… Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
Любовь, что движет солнце и светила.

Каждый день, возвращаясь домой из школы, она шла так медленно, как только могла. Дорога была знакома до мельчайших подробностей, и если бы она закрыла глаза, то, кажется, продолжила бы видеть даже сквозь закрытые веки и эти пучки пожухшей прошлогодней травы, выглянувшей на поверхность после того, как снег почернел под лучами неяркого, но усердного солнца, и стены гаражей с облупившейся краской, и ряды колючей проволоки, отделяющей дорогу от территории ПТУ. По ту сторону валялись огромные катушки, с намотанными на них проводами, ящики, стрела крана лежала на боку, и никто никогда не стремился установить ее ровно.
Она шла, не поднимая головы от дороги, глядя на носки своих стареньких коричневых ботинок, которые ступали в грязь, но даже не задумывалась о том, что пачкает их, и мама, уставшая после работы, снова будет ее ругать и попросит вымыть обувь. Но обувь никто не вымоет ни в этот день, ни в следующий, потому что мама устала, бабушка болеет, а самой Кате все равно.
Она шла и шептала, как заклинание: "Пусть меня ждет дома нечто чудесное! Пожалуйста, пожалуйста!!"

И каждый раз, когда заканчивались гаражи, и дорога выводила ее к открытому участку, она смотрела на окна своей квартиры, полускрытые тоненькими молодыми березами и силилась рассмотреть за стеклом отголоски того чуда, которое непременно, именно сегодня, ждет ее дома. Но окна не хотели намекать, охраняя тайну. И она, вдруг невольно ускоряла шаг, чтобы не упустить это чудо, которое, быть может, не будет ждать ее бесконечно. Чудеса - они такие, только держи!
Катя не знала, чего именно ждет ее. Но это должно было быть что-то, от чего сладкая радость разольется по всему телу, и станет жарко, и не будет хватать воздуха от того восторга, что наполнит ее...
Сначала она думала, что этим чудом должен быть ее папа. Она зайдет в квартиру, и бабушка, нарядная и бодрая, совсем не та, в которую ее превратила болезнь, встретит ее у двери и воскликнет:
- Катюша, ты посмотри, кто приехал!
А папа сидит в это время на диване в комнате, улыбается и кивает. Он скажет: "Поехали со мной на море!" или "Посмотри, вот билеты в цирк!", или "Побежали в кино, чернобровка!" И Катя повиснет у него на шее, счастливая, как тысяча маленьких поросят. Это папино выражение про "тысячу маленьких поросят". Потому что Катя, когда сильно смеется, то хрюкает, а от этого смеется еще сильнее, и еще больше хрюкает...
Но папа так и не приехал. Катя слышала его голос по телефону дважды в год: на свой день рождения, и на Новый год. Но так как день рождения был в середине декабря, а Новый год наступал уже спустя две недели, эти два события в ее сознании объединялись в одно. Тем более, что разговор с папой шел словно по одному сценарию.
- Как дела, доча? - спрашивал он. Катя иногда отвечала на этот вопрос, иногда молчала, папа этого не замечал. Голос его всегда был бодр, свеж и полон энергии. Папа всегда был полон энергии, ему все удавалось. Все его, даже невозможные на первый взгляд желания, сбывались словно по мановению волшебной палочки. Вот хочет папа мотоцикл, и через неделю у него мотоцикл, хочет папа поехать в Швейцарию, и через несколько дней уже там. У него была счастливая жизнь, у папы. Жалко, что он совсем не хотел поделиться этой удачливостью с Катей. Ей бы совсем немножко...
- Как там бабушка? - задавал папа следующий вопрос. Про маму он не спрашивал никогда, но с бабушкой у него всегда были хорошие отношения.
- А что тебе подарить? - спрашивал он напоследок. Обычно, услышав пожелания, он энергично соглашался, прощался, обещал перезвонить в ближайшее время. И никогда не перезванивал. И подарков не присылал.
Постепенно Катя поняла, что папа это не то чудо, которого стоит ждать.
Но ведь в этом мире обязательно должно быть что-то, что заполнит ее сердце тягучей радостью. И это что-то обязательно случится. Постучится к ней в дверь. По-свойски расположится на диване, попивая чай и ожидая ее, Катю. Знать бы еще что это... Кто это... Она нажала кнопку звонка на двери, ожидая услышать шаркающие шаги бабушки. Бабушка не была еще стара, но была очень и очень больна. И если раньше, Катя еще помнит те времена, бабушка, встречая ее из школы, расспрашивала о том, как прошел день, шутила, поправляла Катины тоненькие хвостики, ставила греть чайник, и пока он закипал, они с внучкой успевали обсудить множество интересных вещей, то сейчас она лишь улыбалась тенью своей бледной улыбки, шелестела чуть слышно:
- Катенька, детка, разогрей себе. Все в холодильнике.
И молча уходила в свою комнату. Ни Катина жизнь, ни ее шутки, ни ее тоненькие хвостики бабушку больше не интересовали.
Вот и сейчас девочка с надеждой вгляделась в бабушкино лицо. Еще две секунды она жила надеждой на то, что нечто чудесное все же случится.
- Катюша, деточка, ты голодная? Пюре в холодильнике. Разогрей себе, - прошептала бабушка. Девочка почувствовала, что она потянулась было к ней, чтобы поцеловать, или обнять, или просто положить сухую тонкую руку на ее плечо, возможно, убрать длинную Катину челку, упавшую на глаза, но рука повисла в воздухе, словно движение забрало у бабушки слишком много сил, так необходимых для того, чтобы просто дышать, чтобы просто пережить этот день.
- Пойду лягу, - сказала она чуть виновато. Катя не хотела есть. Но не хотела расстраивать бабушку. Поэтому она включила газ, как всегда только с третьего раза, потому что боялась горящих спичек и конфорки, которая отказывалась зажигаться сразу, а фыркала на Катю, как разъяренное живое существо.
- Ну-ну, - уговаривала она ее, зная, что любое живое существо можно задобрить, если разговаривать ласково и спокойно. - Хорошая плиточка, зажигайся, пожалуйста!
Плита сменяла гнев на милость, фыркнула в последний раз, и конфорка загоралась неровным, дрожащим синим пламенем.
Именно таким светом горит Ригель - яркая голубая звезда. Катя недавно прочитала об этом в книге. Во всяком случае, именно так она представляла ее свет и мерцание, и протуберанцы двигались как язычки пламени газовой плиты.
Она еще немного полюбовалась на пламя, потом накрыла его кастрюлькой, в которой было пюре. Добавила немого воды, помешала, и когда вязкая масса, разбавленная водой, нагрелась и принялась пыхать и шипеть, выключила плиту и принялась есть ложкой прямо из кастрюли. Каждый день она заставляла себя съедать по семь ложек чего бы то ни было - пюре, как сегодня, или суп, или рисовую кашу. Семь - хорошее число. Вполне достаточно для того, чтобы наесться. Мама заглянет вечером в кастрюльку и не будет волноваться. Раньше она переживала, что Катя в обед ничего не ест, потому что еда, которую она готовит, не вкусная. Но мама была в этом не виновата. На те деньги, что она зарабатывала, невозможно было приготовить что-то иное. Катя это понимала и не ела вовсе не потому, что привередничала, просто она не хотела есть. Никогда не чувствовала голода. Но мама расстраивалась, и девочка теперь заставляла себя съедать семь ложек.
Пообедав и ощутив после не то, что чувство сытости, но какое-то спокойствие от того, что дело сделано, Катя шла в комнату, которую они делили с мамой. Но пока мама была на работе, она чувствовала себя здесь полноправной хозяйкой. Катя закрывала плотно дверь и читала. Словно ныряла с разбега в воду, она, открыв книгу, исчезала из этого мира и оказывалась в мире другом, простом и понятном. Мире, который подчинялся другим законам, где нить повествования всегда приводила к чему-то, и поэтому неопасно было надеяться и мечтать.
Часто случалось так, что она, присев на минуту, забывала обо всем и, оторвав голову от книги, вдруг обнаруживала, что за окном темно, а она по-прежнему в школьной форме, и спина затекла от того, что Катя вот уже который час сидит скрючившись, уткнувшись носом в страницы.
Бывало и так, что уроки, заданные на следующий день, оставались не сделанными. Часто она даже не раскрывала рюкзака и брала утром в школу те же учебники, что лежали в нем с предыдущего дня. В дневнике двойки тесно соседствовали с пятерками, потому что Катя была умной девочкой, а знания можно было почерпнуть не только из учебников. По большому счету ни пятерки, ни двойки ее не интересовали. Впрочем, так же, как ее маму. На собрания мама никогда не ходила, объясняя это тем, что времени на это нет. На самом деле, Катя знала, в чем заключается сложность: мама расстраивалась и переживала, слыша от учителей характеристики ее дочери. "Она сообразительная, но ленивая девочка", - говорили они: "Если бы она хотя бы иногда делала уроки! Может быть, ее что-то тревожит? Какая у вас обстановка дома?"
Обстановка дома была безрадостная. Бабушка умирала. Мама работала с утра до ночи, получая копейки. Папа... Катя даже не могла вспомнить его лица. Когда папа только ушел, Катя страшно по нему скучала. Ведь папа всегда был таким жизнерадостным и веселым. Жизнь, после его ухода, сразу словно бы выцвела. Катя написала прямо на обоях его имя, используя для этого цветные карандаши и проведя каждую линию, из которых состояли буквы, несколькими разными цветами. Ей казалось, что когда она смотрела на эту надпись, то ей на секунду удавалось вернуть в жизнь немного яркости. Но с течением времени она смотрела на имя папы все реже и реже.
Как можно было объяснить учителям то, чему Катя сама не знала названия. Жизнь ее не была ужасной в прямом смысле этого слова. Ее никто не бил, ее безопасности ничто не угрожало. Ее кормили и одевали. Но жизнь эта была совершенно пустой. В ней чего-то катастрофически не хватало, вот только Катя никак не могла понять чего именно. И без этой необходимой вещи жить было просто невозможно. Но и не жить тоже не получалось. Окончательно осознав, что и сегодня ждать чуда не стоит, она взяла со стола книгу, раскрытую посередине. Еще вчера книга увлекала ее, но сейчас девочка поняла, что не может прочитать ни строчки. Ее вдруг обуяла страшная злость, почти ненависть к героям книги. А еще зависть. Они, придуманные, были гораздо счастливее ее, настоящей. Они шли вперед, по заранее определенной им дороге. Сражались, любили, боролись и, в конце концов, обретали счастье. Или не обретали... Но в любом случае у них была надежда и цель. А у нее, у Кати, не было ничего.
Она ничком упала на кровать, и раскрытая книга выскользнула из ее руки. Катя смотрела в потолок и в глазах наливались, а потом скатывались из уголков глаз слезы. Было мокро и неприятно от того, что слезы отказывались течь по щекам, а подчиняясь закону тяготения сбегали прямо по уху, а на подушке уже образовалась маленькая лужа.
Девочка подняла руку, чтобы вытереть глаза, но вместо этого положила ее на грудь, туда, где под тканью школьного платья билось сердце. Не так давно, в какой-то газете, Катя видела статью о девочке, которая начитавшись рассказов о индийских йогах решила остановить сердце. Самое интересное, что ей это удалось, и девочка некоторое время видела свое тело со стороны, соединенная с ним лишь чем-то, напоминающим пуповину, свитую из тумана. Потом возникла воронка, пытающаяся затянуть девочку во внутрь. А что было дальше, Катя не помнила. Но очевидно, девочке удалось вернуться, иначе некому было бы рассказать эту историю.
И вот сейчас, чувствуя под рукой легкие толчки, она вдруг вспомнила эту статью и замерла, считая удары. Ей показалось, что сердце бьется все медленней, и между ударами повисает тишина - эта мысль обрадовала ее. Это было совсем не страшно - вот так просто остановить сердце. Это как уснуть...
Ничего, конечно, не вышло. Катя долго еще лежала, ощущая ладонью легкое трепетание, словно у нее в грудной клетке жила маленькая птица.
- Ну, ладно, - прошептала она, сама не понимая, к чему относится это разрешение. "Ну, ладно, живи", - говорит она птице, живущей в клетке. "Ну, ладно, посмотрим", - угрожает она миру, который отказывается ее отпускать. Или "ну, ладно, я сдаюсь?"
И в тот момент Катя вдруг подумала о том, что сама сможет написать книгу. Хотя бы не на бумаге, а в своей голове. Со своими героями, и с самой собой в главной роли. Вот, она вся несчастная лежит на кровати, и "бледные щеки ее покрыты слезами". Так, начало неплохое. Правда, слезами покрыты уши, но в книге об этом можно и умолчать.
Катя вытерла глаза, и даже села, так ее вдохновила эта идея. "И тут появился он!"
И он появился! Он присел на край кровати и улыбнулся ей. Парнишка, по виду старше ее на несколько лет. Кате было двенадцать, а ему все шестнадцать, точно! Он был удивительно синеглазый, а светлые волосы красиво спадали на плечи.
"Бр! - подумала Катя. - Мальчишка с длинными волосами, да и еще и синеглазый. Мне всегда нравились темненькие!"
- Ты же брюнет!- сообщила она ему, почти приказала.
- Не уверен! - сказал парнишка, и улыбнулся еще шире.
"М-м-м, - подумала Катя. - Ну, ладно, будь блондином, если тебе так хочется!"
Одет он был в серебристый костюм из незнакомой материи, отливающей металлическим блеском. Потому что...
- Ты с другой планеты? - воскликнула она, обрадовавшись своей догадке. - Это на тебе космический скафандр!
-Да? - удивился парнишка, подумав, добавил. - Ну, да... Я с другой планеты. И пришел, чтобы позвать тебя с собой. Мне уже давно надо было прийти, прости, что задержался.
Девочку забавляла эта игра, которую она создавала сама своим воображением. И почему она раньше не додумалась до такого? Но каким бы ни было заманчивым предложение отправиться в путешествие с новым другом, она и представить не могла, как дальше развивать сюжет. Не может ведь она на самом деле уйти из дома...
- Тебе и не придется никуда уходить, - уверил ее гость. - Ты будешь и здесь, и там.
Он прикоснулся пальцем к ее лбу, и Катя готова была поручиться, что почти ощутила это прикосновение.
- Это как сон наяву.
- Как если бы я читала книгу? - уточнила Катя, примерно понимая, что имеет в виду парнишка. - В своем воображении?
- Да! - он улыбнулся.
Катя была приятно удивлена тем фактом, как ловко подсознание подсказало ей эту замечательную идею. Чудесно просто! Она почти даже ничего не придумывала, все придумывалось само. Катя писала книгу, и в то же время была ее первым и единственным читателем.
Она сидела на кровати, скрестив ноги, и во все глаза разглядывала своего воображаемого друга. А он смотрел на нее, с каким-то добрым снисхождением, с каким взрослые смотрят на восторженных малышей.
- А зовут тебя?.. - начала она вопрос, специально притормозив в конце, чтобы дать возможность подсознанию придумать ответ.
- Ион, - сказал гость.
Катя задумалась, имя было необычное. Где-то, не так давно, она уже слышала его, может быть, поэтому оно и всплыло сейчас в памяти?
- Ион - это странник в переводе с греческого, да? Ион, - повторила она, словно пробуя имя на вкус. Оно и нравилось ей, и не нравилось одновременно. И немного раздражало, что не успела она хорошенько подумать над таким важным моментом, как имя героя, как герой уже сам себе придумал его. Не успел появиться, как уже своевольничает!
- Странник, - согласился он с предыдущим ее утверждением. - Пойдешь со мной странствовать?
