И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет
1. Фунты лиха
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.
Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.
И.А. Бродский
И ты спросишь, мол, как там у вас в столице?
А у нас…
А у нас здесь, всё, как у людей.
Дожди осенью, грязный двор и бездомный пёс попрошайничает еду у детей.
Всё, как у людей.
Сутулый стеснительный пацан, курит за углом, мрачного бетонного коробка с людьми, не хочет домой. Его вдовая мать пьёт третий год. Родственники сочувственно качают головами и перестают брать трубки. В эту осень уже дважды вызывали врачей.
Всё, как у людей.
На отполированном внедорожнике медленно паркуется отбеленная содержанка. Лысый благоверный держит её за модный аксессуар, покупает соболиные чехлы, затыкает мнение золотыми пробками. Она в ответ сыпет ему в суп лошадиные дозы растёртого нитроглицерина, пестуя тахикардию, и ждёт пока у того остановится ханжеское сердце. Уютная идиллия счастливых семей.
Всё, как у людей.
Бабуля, с ещё ясными стальными глазами стоит, придерживаясь за гимнастические брусья, в центре ржавеющей спортивной площадки, что в центре двора. Больше сорока лет отдала она машиностроительному заводу имени Хруничева. Дочь сторчалась в 2000-ом, не оставив внуков. Дед шагнул на встречу бесконечности 4 года уж как. Раз в месяц приходит племянница, интересуется, как здоровье, не слушая ответа. Ждёт квартиру в наследство. Вечером одиночество с телевизором, передача про скандалы и грязное бельё небожителей. Ноги быстро устают и чайник полный уже слишком тяжёл, приходится наливать половину. Помянет хоть кто-то на сорок дней?
Всё, как у людей
Девушка в форме ФСИН, выбирается в промозглое утро, чтобы ждать конца рабочего дня, мечтать о высоком парне, сладко поющем под гитару: «Твои щёчки сводят меня с ума», ждать новогодних скидок на те умопомрачительные батильоны и пить чай с бухгалтерией, обсуждая, как тот разведённый майор глянул на Лерку, а ведь и квартира, и машина и должность при нём. Ну и что, что щербатый и двое детей? Зато дельный и перспективный.
Ей всё равно на службу, замуж бы поскорей.
Всё, как у людей.
Вслед ей глядит из-под кустистых бровей хищный глаз Анатолия. Форму эту его забитые перстнями пальцы готовы разодрать вместе со скрытыми ею костями и мясом. Восемь долгих лет он волком метался в шершавых тюремных стенах и слуг системы ненавидел страшно, а на свободе не нашёл себя. Да, не очень-то и искал. И вот, собирая стеклянную тару, он пополнил когорту бомжей.
Всё, как у людей.
Запинается усталый студент первого московского государственного медицинского университета имени Сеченова. Он учит-учит-учит, пишет, сдаёт, снова учит. До тремора пальцев, до мешков под глазами. Волю свою, как алый костёр, хранит, подкидывая туда надежды и мечты о Европе. Он выдержит, станет профессионалом высшего класса и уберётся в страну грёз. Подальше от серости и хамства. Родители оберегают его и всеми силами помогают, считая эмиграцию спасением. Европа… Он никогда там не был, но мечтает о ней.
Всё, как у людей.
А на пятом этаже, оседлав толстенный ортопедический матрац, зашиваю дырку на джинсах я.
Получается – не очень. Штопать, знаете ли, дело ответственное, требующее сосредоточенности и внимательности, а то так и палец можно пришить к штанам.
- Алло? Привет, мамуль. Да, всё хорошо. Как вы там у меня? Да, всё отлично, обживаюсь, кушаю хорошо, шапку ношу самую тёплую. Люди? Хорошие, все по-доброму относятся. Что у вас нового?
Не волновать родителей – важное искусство.
Аай! Тут же уколол палец.
Критично осматриваю получающиеся стяжки – нуу… в общем-то и не заметно. Если ночью. И смотреть не на джинсы, а на руки, например.
