Первый тревожный звонок, как положено, прозвучал рано утром. В буквальном смысле: телефон в доме главного редактора городской газеты разразился трелью в семь утра.
Только что вернувшийся с пробежки хозяин, выслушав собеседника, направился к двери в гостевую спальню, за которой Андрей пытался убедить организм, что сумасшедшая разница во времени не должна мешать сну. Организм странную логику воспринимать не желал: как это пора вставать рано утром, если давно нужно обедать?!
В результате трудных переговоров с собственным организмом Андрей так и не смог понять, чего ему больше хочется – есть или спать. Но через несколько мгновений это стало неважно, поскольку хозяин уже постучал в дверь.
- Эндрю, - слегка растеряно произнес он, - это тебя.
И протянул гостю трубку радиотелефона.
Вот что всегда Андрею нравилось в английском языке – это отсутствие вечных отечественных заморочек при переходе с «вы» на «ты». «You» - и все. И никакого панибратства.
В трубке нервничал американский конгрессмен.
- Кажется, - почти кричал он, - я не смог все правильно объяснить моему гостю. Нам через час нужно обязательно выезжать на мероприятие, а я не могу его разбудить. Я сейчас пришлю за тобой машину.
- Присылай, - безнадежно согласился Эндрю, осознав, что ни сна, ни завтрака уже не будет. И пошел одеваться.
Через 15 минут у тротуара перед домом почти неслышно припарковался черный «Линкольн-Таункар». Андрей по советской привычке попытался сесть вперед, но водитель распахнул заднюю дверь.
- Как белый человек поеду, - усмехнулся про себя Андрей и, угнездившись в огромном кожаном кресле, решил чуток подремать. Но и тут вышел облом – водитель рулил хоть и плавно, но быстро. Так что минут через десять здоровенный автомобиль свернул с асфальта на посыпанную мелким гравием дорожку и уперся в здоровые кованные ворота. Шофер нажал какую-то кнопку – и ворота стали медленно раскрываться.
За ними опять была гравийная дорожка и парк, а за парком – домина. В Российской Федерации особнячки бывают и побольше, и даже покруче, но по меркам Советского Союза это был настоящий дворец.
Взволнованный хозяин ждал у крыльца.
- У подъезда, - поправил сам себя мысленно Андрей. А потом поправил еще раз:
- У парадного подъезда.
- Спасибо, что приехал, Эндрю, - явно обрадовавшись прибытию помощника, затараторил конгрессмен. – Я его бужу, он мне что-то отвечает – и засыпает снова. А что отвечает – я понять не могу.
- Сейчас разберемся, - гордо ответил Андрей, но уже через пару минут понял, что явно погорячился. Ибо понять, что именно отвечал при попытках его разбудить чемпион всего, что только можно, и депутат Верховного Совета СССР было абсолютно невозможно.
Нет, отвечал-то на родном русском языке, но членораздельно звучал только адрес, по которому предлагалось проследовать будившим. Уточнять его для американца Андрей не стал, ну, а нам он всем хорошо известен.
Остальные слова терялись в возобновляющемся молодецком храпе. Просыпаться депутат не желал. От слова совсем.
Причину такого, по мнению американского хозяина дома-дворца, неадекватного поведения гостя Андрей понял, как только вошел в гостевое крыло: тяжелый алкогольный выхлоп пробивался даже через плотно закрытые двери спальни.
Поскольку время поджимало, меры требовались радикальные. Чемпион и депутат был здоров, как лось. И весил приблизительно столько же. Но с помощью американца Андрей смог дотащить его до ванной, где так и не проснувшийся бывший спортсмен был безжалостно засунут под ледяную воду.
Минут через десять после начала экзекуции депутат начал приходить в себя. Первым признаком стало изменение адреса, куда должны пойти мучители. Правда, этот адрес был настолько же хорошо известен Андрею, как и предыдущий, а потому купание Лося (именно так стал звать чемпиона Андрей после трудного перемещения его тела в ванную) в ледяной воде продолжилось.
Еще минут через десять Лось открыл глаза и абсолютно трезвым голосом заявил:
- Хватит.
И добавил:
- Воду потеплее сделайте. Замерз.
Пока депутат отогревался, Андрей в коридоре объяснял хозяину, в чем была его ошибка.
Здоровья в бывшем спортсмене хватило бы, наверное, на пять-шесть нормальных мужиков. Но и пил он, соответственно, за пятерых. И не пьянел. По крайней мере, внешне. И – до поры.
Не привыкший к русской пьянке, бессмысленной и беспощадной, как русский бунт, гостеприимный хозяин сломался первым. Ну, как сломался – понял, что нетрезв: он и выпил-то по американской манере три или четыре шота (грамм 100 по-нашему). Но литр виски почему-то уже кончился. Тогда конгрессмен достал вторую литруху - и отправился спать, оставив гостя наедине с заокеанским напитком.
