Стояла жаркая середина лета. На небе не было ни облачка, и солнце нещадно пекло, пытаясь проникнуть своими лучами в толщу воды притока Волги речки Узомы. Течение в ней было быстрым, вода несла в себе частицы ила, глины и была мутной, поэтому солнечный свет поглощался верхними слоями водного потока, прекрасно отдавая свою тепловую энергию. Вода в реке с начала июля имела температуру парного молока.
Одна из излучин притока была особенно живописной: ее правый, северный берег был высок, и на нем росли вперемешку могучие дубы и вязы, образуя зеленую «стену». Южный, внутренний берег излучины представлял собой отмель чистейшего белого речного песка, нагретого солнцем до такой степени, что воздух над ним, словно в пустыне, дрожал и переливался потоками жаркого марева.
Напротив этой отмели разыгрывалась нешуточная батальная сцена, участникам которой было не до красот природы – они были увлечены любимым во все времена и исторические периоды мужским занятием – ВОЙНОЙ.
Завывая двигателями на максимально возможных оборотах, на контр-курсах сходились с приличной скоростью для сражения два легких суденышка – шпоновые лодки родственных моделей - «Форель» и «Кефаль». В каждой из них был экипаж из двух пацанов-подростков и боезапас, состоящий из необычных «снарядов» - свежесорванных на граничащем с рекой поле початков «царицы полей» - кукурузы.
В экипаж «Форели» входили Ваш покорный слуга и мой друг Серега по прозвищу Маркел, а в экипаж «Кефали» два наших друга (но по остроте текущего игрового момента - наших непримиримых врага) – два Евгения, или «два Жени» или «двоежение», так что по созвучию их так и называли - экипаж «движение».
Под суровые боевые команды: «Из носовой мортиры, предупреждающим перед форштевнем по курсу врага – огонь!», «По вражескому судну при пересечении линии траверза бронебойными – пли!», «Для поражения двигательной установки одновременным залпом носовых и кормовых – огонь!», а так же под запростецкие выкрики типа «Женек, по готовности мочи крупными, целься в голову!» - лодки, открененные так, чтобы борт, обращенный к врагу, был выше и служил защитой, проскакивали друг мимо друга на минимальных расстояниях. Початки свистели в воздухе, с грохотом ударяясь в фанерные борта, наши боевые суда расходились, тут же разворачивались, и, набирая скорость, сходились вновь.
Большая часть боеприпасов оставались на поле боя (правильнее было бы сказать, в акватории боя), их медленно сносило течением, мы совершали свои маневры, не обращая внимания на плавающие початки, они иногда постукивали о борта, но вреда лодкам и моторам это не приносило.
После нескольких заходов боеприпасы на обеих лодках почти одновременно истощились, и мы, не сговариваясь, бросились их пополнять, отъехав от песчаной отмели каждый в свою сторону и причалив в местах, где кукурузное поле подходило к самой воде. В этот раз мы затарились основательнее – чуть ли не треть кокпита была завалена грудой свежих початков. Бой возобновился.
Наши «боевые корабли» были почти близнецами и выпускались по одной матрице. Отличались они тем, что у «Форели», с которой началась серия, были установлены накладки брызгоотбойников, а на «Кефали» они отсутствовали (не иначе - кто-то заработал премию на этом рацпредложении). Получалось, что в момент, когда мы проносились друг мимо друга на встречных курсах, почти чиркая бортами друг друга – брызги от экипажа «движение» залетали в наш кокпит, а наши к ним – нет. Ни на что это не влияло, просто мы с Маркелом были сильно мокрыми, а наши противники почти сухими. Но в 30-градусную жару быть мокрыми нам даже нравилось.
И моторы на лодках были установлены одинаковой марки «Ветерок-8», но, к нашему (меня и Маркела) сожалению, они обладали разными «характерами». Ранее, как я уже писал, предыдущий мотор деда марки «Прибой» приказал долго жить, и вот, взамен ему за полцены (от магазинной) был куплен «Ветерок». Продал нам его дальний родственник, мотор почти не был в эксплуатации, что, с одной стороны, радовало. Но, с другой стороны - он был из самых ранних выпусков, много лет простоял в чулане, и вызывал определенное недоверие. Ну, вот скажите, например, какой дизайнер придумал в то время красить моторы в коричневый цвет? Другой краски не нашлось?