Комната, что я снимаю, обставлена по-спартански: в углу – матрац, со свитым в веревочку постельным бельём, у стенки - шкаф с вещами, возле двери – вытянутое зеркало с треснувшим уголком.
Из зеркала периодически поглядывает недовольное отражение.
Квартира – четырехкомнатная, предприимчивый хозяин сдаёт каждую комнатку по-отдельности, ломя цену, близкую к ипотечной выплате.
Мы с соседями называем, наше уютное гнёздышко – коммуналкой. Пересекаемся на кухне вечерами, делимся сахаром и чаем и не привыкаем друг к другу. Слишком часто жильцы меняются.
Я скоренько впрыгнул в отремонтированные джинсы и нашёл самую немятую рубашку. Нужно спешить, через час встреча с дружком на Охотном ряду.
Попробовал расчесаться – вьющиеся кудри вырвали расчёску из рук.
После службы, обещал себе больше не носить коротких стрижек и одежды защитного зелёного цвета. Однако волосы стали постепенно побеждать все попытки привести себя в порядок и откровенно испытывают моё терпение.
Ну и ладно, будем считать этот бардак на голове – творческим беспорядком.
Выскакиваю из комнаты, вешаю на петли смешной замочек – имитацию безопасности, как-то забыв ключи, я успешно вскрыл его ножиком для рыбы. Затем выбираюсь на площадку, замыкаю дверь, а то соседей украдут, и скачу по ступенькам на встречу приключениям. Оо… даже не подозреваю каким.
Дюжина ступеней, пролёт, ещё дюжина.
Двери квартир, по три на этаже. По три семьи. Так много людей. Всегда было интересно, а много ли среди них счастливых? Или, хотя бы, необычных? Интересных? Каждое утро по этим ступенькам спускаются десятки на свои работы или учёбу, или просто по делам. И каждый мнит себя уникальным, являясь просто очередным.
- Да уж посчастливее они тебя, - шепчу самому себе. По крайней мере знают, чего хотят. Возможно, даже идут к цели. А когда не знаешь – быть беде. Так и живёшь, в предвкушении коллапса.
А они?
А они – адекватные. И выбрали жизнь. Правильный выбор.
Скачу по ступеням, пережёвывая кислую мысль, цитату известного фильма. Каверкаю её, перевираю и подстраиваю под бытность окружающих людей, рассованных по типовым жилплощадям:
Выбери жизнь.
Выбери семью и заботу.
Выбери рабочий график и отпуск.
Выбери обеденный перерыв с 12 до 13 в кафе с дешевым бизнес-ланчем.
Выбери залипание в социальных сетях и новостной ленте.
Выбери фотки с фильтрами, олицетворяющие красивую жизнь.
Выбери шопинг по торговым центрам в воскресный день.
Выбери телевизор во всю стену с выходом в интернет.
Выбери машину в кредит.
Выбери подругу, обожающую роллы с винишком.
Выбери чипсы и пиво, 3 по цене 2-ух.
Выбери склад ненужного барахла в шкафу.
Выбери пылесос с Аква-фильтром.
Выбери беззаботную старость на заслуженной пенсии.
Выбери свое тире на плите между двух дат.
Выбери жизнь.
И ради всего, во что ты веришь, не делай как я.
И если когда-нибудь, тебя позовёт вдаль дорогой приключений, не слушай этот зов. Заткни уши указательными пальцами, открой рот и вопи, что есть сил, лишь бы заглушить этот призыв.
Пускай занятия с инструктором в модном фитнес-зале с кондиционером и обязательным фотографированием у зеркала заменят тебе физический труд. А вечер за просмотром забавных роликов или обзоров в интернете – умственное развитие.
Ничего не читай. Кроме переписки в социальных сетях.
Пореже выходи на улицу. Она таит в себе опасность.
И под эту мысль я выскакиваю в вечернюю прохладу.
Ну здравствуй великий народ!
