Как мы с вами уже разбирали на основе недюжинных познаний мировой литературы, всё сущее стремится обрести форму и как можно быстрее достигнуть высшего её состояния – красоты. А вот что делать дальше этой самой красоте, когда она посмотрит вокруг и подумает: мать твою, куда я попала, да тут же сплошные опасности, как ни плюнь! Да как это нет? Да вот же - просто гроздьями: природные катаклизмы, агрессивная среда обитания, хищники, охотники, учёные и трюмные матросы из Киргизии; и это лишь малый перечень поджидающих красоту опасностей в нашем мире. И что делать этой самой красоте, ежели она хочет выжить, а не просто мелькнуть шальной звездой на горизонте? Мировая литература как-то стыдливо замалчивает этот вопрос, но мы-то с вами знаем, что надо делать – защищаться. И красота, конечно, не опускает лапки в беспомощном пессимизме, а берётся за дело засучив рукава. Маскировочная окраска, устрашающий вид, угрожающие формы, броня… и вот уже почти от всего защищены изящные создания – почти от всего, кроме учёных и трюмных матросов.
- А Вас, Михаил, я попрошу остаться! – закончил командир очередной утренний сбор командиров боевых частей и дивизионов.
- Слушай, - продолжил он, когда все разошлись, - а ты не в курсе, отчего интендант вьётся вокруг меня с трагическим лицом и сыплет мне на следы театральные вздохи?
- А почему Вы думаете, что я в курсе?
- Потому что я у помощника спросил, у старпома спросил, следующий на очереди комдив три у меня. Логика это называется.
- Надо же, прямо как в кино про Шерлока Холмса попал. Ну да, знаю. Наверняка даже.
- Докладывай.
- В общем, продукты у него в правой провизионке вот-вот испортятся, а Вам жаловаться напрямую не хочет, чтоб я на него не обиделся, вот и устраивает представление в надежде на Вашу чуткость.
- Надо же, какой я чуткий! Вроде мелочь, а приятно! Ну иди! А, нет! Постой! Я же не разобрался ещё, тьфу ты, совсем размякну скоро! Давай, докладывай дальше.
- Холодилка сломалась, тащ командир, чиним изо всех сил!
- Так вы вручную её, чтоб продукты не портились, а как продукты доедим, так и чините потом, а пока – вручную, ну потерпите же?
- В смысле? Я не совсем сейчас понял.
- Ну там же автоматика сломалась? Я же всё время… вы же тут жужжите постоянно, так я нахватался уже, по верхам, сам скоро во всём этом разбираться начну, хотя на чорта оно мне?
- А, так нет, мы уж давно вручную, автоматика там … эээ… ну лет семь уже как не работает, сейчас компрессор полетел, а ЗиПа на него нет на борту, дали заявку в дивизию, но это же когда их дождешься, сами понимаете.
- Понимаю, да. Слушай, ну а договориться там, с другого борта… того?
- Тащ командир, ну так это же…
- Я знаю, что это - это. Ну так что, не сможешь, что ли?
- Конечно смогу. Да я вообще не об этом, я в том смысле, что валюта нужна. Компенсация, как бы, морального вреда.
- А, вот ты про что! Я уж подумал, воровать стесняешься! Будет тебе валюта, я старпому дам указания! Занимайся!
- Ну сейчас, как Вы уйдёте, так я и займусь сразу.
-…?
- Типа Вы не в курсе, если что, а так свидетелем же пойдёте, я же не могу командира своего подставлять, а следствию врать потом и непонятно ещё – смогу или нет.
- Доложишь потом. Штирлиц.
- Есть!
«Так, - подумал Миша, когда остался в центральном почти один (дежурный по кораблю был из штурманов: в терминологии неизбежно запутается и ничего потом не вспомнит, а трюмный на «Молибдене» из своих и всё равно пойдёт в подельники), - ну, по традиции, начнём с двести второй!»
- Алло! – ответила двести вторая незнакомым (а значит, кто-то из молодых) голосом.
- Алло? Что за разгул демократии с признаками анархического бунта на недавно боевом корабле, я не понял? Представляться не учили?
- Прошу прощения! Помощник дежурного по кораблю, мичман Такойто!
- То-то же. Комдив-три на борту?
- Так точно!
- К телефону.
- Есть!
- Ох, не дадут очей сомкнуть самому опытному командиру дивизиона в дивизии…
- Андрей, это я, Миша, не запрягайся!
