Мы не любили выпивать с Максом.

Нет, не потому, что Макс, выпив, бузил, барогозил, наводил суету или, наоборот,  был скучен в компании или, - чур меня, чур, - пел караоке по хмельной нотной грамоте, а потому, что у него была Люся.

Люся не была  собакой, кошкой или комнатным растением, а совсем даже наоборот: молодой красивой женой. С одним, по мнению Макса, недостатком: она считала его алкашом и всех его друзей, соответственно, тоже. И не то, понимаете, чтобы мы давали ей для этого какие-то поводы: выпивали, да, к чему жеманничать и скрывать, но вот чтоб прямо алкоголизм, -  категорически нет. По праздникам, само-собой, либо так, бывало, ну пять капель на дорожку, чтоб суставы гибче становились и по сопкам домой веселее топалось.

– Выпивал? – встречала Люся Макса дома в таких случаях.

– Выпивал! – не видел смысла отрицать очевидного Макс.

– Ты что - алкаш?

– Почему это сразу алкаш?

– Ну а кто ещё пьёт без повода в четверг?

– Взрослый самостоятельный мужчина, которому повод выпить не нужен, как какому-нибудь алкашу! Захотел выпить – выпил и точка. Люся, да мы выпили граммов по сто, чисто для аппетита!

– Для какого ещё аппетита? Вы же и так, как крокодилы, жрёте всё, что к полу плохо приколочено! Говорю же – алкаш!

– Люся, ну вот вчера я стоял дежурным по кораблю и ходил с пистолетом: это, позволь, но не сделало меня убийцей!

– И друзья твои алкаши!

– Люся, ну что за претензия вообще: не секрет, что друзья не растут в огороде, а мы и вовсе в тундре живём, тут не то, что друзья, а и растения не растут и выбор друзей тут не то, чтобы сильно большой!

– Полюбуйтесь, люди добрые, – обратилась Люся к пустой квартире, – он ещё мультики цитирует!

– А ты разговариваешь с несуществующими людьми, но я же скорую тебе не вызываю!

Люся, как любая молодая и оттого не опытная жена, полагала, что если у человека есть жена, то зачем ему вообще друзья: мало ему жены, что ли или, он, мужлан такой, может быть, считает, что жена не друг человека?!

Предыдущее утверждение не означает, что жена опытная так не думает, а только то лишь, что опытной хватает опыта не говорить этого вслух.

– Вы алкаши, – торжественно сообщал нам Макс на следующий день, – и спаиваете меня.

– Люся?

– Нет, по первому каналу в новостях вчера передавали.

– Ну всё тогда, не пьёшь больше с нами!

– Вооот! Люся и говорит, что хуёвые вы друзья!

– Ну дык на тебя пусть сначала посмотрит: откуда, даже в теории, у такого типа, как ты, взялись бы другие? Каков поп, таков и приход!

Нет, сама Люся нам ничего не говорила и претензий по спаиванию её мужа не предъявляла, но Макс не в силах был в одиночку выносить её хлопоты о нём и считал своим долгом немедленно делить их с нами – ведь для чего же ещё нужны друзья, как не для обсуждения жён друг друга?

Ну мы и до того выпивали и без Макса,- нет, ну а как, если у человека нет интуиции и он не чувствует, что вот именно сейчас надо бежать в седьмой или восьмой отсек – посылать за ним фельдъегеря? А теперь уж и подавно и, мало того, с полным спокойствием от того, что он сам и виноват. Вернее, не он, а его Люся, но Люся-то его и, поэтому, выходит, что он, а не мы точно и, когда ты не виноват, то, согласитесь, на душе сразу становится намного легче.

И дома у Макса, ровно по той же причине, мы не бывали: Люся, повторюсь, вслух нам ничего не говорила, но думала же, а когда в присутствии тебя о тебе думают всякое, то, сами понимаете, какой тут уют и расслабление?

Но однажды Люся уехала всего на недельку к маме и Макс немедленно воспользовался этим фактом, чтоб освятить нами своё гнездо. Прямо с понедельника и начал зазывать к себе всего на часок: буквально, литр на четверых на больше и не растянешь, чо вы, а потом по домам. К среде уболтал, а, скорее, взял измором и мы, вывалив из сопок к Молодёжному переулку согласились, что ладно уж, всё равно не отстанешь, пошли.

Зашли. Опешили и немного ослепли: вся квартира была заставлена горшками с какими-то странными растениями, из которых узнаваемы были условные кактусы и алоэ, и до невозможности освещена лампами дневного света.

– Бл, у нас в центральном света меньше, вы что, подпольные операции тут проводите?!

– Для цветов! Люся любит цветы.

– Какие цветы: тут же одни уродцы какие-то?

– Сами вы...это суккуленты. Люся любит суккуленты!

– Сука...кого? Нет, ну по тебе, в принципе, понятно, что она любит!

– Так, идите на кухню, пошурудите там про закуску, а меня срочно вызывают на совещание! Минут через десять присоединюсь!

Макс заперся в туалете, а мы пошли куда послали: мы же военные, - с детства приучены к порядку и ходить в ногу туда, куда посылают. Из закуски нашлось: в холодильнике майонез и соль (вот кто, скажите мне на милость, хранит соль в холодильнике), а в тумбочках молотый перец, (почему он не в холодильнике, чем он хуже соли?) и какие-то крупы.

