Предисловие.

Следующие главы полны личных воспоминаний (их будет две или три, я еще не решил). И дались мне непросто. Но они важны для повествования, так что как бы я не оттягивал их появление, это пришлось бы взять и написать. Посвящается отцу (1957-2012). Покойся с миром. Я все тебе простил.

----------------------------------------------------
Я встал с утра весь разбитый. И снилось мне всю ночь, что я все-таки упал на асфальт. Кричал во сне и плакал. Мне потом брат с утра рассказывал (а мы с ним спали на раскладном диване вдвоем), что я крутился по дивану и сбрасывал одеяло на пол.

В маленькой кухне я сидел больше часа и пил чай. Родители уже были на работе. Записки определяли наш день в плане еды и других инструкций не было. Я изучил повреждения на своем теле. Правая рука имела порез в районе локтя: кожа разъехалась на сантиметр в стороны и длиной шрам был не больше указательного пальца. Крови не было, рана уже покрылась пленкой. Нога от лодыжки до задницы была красной и в многочисленных мелких царапинах. Все-таки попала сквозь веревки. Ничего серьезного…

На глаза попалась записка, которую я сразу не заметил: «Дети! Я с Катей в деревню, а вы с батькой дома. Он завтра работает. Пока.» Всё. Всё? И всё? Катька наша младшая сестра, которой на тот момент было 4 года.
У меня пропал интерес к чаю, и я тут же побежал будить брата.
- Серый, вставай! – толкаю его так, что он откатывается на противоположный край дивана к стенке.
- Ты чего! – он спросонья был всегда злым.
- Мамка с Катей в деревню поедут сегодня! – я следил за его реакцией. Ничего. – Нас не взяли!
Он резко открыл глаза и мне даже захотелось прижать к ним ладони, дабы они не выскочили.

- Как? – голос вздрогнул от нахлынувшей гаммы эмоций: удивление, обида, недоумение, печаль, тоска, опять обида и …. он заплакал. – Мы что одни остались?
- Нееет! –поспешил его успокоить я. – Папа дома. Ну, завтра ему на завод.
- Мама уехала! – Сенька был безутешен.
- Ай, - я махнул рукой. – Плачь тут один.

Оставил его в слезах и соплях, а сам перешел в другую комнату, где стоял телевизор. Большой такой – «Элеткрон». На нем было три канала. И по одному из них утром всегда шли детские фильмы. «Гостья из будущего», «Приключения Электроника» или тоже приключения, но уже Буратино.
Стук во входную дверь немного озадачил.
- Это вахтерша! Вставайте, дети! Мамка звонит! Идите к телефону кто.
Я натянул трико, вскочил в отцовские тапки и побежал открывать дверь, крича, что «уже бегу». Вахтерша Нина Матвеевна уже отошла метров на двадцать от нашего блока, и я кинулся за ней. Брату, который тоже выглянул на стук, сказал идти смотреть телевизор.

Вахта – это штаб общежития. Во главе штаба – вахтерша. Причем, любая. Их у нас было трое плюс комендантша.

Нина Матвеевна – бабушка шестидесяти лет от роду, полная, с длинными седыми волосами, забранными в вечный пучок. Добрая, спокойная. В ее смену можно было проехать на скейтеборде (местный завод выпускал это чудо:

об этом увлечении в следующих рассказах), можно было без устали носиться по этажам и даже кататься на всех трех лифтах наперегонки. Чудо!

Тетя Лариса – мамка Вовки «Королька». Это эпицентр крика. По любому поводу. Она была могучего роста, с копной выжженных перекисью водорода кучерявых волос. Бой-баба. Муж ее был личностью подкаблучной и я его не помню вообще. В ее смену нам разрешалось многое, но при хорошем расположении духа. В случае дурного настроения, любой шум был началом масштабной кампании по зачистке территории силами местного сантехника, которого тетя Лариса выдергивала из недр теплового пункта и бросала на ликвидацию источника раздражения.