- По просторам космоса? По дальним планетам и звездам? - спросила Катя. На меньшее она не была согласна.
Ион только кивнул и протянул ей руку. Катя коснулась ее и ощутила прохладу, и тепло, и радость, и страх, и голова немного закружилась. И хотя она знала, что на самом деле никуда не идет, а переносится к звездам лишь в своем воображении, но чувство восторга было самое настоящее.
Девочка с ногами забралась на кровать, прислонилась к стене, обхватила колени руками и положила подбородок на скрещенные пальцы. Катя стояла в кромешной тьме, вцепившись в руку Иона, и силилась рассмотреть хоть что-то.
- Не бойся, - сказал он. - Я рядом. Я всегда буду рядом с тобой.
- Я не боюсь, - отважно сказала она, и это на самом деле было так. - Но где мы? Ответ пришел сам собой - постепенно глаза привыкали к темноте, и Катя увидела, что стоит в большой круглой комнате. Пол слегка пружинил под ногами. Такое же точно чувство возникало на спортивных площадках с резиновым покрытием. Ион прикоснулся к стене, и та вдруг озарилась неярким светом - словно зажглись одновременно тысячи крошечных лампочек. Они делали темноту приятной и совсем не страшной. Катя не сразу поняла, что Ион включил экран-иллюминатор, а она смотрит сейчас на звезды. И казалось, что между ней и ими нет никакой преграды - протяни руку, и в ладони окажется крошечный колючий комочек, который будет слегка щипать кожу, роняя искры, словно бенгальский огонь в новогоднюю ночь. Тот тоже шипит, ругается, а стоит подставить ладонь, и понимаешь, что уколы его ласковые и совсем не опасные.
Рука натолкнулась на стену, но Катя, однако, не расстроилась.
- Мы в космосе!- сказала она. Ей начинала нравиться эта история. Потолок вдруг засветился ярким светом, который затушил мягкое сияние звезд, но зато позволил рассмотреть комнату, в которой они находились. Ничего примечательного Катя не увидела - комната, как комната. Круглая, с белыми стенами. Пустая. Но долго любоваться на белые панели, которыми она была обшита, ей не пришлось. Одна из панелей отъехала в сторону, и в каюту заглянул человек, одетый в синюю форму.
- А, вот ты где! На смотровой площадке! - обратился он к Иону, нисколько не удивившись тому факту, что тот не один.
- Как тебе звезды? - спросил он у девочки. - Красота?
- Красота, - оторопела она.
- Что-то случилось? - уточнил Ион.
- Нет, ничего... Только...
Он замялся, отводя взгляд. Видно было, что он не хочет говорить.
- Мне жаль, что я тебя нашел, - сказал он, выглядев при этом виноватым. - И теперь тебе придется идти на процесс. По сути, слово миротворца ничего не значит, и на вердикт никак не повлияет. Присяжные все уже решили... А тебе лишний груз на сердце.
- Да говори уже! Не тяни! - оборвал Ион тираду, которая обещала быть бесконечной.
- Все ждут только тебя! - сказал посланник.
- Так веди, - вздохнул Ион. И снова взял Катю за руку, увлекая за собой. Они шли быстро, но Катя старалась рассмотреть все-все.
Она вертела во все стороны головой, с растрепавшимися косичками, но успела понять только то, что корабль, если это корабль, огромен, но напоминает больше государственное учреждение. Мимо деловито сновали люди в синей форме, как у их провожатого, двери-панели то и дело отъезжали в стороны, на секунду приоткрывая взору девочки других людей, сидящих у мониторов. Как-то скучно для космического корабля.
- Это станция, - сказал Ион, словно сумел прочитать ее мысли. - Поверь, не везде в космосе так скучно, как здесь.
Он посмотрел на нее, улыбнулся ободряюще.
- Я должен закончить дела, а уже потом я покажу тебе что-нибудь по-настоящему интересное.
Провожатый нетерпеливо обернулся, хотя и промолчал, но ясно было, что он не одобряет посторонние разговоры, в то время, когда они так опаздывают.
- Ш-ш-ш, - сказала Катя Иону, а он улыбнулся еще лучезарнее, так, словно это была самая удачная шутка, которую он слышал. И Катя расцвела в ответ на его улыбку.
Они спускались по лестницам, поднимались по лестницам, и бесконечные километры коридоров напоминали лабиринт. Но даже этот путь закончился, хотя девочка была бы рада идти вечность рядом со своим новым другом, просто молчать и просто держать его за руку. И просто чувствовать себя нужной кому-то.
Они очутились у двустворчатых деревянных дверей, высоких и крепких.
"Неужели настоящее дерево? - удивилась Катя, разглядывая узоры.
Провожатый вдруг склонился перед Ионом, прижимая руку ладонью к тому месту, где располагалось сердце.
- Входите, Светлейший. Ни одна дверь не может быть закрыта перед вами, - произнес он ритуальную фразу. Во всяком случае, иначе как определенным ритуалом эту пафосную речь и объяснить было нельзя.
Ион положил руку на его плечо.
- Благодарю, - просто сказал он.
И не понятно было, продолжает он странный ритуал, или искренне признателен провожатому за его помощь.
Потом он наклонился к Кате.
- Я пойду к трибуне. Но тебе туда нельзя. Выбери себе место и жди меня. Ничего не бойся, я сам тебя найду после того, как все закончится.
Он выпустил ее руку и, положив обе ладони на створки двери, толкнул их. Створки неожиданно легко распахнулись вовнутрь, открывая взгляду огромный зал, заполненный людьми. Люди сидели на скамейках, стоящих полукругом вокруг возвышения. Катя увидела на возвышении кресло, в котором восседал высокий и худой человек в черной мантии. Увидела там же ряд кресел, в которых расположилось несколько человек. Глаза их закрывали черные повязки, но они повернули головы на шум открывающейся двери. Люди, сидящие на скамейках и стоящие в проходах обернулись.
- Миротворец... Миротворец... - шепотом понеслось по рядам. Люди сторонились, пропуская Иона вперед, а он, слегка наклонив голову, стараясь не смотреть ни на кого, медленно пошел к возвышению.
Катя скромно притулилась у стены, смотрела на его неестественно прямую спину и ничего больше не замечала вокруг.
Высокий человек вдруг встал и поклонился ему.
- Приветствую тебя, Светлейший.
Ион тоже поклонился в ответ, медленно поднялся по ступеням и встал лицом к залу.
- Присяжные вынесли вердикт. Подсудимый признан виновным. Вы готовы засвидетельствовать его вину, Светлейший?
- Да, - ответил Ион, и голос его показался Кате печальным.
Она вспомнила фразу провожатого о том, что слово миротворца по сути ничего не значит. Но зачем ему тогда было приходить? Традиция такая? Что здесь вообще происходит? Это суд?
Потерявшись в вопросах, она немного рассеянно смотрела на возвышение, пропустив тот момент, когда рядом с Ионом появился человек в просторной темной одежде. Одежда укрывала его тело целиком, спрятав руки, ноги, оставив непокрытой лишь голову. Голова эта стриженная казалось маленькой, и словно принадлежала ребенку, но спустя мгновение Катя поняла, что это не так. Голова принадлежала не ребенку, но еще юному пареньку. Он вертел ей растерянно, смотрел по сторонам, пытаясь уловить взгляды людей, окружающих его. Кате показалось, что смотрит он с робкой надеждой, надеясь увидеть лицо того, кто поддержит его. Он и на Катином лице на секунду остановил взгляд, но девочка сделал вид, что рассматривает свои ладони. Подсудимый! Возможно, убийца. Еще не хватало, чтобы он на нее смотрел! Пусть смотрит на кого-нибудь другого!
- Подсудимый, вы слышите меня? - обратился к нему человек в черной мантии.
- Да, судья! - послушно откликнулся тот.
- Подойдите к Светлейшему и дайте ему посмотреть на себя.
Подсудимый, суетливо, путаясь в длинной одежде, сделал два шага к Иону, стоявшему все так же невозмутимо и прямо. Видно было, что он не знает, как лучше встать. Тогда Ион положил ему руки на плечи, останавливая и успокаивая его.
- Ты знаешь, в чем тебя обвиняют? - спросил он, сразу переходя к делу.
- Да, - тот кивнул несколько раз стриженой головой. - Да, Светлейший. В страшном преступлении! Они уверены, что это я убил...
- Неважно! - остановил его Ион, но хоть голос был мягким, но подсудимый сразу же подчинился.
- Скажи мне только одно: ты совершил это преступление?
Подсудимый, еще не осужденный, еще не потерявший надежду, пока последнее слово не будет сказано, хотя в глазах судьи, присяжных и всех людей, находящихся в зале он уже был признан преступником, вдруг затрясся, а из его глаз потекли слезы.
- Стой прямо и отвечай, - тихо сказал Ион, не снимая руки с его плеч.
- Светлейший! Я не виновен! - воскликнул он, и столько отчаянья было в этом крике, что зал вздохнул в едином порыве.
"Все преступники так говорят!" - мысленно фыркнула Катя, разом вспомнив все книги и все фильмы, в которых рассказывали о преступлениях. Все происходящее расстраивало и пугало ее. Хотелось уйти. Она бы и ушла, если бы не Ион. Не могла она так просто его бросить.
Ион повернулся к судье.
- Этот человек невиновен, - сказал он.
- Спасибо, Светлейший, - ответил судья, и Катя вдруг увидела перед собой уставшего, пожилого человека, который даже, казалось, испуган немного. - Спасибо за вашу помощь. Если будет подана апелляция, суд обязательно учтет вашу точку зрения.
Катя опять вспомнила странную фразу о том, что слово миротворца никак не сможет повлиять на вердикт. Ей было так жаль Иона, который вынужден был принимать участие во всем этом. Она следила за тем, как медленно спускается он с возвышения, как напряжены его плечи, как он смотрит себе под ноги, не замечая никого. Еще Катя слышала, как судья крикнул: "Стража!". Видела, как два человека в алых плащах, поднимаются на площадку, едва не сталкиваясь с Ионом. Видела, как они направляются к осужденному, да, уже осужденному, и Катя замечает в их руках продолговатые предметы, которые они направляют на парнишку со смешной стриженой головой, и как тот падает на колени. И отчаянье написано на его некрасивом бледном лице.
- Стойте! - вдруг закричала она. Закричала и удивилась, зачем она это делает, и что будет говорить теперь, когда все замерли, а потом удивленно посмотрели на нее.
- Стойте, - тихонько повторила она. - Вы что, правда, собираетесь его убить?
Она указала на стражников.
- Что ты, дитя! - судья улыбнулся ей, она и не рассчитывала на такое дружелюбие. - Мы лишь уведем его. Не волнуйся.
Катя, приободренная этим дружелюбием, вдруг выпалила, не успев даже удивиться собственной смелости:
- Светлейший сказал, что он не виновен! Отпустите его!
Теперь уже взгляды всех, находящихся здесь, в этом зале, были прикованы к ней, странной девочке, разговаривающей так дерзко.
- Дитя, - сказал человек в черном плаще и вдруг замолчал.
Он о чем-то глубоко задумался, соединив кончики пальцев.
И молчал несколько минут. Зал замер, наблюдая за ним. Происходило что-то непонятное, невероятное, и десятки глаз следили сейчас за лицом судьи. Какое решение он принимает? Лишь присяжные, лица которых были скрыты повязками, тихо переговаривались друг с другом, пытаясь понять, чем вызвана наступившая тишина.
Катя смотрела на Иона, не зная, не навредила ли она ему своим необдуманным поступком. Но он не смотрел на нее. Он вернулся и встал рядом с судьей.
Судья расцепил ладони и поднялся на ноги.
- Светлейший, - обратился он к Иону. - Вы утверждаете, что этот человек невиновен?
Ион кивнул. Потом, посчитав, что кивка головы может быть недостаточно, четко произнес:
- Да. Я так считаю.
- И вы можете за него поручиться?
- Да. Могу.
Катя испуганно зажала рот, осознавая, что сейчас происходит что-то важное. А всему виной она. Глупая девочка, надо было молчать!
- Хорошо. Раз так... Готовы ли вы взять его под свою опеку и очистить его имя перед законом?
- Да, - сказал Ион.
"Он только и делает сегодня, что соглашается", - недовольно подумала Катя. Ей совсем не понравилось предложение судьи взять на поруки преступника. Она уже и забыла о том, что сама заварила эту кашу.
- В таком случае - забирай! - судья махнул рукой. И в жесте этом была усталость, но и облегчение.

Из зала они вышли втроем. Ион чуть впереди, задумчивый и молчаливый. Катя вприпрыжку за ним, пытаясь не отставать. Она шла и старалась не оборачиваться. Потому что шаг в шаг за Ионом следовал осужденный. Или он вновь теперь подсудимый? Не понятно.
Но любопытство было сильнее, и она все же нет-нет, а смотрела мельком на лицо парнишки. Никогда еще она не видела таких выражений на лицах. Может быть, у тех, кто тонул, но был спасен в последний момент именно такие лица, кто знает.
- Меня зовут Константин, - тихо сказал он.
Ион не ответил, лишь кивнул головой, не сбавляя шага.
- А куда мы теперь? – робко поинтересовалась Катя.
- Уже пришли, - ответил Ион, сворачивая в ближайшую арку.
За аркой располагался ангар. Космические катера и шатлы стояли, удерживаемые на месте гравитационным полем. Охранник на входе (Кате он напомнил охранника на обычной парковке), отложил планшет и посмотрел на Иона и его спутников.
- Уже покидаете нас, Светлейший?
- Да, - ответил Ион коротко.
- Я отключу поле… И…
Охранник смерил недоверчивым взглядом Константина.
- Я знаю, вы поручились за него. Смотрел местную трансляцию… Но все же… Будьте осторожнее!
Константин наклонил голову, глядя исподлобья. Ион же ничего не ответил на это, даже не кивнул, просто развернулся и пошел вперед. Катя за ним, расстроенная немного от того, что друг, казалось, совершенно про нее забыл. Подсудимый поплелся следом, как привязанный.
Катер, который принадлежал Иону, девочке понравился. Обтекаемой формы, чуть приплюснутый с боков, серебряный с синим, отчего-то он напомнил ей благородством форм, хотя прямого сходства не было, альбатроса, готового развернуть крылья.
- Красавец! – выдохнула она восхищенно.
- Выдали, - сообщил Ион, так, словно стеснялся его. – Миротворческий шатл АЛР – 30.
Он достал из кармана металлическую коробочку, которая тут же издала пикающий звук и удивленная Катя поняла, что он снял шатл с сигнализации, словно тот был машиной, ожидающей на стоянке.
Снизу открылся люк, на пол ангара опустилась раздвижная лестница. И Ион, следом за ним Константин, все так же смотрящий под ноги, а потом Катя, поднялись на борт шатла.
Внутри было тесновато, конечно, но довольно уютно. Каюта – рубка, и каюта – гостиная, так их для себя отметила девочка, вот и все помещения. В гостиной по окружности стены располагался диван, широкий, удобный на вид, но больше ничего не было. И не успела Катя удивиться этой спартанской обстановке, как Ион положил руку на панель, быстро прошелся по ней пальцами, словно набирая код, и гостиная приняла жилой вид. Сквозь стены проступили узоры, имитирующие обои, пол разъехался, поднимая на поверхность столик, маленькую кухню, шкафчики белого цвета.
- Садитесь, - сказал Ион. – Хотите перекусить? Выпить кофе?
Константин присел на край дивана, Катя на противоположном от него конце.
- Кофе я не пью, - хмуро сказала она. – Лимонад есть?
Ион улыбнулся на эти слова и темное облако, которое, казалось, все это время сгущалось над их головами, рассеялось.