Какая-то ворона надрывно верещала на дереве.
На лавке гладит бродячую собаку сосед – худрук хора. Приветливо машет мне рукой. Он стеклянно трезв сегодня, видимо у его подопечных скоро выступление и чувство ответственности не даёт старику сорваться. В иные же дни он напивается дешёвой водкой и рыдает над потрёпанным альбомом с фотографиями. Иногда красиво поёт пьяные песни, поднимаясь на свой четвёртый этаж. Жена бросила его давным-давно, умчавшись в сольную карьеру в Сочи с каким-то молодым коммерсантом. А искусство кормило ровно на столько, чтобы не сдохнуть с голоду. На стенах его крохотной квартирки не видно обоев за почётными грамотами. Он любит показывать их всем знакомым и соседям, вместе со старыми фотографиями ушедших времён. При этом взахлёб рассказывает о людях, которых знал и искусстве, которому отдал жизнь. А потом, стесняясь, неловко просит немного денег. Ему дают. Потому что родина хранит таланты.
Я машу в ответ творцу. Он одет очень скромно, но чист и опрятен. Молодец, держится, остаётся человеком.
Уношусь в сторону метро, огораживаясь от звуков города наушниками. Направляюсь к станции «Люблино» под «California Dreamin». Музыка раскрашивает серый пейзаж московских спален тёплыми красками. Хочется пританцовывать и загребать павшую листву носками туфель, ловить лицом, начинающийся дождь, глупо улыбаться и жмуриться.
А кто-то, прямо сейчас, точно также, под музыку, весело вышагивает где-то в Калифорнии, в Лос-Анджелесе. И также, замечтавшись, смешно танцует под ритм из плеера, дожидаясь зелёного сигнала светофора. И там, конечно же, тоже начинается дождь. И этот кто-то, также ловит его лицом, жмурясь и думая… о Люблино, например…
Спускаюсь в подземку, плотный поток вечно суетящихся людей возвращает меня к реальности. Десять станций, одна пересадка, сотни отрешённых лиц. Скорей бы доехать. Шум, кто-то надрывает голос, перекрикивая стук колёс, отовсюду непонятные запахи, люди толкаются на выход, лезут на вход. Усталые взгляды сканируют потолок вагона. Скорей бы доехать. Чтобы наполнить время иллюзией смысла смотрю видео на телефоне - познавательный ролик про обитателей саванны. Там говорят, что гиппопотам – одно из самых агрессивных животных Африки и показывают, как он гоняет флегматичного крокодила по водоёму. Смотрю на пассажиров – хм, хоть один из нас сумел бы выжить в саванне?
Охотный ряд. Во-он там, монумент Георгия Жукова восседает на коне в позе победителя. А у подножья фотографируются улыбчивые китайские туристы. Памятное место вызывает столько восторга, что гул от них стоит в радиусе километра.
Беру правее и иду посмотреть на почётный караул у вечного огня. Тут туристов ещё больше. Военнослужащие каменными лицами отражают любопытные взгляды приезжих. Чуть в сторонке стоит высоченный парень с двумя девчонками, еле дотягивающими ему до груди. Они окликают меня, светясь улыбками. Это Даня, его девушка Мари и подруга Леська. Какой сюрприз, а договаривались встретиться с другом вдвоём и врезать по пиву.
Даня вышел вперёд, пожал мне руку и извиняющимся тоном шепнул, чтобы девчонки не слышали:
- Они уедут через полтора часа в зал, на какую-то свою фитнес-херню.
Притащил хвост. Вот, что случается с нормальными парнями, когда они женятся. Они больше не принадлежат себе.
Фальшиво улыбаясь обнимаю Мари – мы друг друга не то что не переносим, но и не радуемся особо. Следующая – Леська, в закрытом платье и платке, сама целомудренность, выдают только накачанные гиалуронатом губы.