Ну, раз зашла речь о сантехнике, то расскажу о нем поподробнее. Дядя Витя – папа Олега. Об Олеге я вскользь упомянул в двенадцатом дне (он был старше меня и курил уже). Напомню, что они жили напротив нашего блока и поэтому были почти как родственники (дядя Витя с женой, и Олег с сестрой Мариной, младше меня на год). Так вот, дядя Витя был бессовестно усат (усы висели под носом, как бахрома), носат (сизый от бесконечных пьянок кусок лица), также худой, сутулый и до ужаса ленивый. И хронический алкаш еще, само собой. Последний факт был следствием его работы сантехником при общаге, в которой он и жил. Или наоборот. Место жительства, к слову сказать, мною тоже не окончательно было идентифицировано. Так как светлое время суток дядю Витю можно было найти в теплопункте на топчане, а в вечерние и ночные часы на похожем топчане, но уже в блоке, в окружении семьи. Движущей силой для его перемещений в любом месте являлись крики женщин – вахтерши или жены. Мне казалось, если бы они заткнулись на неделю, то дядя Витя тихо скончался бы на каком-нибудь топчане, и никто бы этого не заметил. Так вот, когда его направляли к нам, то он шел с одной целью – махнуть разводным ключом и цыкнуть сквозь усы. Мы традиционно разбегались, уважая возраст, чтобы вновь собраться на другом этаже.

Третья женщин – тетя Ира. Мама мальчика Павлика. Маленькая, худенькая женщина, точная копия главной героини одного мексиканского сериала. Вроде, Марианна ее звали. Это я сейчас так говорю, а тогда сравнивать было не с кем. А Павлик – шестилетний мальчик, точная копия мамы и самый мой преданный друг. Так могут дружить только дети! Я же к нему относился снисходительно, как к малышу из садика. Он был яростным фанатом Джеки Чана и Брюса Ли (я, впрочем, тоже) и мы с ним частенько «тренировались» на коридоре, оттачивая приемы, прыжки и удары. У него, кстати, очень здорово получалось! А еще тетя Ира совмещала работу вахтерши с работой буфетчицей при нашем же общежитии. Это я к тому, что столько выгоды в виде пирожных всех видов мне не приносила ни одна дружба до сих пор! Забежишь, бывало с Павликом к его маме, а она НА тебе по пирожинке, а потом НА еще раз, и ты такой мурча и урча убегаешь на солнышко переваривать.

Комендантша – тетя Валя. Или, как назвали ее взрослые, Валентин. Валик. Мужик в юбке. Ее кабинет находился на втором этаже. Там она вела прием, распределяла комнаты и вела свою жизнь, точнее подрывную деятельность по отношению к нам. Вас били когда-нибудь вышеупомянутым скейтом по спине? А два раза? То-то же. Она приходила в общагу на два часа в день и это были два самых тихих часа в сутки.

Сама вахта – это огражденный стол со стулом, пульт пожарной сигнализации и щит с дубликатами ключей. На столе – журналы и газеты, а также телефон. Дисковый. С него можно было бесплатно звонить, если вахтерша была в добром расположении, а также принимать звонки, если, ну вы поняли. Отдыхали же женщины в комнате напротив вахты. Там была полуторная кровать, шкаф и такой же, как на вахте стол, на котором так же стоял телефонный аппарат. Не каждый мог позвонить и попросить пригласить кого-нибудь к телефону. А вот моя мама могла. К тому же мы жили на первом этаже.
- Алло, мам, привет! – выкрикнул я в трубку, глядя как Нина Матвеевна садится на стул, увешанный пуховыми платками и ватной жилеткой сверху.
- Сынок, привет! Я с Катькой после работы сразу к бабе поеду. Вы слушайтесь батьку, еды я наготовила. Приеду в воскресенье, все понятно?
- Да, а чего ты нас не забрала! – я, если честно, хотел вернуться уже к Гришке и к нашим делам.
- Вам на следующей неделе с Сережкой надо в поликлинику идти. Перед школой справки взять. Так что сидите дома и не балуйтесь там. Понятно?
- Понятно… - я вздохнул.
- Батька вчера немного выпил….
Тут я напрягся. Холод прошел по спине. Стало вдруг страшно.
- Но он сказал, что пить не будет. Он же один с вами остается. Так что не бойтесь!
А я уже был в состоянии похожем на панику. Будет запой. Очередной двухнедельный запой! С криками, унижениями, страхом и безысходностью. Страх за жизнь всей семьи. Страх длиною в две недели… Изматывающий и уничтожающий психику процесс. С перерывом от месяца до двух. В течение которых отец восстанавливал силы для очередного запоя. Бегал трусцой по утрам, обливался холодной водой и работал до изнеможения. Спиртное стоило денег.
- Не боюсь, мам! Пока.
Трубку я положил на стол и пошел домой. Слышал, как баба Нина положила трубку на корпус телефона.
- Юрка, вы на выходные с батькой остаетесь? Я скажу нашим. Приходите, если что!
Она знала, что такое запой у моего отца. Мы спали иногда у нее на этой кровати полуторной. А мама там оставалась… Сестру он не трогал, она мирно спала в закрытой комнате. А мы не могли уснуть, слыша крики, толкания, плач мамы…
Угрозы пьяного отца редко перерастали в рукоприкладство. Но однажды мама вбежала в нашу комнату, а он шел за ней с ножом. «Дай сто грамм! Дай сто грамм!» - как мантру повторял он. Мы кинулись ему в ноги, что бы он не трогал маму. О том, что он может зарезать нас, даже не думали тогда. Мама плакала и кричала, чтобы он не пугал нас. И только в ту секунду я увидел, что ее лицо разбито! Он бил ее. И мы завыли громко и страшно. Потом мама кинула ему в лицо бутылку с водкой, а сама обняла нас и легла с нами. Я смотрел на ее лицо и сквозь дыру в нижней губе были видны зубы…. Шрам до сих пор есть у нее. Маленький и еле заметный. Она доставала с работы технический спирт и во время запоев давала ему, чтобы не тратить деньги на водку. Он искал его сам, заставлял нас искать. И с годами его чутье достигло просто экстрасенсорных высот. Даже находил фляжки под досками пола!