- А, Миша! Ну здорово, Миша, что надо?
- А чего сразу что надо-то? Может, я так позвонил, как дела твои узнать?
- Ага, может, и так. Нормально мои дела, вчера в отдел кадров ходил и проверял - подшиваются. Ну так что?
- Компрессор ухэпэшный есть?
- Есть.
- Дашь?
- Дам.
- Ну так это… я пришлю бойцов?
-Ну так присылай.
- Подожди (Миша заподозрил неладное). А рабочий компрессор? Есть?
- Не, рабочего нет. Только два мёртвых.
- Так… а чего ты?
- А чего я? Какой вопрос – такой и ответ. Ты же про рабочие не спрашивал.
- Ну ладно, отбой тогда!
- Быстро же у тебя интерес к моим делам пропал!
- Сначала дело, амиго! Развлечения – потом!
Следующей в очереди на донорство органов стояла тринадцатая: в море на ней ходили не так давно и была она ещё в довольно свежем состоянии, но будущее её было так же ясно, как теория квантовой связанности на примере носков – корабль отстоя.
- Алло, Петрович? Это Миша! Ваш этот, на котором всё держится, на борту?
- Тут, да. Позвать?
- Михаил? За что мне судьба дарит удовольствие Вас слышать?
- Толик, слушай, у тебя компрессоры ухэпэшные есть же?
- Есть.
- А рабочие?
- Один.
- Мне нужен. Срочно!
- Ну братан, нужен, значит нужен, ёпта! Три.
- Уася, да ты опух там, штоле, три?
- Да чего сразу? Это же компрессор целый, а не гайка!
- Значит так, слушай сюда: один ты мне должен, так?
- Я думал, ты забыл!
- Нет.
- А мог бы!
- Но нет. Дальше. Мы с тобой друзья? Друзья. Поэтому – ещё минус один.
- Да ты меня в минуса сейчас загонишь!
- Да не, хотя мог бы.
- Один?
- Целый.
- Сука, шкуру с меня живьём снимаешь!
- Ну так договорились, или мне на семнадцатую звонить?
- Ладно – идите, кровопийцы! Когда придёте?
- Ну час – два, соберу нукеров своих и придём.
- Жду!
- Говорил командир, да, - старпом от бумаг даже головы не поднял, - сколько надо?
- Э… два!
- Два? Ничосе! – старпом даже ручку бросил. - Два литра шила? За сраный компрессор вот такусенького размера?
- Вы, можно подумать, знаете, какусенького он размера!
- Догадываюсь – не первый раз замужем. Но два! По мне, так многовато!
- Вообще, три сначала было! Это я литр сторговал, потому что они мне должны! Так что два! А! Нет же: выходит два и литр Вы мне теперь должны будете!
Старпом аж головой потряс от такой наглости:
- А с чего, неловко даже спрашивать, мы так обнаглели?
- А с того, что ухэпэшка стоит, продукты портятся, а компрессор сам себя на тринадцатой не открутит, сюда сам себя не принесёт, а потом тут сломанный не открутит и на тринадцатую не поставит.
- И?
- И продукты испортятся?
- И?
- Ну и… вот.
- То есть ты меня сейчас шантажируешь тем, что мне тебе придётся взыскание выписывать? Так, что ли?
- Ну и ладно. Мало ли, я подумал, Вы сильно заняты и проскочит.
- Давай тару. Пронесун. Два, так уж и быть.
Трюмные матросы во главе со сверхсрочником Пашей уже толкались в «Приливе» и дружно курили.
- Да когда же вы накуритесь уже, а? - Миша сам не курил и, сколько ему ни предлагали, учиться отказывался. - Паша, инструменты взяли?
- Так точно!
- Верёвку?
- Да зачем, тащ, талью ихней через погрузочный вынимем!
- Паша. Я же сказал, взять с собой верёвку, и какая тебе, блядь такая, разница, зачем? Может, я тебя повешу уже, заебал ты меня до такой степени!
- А чего я-то?
- А чего и не ты-то? Давай бери верёвку и догоняй. Остальные – за мной!
А Паша, расскажу вам, пока наши герои идут до соседнего пирса, уникальный был боец. Такое складывалось ощущение, что он уже родился уставшим от работы и лень была его обычным равновесным состоянием души. Но при этом, а скорее, из-за этого, всю поручаемую ему работу выполнял наиболее эффективно, быстро и одной только смекалкой. Золотой практически был боец, хоть и распиздяй редкостный.