В этом и была основная ошибка американца. Не учел он русского менталитета: ну не может наш мужик оставить на столе недопитую бутылку. Тем более – чемпион. Воспитание не то. Вот и боролся депутат с зеленым змием то ли до поздней ночи, то ли до раннего утра. Но сил немного не рассчитал. Да и долгий перелет из Страны Советов сказался, и разница во времени. В общем, змея-то чемпион победил. А вот после этого упал сам…
Через несколько минут об инциденте ничто не напоминало: Лось был как новенький и готов к труду и обороне. Американский и советский законодатели поехали по своему графику, Андрей поехал в местный университет, где намечалось основное мероприятие дня – встреча представителей двух великих народов, советского и американского.
Но, хотя ситуация разрулилась ко всеобщему удовлетворению, он буквально пятой точкой чувствовал, что неприятности на сегодня только начались…
Была у Советского комитета защиты мира вечная беда (кстати, характерная и для других организаций, как советских, так и впоследствии российских). Кто-то из высокого начальства решил, что для делегации борцов за мир, состоящей из полутора сотен человек, живущих, опять же в семьях и планирующих встречаться с множеством других американцев, вполне хватит трех переводчиков. Кто это придумал – не известно. Зато известно, что большинство советских людей английским владело, как это тогда называлось, «в объеме курса средней школы». То есть никак. Немногим лучше обстояли дела и у тех, кто учил язык в институте: кроме «My name is Vasya» и «London is the capital of Great Britain» из иностранных слов они могли вспомнить разве что «Гитлер капут» и «Хенде хох!», что, согласитесь, в данной конкретной ситуации помогало мало.
Справедливости ради надо отметить, что у американцев дела с русским обстояли еще хуже. Обычно они даже «Гитлер капут» не знали.
Потому каждому члену делегации, который мог хоть как-то изъясняться на заокеанском наречии, приходилось переводить беседы коллег. И хорошо еще, если речь шла о каких-нибудь бытовых (типа «где подешевле купить джинсы») вещах или глобальных мировых (типа ограничения ядерных вооружений или парниковом эффекте в атмосфере) проблемах. Хуже было, если переводить приходилось узкоспециальные беседы.
Нет, Андрей вполне мог поддержать беседу на общие темы. О погоде, скажем. Или если речь шла о литературе. О музыке. О спорте. О морской службе. О лоциях, течениях, картах морского дна. Да даже о подводных лодках (в несекретном варианте, естественно).
Но такое случалось редко. Крайне. Зато в прошлом десанте борцов за мир на Аляску ему пришлось переводить дискуссию двух оленеводов: чукчи с советской стороны и алеута с американской. При этом у Андрея сложилось стойкое ощущение, что чукча не знал русского, а алеут – английского. С него сошло тогда не то, что семь потов – все четырнадцать. Но оленеводы остались вполне удовлетворены состоявшейся беседой, а руководство делегации начальственно потрепало Андрея по плечу и сообщило, что его подвиг не будет забыт.
Руководство делегаций борцов за мир вообще редко забывало что-либо. Свидетельством тому – участие Андрея в очередной поездке. И – очередная засада.
В местном университете был сельскохозяйственный факультет. Ну и, соответственно, литовские сыроделы решили пообщаться с сыроделами американскими. Все три штатных переводчика делегации уехали с руководителями встречаться с руководителями американскими. А потому перевод беседы тружеников села достался Андрею. В первый момент он решил, что ему повезло – в университете не было кафедры разведения хлопчатника: местные рассказали, что ее закрыли пару лет назад из-за невостребованности.
Но Андрей снова ошибся. Первые минут пятнадцать все шло замечательно – пока сыроделы общались на общие темы. А затем они заговорили о сыре.
Нет, литовцы, в отличие от упомянутого оленевода, русский знали вполне прилично. Но вот ведь какая штука – они употребляли такие слова, что Андрей даже в родном языке не знал, что они означают. Да еще и просили перевести их на английский. Он попытался им доверительно сообщить, что он переводчик вообще-то военный, хоть и бывший, но они категорически отказывались спрашивать у американских коллег, кто у них командир дивизии и сколько у них танков в гарнизоне.
Переводчик поневоле всех страшных слов, употребленных сыроделами не запомнил. Но несколько застряли в голове надолго. Скажем, «аннато». Сначала Андрей решил, что это какое-то неизвестное ему итальянское ругательство. Потом из контекста понял, что речь идет о каком-то красителе.
- Коричневый? - спросил догадливый переводяга.
- Почему? – не поняли хорошо образованные сыроделы.