- Ну-ну, не грусти, - сказал он. – Все наладится!
Катя кивнула, тут же поверив, что все непременно будет хорошо.
Спустя какое-то время она получила бумажный стаканчик с холодным лимонадом, ярко зеленым, на вкус совершенно необычным, душистым и сладким. И почувствовала, что жизнь уже стала налаживаться.
Константину Ион вручил бокал кофе, сел рядом, ожидая, пока тот сделает несколько глотков. Парнишка не поднимал глаз, понимая, что как только он закончит пить, надо будет начать разговор, а разговор этот обещает быть непростым. И не факт, что миротворец поверит ему, когда узнает все подробности. Он, конечно, поручился за него… И обещал очистить имя. Но ведь всем известно, миротворцы никогда не изучают дела, прежде чем давать показания. Они лишь верят, или не верят… Ион поверил ему. Но не передумает ли, когда будет знать все?
- Я готов, - сказал парнишка, возвращая Иону бокал, где еще плескался темный, терпко пахнущий напиток. Чувствовалось, он очень любит кофе, и в любое другое время допил бы до конца, но сейчас он ощущал, как с каждой секундой тепла и уюта тает его решительность. Надо было рассказать сейчас. Пока еще не до конца расплавился внутри ком льда, и если он будет с позором изгнан, то не умрет от отчаянья, потому что внутри было так холодно, что больно уже не будет.
- Меня обвиняют в убийстве, – сказал Константин. – Я с планеты Римм. Слышали? Такая маленькая планета, сельскохозяйственная. По большей части пустыня, но кое-где климат позволяет выращивать голубянки. Знаете, да? Такие грибы. Деликатес, говорят. Как-то смотрел передачу по ТВ. В ресторанах – самое дорогое блюдо. И редкое. А у нас этих грибов есть - не есть. Собственно, кроме них почти и нечего есть-то. Вся еда привозная бешеных денег стоит. Родители покупали иногда, по выходным больше. Хоть голубянки где-то дорогущим деликатесом считаются, но мы их за гроши сбывали. И в рационе в основном только они и были. Ну, овощи еще кое-какие, нами же выращенные. Но на Римме плохо овощи приживаются. Климат тяжелый. Половину года очень сухой, половину влажный… Но это не важно, да? О чем это я?.. А! Городок у нас маленький. В основном все живут на фермах, что Аркихед окружают, и туда мы не часто ездим. Раз в неделю. Закупаемся по мелочи. Иногда нас с братом, когда еще маленькие были, родители в кафе водили. Потом подросли, стали в кино ходить, в клуб на танцы. Но это редко бывало. Дел на ферме много очень. Но как раз приближался влажный сезон, орошать почву и воздух, чтобы грибы лучше росли, уже не надо было так часто. Влажный сезон – время немного расслабится. И родители обещали, что будут отпускать нас чаще. Тем более, что Рик уже совсем взрослый стал, надо было, чтобы он себе невесту подыскал, в дом привел. Лишние руки в хозяйстве не помешают. А там, глядишь, и я себе жену искать начну…
Ион слушал терпеливо, не перебивая. Хотя Катя уже запуталась и не совсем понимала, к чему все эти лишние подробности. Кружит вокруг да около, а к делу так и не подобрался.
- В тот день... В тот ужасный день, Рик как раз пришел к нам домой с девушкой. Я не знаю, где он с ней познакомился. Хотя обычно он ничего от меня не скрывает, но тут, получается, выбирался в город без меня. Ведь больше познакомится негде. Вокруг нашей фермы на многие километры ни души. С соседями мы хорошо знакомы, и Вероника, так ее звали, точно не с их фермы была. Иногда соседи работников из города нанимают, да и мы тоже. Это когда сбор урожая идет. Но до этого еще далеко было. Значит, как я сейчас думаю, Рик, когда за запчастями для оросителей ездил, где-то с ней и познакомился. Все остальное время он на глазах был.
Вероника была симпатичная девчонка. Я бы с ней тоже познакомился, если бы первый повстречал. Такая бойкая, веселая. Очень живая. Немного пухленькая, но как по мне, то это даже и украшает девушку. Маме она тоже понравилась. На стол накрыли, посидели, посмеялись. Настроение у всех было отличное просто. Я подумал, что свадьба не за горами, точно. Очень уж хорошо у них шло. Вероника сначала собиралась домой поехать вечером, но до города больше часа добираться, а за разговорами и не заметили, как на улице завечерело. Мама уговорила Веронику остаться, сказала, что комната для гостей все равно пустует, а утром этот бездельник (тут мама взъерошила Рику волосы), отвезет ее в город. И Вероника согласилась… Зря… Но кто же мог знать…
Константин замолчал, глядя в одну точку. Катя, которая давно уже покинула дальний угол дивана и подсела поближе, увидела, как дрожат его руки, сжимающие одна другую. Ион тоже заметил это и положил ладонь на его плечо, ободряя.
- Ну же, – сказал он.
- Я ушел спать раньше, когда они еще на кухне сидели. Слушал какое-то время их голоса, и хотя слов было не разобрать, но по интонациям было понятно, что им весело. Такой был хороший вечер! А утром я проснулся от шума дождя за окном. Сезон у нас, хотя и называется влажным, и дожди часто идут в это время, но все больше моросят тихонько день и ночь. А так, чтобы ливень – редко бывает. В то же утро вода лилась так, что даже сквозь открытое окно в комнату натекло немного. Было душно, но я закрыл окно, потому что сильно тянуло сыростью, и даже вся комната успела этим сырым запахом пропитаться. Я вышел на кухню, думая, что мама уже встала и готовит завтрак – она всегда вставала очень рано. Но не в этот раз. На столе стояли остатки ужина, в раковине лежала посуда. Пришлось загружать посудомойку. Пока я все убрал, пока вскипятил чайник, прошло около получаса, наверное. Честно признаюсь, что специально гремел посудой, чтобы кто-нибудь проснулся и составил мне компанию. Но все спали без задних ног. Наверное, поздно вчера улеглись, да еще и дождь этот. В дождь всегда сильнее спать хочется… Я позавтракал в полном одиночестве, а потом решил, что Рика я точно могу поднять. Нечего разлеживаться ему. Набрал в стакан воды холодной и пошел в его комнату. Хотел ему эту воду на голову вылить… Не подумайте ничего, мы частенько друг над другом так подшучивали… А когда я в комнату вошел… Кстати, те осколки от стакана на пороге комнаты были единственным доказательством моей невиновности. Мол, не мог хладнокровный убийца так разнервничаться, что стакан из его рук вырвался и разбился, а он босыми ногами по осколкам прошелся, когда в комнату вбегал… Но потом обвинитель доказал, что это я все подстроил, чтобы хоть как-то следы замести. Потому что на многие километры вокруг ни души, и не кому больше было это сделать. И жертвы до последней секунды не сопротивлялись. Потому что не думали, что им опасность грозит… Вот такие неопровержимые доказательства… Мой брат лежал на полу. Сразу было понятно, что произошло что-то ужасное. Все вокруг было в крови…
Константин набрал в грудь воздуха и заговорил вдруг очень быстро, стараясь проговорить самое страшное на одном дыхании, до следующего вздоха.
- Он казался странно плоским. Потом только понятно стало почему – внутри он был пуст, внутренности все, и даже ребра – ничего не было… А пока я только разрезанный живот…
- Стой! – сказал Ион, сжимая ему плечо. – Остановись на секунду!
Он повернулся к Кате.
- Девочка моя, выйди, пожалуйста, на несколько минут. Все остальное тебе слушать совсем не нужно.
Катя и сама хотела сказать то же самое. Ион остановил рассказ за секунду до того, как она зажала уши. Мятый стаканчик из-под лимонада вывалился из ее руки и лежал на полу. А она даже не помнила, как выронила его.
Девочка вышла из каюты и обнаружила себя, сидящей на кровати, в комнате. В своей комнате. За окном было совсем темно, и в комнате было темно, потому что она забыла включить свет, так и сидела в потемках и даже не заметила этого. Вот это она размечталась! Хотя история, созданная ее воображением, неожиданно стала принимать зловещий оборот.
Девочка включила свет, посмотрела на часы. Нет, было еще совсем не так поздно, около семи вечера. Мама с работы еще не вернулась, но она никогда и не возвращалась раньше девяти. Уроки делать не хотелось совершенно, и Катя поняла, что завтра, как и многие дни до этого, придет в школу с невыполненными заданиями. Угрызения совести по этому поводу не мучили ее ни одной секунды. Хуже уже все равно не будет.
Катя проведала бабушку. Та лежала в своей комнате на кровати и дремала, дышала так тихо, что девочка подошла совсем близко, чтобы увидеть, как поднимается ее грудь. Она накрыла бабушку тонким пледом. Она очень хотела бы помочь ей, но не представляла как, и пока могла только так проявить свою заботу.
- Спи, спи, - прошептала она.
Потом села рядом в кресло, включила торшер, свет которого делал комнату уютной и безопасной, оперла подбородок на кулак и погрузилась в выдуманный ей мир.
Когда она вернулась Ион и Константин уже говорили о другом, она зашла на середине фразы.
- … смыл все следы, если они были, - говорил Константин. – Ни одного свидетеля того, что на нашу ферму кто-то приходил, или приезжал ночью. В доме только мои отпечатки пальцев. А следы… В основном мои из-за порезанных ступней. Я метался из комнату в комнату и даже если бы что-то было, я все затоптал…
- Ясно, - сказал Ион.
Константин сжался, не решаясь посмотреть на что-то, кроме своих сложенных на коленях рук.
- Вот и все… Убийство моей семьи, и девушки моего брата приписывают мне. Никаких вариантов. Больше просто было некому… Чтобы я не говорил, мне не верят…
- Я верю тебе, - сказал Ион.
И фраза эта была сказана так просто, что Кате сразу было понятно, он действительно верит. Хотя все доказательства против Константина. И тот ожил, встрепенулся, впервые поднял голову и посмотрел ему в глаза.
- Спасибо! – сказал он.
А Катя ничего не говорила. Она не знала, верить ли. Ион, наверное, слишком добрый и доверчивый. Вот будь она на месте преступника, то разве не ухватилась бы за этот единственный шанс – обмануть, войти в доверие, а потом… Если он действительно безжалостный убийца, то у доверчивого Иона могут быть большие неприятности. Константин уже убил четверых. Что его остановит, если он захочет избавиться от пятого? И Катя решила, что будет присматривать за этим типом.
Ион, словно почувствовав, о чем она думает, притянул ее к себе и чмокнул в макушку.
- Не хмурься, моя девочка! Все будет хорошо!
- Ага! – мрачно подтвердила она. – Обязательно! И что планируем делать?
- Как что? Летим на Римм! Если где-то и можно найти ответы на вопросы, то только там! Кстати, Константин, а как-то иначе тебя можно называть? Не так официально?
Парнишка, чье лицо до этого разговора напоминало застывшую маску, оживало на глазах. Кате он даже на какую-то секунду показался вполне симпатичным, но она сердито прогнала эту мысль.
- Дома меня звали Тин, - ответил он и улыбнулся, показывая щербинку между передними зубами, а на покрасневших щеках очень ярко выступили мелкие веснушки. Улыбка казалась совершенно искренней.
«У! Убийца!» - гневно подумала Катя. Но злилась не столько на Тина, сколько на себя. Она, оказывается, тоже почти поддалась его обаянию. Нельзя, нельзя терять бдительность!
- Меня Ион. А эту маленькую злючку – колючку Катя. Что же, я очень рад, что мы познакомились. Летим к Римму!
Планета встретила их мелким дождем. Шатл приземлился в городском порту, и Катя, выйдя наружу вслед за Ионом и Тином, чуть не задохнулась от духоты и влажности, обрушившейся на нее. Ей показалось, что мельчайшие капли проникают сквозь кожу, наполняют легкие вместе с каждым вдохом. Но спустя несколько секунд ей стало легче, хотя она еще долго удивлялась тому, как люди способны выживать в этом ужасном климате.
Город – скопление серых зданий, вылепленных из песчаника, был уныл и пуст. В порту, на выходе, им пришлось миновать пост полиции, и полицейский, дежуривший сегодня, подскочил, едва увидев Тина.
- Что ты здесь делаешь? – крикнул он. – Да как ты?..
Но договорить не успел, потому что Ион во время подоспел и сунул ему в руку карточку с предписанием суда. Только теперь полицейский разглядел и его.
- Приветствую, Светлейший, - хмуро выдавил он. – Ну, если только под вашу ответственность… Но не советую вам разгуливать по городу. Не все жители станут выслушивать объяснения прежде, чем вытащить из кармана нож… Хм… В общем, не все здесь обрадуются возвращению Тина.
- Я понял. Спасибо за предупреждение, - Ион произнес эту фразу, слегка улыбаясь. – Надеюсь, не будет считаться преступлением, если мы перекусим в городе, прежде чем уедем на ферму? Яда нам не подсыплют?
Полицейский, чья фраза про нож действительно прозвучала угрожающе, смутился.
- Давайте я вам провожатого вызову. Он и в кафе приличное вас отведет, и подбросит потом до фермы. Боюсь, иначе вам пешком придется идти. Не найдется желающих помогать. Даже не смотря на то, что он под вашей ответственностью, Светлейший.
Он вызвал по рации своего напарника, поручив ему прибывших. Тот отвел их в кафе, где они неплохо, вполне сытно перекусили, а Катя впервые попробовала голубянки, которые напомнили ей по вкусу лисичек, но с более выраженным грибным вкусом. К тому же они действительно были голубого цвета. Редкие посетители кафе бросали на Тина красноречивые взгляды, перешептывались, но подходить не решались.
Позже патрульный катер на воздушной подушке доставил их к границе фермы Тина.
- Дальше сами. Здесь недалеко идти.
- А то я не знаю, - пробормотал Тин, выгружаясь из катера.
Полицейский уехал, и они остались одни. Стояли на сером песке, глядя на серые выщербленные каменные гряды. Дальше начинались ряды укрытые материалом, когда-то темным, а теперь сделавшийся серым, как все вокруг - ветер, солнце и влага сделали свое дело. Сквозь материал торчали синие шляпки грибов.
Тин смотрел на место, где он родился и вырос со странным выражением лица. Наверное, ему казалось диким, что жизнь его разрушена, а грибы растут как ни в чем не бывало. Только вот больше никто никогда не соберет урожай.
- Пошлите, - сказал он и указал рукой куда-то вперед. И Катя поняла, то, что она приняла за серые камни, на самом деле является приземистыми, одноэтажными круглыми строениями. Вокруг самого большого купола из песчаника стояли несколько маленьких.
Вовнутрь центрального, который оказалось не запертым, только вход был оклеен лентой с гербом местной полиции, так что никто не решился бы переступить эту черту, они не стали входить. Тин постоял рядом, не прикасаясь к ленте руками, а лишь вытянул шею, как страус, пытаясь заглянуть в комнаты.
- Страшно там, - прошептал он. – Не могу зайти.
- И не надо, - поддержал его Ион. – Сейчас не время. Еще где-то можно разместиться?
- Да, - Тин кивнул. – Отдельно стоит гараж. Отец там себе сделал мастерскую и иногда возился подолгу с механизмами, пытался усовершенствовать наши оросители. Мама понимала, что на самом деле ему надо побыть одному. Поэтому в гараже отцу сделали отдельную комнатку. Там и плита стоит, на случай, если он захотел бы перекусить, не возвращаясь домой.
- Хорошо, - согласился Ион. – Отведи нас туда.