Третий комдив тринадцатой ждал на пирсе.
- Э, а взамен где компрессор сломленный?
- Толик, да я твой поставлю сначала, а к вечеру мы тебе свой притащим.
- Точно?
- Сочно. Пошли уже – а то мои вон за сигаретами опять тянутся, устали от перехода, тут же вон метров двести целых. Э! Отставить перекур! В трюм седьмого шагом марш!
Компрессор скрутили быстро: да чего там скручивать? Даже со всей своей бронёй он представлял собой бочонок с покатыми бочками, верхом и низом, примерно по колено ростом и шириной в охват одного длиннорукого человека, но, сука, тяжёлый.
И только потащили его из трюма, как командир тринадцатой злым голосам приказал всей вахте собраться в центральном посту.
- Толик, а что-то папа у вас злой сегодня, да?
- Что-то да. Так, бойцы, сидеть в трюме и не высовываться, а мы, Миша, пошли-ка в разведку сходим.
Притаившись на трапике девятнадцатого отсека, Миша с Толиком узнали, что командир тринадцатой не просто злой, а пылает праведным гневом по поводу наплевательского отношения к вопросу сохранения социалистической собственности. Отпылав, командир потребовал категорически усилить, углубить, расширить и укрепить основную задачу крейсера отстоя, а именно сохранность вверенной матчасти. И чтоб, блядь, ни один болт, ни одна, сука, прокладка, а то приняли тут моду и церемониться он больше не собирается – если что, то детскую присказку про глаз и жопу он реализует самым непосредственным образом, и это в профилактических целях, а в качестве наказания, не дай бох кого словит, то лучше им и вовсе не знать!
- Слушай, - прошептал Толик, - думаю погрузочный сейчас открывать не стоит.
- Абсолютно с Вами согласен, коллега! Понесём через рубочный – так меньше шума будет.
- Потом на чай ко мне, пусть там твои сами несут.
- Ну Толя…
- Ну Миша…
- Ну ладно.
Влезть в люк вдвоём с компрессором не получалось – решили поднимать сверху верёвкой.
- Паша. Что это?
- Михал Юрич, ну как. Верёвка. Вы же сами приказывали.
- Это – верёвка? Паша, у шиншиллы хуй толще, чем этот шнурок!
- Михал Юрич! Лично плёл! Она, вы не смотрите, что с виду, а так на ней весь этот пароход утащить можно!
- Паша, блядь…
- Михал Юрич…
Компрессор опутали и обвязали, но в люк поддерживать его сажать никого не стали (техника безопасности называется), а тянули сверху втроём (больше вокруг люка не вмещалось). Миша стоял внизу, сбоку от люка, и молился (блядьсукасукасукаблядьблядьблядьнупожалуйста)– компрессор вылезал из нутра рывками, бумкаясь то о трап, то о манометры, то о стенки люка; и главное, думал Миша, чтоб, когда эта ебучая верёвка порвётся и компрессор жахнется на палубу, он палубу эту не пробил, потому как ровно под люком и сидел сейчас командир. И ладно ещё что все в центральном обосрутся от звука упавшего с восьми метров на железную палубу железного компрессора весом с молодого телёнка, но убить командира, распекающего вахту за попустительство к воровству ворованным компрессором в процессе воровства… ну форменный же моветон. Но пронесло (наверняка из-за правильной молитвы), и компрессор глухо и тихонько стукнул на рыбины вокруг рубочного. Облегчение быстро вытолкало Мишу следом.
- Так! Ну-ка, сигареты убрали! И бегом на корабль! Паша, головой отвечаешь! Донести аккуратно и поставить! Я сейчас рассчитаюсь и приду! И смотрите у меня!
Чай пили недолго: так, по стакану хлопнули ну и разговоров поразговаривали на полчаса, может; до серьёзных тем даже не дошли – компрессор взывал к Мише и требовал его присутствия при своей замене.
- Ну постой со мной на мосту, пока я дуну, - согласился Толик, что Мише уже и правда пора.
- Вот зачем вы курите, понять не могу? – с мостика открывался красивый вид на почти чёрную гладь воды, заснеженные сопки, блестевшие, словно кристаллы, на первом солнце, дымку мороза где-то вдали, мелкие отсюда фигурки верхних вахтенных в тулупах и чёткую борозду в снегу от трапа тринадцатой до соседнего пирса. - Воздух-то какой, а? Прямо стаканами черпай и пей!