Ладно, дизайн - дело десятое. Главное – оказалось, что мотор, хоть и заводился с полпинка, и работал, как часы – при этом выдавал меньшую мощность, нежели его современные собратья. Для сравнения, мотор, который (как и лодку «Кефаль») Женька из города «А» с индексом 16 брал у дяди на спасательной станции, выпущенный лет на 10 позже, был покрашен в благородный черный цвет. Он и заводился похуже, и, порой, глох при включении реверса, но зато на полных оборотах выдавал мощность (а значит и скорость) процентов на двадцать выше, чем мой коричневый собрат...
Создавалось впечатление, что советские моторы специально были заточены под эксплуатацию безалаберными соотечественниками, и чем хуже к ним относились, тем лучше они работали. Ну, сравните – мой родственник, по его словам, выезжал на коричневом друге не более 20 раз, а потом протирал тряпочкой и разве только пылинки с него не сдувал. А служебный черный мотор сразу был взят в суровый оборот полупьяными спасателями, которые и обкатку-то вряд ли проводили по инструкции, а сразу нагрузили его почем зря. В этих тяжелых условиях и воспитался, видимо, у него, «бойцовский характер» в виде повышенной мощности.
Такое различие приводило к тому, что экипаж «движение» на прямых участках мог убежать от нас, а мы от него – нет. Сами понимаете, что преимущество в скорости давало им преимущество в бою. А он принимал все более ожесточенный характер. Если вначале просто попасть в лодку с нескольких метров считалось хорошим броском, то теперь интервалы все сокращались, что позволяло «стрелять» чуть ли не в упор, метили в членов команд, и даже в моторы. Попадания предварительно очищенными початками в неприкрытые бешено вращающиеся маховики приводили к фееричному разлету золотистых кукурузных зерен во все стороны, и в определенной степени напоминали разрывы снарядов. Немало ударов по различным частям тела получили оба Женьки, но мы с Маркелом получили их еще больше.
Видно было, что «по очкам» мы проигрываем. Единственным нашим преимуществом оставалось стабильность работы мотора на поворотах, а наши соперники иногда чуть не глохли, так как их мотор плохо держал малые обороты. И вот удача улыбнулась нашему экипажу – Женьки заложили слишком крутой вираж, при котором возникла опасность перехлестывания волны через внутренний борт. Им пришлось резко сбросить газ, и, о чудо, их мотор заглох!
Мы с Серегой не преминули воспользоваться их оплошностью. Словно злобный коршун на добычу, налетели мы на обездвиженных противников и осыпали их градом крупнокалиберных «снарядов». Парням на краткий период нашего атакующего захода пришлось прекратить попытки завестись и оставалось только закрываться руками. И вот, один особо крупный початок, выпущенный недрогнувшей рукой Маркела, проскользнул между ладонями второго Женьки (его одноклассника, местного заводилы и авторитета в их школе) и тяжело ударил его между глаз. Видимых следов этот удар не оставил, но лицо Евгения вспыхнуло мстительной злобой.
- Ну, все, сейчас заведемся и едем вас убивать! – яростно крикнул он вслед нашей удаляющейся лодке.
Я, по своей сути - человек мирный, и всегда с тревогой относился к таким проявлениям человеческих эмоций. Игровой момент, что поделать, почему столько злобы? Но наши противники, тем временем, завелись, во время разгона о чем-то быстро пошушукались и бросились в погоню. Дистанция сокращалась, но оба Евгения, вместо того, чтобы изготовиться бросать початки, шли параллельным курсом и постепенно обгоняли нас, держа приличный интервал в пару корпусов лодки, и глядели хищно, без улыбок.
Смутная тревога зашевелилась у меня в душе, но оформиться она не успела, так как, обогнав нас почти на корпус по левому борту, Евгений, получивший початком между глаз (именно он сидел за румпелем), резко вильнул в нашу сторону. Я до последнего момента думал, что он пытается нас пугать, а сам выровняет лодку и снова вернется на параллельный курс, тем более что мы неслись вплотную к высокому правому берегу, почти задевая прибрежные ветки, и уворачиваться было некуда. А сбросить газ и пропустить их вираж перед собой я считал ниже своего достоинства.