В гараже – в одном из маленьких серых куполов, было темно. Окна здесь представляли собой круглые дыры под самым потолком. Пахло сыростью и грибами. В центре стояли станки, укрытые тканью. Тут же стояли ящики с инструментами, а прямо на полу лежали обрывки проволоки, металлические детали и мятые листы со схемами.
У противоположной стены стоял диван с продавленным сиденьем, вытертый на подлокотниках, но заботливо укрытый тонким покрывалом. На деревянном столике стоял графин с водой, теперь пустой. Справа от дивана Катя разглядела что-то вроде импровизированной кухни: прямо на маленьком холодильнике располагалась плита, работающая от газовых баллонов. Сами баллоны лежали тут же, в коробке. Она бегло насчитала пять, должно надолго хватить. Хотя девочка и надеялась, что они не будут задерживаться здесь.
На полу лежал покрытый песком и маслеными пятнами коврик.
Тин хлопнул в ладони и под потолком зажегся свет. Потом заглянул в холодильник, наморщил нос. Катя из-за его спины увидела, что внутри на полке сиротливо стоят три бутылки с водой, а в миске лежат остатки еды. Темно-синий оттенок чего-то, лежащего в миске, навел на мысль о том, что это те же грибы, просто потемневшие и испортившиеся.
- Ну, мы ведь всегда можем набрать грибов на плантации, чтобы перекусить, - преувеличенно бодро высказался Тин. – Плита есть – пожарим!
- Ага, - сказала Катя и посмотрела на Иона.
Тот холодильником не заинтересовался, а увлеченно копался в коробке с деталями. Заметив на себе взгляд, он обернулся, улыбнулся смущенно.
- Вот смотрю, - сообщил он, как будто никто и без этого не понял, чем он занимается.
- Смотри, конечно. Но там ничего интересного - старый хлам.
Тин подошел, присел рядом на корточки и запустил руку в коробку. Вытащил пластмассовый кругляш, напоминающий пуговицу, со свисающими наподобие ниток проводами.
- Хотя, в последнее время, - продолжал он, разглядывая свою находку, - отец намекал нам, что вот-вот сделает какое-то изобретение. Значительное. Сколько я себя помню, отец всегда находился на грани значительного изобретения, но так ничего, кажется, и не изобрел…
Ион достал со дна коробки что-то, напоминающее ограненный драгоценный камень, светящийся изнутри насыщенным зеленым цветом. Камень был довольно большой и тяжело лег в ладонь.
- Ого, а это что? – воскликнула Катя, которая до этого момента содержимым коробки не интересовалась. Но тут глаза ее загорелись, и нос стал остреньким от любопытства.
- Не знаю, - пожал плечами Тин.
- И я не знаю, - сказал Ион, задумчиво разглядывая камень, лежащий на его ладони.
- А отдайте его мне! – предложила Катя. Ей казалось это вполне разумным, ведь камень больше уже никому не понадобится!
Тин растерянно промолчал, но Ион убрал камень обратно на дно коробке и покачал головой.
- Нет-нет, моя девочка. Он тебе не принадлежит.
Катя ушла на диван, надув губы. Ну как так! Обещал ей космическую сказку, а в итоге завез на какую-то пыльную планетёнку, да еще и последней радости лишил!
Ион, казалось, не замечал ее обиженного лица. Он встал, отряхнул свои светлые брюки, на которых не осталось ни песчинки, и тронул Тина за плечо.
- Ты, наверное, прав был насчет того, чтобы собрать грибы на ужин. Я так понимаю, больше нам перекусить будет нечем. Пойдем?
Тин кивнул, поднимаясь. Вытащил откуда-то из кучи деталей мятый пакет, потряс его, проверяя на целостность, и вполне удовлетворился.
- Ты с нами? – спросил Ион у Кати.
- Нет, - ответила она, и нахмурилась еще больше, всем своим видом показывая смертельную обиду и грусть. – Здесь посижу. В одиночестве!
- Ну ладно. Не скучай. Мы быстро!
Ион улыбнулся ей так светло, что Катя тут же почувствовала угрызения совести. Но совесть мучила ее недолго. Совсем не для этого она хотела остаться одна. У нее был план!
Катя подошла к коробке и совсем скоро обнаружила чудесный сияющий кристалл. Оглянулась, чувствуя, как сердце нервно дергается внутри. «Да не нужен он никому!» – убеждала она себя. И вот камень с ее ладони скользнул в карман комбинезона.
Комбинезона? Ах, да! Катя уже и забыла, что она нафантазировала себе именно такую одежду. Ну, не в платье же ей разгуливать по песку, да под дождем!
Ион и Тин вернулись быстро. Тин принялся чистить голубянки на ужин. Ион подошел к Кате и присел рядом на корточки.
- Ты прости, что приключение получается таким мрачным. В следующий раз обязательно посмотрим что-нибудь удивительное! Но не могу я сейчас его бросить… И тебя без присмотра тоже оставить не могу… Не грусти, хорошо?
- Хорошо, - буркнула Катя. И тут же поняла, что на самом деле не злится. Ну, пусть мрачное приключение, но зато она не одна! И даже стало стыдно немного за украденный камень.
За окном постепенно сгущались сумерки. На сковороде шипели и вкусно пахли грибы. Катя, укутанная в плед, сидела на диване и силилась рассмотреть сквозь маленькие круглые окна звезды. Ей было очень интересно, какое здесь небо. Звезды и созвездия совсем другие должны быть, не такие, как на Земле. Но она видела только темный овал окна и густую черноту за ним. Яркий свет, горящий под потолком, заслонял свет звезд.
- Я выйду, постою на улице? – сообщила она, не столько спрашивая, сколько ставя в известность.
- Далеко не отходи! – сказал Ион.
Катя не стала отвечать, посчитав это само собой разумеющимся. Она ведь не глупая – по пустыне бродить среди ночи.
На улице оказалось неожиданно прохладно. Духота ушла, и Катя впервые вздохнула полной грудью, зябко кутаясь в тонкий плед. Подняла голову и замерла от восхищения. Мириады звезд, ярких и таких близких. Их было так много! Гораздо больше, чем на Земном небе. Казалось, что все пространство над головой заполнено ими, и словно невиданной красоты кружево соткано было из их сияния. Катя даже не сразу заметила две планеты – спутника, низко висящих у горизонта. Они совершенно терялись в этом ослепительном сиянии.
Девочка долго стояла так, глядя в небо. В какую-то секунду ей даже стало казаться, что она падает туда, словно в темный океан. Голова закружилась, было и страшно, и чудесно, Катя протянула руки вверх, ожидая, что вот-вот, и она нырнет в прохладную, черную, искристую воду.
- Как же это прекрасно! – прошептала она.
- Ты о чем? – раздался голос над головой.
Катя моргнула и увидела лицо мамы, склонившееся над ней. Она и не заметила, когда мама вернулась с работы.
- Да так, - смущенно призналась она. – Замечталась.
- Лучше бы ты уроки делала! – сказала мама, она была уставшей, а поэтому злилась. – Мечтает она! Вот ты сделала уроки на завтра?
- Да, - соврала Катя, холодея.
- А если проверю? А? Сейчас вот поужинаю и посмотрю, что ты там сделала! И в дневник заодно загляну!
- Ну… Ладно… - врать, так врать, решила Катя, тем более, признаваться было уже поздно. – Сейчас принесу…
Она надеялась, что мама будет ужинать, поговорит немного с бабушкой, а потом сядет смотреть телевизор и про уроки благополучно забудет. Так и получилось. Катя немного помялась с тетрадками у порога кухни, глядя, как мама разогревает себе на сковородке пюре с яичницей. Даже бабушка вышла из комнаты, присела на табуретку, и они с мамой стали обсуждать растущие цены и политические новости. Катя тихонечко скрылась в бабушкиной комнате, чтобы не мозолить глаза и не напоминать о своем присутствии.
Почему-то каждый вечер получалось так, что мама вместо того, чтобы поинтересоваться ее делами, или просто расспросить, что происходило у дочери в этот день, или, может быть, рассказать какой-то забавный случай со своей работы, лишь сурово и сухо отчитывала ее. Наверное, она думала, что дочери, растущей без отца нужна строгость. А Катя всего лишь хотела, чтобы мама обняла ее и прижала к себе. Пусть даже ничего не говорит. Но проявление нежности в глазах мамы было проявлением слабости. Кажется, она больше никому не намерена была открывать своего сердца, даже дочери, у которой к тому же были совершенно такие же глаза, как у ее отца. Она иногда смотрела на дочь и чувствовала, что вместо любви, в ней закипает непонятная злость. Катя была ни в чем перед ней не виновата. Но эти глаза… Муж тоже на нее смотрел с любовью, а потом предал… Нет, она никому больше не станет верить. А девочку воспитает нормальным человеком, безо всех этих мечтательных глупостей в голове.
Катя села в кресло, которое еще хранило остатки ее тепла, и попыталась вернуться на Римм, под звездное небо и вновь ощутить чувство полета и бесконечной радости. Но ничего не получалось. Она видела лишь серый песок под ногами и темноту вокруг.
Вдруг кто-то сзади обнял ее тихонько за плечи и прижал к себе.
- Замерзла, моя девочка?
Это был Ион, она чувствовала, какие теплые у него руки. И голос, который произнес «моя девочка» был самый ласковый голос во вселенной. Катя заплакала, сама не понимая от чего. А он стоял рядом, и согревал, и молчал, но молчание было добрым и терпеливым.
Постепенно слезы иссякли, а мир вокруг вновь стал осязаемым и живым. Тин выглянул из гаража, отодвинув тряпку, занавешивающую вход. Наружу вырвался густой грибной аромат, и Катя почувствовала, как у нее потекли слюнки.
- Все готово! – радостно возвестил Тин. Те минуты, когда ему удавалось забыться, случались все чаще, и тогда на лицо паренька возвращалась улыбка. И Катя понимала, что, наверное, именно так он выглядел до всех этих событий. Худое, веснушчатое лицо с торчащими ушами приятно преображалось и являло миру беззлобного, веселого паренька, довольного своей жизнью, пусть даже эта жизнь протекает в таком, казалось бы, скучном месте.
- Мы уже идем! – поспешно согласилась Катя, у которой от голода уже живот подвело. Ион рассмеялся, взял ее за руку, увлекая за собой, под купол, где горел свет, было тепло, уютно и вкусно пахло едой. Катя, уже на пороге обернулась, скользнула взглядом по пустыне, по темнеющему в десятке метров от них центральному строению… И вдруг ей показалось на секунду, что у входа стоит длинная, тонкая черная фигура. Неподвижно, чуть ссутулившись и подавшись вперед, словно существо шло, но в последний момент замерло под ее взглядом.
Катя моргнула и отвернулась, не позволяя себе испугаться. Это лишь причудливая игра света и тени, ничего больше.
Но Ион увидел растерянность на ее лице.
- Что-то случилось?
- Нет, нет! – поспешно ответила девочка. Она и на самом деле уже убедила себя в том, что все увиденное только примерещилось.
Тин водрузил горячую сковороду на столик, придвинув его к дивану, рядом положил три вилки, поставил бутылку воды и, немного смущаясь, от того, что вынужден принимать гостей за ужином с такой скудной сервировкой, развел руками.
- Ну, как-то так, - сообщил он.
Но Катя была так голодна, что необходимость есть из одной сковороды с предполагаемым убийцей, сейчас нисколько ее не смущала. Голубянки были немного пересолены, но вполне съедобны. Молчаливо стуча вилками, компания расправилась с ними меньше, чем за пять минут. А потом так же жадно по очереди припали к бутылке, утоляя разыгравшуюся жажду.
- Вкусно, - сказала Катя. Хотела добавить «спасибо», но передумала. Вдруг Тин на самом деле убийца, тогда ей потом будет стыдно за это «спасибо». Вместо этого она добавила:
- Но как подумаю, что несколько дней придется есть одни жареные грибы, так страшно становится!
Ион же и поблагодарил, и улыбнулся Тину ободряюще.
- Думаю, нам всем нужно как следует выспаться. Этот день был долгим и непростым. А завтра с новыми силами примемся за дело, - сказал он.
Тин потемнел лицом, представив, что ожидает его завтра, но кивнул в ответ. А Катя поняла, что на сегодня история заканчивается. Глаза слипались, и сил у воображения больше не было.
- Спокойной ночи, - прошептала девочка. – Я вернусь утром.
Она сладко потянулась, разминая затекшие руки и ноги. Встала с кресла и пошла умываться, на пороге столкнувшись с бабушкой, которая заходила в комнату.
- Ты заснула здесь, Катюня? Сидишь тихо, как мышка.
Катя вместо ответа обняла бабушку и поцеловала ее. Оказывается, это так просто, самой проявить заботу. И бабушка в ответ обняла ее легкими, как перышки, руками.
- Спокойной ночи, бабуля.
Лежа в кровати, она думала о том, как все же ловко она придумала с этой воображаемой книгой. Настоящее приключение. Немного пугающее, но и пусть! Ведь рядом есть тот, кто сможет защитить.
Катя думала, что будет спать, как убитая, она совершенно вымоталась, хотя события и происходили только лишь в ее голове. Но воображение, запущенное на всю катушку, продолжало являть образы придуманного мира даже во сне.
Так она проснулась среди ночи и несколько секунд ясно осознавала, что находится на Римме. Лежит на диване, устроившись на подлокотнике, и шея уже затекла. Тонкий плед согревал плохо, поэтому она завернулась в него целиком, даже голову накрыла.
Но какое-то время спустя Катя пришла в себя, осознав, что приняла сон за явь, а холодно ей оттого лишь, что она скинула одеяло. Она укрылась и заснула вновь.
Но Римм не хотел отпускать. И вот девочка опять почувствовала грубый материал обивки, натерший ей плечо. Она села, огляделась в темноте. Увидела, что Тин и Ион спят сидя, прислонившись к боковинам дивана. У Тина во сне было такое беззащитное и грустное лицо, что невольно стало его жаль.
Было невозможно тихо, и каждый вздох, и каждый шорох был отчетливо слышен. Вот она сидела и прислушивалась к дыханию своего друга, отчего сразу становилось спокойнее. Катя и думать забыла о том, что на самом деле она находится не здесь.
Вдруг она услышала шипение, едва различимое. Что-то или кто-то шипело из-за дверей. Дверей, которые представляли собой лишь тряпку, занавешивающую вход – крайне ненадежная преграда. Катя замерла, прислушиваясь. Было жутко и в то же время чудились в этом шипении звуки человеческой речи.
Сначала как будто «прошу, прошу», или, может быть, это было «задушу, задушу».
Занавесь медленно начала приоткрываться, и из-за нее высунулась темная рука, ясно выделяющаяся на фоне светло-серой стены. Казалось, сама ночь хочет проникнуть в их ненадежное пристанище.
Тонкий, нечеловечески длинный палец указывал прямо на Катю, шипение стало требовательным.
Девочка, не выдержав нахлынувшего на нее ужаса, пронзительно вскрикнула. Тут же Ион вскочил на ноги.
- Что? Что тебя напугало?
Но Катя не могла говорить, и лишь указывала на трепещущую тряпку.
- Что ты видела? – терпеливо спрашивал он, обнимая ее. – Расскажи.
Но девочка качала головой, теперь ей уже казалось, что все происходящее было частью сна. Конечно, сна! Вот она заигралась, даже забыла на какое-то время, где находится!
Римм выцвел и рассыпался, уступив место обычной комнате, знакомой Кате с детства. На столе стоял бокал с водой, и девочка жадно сделала несколько глотков. От вездесущего песка саднило горло… Ах, да! Это тоже не по-настоящему! Песок остался на Римме, а здесь осень, слякоть и холод.
