А вы искали когда-нибудь настоящий клад? Не эти детские стёклышки со спрятанными под ними в земляной ямке ромашками и одуванчиками (хотя красиво, конечно, было), а настоящий клад? Я - искал.

    Вы же все знаете, где Кутузов окончательно разгромил отступающие войска Наполеона? Правильно - на реке Березина при переправе между деревнями Брили и Студёнка. Вот в деревне Брили моя бабушка и жила. И вот ведь какое дело - до переправы был у Наполеона обоз с золотом, а после переправы - пропал. Какие выводы? То-то и оно. Хаотично и в одиночку клад искали всегда, да и до сих пор ищут, а в то лето за дело решило взяться государство. В колхозе собрали собрание. Выступал какой-то серьёзный дядечка (в галстуке, не мог же быть кто попало!) рассказывал, рисовал схемы и призывал колхозников в помощь. Колхозники к золоту и дополнительной работе были явно равнодушны, председатель раздражался на попытки дядечки отвлечь людей от работы в колхозе. Тогда дядечка привёл последний аргумент:
- Рупь двадцать в день.

    Зал заметно оживился,потянулись желающие записываться, председатель совсем скис. Собрание закончилось, все разошлись по своим скамеечным группировкам и до самого темна обсуждали перспективы этого дела. Загнав меня на ночь домой, бабушка сказала:
- Парень ты взрослый, девять лет уже, пойдёшь завтра вместо меня. Я и старая, и в поле мне надо полоть, а ты там за меня... пошурудишь.

    Бабушка у меня была суровой. Мужики деревенские её побаивались, да и мать моя тоже, а меня она любила безмерно, баловала всегда, но ослушаться тем не менее я её не мог никогда, поэтому утром, краснея от стеснения, пришёл к колхозному правлению на сбор. Но к своему удивлению и радости заметил, что взрослых там вообще не было: все прислали вместо себя своих детей или внуков. Дядечка, который сегодня был менее солиден, потому что был без галстука, и председатель долго о чём-то спорили, размахивали руками и что-то доказывали друг другу. В итоге дядечка махнул рукой и дал команду грузиться в телеги. Нас отвезли на несколько километров выше по течению реки, где на воде уже стояла невиданная до тех пор нами техника: какие-то плавучие монстры с ковшами и непонятными захватами. Нам раздали специальные лопаты и длинные щупы, и закипела работа: техника шла по реке и вычерпывала со дна реки ил и песок и вываливала эту массу на берег, мы стадом полуголых муравьёв ползли по этой мешанине, тыкая её щупами и ковыряя лопатами. Весело было и интересно, правда! Так прошло недели две, наверное, ничего мы не нашли, конечно, но деньги колхозникам выплатили исправно. Техника ушла, но наш детский азарт только распалился.

    Несколько первых дней мы в открытую ходили на раскопки, но потом один мальчик чуть не утонул, и нам строго-настрого было запрещено заниматься этим делом. В нашей компании я был самым младшим, остальным было уже лет по 12-13 (взрослые уже почти дядьки), мы разработали хитроумный план: чтоб нас не вычислили, мы раздевались до гола и так ковырялись в глине, а к вечеру купались, надевали чистую одежду и как ни в чём не бывало шли домой. Каждый приносил с собой на раскопки из дома еду, мальчики постарше уже пробовали попивать ворованный у родителей самогон и курили во всю. Мы много разговаривали, подшучивали друг над дружкой (по поводу размеров мужского достоинства, наличия и количества волос на теле, ловкости в воровстве из дома сигарет и т.д. и т.п.). Было очень весело.

    А потом мы нашли его.

    Красноармеец Семён Королюк (я потом расскажу, как узнал его имя) лежал под самым обрывом в ракитовых кустах и совсем неглубоко под землёй. Его форма почти сгнила, кости были выбелены, а пустые глазницы равнодушно и совсем не страшно смотрели на нас. Но мы, конечно, всё равно испугались, а потом... испугались ещё больше, что нам влетит за то, что мы ослушались наказа не ходить на раскопки. И мы закопали его обратно.... Смертной клятвой поклялись никогда и никому об этом не рассказывать. Всю ночь я не мог уснуть, лежал и старался сдерживать слёзы. Бабушка всегда спала очень чутко. Мне было жалко красноармейца. Лежал он в тёмном и сыром месте, забытый всеми и одинокий. А представляете, как ему было холодно зимой? (Думал тогда я, потому что искренне верил, что подушку в гроб кладут и одевают покойника, чтоб ему не было холодно, а спрашивать взрослых, зачем это делают, стеснялся). Утром оказалось, что бабушка слышала, что я не спал (мог бы и поплакать), и я не выдержал - рассказал ей всё.

    Бабушка меня побила, потом рассказала родителям моих друзей, те побили их, потом мои друзья побили меня (мне тогда первый раз зашивали голову, и с тех пор я перестал уважать моих слаборазвитых деревенских друзей и грубую физическую силу воспринимаю до сих пор только как способ самозащиты), потом моя бабушка бегала по деревне со штакетиной от забора за моими бывшими друзьями и избивала их. А потом подошло первое сентября, и я уехал в город к маме.

    Прошло немного времени, наверное, меньше месяца, и прямо на урок зашёл директор школы, который сказал, что меня нужно срочно отпустить домой, потому что я должен ехать к своей бабушке в деревню по срочному делу, но ничего страшного не случилось, и волноваться не о чем. Дома меня ждала мама, отпросившаяся с работы, и рассказала мне, что с Украины приехали родственники того солдатика, и сейчас они у моей бабушки и хотят меня увидеть. Наскоро перекусив, я побежал на ближайший автобус. Мамой солдатика оказалась старенькая бабушка, с ней были взрослые мужчина и женщина, а сама она была монашкой. Я первый раз тогда увидел живую монашку, это было начало 80-х годов, религия была не в почёте, поэтому я сначала был в шоке. А она подошла ко мне и, поддерживаемая своим спутником, опустилась на колени и, взяв мои руки, несколько раз поцеловала их. Всё дальнейшее: разговоры и рассказы -  было уже как в тумане.

    А потом меня решили чествовать на школьной линейке. Вроде как и не за что было по сути дела, но нужны же были положительные личности для чествования их на школьных линейках!!! Тогда ещё произошёл такой случай смешной. Я уже оделся и заметил, что рубашка несколько помята на груди, а раздеваться было лень, да и некогда, я разогрел утюг, намочил рубашку, и начал отпаривать... прямо на груди. До сих пор ещё можно разглядеть шрам от ожога.

    Все мы что-то ищем всю жизнь. Иногда находим, иногда нет, иногда находим не то, что искали, не всегда даже можем оценить то, что нашли, но часто то, что происходит как-бы случайно с нами может быть подарком судьбы пусть даже и не для нас, а для других людей, вовлечённых в круговерти наших жизней.

    А клад Наполеона до сих пор ищут.