Путь наш лежит через Красную площадь, потом мы зайдём в ГУМ, где девчонки будут нежно смотреть на витрины, пока мы с Даней покупаем мороженное. Выйдем на Никольскую улицу и пошагаем на Новую площадь, где осядем в известном баре «Разведка».
А пока мы идём, я расскажу о ребятах.
С Даней мы знакомы давно, ещё до весёлой армейской службы мы вместе занимались панкратионом и нарывались на неприятности в кабаках далёкого городка, где жили. Потом меня закрутила служба, а его блатным ходом пристроили в пограничный отряд аэропорта Домодедово. И вот, спустя четыре года мы встретились в Москве. У меня к этому времени поседели виски, а у Даньки появились залысины. Со спортом мы уже подзавязали, а вот в поисках неприятностей – только усилили напор. И стали на этой почве дружить, как встарь.
Как-то весной, шатаясь на ВДНХ у нас возник принципиальный спор о выживании в Москве. Главный вопрос столичного жителя – квартирный. Ценник на жильё стремится к космической бесконечности, а зарплаты у обоих такие, что остаётся только всплакнуть. Даня тогда не успел переодеться с работы и, размахивая руками, доказывал мне, что должно, обязано непременно повезти и мы сможем осесть в белокаменной. Я же, скептически, рассуждал о том, что каждый день сюда прибывают легионы покорителей столицы, верящих в свою удачу и навстречу им, бредут такие же массы тех, кому так и не повезло. Спор затягивался, я журил друга за наивность, а он меня – за пессимизм. Рядом среди посетителей павильона шли две обычных таких, непримечательных девчонки. Раззадоренный спором Данька вдруг снял с головы фуражку и с высоты своих 194 сантиметров роста нахлобучил её на прохожую.
Девчонки расхохотались. Мы – в ответ.
- А тебе идёт, - смеялся я.
- Да, только на глаза падает, - краснела Мари.
Так мы с ними и познакомились. Мари – невысокая, серенькая девочка, спокойная и доверчивая. С трудом понимала шутки, быстро теряла нить разговора, зато добрая и домашняя.
Противоположность ей – оторванная Леська. Хищный макияж, когти, как у львицы, вызывающая одежда, грубые манеры. Она оттеняла подругу, выезжая на первый план. Общение с ней не заладилось сразу, провинциальная охотница сразу отсканировала нас взглядом и раскусила, что брать тут нечего, тогда смысл общаться, вообще?
А вот Мари посыпалась и завороженно смотрела на Даню, как мышка на удава. Тому было неловко, девчонка явно не цепляла с первого взгляда.
Мы поболтали, зашли в космический павильон. Там Леська построила глазки какому-то мужику в лакированных туфлях и с золотой цепью, тот не оценил, и она вернулась к нам. Мари не отлипала от Дани, я нагнетал ситуацию, рассказывая о том, как мой друг одинок и ищет свою судьбу. Товарищ бесился и метал в меня молнии из глаз. Очень забавно получалось.
Мы покормили барышень в кафе, Леська на зло заказала дорогущий кальвадос, из вредности я весь вечер издевался над её вкусом.
Прощаясь Мари написала свой номер на салфетке.
- Неужели этот вечер кончился, - ныл Данила, - Она такая душная…
Через два дня я уговорил написать ей, от скуки.
Началась долгая переписка и открылось, то что Мари – москвичка из очень обеспеченной семьи, работает архитектором в «Стройгазмонтаже», куда пристроил папа и вот-вот накопит на авто из салона Audi.
Мы переглянулись, и я увидел вспышку алчности в глазах приятеля. Вот оно, его долгожданное везение.
Следующие два месяца на моих глазах развернулась драма человека, мечущегося между собственными представлениями о настоящей любви и выгодой. Даня не любил Мари, она ему даже не нравилась. Но в Москве он уже четыре с лишним года перебивается дешёвой безвкусной едой из Ашана, вялится в метро и ждёт призрачных перспектив. А тут один шаг, всего один, и ты в дамках.
А чувства?
Стерпится, слюбится.