- Вот поэтому через фильтр и дышу – боюсь отравиться! А что у тебя с лицом, Миша?
- А эта борозда в снегу была?
- Нет, это абсолютно незнакомая мне борозда. Интересно, откуда она взялась?
- Вот ушлёпки, а? Ну ты посмотри на них, а! Ну бля…
- Ушлёпки, да. А что за ушлёпки?
- Да они компрессор на верёвке так и потащили, Толя! Ну ты подумай! Компрессор! На верёвке! По снегу! Ладно, я побежал, пока они так прямо не включили, скоты ленивые!
Из рубочного зазвучал по нарастающей голос командира тринадцатой.
- Плохая идея, Миша! Пошли в приливе затаимся пока, а то порвёт же нас сейчас!
Затаились за контейнерами с плотиками – в тёмном «Приливе» было их почти и не видать. Командир был вначале даже довольно спокоен – видимо не мог поверить в то, что видит. А после того, как поверил, было страшновато даже за контейнерами с плотиками – дня два после этого чайки в Нерпичью не залетали, и Эйч Пи Бакстер до сих пор не знает, но ему крупно повезло тогда, что на гастролях он рядом не находился. Искали бегали и комдива три, да не нашли – кто догадается целого майора искать спрятанным куда не то что Макар, но и жена его, Марья, телят не гоняла? Решили, что в штаб ушёл: это и спасло тогда его глаз.
Миша нервничал – больше за компрессор, который сейчас, даже не отряхнув толком от снега, ставят, подсоединяют и вот-вот включат и начнут бороться за живучесть, а ему придётся заново повторять всю эту операцию, но уже на семнадцатой. Едва дождавшись, пока крики командира тринадцатой утихнут за ПРК, Миша стартанул на свой корабль.
На борту, отмахнувшись от что-то спрашивавшего старпома и не раздеваясь, Миша нырнул в трюм, крича на ходу «Стоять! Ничего не делать! Всем замереть!»
И точно – компрессор уже стоял на месте и был готов к запуску, а точнее будет сказать, к неминуемой своей гибели.
- Так, – Миша потёр лоб. - Я не буду спрашивать, почему вы такой сложный и хрупкий с точек зрения теории электротехники и термодинамики предмет тащили по снегу волоком, я понимаю, да. Да. Но вы его просушили хотя бы? Клеммы, патрубки почистили и освободили от влаги?
Трюмные дружно молчали и переглядывались – искали виноватого.
- Всё ясно. Хорошо, хорошо, я понял. Снять, разобрать, почистить, вот тут, тут и тут протереть шилом, просушить и потом позвать меня. Всё мне показать и ставить подключать. Вопросы?
- А этот? – и Паша пнул труп предыдущего компрессора.
- А этот потом, после пуска нового, отнести на тринадцатую и прикрутить на место.
Утро встречало свежестью жёваной промокашки, и кто бы ожидал (после вчерашнего солнца и синего неба отсюда и до Норвегии) такой чуткости погоды к мишиному настроению? Почти всю ночь не спав (пока ставили, пока запускали, пока настраивали работу), Миша был хмур, серьёзен, задумчив и готов поддаться кенопсии, как никогда раньше.
«Ну ничего, - думал Миша глядя с высоты ракетной палубы ТК-20 на жалкие остатки дивизии, тянувшиеся на подъём флага, - пройдёт. Высплюсь сейчас и пройдёт, всегда же проходит».
- Михаил! – крикнул с пирса командир, - что хмурый, как утро тридцать седьмого?
- Поспать бы, тащ командир!
- Поспать? Сон для слабых духом! Ну ладно, поспи, пока ко мне идти будешь, чего уж там!
- Что с провизией? – спросил командир спустившегося к нему Мишу.
- Нормально. Поменяли вчера компрессор, запустили, всё …
И тут с соседнего пирса заревело. Бродячие собаки, поджав хвосты, убежали узнавать, куда вчера делись чайки, солнце, начавшее было выглядывать из-за туч, испуганно шмыгнуло обратно и по воде обязательно пошла бы рябь, но и так рябило.
- Вот! – поднял командир палец вверх. - Вот что я называю командирским голосом!
Обзор заслоняла семнадцатая, стоявшая с другой стороны пирса, и командир поднялся на её палубу.
- Гена! – заорал он оттуда. - Не рановато ли?
- Что не рановато? – заорал ему в ответ командир тринадцатой.