– Богато! – подытожили мы, – Снова гидроколбаса, что ли, из закуски?

– Да чот у меня изжога уже от неё, – вздохнул Коля и посмотрел на подоконник, – но есть одна идея!

На подоконнике, среди чахлых и жалостливых кривуль, рос, видимо, их царь: большой, жирный и сочный кактус.

– Не, ну а хули, растение же! – не дал нам времени подумать Коля и немедленно вырвал кактус из горшка.

И работа закипела. Заметая следы, в горшок воткнули отросток от какого-то соседа. Кактус почистили, очистки выбросили за окно, а чего, – там же сопки и очистки, естественно, биоразлагаемые, тело закуски нарезали красивыми дольками, полили майонезом и посыпали чёрным перцем.

– Красота! – оценил Макс, вернувшийся в компанию, – А что это? А где вы это взяли?

– Макс, ну очевидно же, что это огурцы и взяли мы их из твоего холодильника!

– Да?

– Джигурда! Кто у кого в гостях! Откуда такое любопытство у хозяина вечеринки?

Нет, согласитесь, что сам виноват, раз не знает даже, что у него в холодильнике. Тоже мне, хозяин называется!

Прошла среда, прошёл четверг, (дальше сами продолжите) и наступил следующий вторник, в который Макс и принёс нам Люсин гнев в своих выпученных глазах.

– Вы чо, бакланы, сожрали Веничку?!

– Чииивооо?

– Кактус! Кактус где!

– А. Ну дык чего это «вы», если «мы»? Ты это, не соскакивай тут с ответственности! А чего он Веничка?

– Ну Люся любит их, имена даёт, а вы...а мы...

– Так ты зачем признавался-то балбес!

– Да дураки вы, что ли! Что я совсем, что ли... признаваться! Сказал, что окно открывал и, как пить дать, бакланы утащили!

– А что она?

– Уточнила для какой цели и каким образом, по моей версии, бакланы посадили отросток из соседнего горшка в тот, из которого похитили Венедикта.

– А что ты?

– Сказал, что откуда мне знать, я же не знаю тех бакланов!

– А она?

– Сказала, что оно, по ходу, как раз таки и знает тех бакланов!

– Шибко ругалась? Била?

– Да не. Так, посетовала только и велела вас привести в пятницу после службы.

– Стрёмно как-то...

– Не ссыте, она у меня добрая, а веник и швабру я спрячу!

– Нет, вот куда он спрячет веник и швабру в однокомнатной квартире? Проглотит? Врёт, конечно, как дышит, но что поделать – расхлёбывать кашу должен тот, кто её заварил, ничего не попишешь.

В пятницу скинулись, купили букет. Нет, сначала долго совещались уместно ли идти на поминки Венедикта с охапкой его дальних родственников и не будет ли это воспринято как издевательство, но потом галантность и джентльменство перевесили эти сомнения и после уже мы скинулись и купили букет, просто я не стал вам всё это рассказывать, чтоб не отнимать у вас времени больше, чем необходимо для донесения сути.

А стол-то Люся накрыла! Тут и картошка тебе и капуста квашеная и пироги какие-то и селёдка и мясо и сало и сыр и колбаса, – настоящая, а не из-под крана, - салатов (!) три (!!) вида – просто хоть свадьбу справляй, хоть юбилей Великой Октябрьской социалистической революции! От такого радушного приёма, да ещё того, что на нас с порога не стал никто орать и сыпать упрёками, мы немедленно принялись за извинения по поводу столь нелепой кончины Венички, в которой никто, по сути, виноват и не был, за исключением обстоятельств, сложившихся, на Веничкину беду, столь роковым для него образом, но были немедленно остановлены Люсей:

– Да хрен с ним, с Веничкой, ещё одного выращу, а как мне, представьте себе, неудобно за то, что этот...муж... привёл в дом друзей, а дома настолько шаром покати, что они кактусом закусывали! А соль-то вы зачем в холодильник убрали?

– Мы? Соль? В холодильник? Не, мы где взяли, туда и вернули, что мы совсем дикие!?

– Максим?

– Э...это не я!

– А кто тогда, если я точно знаю, что не я, ты утверждаешь, что не ты, а твои друзья, что и не они?

– Да блин...Люся...чо ты начинаешь....бакланы?

– Ну давайте к столу, ребята, а с Максимом мы потом договорим и выясним, что тут за хранителей соли к нему заносило в отсутствии дома взрослых! Или хранительниц...

Про хранительниц добавила угрожающим шёпотом, но таким, знаете, женским шёпотом, когда они шепчут своему господину, а слышит весь торговый центр. Вот как так можно было Максу закопать себя на ровном месте и без причины от одного только желания быть ни в чём не виноватым? Я у женщин спрашиваю, мы, мужчины, знаем как: мы же никогда ни в чём не виноваты, что и так известно всем, кроме женщин, которым только одно от нас и нужно: внедрить нам чувство вины без повода, заранее, надолго и глубоко. Ишь, чертовки.

Помянули Веничку от души: не так он жил, как мы о нём вспоминали и, думаю, ни один кактус в мире не провожался в его последний путь такими речами и тостами. Нет, ну убили, ну съели, это ещё куда ни шло, но не помянуть - что мы, нехристи, что ли, какие?