К концу лета они экстерном поженились. Церемония была скромной, родственники невесты имели планы по заключению куда более выгодного брака и от того зятька терпеть не могли. Я же, вместе с приехавшими родителями Дани и его сослуживцами просто отрывался, стараясь не замечать звенящего напряжения.
В середине гуляний, друг напился, и, краснея лицом, спросил меня:
- Ты считаешь, что я неправильно поступаю? Презираешь меня? Да?
Я пожал плечами, стараясь не меняться в лице:
- Ты просто поймал свою удачу.
Даня по-бараньи упёрся в меня взглядом и пробовал сказать что-то ещё. Подождав, я обошёл друга, обернулся, увидел, что он дрожит и пялится в стену. Даня сжимал и разжимал пудовые кулаки и рычал:
- Ну и презирай! И хер с ним! И презирай!
Демоны противоречий, что родились в нём, грызли душу, рвали на части. Печально, но теперь они не дадут покоя всю жизнь.
Несмотря на всю наэлектризованность - драки на свадьбе так и не состоялось. Говорят – плохая примета.
Среди гостей ожидаемого отыскалась Леська. Она не прикасалась к алкоголю и скучала одна, что настораживало. Я подсел, узнать, что случилось и выслушал жуткую историю, пробравшую до мурашек.
Леська никогда не была ангелом. Она приехала из Рыбинска и поступила с Мари на один факультет. Тут же быстро сообразила, с кем выгоднее дружить и подсела к обеспеченной мышке. Позже, когда Мари подарили квартиру на двадцатилетний юбилей, они начали жить вместе, Леське сносило голову, ночи напролёт она прожигала юность в клубах, беспорядочно знакомясь с мажорными ребятами, в поисках того, кто заберёт её в мир гламура и излишеств. А Маришка, тем временем сдавала за подругу проверочные работы и грустно вздыхала, отпаивая бульоном, и утешая после очередной ураганной ночи и «того единственного», который подло воспользовался тонкой душой и предал. И целая судьба умещалась в одну ночь.
И всё шло, как шло, Леська искала себе успешного мужчину, находила, съезжала от подруги, а через пару месяцев возвращалась обратно, потому что, то ли мужики все козлы пошли, то ли у самой характер непереносимый, а может все факторы смешались.
А тут нарисовался Даня. И вероломно женился на Мари. И стал жить у неё. Это невыносимо. Леська в одно лето потеряла и лучшую подругу, и гнездо. Ей пришлось мириться с несправедливостью жизни и съехать к каким-то знакомым кукушкам, ведущим аналогичный образ жизни. С горя, Леся отправилась в клуб залить горящую обидой душу, нашвырялась там мохито и устроила грязные танцы с каким-то нагловатым, оплатившим коктейли парнем. Страстные телодвижения вконец вскружили голову, и парочка уединилась в клубном туалете, парень что-то предлагал, Леська соглашалась, брала непонятные разноцветный таблетки под язык, целовалась, раздевалась, смотрела в огромные зрачки, была послушной. А потом, просто старалась забыть этот вечер. Как и много таких же, что были ранее.
А потом она узнала, что её наградили ВИЧ.
Вот так глупо.
И жизнь больше не будет прежней. Никогда.
Сначала Леська долго не могла поверить, бегала по врачам, пыталась найти инфицируемых. Но она даже не знала, когда и от кого заразилась и скольких инфицировала сама. Партнёров было много, а ко врачам девушка не рвалась никогда.
Потом она отрицала болезнь. Затем горько пила и проклинала весь мир. После пыталась найти нетрадиционные методы лечения и неожиданно крепко уверовала во Всевышнего. Стала вести праведный образ жизни, завязала с алкоголем, развратом, нарядилась в закрытые платья до пола и платок. Вечерами ходила в церковь и торговалась с небом, мол я вот свечку поставлю, а вы мне исцеление. Пока – не срабатывало.
