Потирая ладонью ушибленный лоб, в каюте стоит озадаченный таким приёмом матрос-вахтенный центрального поста и, с опаской глядя на меня, робко докладывает:
– Товарищ лейтенант, там, на пирсе старпом! Приказал построить вахту!
– Старпом? Здесь? Уже? – пытаюсь я сообразить спросонья и, наконец, въехав в обстановку, решительно распоряжаюсь:
– Звони учебную тревогу, «пожар на пирсе», потом бегом по отсекам! Чтобы через минуту вся вахта стояла наверху с инструментами и огнетушителями!
Пока подвахтенные в отсеках продирают глаза и, громыхая пожарным скарбом, карабкаются по трапу наверх, у меня есть немного времени познакомить читателя с новым героем. Звали старпома не совсем обычно – Сергей Гариевич, бойцы за глаза называли – Змей Горыныч или просто Змей. Надо сказать, что офицер и начальник Змей Горыныч был хороший – грамотный, требовательный и, что немаловажно, справедливый. Собачья должность, конечно, наложила некоторый отпечаток на его характер, но грехом самодурства не страдал. Сколько раз приходилось мне терпеть от него по службе – но чувства обиды не возникало никогда. Человек он также был неплохой. Любил пошутить, и был, в общем-то, не злоблив. Матросы и офицеры старпома уважали, командир ценил и пытался продвинуть по службе: неоднократно делал представление на звание, ходатайствовал о назначении на должность командира строящейся лодки, но всё безрезультатно. Старпому нашему вот уже второй год как задерживали очередное воинское звание. А всё потому, что не складывались у него отношения с начальством. Ну не везло Горынычу, хоть ты тресни! То, в ресторане защищая честь мундира, ввяжется в драку с гражданскими, попадет в комендатуру, там пошлёт по известному адресу коменданта и загремит суток на десять на гауптвахту. То Чэ Вэ эСа (члена военного совета флота), вице-адмирала, случайно долбо@бом назовёт. То, просто, совершенно ненароком, на тренировках КБР[1] комбригу на ногу наступит. Да и бурная личная жизнь создавала подчас определенные проблемы.
Как и всякий нормальный человек, старпом имел кое-какие пристрастия. Из двух основных его вредных привычек – водка и женщины – последняя доставляла наибольше неприятностей. Хоть и было их, привычек этих, не так уж и много, не больше чем у других, но не везло старпому в этом деле. Обладая всеми вторичными половыми признаками мужчины – машиной, квартирой и приличной зарплатой, старпом постоянно попадал в расставленные сети. Будучи совестливым человеком и по-рыцарски галантным мужчиной, он имел несколько старомодные представления о взаимоотношениях со слабым полом. Одного того факта, что женщина доверила ему самое дорогое, что у неё есть, было достаточным для того, чтобы считать себя обязанным на ней жениться.
Таким образом, будучи ещё курсантом, Горыныч умудрился прослушать марш Мендельсона в официальной обстановке не менее трёх раз! На пятом курсе хотел было ещё, но командир роты запретил. В настоящее время, в дополнение к тому, что было в училище, он имел ещё двух бывших жен, платил алименты на троих детей и, похоже, останавливаться не собирался. Ходили слухи, что врач-стоматолог с ПМТО, у которой старпом как-то имел неосторожность полечить зубы, уже заказала с оказией из Владивостока свадебное платье и несколько ящиков шампанского.
Но вот я уже карабкаюсь наверх.
Старпом на пирсе, стоит, переминаясь с ноги на ногу. Вид, как всегда, бравый, улыбка ироническая.
– Товарищ капитан-лейтенант, за время моего дежурства происшествий не произошло, – докладываю я по форме, – за исключением: напился матрос Кульков, заперт мною в гальюне до вытрезвления. Полчаса назад проверял, дышит!
– Ну что ж, пойдём доставать гада! – изрёк со зловещей ухмылкой старпом и, не дожидаясь, когда, гремя огнетушителями и путаясь в пожарных шлангах, на пирс выбежит вахта, полез по трапу вниз.
И вот третий отсек, железная дверь импровизированной камеры. За дверью – тишина и неистребимый запах хунтотовки. Наш герой, ещё не протрезвевший, но от предчувствия, что его «сейчас будут бить и, возможно, ногами», уже деятельно раскаявшийся, сидит на толчке в мокрой после купания робе и смотрит мутными преданными глазами прямо в душу.