Я пришел в комнату, сел к брату на диван и сказал:
- Папа вчера выпил….

Сенька вдруг сжал губы и сам весь сжался. По телевизору шел фильм про Буратино. Кривлялись актеры, мелькали кадры, а я сидел обняв брата и понимал, что вечером придет домой отец. А впереди ночь, день, ночь и день…. Две страшных ночи. Сенька молча плакал. Я тоже был на грани.
- Если что, переночуем на вахте! – старался приободрить я брата.

А в голове были картинки одна страшней другой… Я вспоминал, как мы с Сенькой остались с отцом, когда мама рожала сестру в роддоме. Мне семь лет, брату пять. Начало марта, снег, морозы. Я просыпаюсь ночью в деревенском доме, в котором мы жили до общаги. Отца нет! Мы одни! Гудит печь. Я бегу на кухню. В темноте раскаленные круги, на которых готовится пища, горели зловещим красным светом. Я испугался! Я никогда не видел печную плиту в темноте! Я даже не думал, что она может так выглядеть. И мне показалось, что мы сейчас сгорим вместе с братом! До выключателей я еще не дотягивался. Схватил огромную кружку и, зачерпнув из ведра воды, вылил на раскаленную плиту! Меня обдало паром, я закричал от страха. Я не могу потушить печь! Что делать? Выбежал в коридор с мыслью бежать к соседям. Входная дверь закрыта снаружи на навесной замок! Паника меня толкнула пододвинуть стул к окну, подняться на подоконник и открыть форточку.
- Лююююдииии!!!! Помогите!!! Мы горииим!!!! – заорал я в морозную мартовскую ночь.
Тишина. Никого вокруг не было. Я опять побежал в комнату и уже не хотел смотреть на печку с ее красными кругами в чреве. Пробежал мимо и нырнул под одеяло к брату. Сгорим вместе. Так и уснул. Я пьяный отец придет только под утро… И примерно похожие ситуации повторялись довольно часто.

День пролетел, как в тумане. Что-то ели, что-то пили. На улицу идти не хотелось. В четыре час дня отец должен был быть дома. Не было. Уже стрелка, которая отвечала за часы, подбиралась к цифре пять, как вдруг зазвонил дверной звонок. Отец всегда звонил, когда был пьяный. Долго. Как бы этим звуком предупреждая о своем состоянии. Страшный звук. Пробирал до костей. Пока ты не откроешь дверь – он жал на кнопку. И ты бежишь, поимая, что увидишь пьяного отца с дурной улыбкой на лице и жизнь сразу делится на «до» и «после».

Я распахнул дверь. И все стало еще страшнее. Он был пьян. И он был с другом. 

(окончание следует)