Сейчас Леся прибывала в страшной депрессии и подруга, узнав обо всё этом ужасе вытащила её из дому и попросила пожить с новоявленной семьёй, мотивировав Дане это тем, что боится суицидальных мыслей подруги.
Я слушал её, качал головой, размышлял, когда-нибудь закончится стадия её депрессии и наступит принятие. Тогда Леська попытается вернуться к обыденной жизни. Вернее, начнёт её, потому что раньше её путь был далёк от ординарного.
Свадьба катилась к концу, гости уставали пить, ко мне подсаживались какие-то родственники невесты, Данькины сослуживцы, пробовали знакомиться, рассказывали про места, откуда они и чем занимаются. Я кивал, шутил, автоматически улыбался и строил из себя компанейского парня, стараясь держать праздник на позитивной волне. Пел песни про пограничников и про невест, отыгрывал гитарный аккомпанемент тестю, ревевшему что-то про братву, пока супруга оттягивала его за рукав. А мысли мои в это время блуждали в пучине рассуждений о том, что стоит лишь раз оступиться и… Хотя кто знает, может ты уже оступился да не заметил, и жизнь твоя уже катится под откос, а ты и не в курсе. Понимаешь ли ты который твой шаг не имеет возврата?
С тех пор мы не виделись с Даней уже месяц, он периодически писал и звонил, жалуясь на семейный быт и общество двух женщин. Леся чернела в депрессии, Мари паниковала и нянчилась с ней, родственнички кололи едкими замечаниями насчёт несостоятельного зятя, спасение находилось только на работе. И вот удалось вырваться.
Вот такая компания. Мы уже шагаем по Никольской, увешанной золотыми гирляндами, будто звёздная мишура осыпалась с неба и замерла, не долетев пары метров до земли.
Останавливаемся послушать уличных музыкантов. Подпеваем. Девчонки щебечут, фотографируются. Данька даёт денег какому-то бухому попрошайке.
- Мать Тереза, - обзываю его, - лучше бы музыкантам дал.
Добираемся до бара. «Разведка» обставлена, как мечта милитариста, все стены в военных фотографиях, по углам макеты оружия, на полках – противогазы, с потолка свисает маскхалат. Даже дверные ручки в виде автоматов Калашникова.
Позитивный бармен наливает девчонкам пиво с запахом кокоса и вкусом цитруса.
- Это пиво вообще? – критикую, понимая, что ни на какой фитнес они не уйдут. Интересно, это Даня меня обманул или они его?
Ну и ладно, сами напросились, заказываю водку и томатный сок. Бармен умоляет взять закуску. Позорит гордое название бара. Никаких поблажек. Даже Даня ощерился с такого начала.
За соседним столиком сидел крепкий лысый мужик, примечательный римским профилем и тяжёлым взглядом. Он одобрительно кивнул на мой заказ. Заручившись поддержкой зала, я начал жечь. Даня старался не отставать, подруги осуждающе поглядывали. Мари отметила, что ей здесь не нравится. Леська после пива захотела танцевать. Я устало глянул на друга, мол, вот это посидели, да приятель?
Начались все эти пустые разговоры, когда собеседникам важнее высказаться, чем выслушать. Этот момент я старался пропить. Кажется, удачно. Томатный сок скрашивал горечь алкоголя, глаза окружающих веселели, бар заливало смехом.
Леська стремительно пьянела, уже сняла с головы платок и раскрепощалась посекундно. Пускай отвлечётся.
Мари вслух мечтала об отпуске и медовом месяце.
- А вы знаете, что он хочет стать писателем? – вдруг сдал меня, с потрохами, Даня. От такой неожиданности я поперхнулся соком и проклял дружка взглядом. Товарищ самодовольно улыбался. Подкол удался, - Я читал его тексты, мне нравится!
Тут же началось бурное обсуждение. Девчонки интересовались и советовали.
- Писать? Ой, это вообще сейчас неактуально, ты лучше блог заведи на ютубе, - покритиковала меня пьяным тягучим голосом Леська.