- Гон у тебя начался не рановато ли? Февраль же, - чернила, слёзы, а ты трубишь, как иерихонский свисток!
- Саша! Ты лучше отвернись! Сейчас здесь будет кровь и внутренние органы по всему пирсу! Боюсь травмировать твою нежную психику!
- Гена! Успокойся! Расскажи другу, что случилось! Легче станет! А другу любопытно!
- Саша! Ты не поверишь! Вчера только всех распёк за попустительство к расхищению железа! Выхожу! А! С моего корабля! Прямо пока я распекал, утащили что-то!
- Наглецы! – посочувствовал командир и мельком глянул на Мишу (Миша пожал плечами, мол, а я Вам что говорил). - Надо было стрелять на поражение, Гена!
- Не успел, Саша! Только борозду от моего корабля к твоему пирсу и увидел!
- Так чего вчера не орал, а до сегодня терпел?
- Я не терпел, Саша, я мало того что орал, так и пиздюлей вчера наотвешивал! А сегодня! Прихожу на корабль! И что ты себе думаешь?
- Теряюсь в догадках!
- Вторая! Саша! Вторая! Блядь, вторая борозда от моего корабля к твоему пирсу! Ты можешь себе такое представить? А! Что? Что я не так делаю?
Командир обернулся к Мише. «Это мы наш, сломанный, к ним оттащили и поставили, чтоб у них по наличию всё совпадало», - прошептал Миша, командир кивнул.
- Гена! Слушай, что скажу тебе! Вторая борозда – это не от тебя тащили, а тебе обратно вернули! Не рви нервы, дружище!
- Саша!
- Морской закон, Гена! Кто последний – тот и папа! А я и на твоей в море последним ходил, и на своей сейчас последним остался!
- Саша! Ну как же так! Ну нужно же было! Я не знаю! Ну хотя бы! Ну хоть как-то!
Командир опять повернулся к Мише, Миша сделал глаза «Не, ну тащ командир, ну как Вы могли такое подумать? Всё отдал – до капли.»
- Обижаешь, Гена! «Хотя бы» занесли вчера и отдали всё до капли! Ты куда побежал? Гена! Гена, заходи потом ко мне – чаю выпьем! У меня плюшки, Гена!
- А я, малыш? А как же я? – с рубки семнадцатой свешивался её командир, с интересом наблюдавшей за развитием всей этой драматической сцены.
- А ты тут при чём?
- Что значит при чём? На тринадцатой когда закончится вы к кому ходить станете? Это раз. С чьей палубы ты сейчас, Саша, ведёшь переговоры? Это два. Ну так я собираюсь?
- Ну собирайся, сирота. На десять тридцать накрываю и этого (командир кивнул в сторону тринадцатой) предупреди – ждать не будем!
- Миша, - командир, спустившись на пирс, взял Мишу под локоток, - ну надо же было осторожнее как-то, я не знаю, не так нагло.
- Тащ командир… понимаете… как бы Вам объяснить… я сам… я же… они же… им же… ну понимаете, их же даже законы электричества не останавливают, понимаете? Даже то не останавливает, что это не снаряд от гаубицы, а компрессор! Компрессор - это же… как бы Вам объяснить? Это же испаритель, это же конденсатор… двигатель, в конце-концов! Это же красота инженерной мысли на службе у нас, простых людей! А им лишь бы не устать! Хорошо, что не за аквариумом пошли!
- Красота, говоришь? Да у вас же, у механиков, даже электроны - это не частицы, а металлические шарики; вы же в случае чего ими вместо патронов стрелять должны, ну мало ли, а всё туда же – красота! Вот же сила природы, ты подумай, -всё тянет к прекрасному свои мазутные лапки, даже трюмные. Красота. Паша стадом руководил? Передай, что у него один час и сорок пять минут на сбегать в посёлок и принести мне плюшки, которыми я командарму тринадцатой компенсировать буду
- И по снегу их не волочь! – крикнул уже вслед. - В руках пусть несёт! Дежурный! Дежурный, где солнце? А кто виноват? Корней Иванович? Включить обратно!
При чём тут (возможно. подумает въедливый читатель лирического склада ума, который ещё помнит начало рассказа) красота вообще? А пусть посмотрит схему компрессора, а потом, на голубом глазу, повторит этот вопрос любому механику. Или, ладно, если страшно, то пусть просто оглянется вокруг – красота, она же везде, и как она может быть хоть где-то не при чём? Вот то-то и оно.