Оставшуюся ночь она провела без сновидений.
Но все следующее утро, пока она находилась в школе, Катя провела, скучая по Иону. И даже по Тину, и по Римму, не смотря на то, что там был ужасный климат, а по ночам по пустыне разгуливают шипящие монстры.
Иногда во время урока, когда рассказ учителя становился особенно скучен, Катя задумчиво грызла карандаш и медленно погружалась в свою книгу, которая никогда не будет прочитана никем, кроме нее. И видела Иона и Тина, бродящих посреди комнат центрального купола. Тин плакал, а Ион время от времени касался его плеча, утешая. Девочка нечетко, но различала обстановку, гораздо более приятную и уютную, чем в гараже. Светлая мебель, стеклянные поверхности полочек, тонкие вазочки с искусственными цветами… На столе лежит открытая, перевернутая вверх корешком книга, и Тин бережно берет ее в руки. И Катя понимает, что эту книгу читал кто-то из его родных в тот день, остановился на этой странице и второпях, когда его что-то отвлекло, перевернул книгу, чтобы не потерять нужное. А отвлек его Рик, вернувшийся домой с девушкой…
Тин аккуратно закрыл ее и поставил на полку, туда, где блестели корешками другие книги с золотистым теснением.
- Папин «Краткий справочник по физике», - сказал он. – Я пытался пару раз читать, ничего не понял.
- Здесь все осталось в том же виде, как в то утро? – спросил Ион, оглядываясь.
- Да, - кивнул Тин. – Вот только тела… Их нет…
Катя, незамеченная никем, идет по комнатам. Нет ничего страшного, пока она не смотрит себе под ноги и не упирается взглядом в отпечаток голой человеческой ступни. След расплылся и стал бурым, но не сложно было догадаться, что оставил его Тин, порезавшийся о стекло. След не один, их много на полу… А вот там большое пятно…
- Ай! – пищит она, догадавшись.
- Что ты здесь делаешь, моя девочка? – Ион тут же появляется рядом. – Вот глупышка. Я был уверен, что ты сейчас занята другим делом!
- Ага… Это уроками что ли? Тоска тоскливая! Вот, отвлеклась немного! – Катя немного злилась на себя за свой страх, и на Иона заодно. Ушли без нее! Ну как так!
- Возвращайся! Я приду за тобой, когда будет можно. Хорошо? Не нужно тебе здесь быть!
Катя обнаруживает себя в классе, сидящую за партой и по-прежнему жующую кончик ручки. Никто ничего не заметил. Да и прошло всего несколько секунд. Сосед по парте толкнул ее под локоть.
- Не спи, замерзнешь! – шепчет он свою любимую шутку. Катя пинает его под партой, но не сильно, а так, для профилактики.
Оставшиеся уроки она стоически пытается не мечтать, не воображать Римм, который настойчиво стучится в ее мысли. Да, там интересно. И хочется быть там, но здесь тоже дела, пусть и скучные, такие как уроки. Зато потом, придя домой, намечтается вдоволь.
Но какие, однако, самостоятельные у нее персонажи! Расследуют там что-то без нее! Ион обещал прийти за мной. Ха, это кто еще за кем придет!
В этот день из школы домой она почти бежала, боясь пропустить что-то важное, что произойдет без нее за эти часы. Хотя, если подумать, это так глупо. Книги ведь не пишутся сами собой? Ведь нет?
Обед проглочен за минуту, форма накинута на спинку стула. Катя в толстом свитере с чашкой чая в руках садится за стол и смотрит в пространство. Она думает о том, как это должно быть нелепо выглядит со стороны, но успокаивает себя тем, что все равно этого никто не увидит. И спустя секунду она на Римме.
- Я сказал, что приду за тобой, - Ион смотрит на нее и улыбается. Он рад ее видеть, но в то же время Катя чувствует в его голосе легкую грусть.
- Дождешься тебя! – бурчит Катя, недовольная тем, что должна являться по приглашения к своим же персонажам.
- Здесь не самое лучшее место для маленьких девочек. А ты… Ты уроки еще не сделала!
Этот аргумент смешит Катю, и она беззаботно хохочет.
- Да кому они нужны!
Ион невольно улыбается в ответ, потому что невозможно смотреть на ее веселье и не заразиться им.
- Здесь жуткое место, - говорит он вновь. – Я волнуюсь за тебя. Ты сегодня ночью плохо спала, тебя мучили кошмары. Помнишь?
Но девочка, довольная тем фактом, что опять оказалась в своем воображаемом мире, рядом со своим лучшим другом забыла уже о том, как страшно было ей ночью. Но зато вспомнила кое-что другое.
«Ой», - мысленно спохватилась она, ощупывая карманы. Но все было в порядке: удивительный зеленый камень по-прежнему был с ней.
А сама Катя стояла рядом с центральным куполом, вновь ощущая как влажный горячий ветер, перемешанный с песком, перебирает ее волосы и заставляет выступить на коже капельки пота, на которые тут же прилипают песчинки.
Через какое-то время она видела ясно все вокруг, Римм приобрел цвет, объем и запах. Рядом оказывается все это время стоял Тин. Он надел халат поверх спецовки, голову обвязал тряпкой и стал похож на бедуина, такого худенького, вечно голодного бедуина.
- Что-то узнали? - спросила она по-деловому, чтобы не позволить невольной жалости проникнуть в сердце.
Тин пожал плечами.
- Подтвердилось то, что мы и так знали… Что все знают…Но кажется появилась какая-то ниточка. А может – пустышка… Пока не знаю…
Кате показалось, что он опять сейчас заплачет, но Тин упрямо сжал губы и при ней плакать не стал. Все же чувствовал подспудно, что она не на его стороне.
- Ладно, - беззаботно согласилась она. – Это вообще не мое дело. Ведь так, да? Вы тут расследуйте, а я погуляю пока. Можно?
Ион посмотрел на нее внимательно, и Катя уже готова была выслушать лекцию о своей бессердечности, но он только сказал:
- Ладно. Далеко не уходи.
Стало стыдно, но лишь немного. От ее присутствия, правда, толку было чуть. Поэтому она натянула на голову капюшон, призванный хоть немного защитить ее волосы от ветра, развернулась и неторопливо побрела к плантациям голубянок. Лицо пришлось закрывать рукавом кофты – серый песок настойчиво лез в нос и рот. А еще невероятно сильно воняло грибами. Тягучий грибной аромат стоял в воздухе, и Кате уже казалось, что вся она насквозь пропиталась им. «Никогда больше не буду есть грибы!» - злилась она.
На плантациях, как она и предполагала, не обнаружилось ничего интересного. Синие шляпки большие и маленькие, волнистые, похожие на маленьких барашков, торчали из ткани, пропитанной влагой. Катя подковырнула пальцем одного барашка, и он остался лежать на ее ладони, тут же странно напомнив ей кусочек мозга. Синего маленького мозга. Бррр! Катя выкинула гриб и вытерла руку о комбинезон.
- Гадость! – сказала она вслух.
- Согласен, - откликнулся кто-то сзади. Девочка испуганно подскочила на ноги и оглянулась. Рядом с ней стоял незнакомый человек. Мужчина. Довольно высокий, в темном плаще. Лицо было замотано шарфом, а глаза скрывались в тени надвинутого на лоб капюшона. Катя смерила взглядом, далеко ли ей бежать до купола – оказалось, что далеко. Ион с Тином скрылись внутри. Если она будет кричать, то слова унесет ветер, если побежит, то ноги увязнут в песке. Здесь не так давно произошло жуткое убийство. Ей впервые в голову пришла мысль, что возможно, Тин действительно был не виноват.
- Не бойся, не бойся, - сказал человек, придвигаясь к ней. Но что-то было в его голосе, подсказавшее ей – бояться нужно. Катя дернулась, но тут же крепкие пальцы ухватили ее за локоть.
- Отпусти… те… меня, пожалуйста, - девочка готова была разреветься от страха.
- Отпущу, конечно, отпущу… - он наклонился к ее лицу, и девочка увидела близко-близко его темные маленькие глаза, похожие на черные угольки. Обещание отпустить звучало зловеще и вовсе не обнадеживало. – Ты только сначала скажи мне – Тин здесь?
- Да, - поспешно ответила она, прежде чем успела опомниться. – Да! Отпусти!
Он в ответ еще крепче перехватил ее руку, дернул на себя.
- Вот как. Хорошо!
Кате показалось, что он действительно рад, но судит ли эта радость что-то хорошее Тину?
- Выведи его вечером сюда, когда стемнеет. Мне надо с ним поговорить.
Девочка покачала головой, зажмурившись. Темный огонь в глазах не сулил ничего хорошего.
Кате было так страшно, что она не чувствовала земли под ногами, в голове звенело. Она дернула рукой и… смахнула на пол чашку с чаем. Чай обжег ее колени, несильно, но достаточно, чтобы она пришла в себя. Девочка увидела, что сидит на кухне, и нет никакой опасности. Никто ей шею сворачивать не собирается. Вот это замечталась! Так натурально все выглядело, до сих пор ноги трясутся. Катя даже невольно обернулась, и сердце на секунду сжалось в ожидании, но кухня была пуста. Правда, недолго, потому что в коридор на шум выглянула бабушка, остановилась в дверях. Увидела разбитую чашку и покачала головой, но не зло.
- На счастье, - сказала она.
- Ага, - подтвердила Катя. Действительно, повезло.
Возвращаться на Римм сразу было страшно, хотелось немного отвлечься, отдохнуть. Наверное, она не выспалась этой ночью, вот и мерещатся всякие ужасы. Может быть, она даже уснула ненадолго? Катя притащила рюкзак на кухню, здесь было светлее, и решила заняться уроками. Разложила тетрадки, вытащила дневник – мятый, потертый, сразу было видно, что его хозяйка не сильно озабочена появлением в нем хороших оценок. Как назло, уроков задали мало, и были они легкие.
Не успела Катя достать ручку и написать в тетради число, как почувствовала, что на кухне она не одна. Подняла голову и улыбнулась.
- И куда ты пропала, моя девочка? – спросил Ион. – Я тебя потерял. Волнуюсь!
Катя готова была обнять его за эти слова, ведь ей давно уже казалось, что никто не волнуется за нее. Почему все думают, что она такая сильная и самостоятельная, ведь это совсем не так! Ведь она еще ребенок, разве нет? Почему же никто не делает с ней уроки, никто не спрашивает, как у нее настроение и даже просто-напросто не берет за руку и не гладит по голове? Когда никто не обнимает даже одного раза в день, то к вечеру становится очень холодно, просто до дрожи. Катя давно уже замечала это – с утра в груди словно солнышко, теплое, хотя совсем маленькое. А к вечеру от тепла ничего не остается, а там, где было маленькое теплое солнышко большая черная дыра, которая затягивает в себя все светлые мысли. Стало грустно. Даже Ион – такой добрый, такой понимающий, но на самом деле она его просто придумала. А можно ли считать поддержку воображаемого друга реальной? Это ведь все равно, что пить воду и представлять, что пьешь лимонад. Не по правде…
- Уйди, - сказала она, опустив голову.
- Почему? – Ион сдвинул брови, но не нахмурился, просто пытался понять.
- Ты не настоящий. Тебя нет на самом деле… И никто меня не любит, никому я не нужна! – последние слова Катя выкрикнула и тут же испуганно сжала губы – не хотелось волновать бабушку, и только лишь спустя мгновение поняла, что весь разговор происходит у нее в голове. Она и хотела, и боялась одновременно, что Ион исчезнет, а вместе с ним все волшебство, которое со вчерашнего дня появилось в ее жизни. Но он не ушел, а присел рядом на корточки и взял ее за руку. Как будто присел… Как будто взял… Но Катя ясно ощущала это прикосновение.
- А что такое реальность? – спросил он просто. – Вот, например, солнце. Оно существует?
- Да, конечно! – Катя фыркнула.
- А почему ты так в этом уверена? Ведь ты сейчас его не видишь?
- Но я видела… Я помню. Оно существует в моей памяти!
Ион улыбнулся.
- Значит все, что существует в твоей памяти – реально?
- Ну, естественно! – Катя подняла плечи вверх и развела руками, словно хотела сказать «тут даже добавить нечего». Иона же это совсем не смутило, наоборот.
- Все, что есть в твоей голове – трава, небо, твоя мама – существует, потому что ты о них помнишь и можешь нарисовать в своем воображении? Тогда почему же нет Римма, Тина, меня?
- Потому что!.. – начала Катя и замолчала, смутившись. Она не знала, что сказать, но и отступать не хотелось. – Потому что нельзя одновременно быть и там, и здесь… Так не бывает!
Ион улыбнулся.
- Ладно. Твоя взяла – пусть так. Я лишь хотел тебе показать, что не так уж они отличаются друг от друга эти два мира – реальный и тот, что существует в воображении. И я бы мог уйти, но пока боюсь оставлять тебя одну. Или… Я не могу тебя заставить. Если ты скажешь, что с тобой все будет хорошо, то я сразу тебя покину. С тобой все будет хорошо?
- Нет, - ответила Катя, из глаз потекли слезы, потому что было нестерпимо от мысли, что она снова останется одна в этом холодном реальном мире. – Нет, не уходи, пожалуйста!! Не оставляй меня одну!! Но… Просто… Я думала, что там будет весело и интересно. А там так страшно! Как это вынести?
Ион протянул руку – прохладную и теплую одновременно, и стер слезы с ее щек, прикоснулся ко лбу, успокаивая и утешая.
- Понимаешь, в твоей душе уже так давно жила печаль, и одиночество, и страх, что теперь воображение может создавать только жуткие картинки. Но поверь, пока я рядом, с тобой ничего плохого не случится! Веришь мне?
Катя покивала головой. Конечно, она верила. Она хотела верить.
- Отправляемся на Римм? – спросил Ион.
- Ага! Тин без нас, наверное, совсем заскучал… Тин! – воскликнула она, вспомнив про незнакомца, подкараулившего ее у грибных плантаций. А теперь Тин остался там, совсем один, пока она здесь льет слезы, раскисает и требует утешения. – Тину грозит опасность!
Она и сама не заметила того, что Тин из убийцы превратился в ее глазах в друга или, по меньшей мере, члена команды, и его надо защищать.
- Быстрее возвращаемся, - горячо зашептала она. – Я тебе все расскажу, но сейчас нет времени.
Катя опасалась самого страшного, но они застали Тина в гараже. Он возился в коробке с деталями, что-то искал.
- Я уже занялся, - объяснил он Иону, и тот кивнул, будто понял, чем же таким занялся Тин.
Он углубился в поиски, а Кате захотелось спрятаться. Вот сейчас он спросит: «А где же камень?» И посмотрит на нее. И Ион посмотрит на нее и сразу же все поймет… И как жить после этого? Ох, как было стыдно! Девочка тут же решила, что когда никто не будет смотреть, она возвратит украденный камень на место. А пока надо было чем-то отвлечь Тина от коробки.
- Тин, - позвала она, впервые назвав его по имени. – Там, у плантации тебя спрашивал какой-то человек…
- Да? – удивился Тин. – Какой?
- Знаешь, страшный… Тебе лучше не выходить пока одному наружу.
И Катя быстренько рассказала о том, что знала. Хотела рассказать и про шептуна, но в последнюю секунду удержалась – она не была до конца уверена, что это не сон. Слишком уж нереальным, даже для этого мира, был персонаж.
Тин перепугался, это было видно по его лицу: побледнел, присел на диван, вертя в руках какую-то железку…
- Так я и знал, - сказал он. – Они мне покоя не дадут! Я теперь нежелательное лицо здесь…
- Кто они? – спросила Катя и Ион одновременно.