Неправильно я думал! Не о достоинстве стоило заботиться, а о безопасности, потому что Евгений, находясь под действием своего гнева и жажды мести, так и не вернулся на параллельный курс, а со всей дури влетел форштевнем своей «Кефали» в борт в районе миделя нашей «Форели». Раздался треск, нас кинуло вбок, мы вскользь впечатались правым бортом в берег. Сергей, стоявший на коленях на передней банке, не удержался и перекувырнулся через борт в воду. Наш мотор, налетев редуктором на подводный прибрежный куст, был закинут дейдвудом вверх, и чиркнул вращающимся маховиком мне по спине, разрывая футболку и оставляя кровавый след по содранной коже в районе моей правой почки…
Я резко выгнулся животом вперед, инстинктивно убирая спину от опасности, но не выпустил румпеля из рук. Потеряв нагрузку на гребном винте, мотор взвыл на запредельных оборотах, ему дуэтом вторил мотор «Кефали», хватанувший винтом воздуха от резкого поворота…
Я тут же убрал газ до нуля и заглушил мотор, Евгений сделал то же самое, над рекой повисла тревожная тишина, разбавленная красочными матюками Сергея, стоявшего на четвереньках в прибрежном иле и пытающегося встать на ноги.
- Вы что, ох..ели??? – в сердцах выкрикнул я в адрес Евгениев. – Совсем бараны, что ли? Вы что с лодкой сделали, уроды?
Парни сидели в своей лодке, смущенно потупив взгляды, видно было, что сейчас они считают свои действия «перебором»…
Разрушений, на удивление, оказалось не так много. Пошедшая на таран «Кефаль» вообще не пострадала. «Форель» со стороны удара повреждений тоже не получила (так, царапины), но средняя банка была прикреплена именно в этом месте, в момент удара борт пружинисто «сыграл» внутрь лодки, поэтому банка, жестко закрепленная между бортами, передала энергию удара на правый борт и, проломив его, выехала с противоположной стороны торцом наружу. Левый борт, выдержав удар и тут же вернувшись в прежнее положение, втянул банку обратно, оставив рваную щель, окружающую место крепления к правому борту. Повреждение находилось выше ватерлинии и не представляло опасности для движения по воде.
Вывернувшись назад и задрав майку, я попытался осмотреть рану. Потрогав ее пальцами, слизнул капельки крови. Она, к счастью, оказалась поверхностной, просто немного содрало кожу (не в последнюю очередь – из-за моей молниеносной реакции)… Кровь быстро запекалась корочкой.
- Парни, ну что вы наделали! Что деду скажем? Отлучат нас от лодки, и дело с концом… - печально осматривая повреждения, вещал я, адресуя упрек потупившейся парочке. – Наверное, не стоит рассказывать о случившемся. Точно! – В голове уже созрел план. - Щель почти не заметна издали, - продолжал я, - и по ее виду непонятно, что случилась – ведь фрагмент обшивки выдавлен изнутри. Затащим лодку на место и пойдем по домам. И чтобы все молчали, ясно? А на следующий день, когда соберемся спускать снова - как будто только что обнаружим повреждение. Дед поохает и даст указания, как все это привести в порядок. И тогда чтобы все помогали в ремонте без лени и отлынивания. Все всё поняли?
Парни с облегчением закивали, поняв, что можно миновать «грозы»… Мы сели в лодки, завелись, и, притихшие, без приключений добрались до привычного места стоянки на берегу нашего городка. Впоследствии я еще неоднократно разговаривал с обоими Евгениями, пытаясь понять – ну как можно предпринимать такие явные агрессивные действия, направленные на разрушения и повреждения, не думая об ответственности. Парни соглашались со мной, что «перегнули палку», действуя в состоянии аффекта, хочется надеяться, что мои беседы сделали их хоть чуточку выдержаннее…
А с ремонтом все прошло хорошо – лодку, притащив к дому, помыли и просушили, отец принес с работы эпоксидной смолы и стеклоткани, мы усилили место пролома дюралевыми накладками, заново закрепили банку к борту, и заклеили поверх накладок стеклотканью. Чтобы место ремонта было незаметно – мы заново покрасили борта в традиционный для «Форели» желтый цвет, выбрав более яркий оттенок, чем был раньше.
Теперь окраска нашей лодки сразу напоминала о кукурузных початках с зернами ярко-желтого цвета и все обстоятельства событий, произошедших тем летом на живописной излучине Узомы. Послужили ли они нам уроком на будущее? Уверен, что да – возможно, некоторых из нас полученный опыт уберег от принятия поспешных эмоциональных решений в более старшем возрасте.
Такова была прекрасная и, временами, тревожная пора нашей юности - время взросления и душевного возмужания…
_________________
* Ранняя золотая 401 - сорт раннеспелой сахарной кукурузы, пригоден для выращивания в средней полосе России.