- Я разве сказал, что хочу быть актуальным? Нет, Лесь, сказал, что хочу быть писателем. Это разные штуки, - съязвил в ответ.
- Так нужно постоянно писать, вырабатывать стиль, навык, - начала советовать Мари, - Иди работать журналистом, там постепенно и аудитория появится и ремесло отработаешь.
Потом она вспомнила, что какая-то знакомая девочка работает в «Российской газете» и нужно обязательно поинтересоваться о вакансиях. Я кивал, соглашался и отшучивался. Внезапное такое внимание смущало.
- Нужно много жизненного опыта, чтобы хорошо писать, - выдал Даня, - Всегда видно, когда автор не знает о чём пишет, или врёт. Отстойно получается. Пиши про то, что знаешь, что сам испытывал, переживал, тогда будет интересно читать.
А вот этот совет лёг мне на подкорку. Больше опыта. Больше впечатлений. Больше знаний. Больше жизни. Вот, что нужно.
Вышли перекурить, оставив дам. Данила рассказывал про неожиданные открытия семейного быта. Я делал вид что слушал.
На улице уже курил тот лысый мужик, что одобрил мой заказ, девушка с цветной татуировкой на руке и какие-то молодые пацаны-студенты. Ночь дышала на всех осенней прохладой.
Из-за угла вышел небритый маргинальный элемент, нервного вида и подошёл к студентам, прося сигарету. Ему отказали, в ответ хмырь сплюнул им под ноги и направился к девушке. Татуированная помотала головой и быстренько ретировалась обратно в бар. Мужик рыкнул, что-то оскорбительное ей вслед и двинул к нам.
- Уважаемые, закурить не найдётся? – процедил он так, будто мы ему должны.
Даня с ухмылкой полез в карман и достал пачку убийственных «Marlboro», усиливающих эффект алкоголя едва ли не вдвое. Открыл её и продемонстрировал, что пачка пуста.
Небритый выругался:
- Да чё вы за люди, мля. Чё папиросы жалко, сука.
Как-то неожиданно рядом оказался лысый. Маргинал повернулся было к нему и хотел спросить следующего, но вдруг осёкся. Острый, неподвижный, как у змея, взгляд заставил попрошайку подавиться словами. Он опустил взгляд и ушёл в ночь.
Мы с товарищем уважительно качнули головами. Лысый хохотнул:
- Всегда так, - голос суровый, прокуренный, - Любого обломаю. Научился ещё двадцать с лишним лет назад и до сих пор работает.
- Это как так?
- Пойдём расскажу.
Мы спустились обратно, Даня вернулся за наш столик, а я сел вместе с мужиком, заинтересовавшись историей. Тот говорил охотно, видно тянуло на поболтать:
- Я в девяностые ещё пацаном был, даже помладше тебя. А этих сук, бичей всяких да нахлебников расплодилось, целый город. По центру не пройти, чтоб денег у тебя не попросили. И наглые, и агрессивные, и всякие. Бабку мою, раз, чуть до Кондратия не довели, она добрая, дала мелочи немного, а бомж за рукав её схватил и орёт, типа, у тебя ещё есть, дай больше. Ну, я взбесился на них люто. А чё? Охеревшие! И решил, что каждому. Слышишь? Каждому! Буду по соплям выдавать. Боксировал тогда ещё, в зал ходил, поэтому врезать мог, как конь копытом. Вот так, значит, иду по Серетенскому там, да даже по Арбату, да хоть где. И подходит какой-нибудь фуфел, любой. Большой, маленький, молодой, старый, без разницы вообще. И просит, типа, закурить или денег немного. Я тут же, без разговоров, вот как шёл – врубаюсь ему кулачиной в дыню. Они все падают, хоть кто валится сразу, не ожидают же, чё. А я перешагиваю и дальше по своему пути гоню, хер с ними, если даже чё орут вслед, да даже если сдохли, кому они нужны? И так я уронил на асфальт двадцать семь человек. Двадцать семь раз отбил бошки! И за это время внутри что-то поменялось. Это, мля, не описать словами. Они, черти эти, чувствуют. Во всём, в глазах твоих читают, не знаю, по походке в движениях, короче шарят, что ты агрессор. И боятся. С тех пор у меня никто ничего не просит, чуют, суки.