- Кто-то… Жители… Соседи. Наняли наемного убийцу, это же понятно!
Катя думала о том же, но сейчас, получив подтверждение своим опасениям, ахнула, не сдержавшись.
- Что же делать? Скоро вечер! Никто не придет на помощь! Надо бежать отсюда пока не поздно!
- И навсегда оставить имя Тина запятнанным? – Ион спрашивал так, словно Катя должна была знать ответ: - Нет, мы не можем вот так уйти… Надо поговорить с этим человеком - возможно, ты просто неправильно его поняла…
- Не правильно поняла?! – задохнулась Катя, вспомнив глаза-угольки. – Не знаю, как ты, а я никуда не пойду! Да и что мы можем: девочка и двое мальчишек.
Тин кинул быстрый взгляд на Иона и опустил голову, скрывая улыбку, но Катя успела заметить его лукавый вид.
- Что?! – не поняла она. – Что я сказала не так? Или ты – Тин считаешь себя самым взрослым здесь. Уверена, восемнадцати тебе еще нет!
- Мне – нет, - послушно согласился Тин и вновь покосился на Иона, который неожиданно заинтересовался мятым листом бумаги со схемой: разгладил его на колене и принялся старательно изучать.
- А тебе ведь тоже нет восемнадцати? – спросила девочка своего друга, но уже не так уверено. – Сколько тебе?
Ион поднял голову и посмотрел на нее немного виновато:
- А это так важно? Я принадлежу к расе людей, которые, достигнув определенного возраста, перестают взрослеть…
- Миротворцы… - шепнул Тин.
- Да. Миротворцы - это одно из названий. Прости, надо было сказать раньше, но я не посчитал это важным. По сути, то, что ты видишь и есть мой истинный возраст.
- Ого! – сказала Катя, не зная, что можно еще добавить.
- И к тому же, миротворцы умеют превосходно улаживать конфликтные ситуации! – продолжил Тин, в его голосе сквозили нотки восхищения. – Думаю, если он поговорит с нашим гостем, то хуже не будет!
- Ну, не знаю… - Катя покачала головой. – Я не уверена, что наш гость из тех, кто разговоры разговаривает. Он скорее в горло вцепится, чем станет слушать.
- Вот и посмотрим! – просто сказал Ион, было видно, что он на самом деле не боится, в то время как душа девочки ушла в пятки.
Темнота навалилась внезапно, словно опустилось ватное душное одеяло. Ион и Тин в две руки раскладывали детали коробки, а Катя наблюдала за этим с легким ужасом. Нет, даже не легким, с настоящим ужасом. Ей совсем не хотелось, чтобы обман раскрылся. Она грызла ногти на руках и не понимала, за что на нее свалилось столько несчастий. И чего им вздумалось устраивать инвентаризацию этого хлама, что они там разыскивают?
Ион время от времени поглядывал на мятый лист бумаги, лежащий рядом с коробкой, и, вынимая наружу то трубку, тронутую ржавчиной, то обугленную с одного края плату, сличал их с изображенными на чертеже. Они переговаривались вполголоса, а Кате даже страшно было прислушиваться. Камень оттягивал карман, и ей казалось, что он вот-вот прожжет дыру в комбинезоне и упадет на пол.
- Так вы идете? – спросила она.
Теперь она почти мечтала о том, чтобы Ион и Тин ушли на встречу с человеком, у которого глаза-угольки. А она в это время положит на место украденный камень, и все будет хорошо.
- Я здесь останусь, ладно? – поспешно предупредила она вопрос, который успела прочитать у Тина в глазах.
- Ладно, - согласился Ион. – Не испугаешься? Мы быстро вернемся. Думаю, что человек, напугавший тебя, не так грозен, как хочет это показать. В любом случае – поговорить надо!
- Угу, - согласилась Катя и подумала про себя «Ох, уходите уже скорее!».
Ион легко коснулся ее плеча, когда шел мимо нее к выходу, а Тин проскользнул тихо, как тень, у него было сосредоточенное и испуганное лицо. Занавеска на двери качнулась и встала на место – стало тихо и пусто.
В ту же секунду Катя вытащила из кармана камень, села рядом с коробкой, разгребла хлам и, положив кристалл на дно, хорошенько переворошила мусор – теперь они ни за что не догадаются, что камень вынимали. Стало легко и свободно, она даже подпрыгнула на месте от радости, разминая затекшие руки, до этого словно сведенные судорогой. Сразу же захотелось пить и есть, и воздух уже не казался таким душным. Она открыла холодильник, достала бутылку воды, где на дне плескались последние капли, допила их, лишь слегка уняв жажду, и уселась на диван, болтая ногами.
Но радость, охватившая ее, очень скоро стала гаснуть. Ведь это была не настоящая радость. Темная радость, как иногда называла ее Катя. Такая же возникает, когда учитель ведет карандашом по строчкам журнала и ищет, кто сейчас пойдет отвечать, а ты вжимаешь голову в плечи и понимаешь, что вызов к доске равен двойке в дневнике. А рядом вжимает голову в плечи твой сосед по парте – он тоже не выучил урок и тоже боится. Но острие карандаша замирает на чьей-то фамилии и уже готово пронзить несчастного. Учитель называет фамилию, но не твою, а соседа, и он идет, сгорбившись, между рядами. Именно тогда в сердце ликует та же самая темная радость. Она вспыхивает, как спичка, вот только горит не долго.
Было невероятно тихо, так тихо, что казалось был слышен шелест каждой песчинки на полу. Кате чудилось, что прошла почти вечность с тех пор, как мальчики ушли. Нет, не надо было их отпускать. Надо было что-то придумать. Ион не видел человека – уголька, а она видела. Он страшный. Нет, он жуткий! Может быть, он их уже убил там и закапывает теперь тела в песок прямо среди грядок с голубянками. А потом там вырастут новые грибы, крепенькие, с синими, похожими на мозги, шляпками.
Катя всхлипнула. Как она могла поступить так трусливо. Это все камень! Проклятый камень! Она так стыдилась быть пойманной на воровстве, что предпочла отправить друзей навстречу гибели…
Нет, Ион сам хотел поговорить!
Нет, он просто не знал, не видел, надо было удержать его, надо было найти нужные слова…
Но он бы все равно пошел, он так уверен в себе, а что она могла сделать – она всего лишь маленькая девочка…
Маленькая предательница! Да она была счастлива, когда Ион шагнул в темноту.
Катя сжалась на диванчике, ей казалось, что темнота, окружающая купол, тянет к ней свои щупальца. И даже лампы под потолком горят уже не так ярко, словно неведомая сила вытягивает из пространства свет и тепло. Кате знакома была эта сила – невероятное чувство вины жгло ее изнутри. «Предательница, - шептала она. – Воровка…» И только это снова и снова.
В какую-то секунду она поверила, что Ион никогда больше не вернется. Ни в этом мире, ни в ее собственном она больше не увидит его. Она, наверное, просто не заслуживает такого чудесного, доброго и любящего друга. Если бы она только могла отмотать время назад, то ни за что, никогда не стала бы обманывать и предавать…
И в этот момент занавеска у входа вздрогнула, пропуская внутрь сначала Тина, потом Иона, а потом… и человека – уголька. Катя вскрикнула. Сначала от радости, потом от удивления. Зачем они его привели? Ведь он опасен… Но потом, все потом!
Не помня себя от радости, она подбежала к Иону и прижалась к нему, обняла крепко-крепко, чувствуя, как возвращается покой и тепло.
- Ну-ну, - сказал он, обнимая в ответ и наклоняясь, чтобы поцеловать в макушку. – Испугалась все-таки? Нас всего несколько минут не было.
Человек – уголек, на которого Катя косилась с опаской, сейчас отчего-то не выглядел таким уж грозным. Более того – он снял капюшон и повязку с лица, и оказался молодым парнем, черноглазым, конечно, но не до жути. Он посмотрел на девочку и вдруг улыбнулся:
- Прости, я, кажется, тебя напугал. Не подумал даже, что со стороны могу выглядеть страшно для маленьких девочек. Я – Александр.
- Это наш сосед, - сказал Тин, заглядывая в холодильник и извлекая на свет пустую бутылку из под воды, он несколько секунд удивленно разглядывал ее, а потом отправил в мешок с мусором.
- Зачем он хотел тебя увидеть? - Катя на всякий случай взяла Иона за руку, и тот тихонько ее пожал в ответ. – Да еще в темноте. Может быть, ты и веришь ему, но я пока не очень…
Александр ухмыльнулся и картинно закатил глаза, кажется, оправдываться он явно не собирался.
- Сейчас мы все тебе объясним, - ответил Тин. – Надо только доделать кое-что, и чем быстрее, тем лучше…
Катя, изнывая от любопытства, присела на подлокотник дивана, а парни уже втроем уселись вокруг коробки с техническим мусором и в шесть рук принялись рыться в ней. Горка отсортированных деталей на полу росла, судя по всему, они точно знали, что делали.
- Вот же он!- воскликнул Тин, вытаскивая из коробки зеленый, блистающий гранями камень. – Ничего себе закопался. Я хоть и знал, что он здесь, но волноваться уже начал. Ведь без него ничего не получится.
Катя инстинктивно потянула на себя скомканный плед и надела его себе на голову.
- Ты чего? – удивился Тин, который как раз в этот момент поднял взгляд от коробки и застал эту странную пантомиму.
- Холодно, - буркнула девочка, расправляя ткань и заворачиваясь в нее. Холодно пока еще не было, поэтому она почти мгновенно покрылась капельками пота. Но возможно виной тому была не жара, а стыд…
Она старалась не смотреть на них, но когда посмотрела, то увидела, что Тин и Александр продолжают рыться в деталях, а Ион смотрит на нее. Смотрит и улыбается. Встретившись с ней взглядом, он кивнул, и Катя поняла, что он знал с самого начала. Знал и молчал, давая ей шанс все исправить.
Наконец, отбор деталей был завершен, Тин убрал ткань, закрывающую станки, и Катя, хотя ничего не понимала в инженерной науке, поняла, что за станками этими часто работали и тщательно ухаживали за ними. Она с трудом могла представить, что можно изготавливать с их помощью, но хромированные детали были начищены до блеска, поверхности сияли чистотой, а реле, как только Тин щелкнул тумблерами, подключая электричество, исправно заработали.
Катя поняла, что это далеко не конец, придется еще долго сидеть и ждать, ждать и сидеть… Поэтому она тихонько ускользнула, мысленно пообещав Иону вернуться.
Учебники по-прежнему были разложены на столе. Катя взяла ручку, а потом, подумав минуту, вырвала из тетради по математике лист в клеточку. Почему-то листы в клеточку нравились ей гораздо больше, чем листы в строчку – эти прямые линии были дорогами, ведущими только в одном направлении, ограниченные сверху и снизу они мешали творить. Другое дело листы в клетку – казалось, что они прятали в себе множество измерений, и можно было идти по ним и вверх, и вбок, и вглубь.
И вот она вырвала лист, мгновение смотрела на него, а потом, лишь коснувшись кончиком ручки бумаги, стала писать так быстро, что рука едва успевала следовать за мыслями.
«Девочка стояла в кромешной тьме, держала за руку своего друга, и силилась рассмотреть хоть что-то…»
Она писала и писала, лишь иногда останавливаясь, чтобы перевести дыхание. И в такие секунды Катя думала: «Зачем я это делаю? И кто это прочитает, кроме меня? И написано-то как-то коряво…» Но история отказывалась оставаться внутри, она хотела быть записанной. А зачем, для чего – так ли уж важно? Оказывается, писать книгу – вот она самая огромная радость в жизни. Почему она раньше не подозревала об этом?
Катя очнулась лишь тогда, когда ворох листов был исписан и сложен стопочкой на столе. Девочка мимолетно подумала о том, что, наверное, надо было бы просто взять чистую тетрадь и начать писать в ней, а не терзать тетрадку по математике, которая к этому моменту стала совсем тоненькой. Но осознание того, что в тетради только определенное количество пустых страниц, давило. Вдруг, заполнив все-все страницы, она больше ничего не сможет придумать? Ей надо было знать, что страницы никогда не закончатся! И что всем историям, которые до поры до времени дремлют в ее сознании, найдется место…
И кстати, куда девался тот холод в груди, к которому она так привыкла, что почти перестала ощущать. Почему так весело и легко? Это было непривычно, но прекрасно! Катя вдруг захотела прыгать от радости, сама не понимая, что это за радость и откуда она взялась. Она только совершенно точно знала, что теперь радость никуда не денется от нее.
И радости было так много, что немедленно захотелось поделиться ей. Поэтому девочка заглянула в комнату к бабушке и, увидев, что она не спит, присела рядом и взяла ее за руку.
- Что, Катюня? – удивилась бабушка. – Что-то случилось?
- Ничего, бабушка. Просто захотелось посидеть с тобой…
- Ох, Катенька! Как я рада! А то ведь сил нет с тобой рядышком присесть, поговорить, как раньше. Только вот вечером набираюсь силенок, чтобы с твоей мамой побеседовать. Но это нужно… Отвлекаю ее, грустно ей сейчас очень, понимаешь? А ко мне ты не идешь, да я все знаю – что со стариками беседы-то вести… У молодых совсем другие заботы… Ну, что же мне тебе рассказать? Никаких событий у меня сейчас. А хочешь, расскажу, как мы в детстве через поле в школу ходили? Четыре километра и в дождь, и в снег… Или не интересно?
- Интересно, интересно! – воскликнула Катя, удивляясь тому, как же она раньше не догадалась. Почему не пришла сама? Почему оставляла бабушку в одиночестве, и томилась одиночеством сама, когда так просто было все изменить? Загадка…
Катя вернулась на Римм поздно вечером. Это был удивительный вечер, он тянулся и тянулся, напоминая детскую книгу, сложенную гармошкой – стоило открыть первую страницу, и книга вырывалась из рук, растянувшись и показывая все свои яркие картинки, спрятанные внутри. Она долго разговаривала с бабушкой, ни о чем и обо все понемногу. И мама вернулась в неожиданно приподнятом настроении. Достала из сумки шоколадку, сказав, что угостили. Шоколадка лежала на столе, выделяясь ярким пятном, а Катя и мама жарили картошку, смеялись и болтали веселые глупости. Кухню заполнял густой домашний запах, а сердце заполняла любовь.
И лишь умывшись, повесив одежду и юркнув под одеяло, Катя вспомнила про Римм. И вернулась туда, осторожно ступая по песку босыми ногами. Здесь уже давно наступила ночь, но в куполе мастерской никто не спал. Катя стояла снаружи, глядя, как подсвечивается изнутри пыльная занавесь у входа, свет был не желтым, а неожиданного зеленого оттенка. Слышались голоса, но в них не было тревоги или страха. Вот Катя даже услышала, как Тин засмеялся, и улыбнулась в ответ, понимая в этот момент, как сильно успела соскучиться. Она отодвинула ткань и вошла, застав всю компанию, сидящими на диване. На столе стоял странный аппарат, собранный из тех деталей, что они выбирали из коробки с мусором. В середине, как волшебное яичко в гнездышке, сидел хорошо знакомый Кате зеленый кристалл. Именно он светился, окрашивая все в комнате в цвет изумруда.
Когда Катя зашла, разговор на время стих, и все взгляды обратились к ней, девочка прочла в них ожидание и некоторый страх, но тут же, увидев, что это лишь она, Тин улыбнулся, а Ион потеснился на диване, похлопав рядом с собой ладонью.
- Садись к нам. Мы ждем!
- Чего ждем?
Катя, конечно, не заставила себя долго упрашивать и втиснулась рядом.
