли?
- Да нет, ну как можно! Ему надо, он попросил!
- И вчера доктору?
- И вчера ему.
- Тоже попросил?
- Тоже. Ну как ему откажешь, тащ командир?
- Нуууу, не знаю, не знаю. Если бы, для примеру, он предложил мне удалить геморрой, то я наверняка отказался бы. А зачем ему столько шила?
- Не знаю, он там что-то про дезинфекцию говорил. Или дезинсекцию – я их всё время путаю.
- Про деаэрацию не говорил он тебе? Нет? А чего он у меня не спросил шила?
- Ну боится, наверное, к Вам напрямую-то. Вы же командир!
- Гладко стелешь, как мама в детстве, да завираешься на поворотах. Ладно, пошли к доктору сверять показания!
- Вам рассказать, для чего мне шило? – отчего-то даже обрадовался доктор.
- Нууу, да.
- Наконец-то! Вот они, благодарные слушатели! Вот он, мой шанс почувствовать себя не фельдшером в ебенях, а профессором на кафедре! Не зря, не зря я шесть лет от звонка до звонка! Присаживайтесь, товарищи, поудобнее и расслабьтесь, сейчас вам дядя доктор всё расскажет! В стародавние времена, на заре современной науки «медицина»…
- Не, ну ты не расходись тут, ты это… поскромнее, коротенько, у нас же боевая подготовка не окученная ещё стоит.
- Стерилизация. По плану.
- По какому плану?
- По моему плану, вот ваши подписи, обоих, видите: всё согласовано и утверждено!
- Чувствую, что ты врёшь, но где - не могу понять!
- Как вам не стыдно, а ещё предводитель, называетесь, я же клятву давал!
- Гиппократа?
- Советского врача!
- А что в той клятве?
- А она секретна. Только для врачей! Вот вы врач? Нет? Ну вот и всё тогда.
- Так и что, получается, что никто не виноват? И что, мне теперь и наказать некого?
- Да. Ровно так и получается. И два с половиной килограмма мне неплохо было бы вернуть, которые помощник вчера не донёс!
«Вот же хитрая жопа, - думал помощник, топая курить на мостик, - надо же! И выкрутился, и с меня шило получил, и с командира! Ну ты подумай!»
Курилось легко – камень с плеч свалился и жизнь снова налаживалась, и как-то сразу перестали беспокоить даже так рано появившиеся седые волосинки.
На мостик вылезли трюмные:
- Ну чо ты, жыв, что ли?
- Живее всех! И, мало того, имею донести до вас планы на вечер! Все идём к доктору после отбоя – у него есть!
- А доктор в курсе?
- Да пофиг: нам главное - его на пол повалить, а там уже запинаем! Не ссыте, я вам говорю!
Даже сорок четыре и шесть десятых килограмма могут быть опаснее, чем небольшая страна (например, Польша), если привести их в ярость или, например, возбудить в них какое-то сильное желание. Опасность же не от внешности исходит, а от адреналина, который бродит где-то по организму и ждёт повода, чтобы всосаться в кровь.
P.S. За историю благодарю моего другана Лёшу Баранова: аккурат в последнюю мою поездку в Петербург он мне её и рассказал, задвинув на второй план две другие, которые уже были на сносях.
P.P.S. Ещё раз напоминаю вам – понедельник, 5 июня, Красная площадь, палатка №12 (прямо напротив Владимира Ильича) с 18.00 до 18.45.