«Гиппопотам – одно из самых агрессивных животных Африки» - прозвучал голос диктора в моей голове.
Я отдал лысому недопитый графин с водкой. Отличная история. Интересно, а я бы так смог? И что меняется в человеке после этого. Что вырастает внутри? Или что-то отмирает?
Ребята оторвали меня от собеседника и потащили в такси. Я всё думал о необходимом опыте, для прозы. И чем плох такой опыт как у лысого? Мог бы он написать книгу о своих двадцати семи нокаутах. И помнит ли он их испуганные от неожиданности лица?
Мы примчались в какой-то клуб. Я не понимал, даже где это, но ехали недолго, так что где-то в центре. Девки всё-таки уговорили нашего пограничника на танцы.
Мы ворвались на танцпол. Мари повисла на шее у Дани, они закружились. Леська уже забыла о своих проблемах и извивалась гибким телом под ритм. Я же прорываюсь к барной стойке.
Музыка бьет по мозгам, вихрем закручивается через ушные раковины, стучит в барабанные перепонки и сверлит основу нервной системы. Неоновые огни выжигают глаза. Вокруг всё пропахло табаком и алкоголем. Мне что-то настойчиво пытаются сказать, лезут слишком близко. Будто выпадая из комы, внезапно обнаруживаю себя у бара.
Очень хочется пить. Банальной водички. Пытаюсь переорать грохот колонок, бармен кивает и приносит колу в стеклянной бутылке. Вздыхаю. Ну, хоть так.
Ребятки мои отрываются, машут руками, зовут к себе, а мне совсем не хочется. Как-то резко потянуло к одиночеству. Забираю колу, пол под ногами дрожит от басов. БУМ-БУМ-БУМ. От музыки укачивает. Я по стеночке двигаюсь к выходу. Мимо шелестят девчонки в красивых платьях, парни на фейсе поигрывают мускулами. Как же нас пустили, я ведь так пьян?
Выхожу на улицу. Не могу надышаться ночью. Кто-то угощает меня сигаретой, хоть я даже не просил. Что-то говорят, неопределённо мычу в ответ. Дышу дымом на автомате. Здесь огромное крыльцо, с кучей ступенек. Лестница Иакова. Спускаюсь и сажусь на предпоследнюю ступень. Тут дорога, светофор. Красный. Девушка ждёт разрешающего сигнала.
Меня слепят фонари. Отпиваю колу, ставлю бутылку рядом. Звук стекла о бетон. Луна сегодня какая-то мутная, или я поплыл? Верчу головой по сторонам. По дороге жмёт брутальный чёрный внедорожник, музыка бомбит из него не тише, чем в клубе.
Когда там мои накривляются? Зачем вообще меня с собой притащили? Во радости, теперь здесь сидеть. Спал бы себе уже дома спокойненько. До Люблино ещё ехать час целый. Фиаско, блин.
Девушка через дорогу дождалась зелёного света. Мы встретились глазами, и она улыбнулась, такой широкой, искренней, детской улыбкой. Мурашки пробежали по спине. То ли от холода, то ли…
Через дорогу, в лучах фонаря, как в софитах, переходила сказочная принцесса. Она не отводила взгляда и не прятала улыбки. И я не мог отвести глаз. И глупо улыбался в ответ.
Сейчас она перейдёт улицу и исчезнет, следуя своей дорогой. И я никогда больше её не увижу. От этой мысли стало горько, и я потянулся за колой. И ведь даже подойти к ней не вариант, что она подумает?
БУМ!
Трезвею от звука.
Жёсткий удар о прогнувшийся металл.
Фонтан волос.
Милую девочку сносит внедорожник.
Продолжение следует…