- Что, профессор, всё книжечки свои читаешь?
- Да, бабушка, Дюма вот…
- Дюууумааа…ну залазь в галоши, Дюма, надо сходить кой-куда!

Смеркалось. Где-то час назад, а сейчас уже ночь на дворе, разве что звёзды ещё не высыпали. Куры спят, свиньи спят, корова спит и даже жуки колорадские на поле, я уверен, тоже уже перестали жевать ботву.

- А куда мы, - спрашиваю, - ночь же на дворе?
- Ну раз ночь, а мы куда-то, да не на танцы, значит воровать.

Топаем по меже: справа наше картофельное поле, слева – соседа Цыцки. Впереди колхозный амбар, новенький, этого лета постройки с белым ещё шифером, но уже готовыми лазами в стенах, вроде незаметно прикрытыми листами железа.

- За зерном, что ли? – пытаюсь выяснить у бабушки рекогносцировку.
- На кой ляд нам то зерно, - своё ещё, с того года, куры не пожрали! Соломы надо пару тюков притащить, хлев будем чистить.

А, ну это я знаю где! Километра два всего до поля, на котором мы с братвой деревенской из тюков этих крепости давеча сооружали.

До поля дошли молча и вглубь его крадёмся какими-то зигзагами.

- Бабушка, так вот же тюки, прямо с краю лежат!
- Абы что это лежит, а не солома. Нахер нам говно воровать, - говна нам и так дадут. Вот ты, вроде, умный, книжки всякие читаешь, а как жить будешь – ума не приложу! Вот ни на грамм в тебе нет смекалки, говорила я матери твоей, смотри, Зойка… о, вот это место!

Взваливаем на горбы по тюку и пыхтим обратно. Тонкие бечёвки больно режут пальцы, солома неуютно щекочет шею.

- Надо же было перчатки взять, или варежки, - бурчу я недовольным шёпотом, - пальцы же режет!
- Совсем не отрежет, а в носу тебе колупаться и так сойдёт! Ишь ты, поглядите люди добрые, - и у нас в семье сионист нашёлся! И откудова только такая интеллигенция вылезла? Пальцы ему режет, а как молоко дуть, да творог жрать, так не режет!
- Пианист.
- Что?
- Пианист, а не сионист!
- Ну согласна, да! Не настолько мы везучие, чтоб сионист! Говорила я матери твоей, смотри, Зойка…
- Эбля! Стой кто идёт! Стоять, бляди! Стрелять буду!
- Да ёб жешь твою мать, сторож проспался! Бежим! – командует  бабушка. Не, ну бегать,  это моё, - я ж биатлонист! Кидаю тюк соломы и только земля из-под копыт! Бабушка, слышу, пыхтит где-то сзади – старенькая, понятно, что отстаёт.

Врываемся во двор, дышу тяжело – нормально я сейчас, думаю, три км отбомбил, жаль, что физрук не видел!

Бабушка скидывает тюк соломы с плеч и смотрит на меня.
- А солома где?
- Солома?
- Ну.
- Дык это…выбросил. Ну чтоб бежать легче было.
- Не вспотел?
- Ну так.
- А чо, бабке на плечи не сел, чтоб вообще, с ветерком?
- Ну бабушка…
- Что бабушка?! Бабушка пошла воровать солому и принесла тюк соломы, а внук еёный, лось стоеросовый, получается, просто прогулялся по холодку, да? Чтоб спалось крепче?

- Что за шум? Когда драка начнётся? – через забор заглядывает Цыцка. За его спиной хихикают две его дочки.
- Да сторож, сука, на поле проснулся! И вот тебе минус тюк соломы!
- Софья, мы ему три литра первача сегодня закатили, он не сможет проснуться ещё неделю, просто поссать видно встал, пошли, исправим сейчас несправедливость!

- Одного-то тюка, да, тебе не хватит, не дело это, - деловито рассуждал Цыцка, пыхтя самокруткой. Я шёл за ним и хмурился от вонючего дыма – что курил Цыцка в своих самокрутках не знал в деревне никто.

Немного посветлело – на небо начали высыпать звёзды.