Через пару минут до горячих литовских парней добрался смысл вопроса. Хихикали они еще минут пять, а потом объяснили, что цвет – кремовый. И вообще в латыни «annus» - это год, а не то, о чем вы подумали. А то, о чем вы подумали – это «anus» с одним «n». И переводится не так, как вы подумали. В переводе с латыни это – кольцо.
В итоге сей лингвистической дискуссии Андрей решил вообще больше не думать. И не переводить непонятные термины. То есть вообще – оставлять их как есть. Что самое странное, американцы их понимали без толмача.
Здесь опять случилась загадка: ну ладно, янкесы поняли про это самое «аннато», которое оказалось семенами дерева Бикса орельяна. Тоже, кстати, название то еще, аннато от биксы – в присутствии дам и произносить не удобно. Но дам среди сыроделов не было.
Так вот. Как они поняли эти явно международные термины, Андрей еще мог осознать. Но вот как они умудрились расшифровать исконно русское слово «обрат» - было выше его понимания. Ему самому литовцы потом долго втолковывали, что обрат – это такой молочный продукт, который остается после того, как из нормального молока отделили сливки. Раньше его возвращали на молочные фермы – отсюда и название. Ну и как прикажете такое объяснять иностранцам?!
Но… Андрей не помнил, кто это сказал, кажется, Довлатов, а может, и кто другой. Да и за точность цитаты не ручался, но общий смысл был такой: если хочешь, чтобы американцы тебя поняли, говори на любом языке – но медленно. Если захотят – поймут. Так оно и вышло.
Вконец вымотанный обязанностями нештатного переводчика Андрей поучаствовал еще в паре каких-то встреч – и отправился домой.
За ужином радушный хозяин сделал ему сюрприз: он гордо выставил на стол купленную в местном супермаркете бутылку «Столичной». Гордость хозяина объяснялась просто: в Америке этот продукт стоил полсотни долларов.
- Придурок, - подумал про себя Андрей, радостно и благодарно улыбаясь хозяину. – Лучше бы на эти деньги три бутылки приличного вискаря купил. Нашел, чем удивить.
Пришлось сделать вид, что за полтора суток он страшно соскучился по родной водке. Ужин прошел в обстановке полного взаимопонимания. После него советский гость пораньше отправился спать.
Как выяснилось, это было очень мудрым решением. Ибо следующий день опять начался в семь утра тревожной трелью телефонного звонка.
На связи снова был, как нетрудно догадаться, несчастный американский конгрессмен. И опять просил как можно скорее приехать.
- День сурка, - подумал Андрей, садясь в большой черный автомобиль.
На этот раз конгрессмен встречал его не у подъезда, а у ворот.
- Похоже, стало еще хуже, - решил вторые сутки работающий в режиме скорой психологической и наркологической помощи и слегка от этого одуревший Андрюха. И, естественно, оказался прав.
Из сбивчивого рассказа конгрессмена ситуация вырисовывалась следующая.
Вняв вчерашним доводам Андрея, конгрессмен решил не провоцировать своего постояльца совместным употреблением спиртного. Но и лишать его возможности немного выпить тоже не собирался. А потому перед тем, как отойти ко сну, отвел гостя на кухню – и показал ему винный погребок и два холодильника. В одном холодильнике, по словам хозяина, хранились напитки легкие – пиво, сидр и прочие лимонады. В другом – крепкие…
- Я думаю, - взволнованно частил конгрессмен, - надо вызывать медиков. У него явное расстройство. Похоже, он забыл, где его комната.
- Как так? – не понял Андрей.
Оказалось, с утра, войдя на кухню, хозяин обнаружил своего гостя спящим на полу. Возле холодильника.
- Не надо медиков, - успокоил американца Андрей. – Сейчас попробуем разобраться.
Медики не потребовались. Зато пришлось вызывать руководство делегации, штатного контрразведчика и консула. Последний летел то ли из Хьюстона, то ли из Сан-Франциско – в Канзасе консульства СССР отродясь не было. Но прибыл очень быстро. С единственной целью – любыми путями замять скандал.
А заминать было что. К тому моменту, когда Андрей с хозяином дома вошли на кухню, советский чемпион забыл не только, где его комната, но и где дверь в туалет. Поэтому деловито справлял малую нужду в ближайшем углу кухни. Ближайшем к холодильнику с крепкими напитками.
Что уж дали или пообещали конгрессмену – Андрей не знал. Да если честно, и знать не хотел. Все обошлось тихо, без шума и пыли – чемпион в 24 часа был отправлен на Родину, а еще через день делегация советских борцов за мир покинула город Лоуренс.
Впереди ждали другие города. Андрей хотел было попроситься домой вместе с депутатом, но жаль было недополученных командировочных. Сумасшедший вояж продолжился.
(Окончание следует)