- Что это за… штучка?
Тин хихикнул в ответ.
- Вот такая штучка!! Держится на честном слове, но держится… пока…
Все трое похихикали немного нервно и опять с ожиданием уставились на вход.
- Ну? – не выдержала Катя. – Вы чего молчите?
- Семья Тина была лишь первой, - без предупреждения начал Александр. – Первой в череде многих.
- Ты хочешь сказать?.. – сердце девочки сжалось от догадки. – Были и другие убийства?
- Убийства… Нет, это не убийства. Теперь уже определенно можно сказать.
Катя посмотрела на Иона, на Тина и опять на Александра. Она запуталась окончательно.
- Ничего не понимаю, - сказала она. – Можно нормально объяснить? По-порядку?
- По-порядку, - ухватился за эту мысль Александр. Судя по всему, рассказчик из него был бестолковый, только и может, что пугать, да запутывать. – Я попробую. Тина арестовали и увезли. В Акрихеде и в окрестностях долго не мог успокоиться. Все говорили и говорили без конца только об этом. Константин в их глазах был просто исчадие ада, все были счастливы, что он арестован и вывезен с Римма. А неделю спустя после тех событий пропала семья Остинов. Они тоже жили на ферме, но если на запад от Акрихеда ехать. Далеко от здешних мест. Полиция застала ту же картину, что и на ферме Тина, вот только никто не выжил на этот раз, и некого было обвинить. Главный подозреваемый за решеткой, и зацепок никаких… Полиция даже постаралась это дело замять. В городе, кажется, еще никто ничего толком не знает.
- А ты откуда знаешь? – подозрительно спросила Катя. «А ты хорошо знал семью Остинов?» – чуть было не спросила она, но удержалась.
- Откуда… В полиции я работаю. Работал… До недавнего времени, пока меня не заставили заявление написать. Потому что я начал требовать, чтобы в свете происшедших событий дело Тина пересмотрели. Ведь парень явно был не виноват! Но никто не захотел связываться. Начальство приказало молчать, надеясь прикрыть свою…
- Свой тыл! – сказал Ион. – Прикрыть свой тыл!
Александр взглянул на него, усмехнувшись кончиками губ.
- Ну да, конечно. Тыл! Как же меня напрягает слова выбирать! Может, сам продолжишь?
- Нет, свою часть истории рассказывай сам. И уже научись когда-нибудь правильно свои мысли излагать!
- Грозен, как я посмотрю! Ну, ладно… Тогда я начал расследование сам, и, решив, что две эти истории связаны, начать изучение дела с того места, где все это началось – с фермы Тина.
Он замолчал, собираясь с мыслями, выстраивая в голове логическую цепочку событий.
- И нашел записи моего отца! – воскликнул Тин, не выдержав молчания.
- Да? И что там было? – Катя вся подалась вперед, почти кожей ощущая, как близка разгадка.
- Нашел записи, но не нашел схему… Без нее ничего не бы не получилось! – ответил Александр, а у Кати уже даже в ушах звенело от нетерпения.
- Да вы что, издеваетесь? – крикнула она.
- Тихо, тихо, моя девочка, - Ион погладил ее руку, вцепившуюся в его рукав. – Немножко терпения, и ты все узнаешь!
Она вздохнула, откидываясь на спинку дивана.
- Итак… На чем я остановился? Да! Я не знаю, почему наши ребята сработали в прошлый раз так халатно, думаю, просто не посчитали это относящимся к делу. Но я решил рассмотреть все возможности и варианты. Поэтому мое внимание сразу привлекла тетрадь, лежавшая на столе в гостиной. Рядом с книгой «Краткий справочник по физике», но ее я трогать не стал. Тетрадь была исписана от руки и, насколько я мог судить, почерк принадлежал Джеймсу Смиту.
- Моему отцу, - шепнул Тин.
- Я забрал ее домой, чтобы изучить и не зря. Это было именно то, недостающее звено, которое помогло докопаться до сути этого загадочного дела. Если убрать сложные выкладки и расчеты, то смысл написанного был прост и страшен…
Катя затаила дыхание, но Александра опять повело куда-то в сторону.
- Вы ведь знаете, что Римм был колонизирован всего только чуть больше двадцати лет назад? Планета была открыта несколько десятков лет назад, но совет по колонизации разрешил ее заселять относительно недавно, после того, как она была проверена по всем параметрам на пригодность для жизни. Все было в порядке на первый взгляд… Однако, жизнь колонизаторов обещала быть не простой не только из-за климата и бедности почв, эти два фактора позволяли выращивать на Римме только одну сельскохозяйственную культуру, ту самую, что и так прекрасно произрастала на планете, в своей естественной среде…
- Голубянки! – воскликнула Катя. – Но причем здесь это? Я не понимаю…
- Догадливая! Но не слишком. Вот не перебивай и скоро все поймешь! – ответил Александр, сверкая чернющими глазами. – Джеймс Смит был в прошлом довольно успешным ученым, но позже решил отойти от дел и, забрав жену, уехал на Римм с первой волной колонизаторов и стал фермером. Я не знаю, что именно натолкнуло его на то, чтобы заняться исследованием голубянок… Может быть, сначала он просто хотел усовершенствовать культуру, но постепенно серия экспериментов привела к тому, что он выяснил …то, что выяснил.
- Что выяснил? – девочка ерзала на месте от нетерпения, пытаясь заглянуть в глаза Александру, чей цвет ее уже не слишком пугал. Нормальный парень оказался, еще бы научился связно свои мысли излагать, а не прыгал бы туда - сюда, было бы совсем хорошо!
- Первая стадия, - сказал Александр. – До определенного момента организм человека только накапливает в себе одно из веществ, содержащееся в грибах, но оно никак не проявляет себя до поры до времени. По подсчетам профессора Смита…
- Профессора… - прошептал Тин.
- … необратимые изменения должны начаться после двадцати лет непрерывного употребления голубянок в пищу. Вторая стадия – организм начинает вырабатывать меланин в огромных количествах. Кожа становится смуглой, глаза почти черными… Даже у изначально светловолосых и голубоглазых людей. Это происходит за короткий период. Тин, ты не замечал?
- Да, - кивнул Тин, и, судя по его потрясенному виду, он только что осознал это. – Почему-то я не сразу обратил внимание… Но да! Ну, допустим, кожа здесь у всех быстро становится смуглой от солнца, но глаза значительно потемнели. Хотя они всегда были кареглазыми, поэтому сложно было сразу заметить разницу… А Веронику я видел впервые. И да, она была смуглая и черноглазая. Совсем как ты… Кстати…
Александр проигнорировал последние слова Тина.
- В организме уже запущен необратимый процесс, и остановить его нельзя. Твой отец понял это слишком поздно, когда исправить что-то было уже невозможно. Но у него оставалось время на то, чтобы дать людям возможность понять… что это не конец… Я надеюсь…
Он вдруг сбился и провел рукой по волосам. Рука дрожала.
- В записях говорилось о какой-то схеме, по которой можно построить прибор. Говорилось, что в мастерской есть для этого все необходимое, говорилось, как правильно использовать прибор… Но самой схемы не было. Тогда я понял, что она в где-то в доме, и поспешил вернуться назад. Я понимал, что времени у меня осталось не слишком много…
- Я только не могу понять, почему нельзя было просто подойти и все рассказать. Зачем надо было подкарауливать Катю и пугать ее до полусмерти? – сказал Тин.
- Да! – встрепенулась Катя. – Зачем надо было меня пугать?
- Какие мы нежные! – оскорбился Александр. – Говорил тебе, не бойся! Спросить только хотел, здесь ли Тин. К нему и шел, кстати!
- Да? Нормальненько!
Катя вдруг нависла над ним, делая большие глаза и завывая, как десяток зомби:
- Выведи его вечером сю-у-уда, когда стемне-е-е-еет. Мне надо с ним поговор-и-и-и-ить. Вот это что было?
- Вот как неправильно можно воспринять слова! – возмутился тот. – Я узнал, что Тин здесь, понял, что до вечера он никуда не денется. Но зато вспомнил, что забыл сделать кое-что, и сделать это нужно успеть до темноты. Потому что только в темноте…
Он вновь перебил сам себя и замолчал.
- Тин, так ты нашел схему? – воспользовалась паузой Катя. – И где же?
- Все просто – была заложена в книгу. Вряд ли отец хотел ее спрятать. Просто не догадывался о том, что этот день может стать последним…
- Если вы сейчас же мне все не объясните – я закричу, - Катя пустила в ход последнюю угрозу. – Что случилось с родителями Тина? С его братом и с Вероникой? Причем здесь схема? Давайте уже не темните и скажите простыми словами, чтобы даже ребенок смог разобраться!
- Грибы изменили их, - сказал Тин. – Сделали идеально приспособленными к жизни на планете. Коренными жителями Римма.
- Обычно люди, прожившие долгое время на колонизируемой планете, рано или поздно приобретают какие-то мутации, - подхватил Александр, - но этот процесс занимает ни одно столетие и мутации не такие явные… Но голубянки оказалось были заряжены мощнейшими катализаторами – эти вещества позволили тысячелетнюю эволюцию сжать до пары десятков лет…
- А Тин почему не превратился? – в голове скакали вопросы, и Катя не знала с чего начать спрашивать. – А где сейчас родители Тина? А прибор-то зачем?
- Я не превратился, - ответил Тин, и Кате послышалась в его голосе грусть, кажется, он жалел о том, что все вышло именно там. – Все просто. Мне только восемнадцать исполнилось недавно… Недостаточно вещества накопилось во мне. Родители… Хочется верить, что мы их еще увидим. Других, иных, но все же, это будут они…
- Сегодня? А как?
Александр достал из кармана брюк смятую, сложенную пополам тетрадь, открыл ее в конце, где на странице записано было мелким почерком всего несколько строк.
- «Если это случится, и изменения все же произойдут, Константин, жди нас каждый вечер, в темноте установив прибор. Если я все сделал правильно, то мы сможем увидеться. Надеюсь, что я успею предупредить тебя обо всем и…» - прочитал он.
- Ой! – перебила Катя, внезапно осознав все. - Прибор и зеленый свет, который он излучает – вот для чего это!
- А как же тела, которые ты нашел, Тин? Ведь ты видел их… умерших… - сказала она, понизив голос.
- Лишь оболочки, - ответил за Тина Ион. – Покинутые, сброшенные, как ненужный груз.
- Кажется, теперь мне все ясно, - ответила она. – Будем ждать!
И Катя откинулась назад, напряженно глядя на вход. От зеленого света начинали болеть глаза и очертания предметов словно двоились. Но надо было терпеть, ведь другого выхода не было.
Тин не мог скрыть своего волнения – все вертелся на месте, усаживаясь удобнее, тер глаза и покусывал губы. Катя понимала, что он чувствует сейчас.
- Это произойдет, - сказала она тихонько.
- Что? – не расслышал он.
- Что-то чудесное… Обязательно! Даже если мы их не увидим… Не обязательно ведь видеть что-то, чтобы знать, что это существует. Они есть где-то и любят тебя…
- Да… - шепотом сказал Тин. Нет, не Тин… У него не шевелились губы. Катя обернулась на Александра, и, увидев, как напряженно тот смотрит вперед, проследила за взглядом.
… У входа стояли фигуры, темные, словно слепленные из черного тумана. И девочка тут же узнала их – такую же точно фигуру она видела вчера у центрального купола. А потом ночью, когда ей мерещился шепот и те самые длинные пальцы, что она видела сейчас у теней, тянулись к ней из-за занавеси. Стало почти жутко на какой-то короткий миг. А в следующую секунду глаза, уставшие от зеленого сияния и как-то перенастроенные им, разглядели внутри тумана людей. Зыбких и полупрозрачных, но видела она их совершенно ясно. Мужчина, похожий на Тина, только пожилой, сутулый и с залысинами. Женщина… Она улыбалась. Молодой парень держит за руку симпатичную, чуть полноватую, девушку.
- Прошу, не бойтесь, - сказал мужчина, и голос его был тихим, словно радио, которое работает в соседней комнате, такой же далекий, почти не ясный, но если прислушаешься, то можно разобрать слова – призрак голоса. – Константин, здравствуй. Здравствуй, сынок…
Катя засыпала в этот день в своей комнате, чувствуя себя совершенно счастливой. Как так получилось, что еще вчера жизнь была страшной и неприветливой штукой, а сегодня вдруг засияла радостью. Что изменилось? Катя не знала, да и не хотела знать, она только лежала, закрыв глаза, и чувствовала любовь. Ко всем, кто ее окружает. Настоящие ли они были, или созданные ее воображением – все были реальны для нее в этот миг.
- Как так получилось? – спрашивала она Иона, прежде чем покинуть Римм в этот день. – Как такая жуткая история стала такой доброй и светлой? Тин не виновен. Посмотри на него, он даже счастлив.
Тин в это время стоял рядом с тенями, разговаривал, смеялся, время от времени оборачивался на Иона, и глаза его сияли. «Посмотрите, они живы! – читалось в них. – Посмотрите, я счастлив. Посмотрите, я невиновен!»
- Он ведь и правда ни в чем не был виноват! – вдруг осознала Катя. – А его чуть было не упрятали в тюрьму!
- Чуть не казнили, - поправил ее Ион.
- Ох, как хорошо, что ты спас его!
Парень покачал головой.
- Это ты его спасла!
И девочка покраснела от радости. Да, она! Она остановила суд. И Катя вдруг вспомнила, как ей было неприятно и стыдно, и страшно немного, когда все глаза обернулись к ней. И как все же хорошо, что она сделала это.
- А Александр, - Катя посмотрела на черноглазого полицейского, который стоял недалеко от Тина, смотрел на изменившихся Смитов, но в разговор не вступал, только иногда по губам скользила легкая, как паутина, улыбка. – Он такой молодец. Если бы не он… Только мне кажется, ему страшно. Сколько дней ему осталось?
- Я не знаю… Знаю только, что когда придет его время, он будет готов.
- А колонизаторы планеты ? Остальные? Теперь ведь с ними все будет хорошо? Если они узнают правду о голубянках, перестанут их есть, то процесс остановится, да?
- Думаю, да. Александр поэтому и ушел тогда, вспомнив про неотложное дело. Он опасался, что у него может не хватить времени. Надо было всех предупредить. Завтра уже все на планете будут знать.
Катя приникла к Иону, тихонько обняла его и тот тоже обнял ее в ответ.
- А вот тебе пора спать! День был долгий!
- Завтра ты придешь ко мне?
- Обязательно.
- И покажешь другие миры и другие звезды? Мы ведь еще долго будем путешествовать вместе, правда?
- Правда! До тех пор, пока ты сама этого захочешь.
Катя счастливо вздохнула. И вот теперь, лежа в кровати, и вспоминая этот разговор, она улыбнулась. Сотни миров и звезд. Сотни историй, которые, возможно, никогда не будут записаны, но будут жить в ее памяти. А если так, значит, они будут немного реальны? Как солнце, которое она сейчас не видит, но знает, что оно есть.
Он не обманул ее. Вернулся на следующий день, как обещал. Он всегда приходил, стоило только позвать. Светлый, ясный и лучезарный.
- Здравствуй, моя девочка, - говорил он, - ты готова отправиться в путешествие?
Еще бы она не была готова! И Катя протягивала ему руку и готова была бежать на край Вселенной. Иногда приключения были забавными, иногда страшными. Но Ион всегда был рядом, а истории всегда заканчивались хорошо.
В шкафу, на полке, росла стопка листов в клеточку, исписанных аккуратным круглым почерком. И хотя на первый взгляд в жизни Кати не случилось внешних изменений – бабушка все так же болела, мама выбивалась из сил на работе, папа… Ну, да… В этот раз он не позвонил даже на ее день рождения. Но что-то изменилось внутри. Там, где раньше высасывала силы и радость черная дыра, теперь ровным и ясным светом горело и согревало что-то. Что это было? Катя не знала. Но должно быть любовь.
Дни сменялись днями, как вагоны пролетающего мимо поезда друг за другом бежали месяцы, сливаясь в годы. И вот Катя уже не девочка, а девушка. Она окончила школу и поступила в институт. Обычная девушка. Тоненькая и славная, очарование юности окружало ее своим волшебным ореолом, делая почти хорошенькой. Таких тысячи на Земле. Но было еще что-то, отчего трудно было отвести от нее взгляд. Может быть улыбка, такая искренняя и солнечная, что окружающим ее людям хотелось шутить, и говорить что-то приветливое, только бы она улыбнулась вновь. Или глаза. Как-то преподаватель литературной студии, которую посещала Катя, задержав взгляд на ее лице, сказал:
- Мне иногда кажется, что в глубине твоих глаз скрывается целая Вселенная!
Но преподаватель был поэтом, что с него взять!
Или, и это вернее всего, люди тянулись к ней, потому что каждый в ее присутствии казался себе лучше и совершенней, чем он был на самом деле.
- Катя, - смеясь, говорила ей подруга, - ты на меня все время смотришь такими влюбленными глазами! Как будто, есть во мне что-то, за что меня можно так любить. Я себя просто королевой какой-то ощущаю рядом с тобой.
- А разве не за что тебя любить? Ты ведь совершенно уникальная и неповторимая! – смеялась в ответ Катя, но говорила так, что было ясно, она в это верит.
- Ой, да ты на всех так смотришь!
- А это потому, что каждый уникален и неповторим! Ты не знала?
- И в каждом есть что-то хорошее, за что его можно любить? – не отставала подруга.
- Несомненно! – отвечала Катя, и она действительно так думала.
А еще у Кати была какая-то тайна. И вроде бы она ничего не скрывала, была искренней и открытой, но все, кто какое-то время находился рядом, чувствовали - тайна есть.
Однако она не мешала ей быть веселой, непосредственной юной девушкой, которая с удовольствием училась, общалась с друзьями и радовалась каждому дню.
В день, когда произошла та встреча, Катя с лучшей подругой отправились на дискотеку в новый ночной клуб.
- Мы ведь не на всю ночь? – спросила она, чтобы внести ясность. – Убегаем в половине двенадцатого, успеваем на последний автобус. Еще и выспаться успеем перед занятиями.
- Зануда! – сказала Иринка.
- Вот уж нет! В прошлую субботу мы танцевали до утра. И кто потом весь следующий день ныл, что у него ножки горят и отваливаются? Кто кричал громче всех, что больше ни ногой в эти клубы? То словечко, которым ты клубы охарактеризовала, я, пожалуй, пропущу.
- Ой, ну все!
Иринка вытащила из ее руки помаду, которой Катя даже не успела прикоснуться к губам, бросила в косметичку и потянула за собой.
- И так красивая! Бежим, опаздываем уже!
Ночной клуб был заполнен клубами дыма и отблесками ультрафиолетовых ламп. Так что даже малейшие пылинки на одежде начинали светиться фантасмагорическим белым огнем.
- Вау! – сказала Иринка, сверкая неестественно – белозубой улыбкой. – Красиво здесь!
И обе девушки, подхваченные музыкой, устремились к танцполу. Кате всегда было немного забавно и удивительно от того, что толпа людей двигается в полутьме, подчиненная единому ритму, словно вдруг на какое-то время множество личностей сливались в одно сознание, живущее по другим законам. И все части этого уникального организма чувствовали и понимали друг друга без слов, объединенные музыкой. Руки взмывали вверх в одно и то же мгновение, и даже вдох - выдох был единым.
И девушка как всегда с удовольствием отдалась во власть музыки. Ей так нравилось танцевать и чувствовать жизнь.
Но на этот раз наслаждаться удалось недолго.
- Извини, что отвлекаю, - сказал Ион, появившись вдруг рядом, как обычно, невидимый для остальных. – Можно тебя на секундочку?
- Конечно. Что-то случилось?
- Ничего страшного. Но если ты подойдешь к бару и поговоришь вон с тем пареньком, будет просто замечательно.
Вот это новости! Катя вгляделась сквозь полутьму и туман. Паренек сидел за стойкой и пил сок (да ну, правда, что ли!) или что-то похожее на сок из высокого стакана. Лица было не рассмотреть.
- Что я ему скажу? – удивилась она.
- Придумай что-нибудь, моя девочка! Ты ведь умница!
- Ой, ну ладно!
Катя выбралась из толпы и тихонько подошла сзади, раздумывая, как можно начать разговор, чтобы это выглядело естественно. Тут парень сам обернулся и удивленно посмотрел на нее.
- Ну, привет! – сказал он. – Я не танцую, если что.
- Привет-привет, - ответила Катя, покрываясь румянцем и чувствуя себя глупо, как никогда. Ну, спасибо тебе, дружище, как выкручиваться теперь?
- А я просто вот думаю – ты какой коктейль пьешь? Тоже захотелось освежиться…
- Это коктейль называется… сок апельсиновый! Мне завтра с утра в наряд, поэтому только так. Присоединяйся! Я могу и тебя этим прекрасным коктейлем угостить, если ты не против.
- Я – нет, - ответила Катя, примостившись рядом на барный стул. Помолчала, разглядывая дорогие напитки, выставленные на стеклянных полочках, дожидаясь, пока бармен принесет ей прохладный стакан с соком, отпила немного из трубочки. Все это время она не могла придумать, о чем же ей поговорить с незнакомцем и, главное, зачем все это нужно. От волнения начала болтать чепуху.
- Не танцуешь, коктейли не пьешь. Зачем тогда вообще пришел?
Упс, грубовато прозвучало. Катя вгрызлась в трубочку зубами. Ответа она не дождалась. Парень, словно забыв про нее, сидел погруженный в свои мысли. Ладно, попробуем снова.
- Так ты… военный? – вспомнила она про наряд.
- Да, - он ответил на этот раз и, обернувшись, посмотрел на нее в упор.
У него были серые глаза, но какого-то необыкновенного графитового оттенка. И было еще что-то в этих глазах. Что-то знакомое, давно забытое… Какое-то чувство, или ощущение, или… Катя не могла пока вспомнить.
- Ты один пришел? А то я с подругой! Если ты с другом, давай их познакомим, - продолжила она болтать чепуху.
- Мой друг погиб, - сказал парень.
И это прозвучало так неожиданно, что Катя даже забыла погасить улыбку. Так вот сидела и улыбалась, как глупая, глядя прямо в глаза новому знакомому. Признаться, она была почти уверена сначала, что это шутка. Вот сейчас он засмеется в ответ и скажет что-то вроде:
- Погиб от любви!
Но нет, ничего подобного он не сказал. И глаз не отвел.
- Меня Катя зовут, - протянула она ладонь, хотя это неправильно, наверное, протягивать руку парню. Но хочется, чтобы он считал ее другом, а не какой-то… Ужасно получилось - он о смерти, а она ухмыляется, как мартышка.
Парень протянул свою и тихонько пожал кончики пальцев.
- Данил.
Подбежала Иринка, раскрасневшаяся от танцев, Катя протянула ей свой стакан сока, и подруга осушила его за несколько глотков.
- Ну, ты где?
Она попыталась стянуть Катю со стула, но девушка мягко сняла ее руки.
- Я здесь. Ты не волнуйся. Я приду… скоро…
Иринка покосилась на Данила, хитро подмигнула, и немало ни расстроившись отказом подруги, убежала танцевать одна.
Данил проводил ее взглядом, несколько секунд разглядывал танцующих, но почти сразу потерял интерес и отвернулся. Кате было неловко и очень хотелось уйти - она ведь явно ему мешает. Но уйти так просто она не могла, потому что обещала.
- Расскажешь? – спросила девушка, преодолевая себя.
- Про что?
- Про твоего друга…
- Слишком страшная история для такой хорошенькой девушки, - сказал Данил, но сам не отводил глаз от ее лица. Ему хотелось поговорить, Катя это видела, надо только подтолкнуть, помочь.
- На самом деле я гораздо крепче, чем кажусь на первый взгляд, - улыбнулась она, давая понять, что это шутка, конечно, но выслушать она готова.
- Иногда только хочешь перейти по мосту на другой берег, - начал он непонятно, - а оказываешь совсем не там, куда полагал попасть… Помнишь тот жаркий августовский день? Слишком жаркий для наших краев. Я и семья друга решили сходить на речку. Не искупаться – вода в реке, ты знаешь, ледяная даже летом. Но прогуляться, отдохнуть на берегу, шашлыки пожарить…
Катя слушала внимательно и не перебивала. Она знала, что ничем не может помочь кроме молчаливого участия. Но иногда даже такая помощь дорогого стоит. Данил рассказывал и незаметно для самого себя взял ее ладонь и стал перебирать тонкие пальчики. Катя не забрала руки. Пусть. Он сейчас рассказывал такое, от чего сердце сжималось в холодный комочек. Он должен был ощутить хоть немного тепла.
- Опаздываем! – сказала Иринка, неожиданно появляясь за спиной и обнимая Катю за плечи. – Болтушка ты моя! Еще десять минут, и последний автобус помашет нам ручкой!
Ой, последний автобус! Ну, как некстати!
Катя обернулась на Иринку, посмотрела на Данила. Он кивнул и улыбнулся, мол, все понимаю, не буду задерживать. И Катя почти совершенно ясно увидела, как внутри него разрастается, заполняя темнотой и холодом огромная черная дыра. И сейчас только поняла - он пришел сюда в надежде, что чужое веселье хоть как-то взбодрит его и отвлечет, но напрасно, чужое веселье еще никому никогда не помогало. А сейчас она уйдет, и ничто уже не сможет сдержать ту пустоту, что выжигает все внутри, как черное пламя. Катя поняла теперь, что она видела в его глазах. Она видела себя. Ту себя, что бредет из школы, спотыкаясь на каждом шагу, и просит о чуде.
- Я остаюсь, - сказала она Иринке. – Данил меня потом проводит.
- Да! – поспешно согласился он.
А потом у них была вся ночь для разговоров. В какой-то момент девушке показалось, что она знает его всю жизнь. Хотя избитая фраза совсем не отражала ее истинных чувств. Знала его всю жизнь, как саму себя. Она чувствовала, когда он улыбнется, понимала все его взгляды. Уже под утро, когда включили медленный танец, Катя пригласила Данила.
Потом, спустя годы, она ни за что не могла вспомнить, что за музыка играла тогда, в тот первый раз, когда его руки обняли ее за талию, а ее руки легли к нему на плечи. Не могла вспомнить и очень переживала. Но потом поняла, что просто не слышала музыки в те минуты, а видела только его глаза, и чувствовала только тепло, нет, не тепло, жар, которым было наполнена каждая клеточка ее тела. Руки на талии расплавляли тонкую ткань платья, дыхание пахло апельсиновым соком и сигаретами. Катя, как ей думалось, незаметно провела пальцами по его шее, там, где сквозь кожу проступал пульс – было приятно ощутить эту мягкость, эту уязвимость – ведь сначала Данил казался таким строгим, таким жестким и неприступным. Но вот под пальцами бьется пульс, и чудится, что она дотрагивается до его души…
Он поцеловал ее пальцы. А потом ее губы.
«Я тебе больше не нужен, - сказал тихий голос у нее в голове. – Ты будешь счастлива, моя девочка…» И серебристая тень, незамеченная никем, скользнула между зеркал и рассыпалась звездной пылью.
Она не заметила пропажи, но даже если бы заметила, то лишь улыбнулась бы, отпуская. Теперь она могла отпустить.
***
И жизнь потекла вперед, подобно полноводной реке. Ее течение захватило и влекло за собой, а берега открывали великолепные виды – цветущие сады, и неприступные скалы, которые, однако, рано или поздно удавалось покорить, тихие долины, полные ароматных цветов. Жизнь щедро преподносила свои дары, и Катя с радостью принимала их. Иногда река падала с тесные и темные расселины, но Катя была уверена, что рано или поздно ущелье закончится, и вновь засияет солнце. Ведь она точно знала, что оно есть. Такое же вечное, как любовь.
И однажды пришло время, когда она встала перед зеркалом и увидела отражение старой женщины. Волосы, легкие и светлые, как пух. Глаза, как два мутных стеклышка. Когда и как произошло это превращение, она не знала. Но не было печали в ее взгляде, когда она рассматривала свое отражение. Тысячи счастливых лиц смотрели на нее – юная девушка, любимая жена, молодая мама, успешная журналистка, любящая бабушка. «Это была прекрасная жизнь», - словно говорили они. «Да», - соглашалась старая женщина.
Она причесалась, пару раз проведя расческой по волосам, теперь это требовало совсем не так много времени, как раньше. Пора было ложиться спать.
Катя увидела рядом с собой в зеркале отражение Данила. Заметив, как пристально она разглядывает себя, он обнял ее тихонько за плечи.
- Ну что, старушечка моя, ложись, моя красавица, спать.
Он всю жизнь называл ее старушечкой в шутку, даже тогда, когда Кате было двадцать. С некоторых пор шутка действительно стала казаться смешной.
- Ты уж определись, красавица или старушечка, - улыбнулась она.
- Красавица, красавица! – он поцеловал ее в макушку, по-прежнему возвышаясь над ней на добрых две головы.
- Знаешь, - вдруг сказала она, - уже несколько ночей не могу уснуть… Мне кажется, что кто-то сидит в кресле напротив.
Данил хотел что-то сказать, но она опередила его заботливый вопрос:
- Совсем не страшно, даже как-то, наоборот, спокойно. Но мне все хочется встать, подойти, посмотреть кто это. И в то же время понимаю, как это глупо. Я же знаю, что там никого нет…
- Конечно, никого нет, - Данил хотел ее успокоить, но сам, видно было, забеспокоился немного. – Ты ложись. Я сейчас приду. Умоюсь и приду. Завтра в парк сходим, погуляем… Да?
- Да, - она улыбнулась.
Кровать мягко приняла ее в свои объятия. Где те времена, когда она могла спать хоть на полу, и глаза закрывались, едва голова опускалась на подушку. Она давно уже потеряла надежду засыпать сразу, как только ложится в постель и чтобы не расстраиваться понапрасну, привычно разглядывала звезды и галактики, нарисованные на натяжном потолке. Данил, зная, как она любит ночное небо, сделал ей такой подарок на восьмидесятилетие.
А потом вновь появилось это странное ощущение присутствия кого-то в комнате. Она вгляделась сквозь темноту и вновь ей почудилась в кресле человеческая фигура. Но никакой угрозы она не ощущала, нет. Некто сидел терпеливо и словно чего-то ждал.
И вдруг ясный свет начал заполнять комнату, делая видимыми предметы и пряча тени. Вот звезды на потолке стали яркими, наполнились живым светом, галактики вились, заплетаясь в причудливые узоры. Катя села, ощущая невероятную легкость во всем теле и с изумлением оглядываясь - она ясно видела каждую вещь, каждый предмет в комнате. Так четко окружающий мир представал перед ней лишь в детстве.
И в кресле действительно кто-то был. Она сразу же узнала его, хотя прошли десятилетия с их последней встречи. Такой же юный, время было не властно над ним. Синие глаза сияли, а улыбка была все так же лучезарна. Он протянул ей руку и сказал:
- Здравствуй, моя девочка. Ты готова отправиться в путешествие?