Нависнув горой над готовым вжаться в унитаз Кульковым, старпом минут на десять разразился речью. Смысл её сводился к тому, что достали дебилы и дегенераты, алкаши и наркоманы, которым приходится доверять оружие и целый боевой корабль с ядерным, между прочим, оружием на борту. А он, тварь конченная, Кульков, – первейший из них, и в назидание остальным дебилам, дегенератам, алкашам и наркоманам сейчас, как фашист под Сталинградом, будет безжалостно уничтожен, а именно – расстрелян на торце пирса. После чего, оставив озадаченного Кулькова переваривать захлестнувший его поток информации, старпом хлопнул дверью и, примостившись за столом кают-компании тут же неподалёку, застрекотал на печатной машинке, сочиняя по данному случаю специальный приказ.
Вот он:
ПРИКАЗ № 98
командира в/ч No .... п. Камрань
(по личному составу)
04 марта 19... года
4 марта сего года матрос Кульков И.Л. в составе дежурно-вахтенной службы подводной лодки заступил на смену вооружённым верхним вахтенным. Из доклада дежурного по ПЛ следует, что приблизительно в 19–30 матрос Кульков с оружием самовольно оставил пост. Силами вахты был организован его поиск. Через три часа матрос Кульков был обнаружен во внутреннем помещении плавпирса пьяным. В результате произведённого разбирательства было установлено, что по приходу ПЛ в базу в 18–30 Кульков путём обмена комплекта рабочего платья, отобранного им у молодого пополнения, приобрёл у местного населения бутылку водки. После заступления на вахту в 19–00 привёл себя в нетрезвое состояние, после чего с оружием в руках оставил пост и, навалив на всё, лёг спать в трюме плавпирса.
ПРИКАЗЫВАЮ:
- Пользуясь особыми полномочиями, даваемыми вышестоящим командованием командирам частей, выполняющих задания Правительства по несению Боевой Службы, за самовольное оставление с оружием в руках поста и за преступную халатность при выполнении своих служебных обязанностей матроса Кулькова – расстрелять.
- Приказ привести в исполнение немедленно на торце пирса.
- Помощнику командира в/ч .... снять матроса Кулькова со всех видов довольствия, организовать доставку тела по месту назначения.
- Израсходованные боеприпасы списать с лицевого счёта в установленном порядке по акту.
Командир в/ч ....
Капитан 2 ранга Камбузов В.М.
В процессе создания данного документа старпом нарочито громко, чтобы слышал Кульков, несколько раз справлялся, достаточно ли у нас патронов к ПМ «для этой сволочи».
– А то в прошлый раз, представляешь, – с негодованием сокрушался он, – на одного урода всю обойму ухлопал, а он, скотина, оказался живучий, пока перезаряжал, куда-то смылся...
Затем с трогательной заботой и участием поинтересовался у Кулькова, куда потом девать его «вонючее туловище»: утопить здесь же у пирса с болванкой в ногах или где-нибудь закопать. После чего поручил мне чистить пистолет, а сам убыл в казарму утвердить приказ у командира и за доктором («при расстреле, – сказал он, – положено»).
Из-за двери слышались судорожные всхлипывания Кулькова. Изобразив на лице максимальную степень участия, я, как мог, старался его успокоить. Командир, мол, приказ может ещё и не подписать, старпом если сейчас опрокинет стакан-другой, то может и промахнуться, пистолет дать осечку, порох в патронах отсыреть... и т.д. и т.п. Кульков слушал мои увещевания, но почему-то совсем не успокаивался.
– Да и вообще, – сжалился я, – хватит сопли здесь размазывать! Вот тебе бумага и карандаш, пока старпом ходит, пиши на помилование!
Как утопающий цепляется за соломинку, так и Кульков схватился за протянутый ему лист, после чего затих, примостившись возле унитаза, и на его шершавой крышке огрызком карандаша начал кропать какие-то каракули. Минут через десять на свет божий родился следующий документ (оригинальный стиль и орфография тщательно сохранены):
«Камандиру падводной лодки от Кулькова.
Товарищ камандир я Кульков я севодня (зачёркнуто) меня старпом приказал (зачёркнуто) приговорил. Я спал дежурный меня в воду. Прашу помиловать больше ни буду. Чесно клинусь водку ни буду. Прашу прастить или в тюрьму.
Спасибо, Кульков».
Когда в сопровождении доктора вернулся старпом, данный исторический документ уже покоился у меня в нагрудном кармане. Кульков в ожидании своей участи сидел на толчке за дверью гальюна и то всхлипывал, то в голос противно выл. Он полностью поверил в реальность происходящего, и в этом раздавленном, трясущемся существе уже невозможно было узнать наглого, заносчивого «годка».
Скоро Кульков был извлечён из своего убежища, выведен наверх и поставлен спиной к воде на торец пирса. Здесь с суровой серьезностью, смакуя каждое слово, старпом начал зачитывать приказ. Протрезвевший Кульков стоял на краю и трясущимися руками зачем-то безуспешно пытался застегнуть на мокрой робе пуговицу.
– Ну что ж, к делу! – возвестил старпом, окончив чтение, и взял у меня пистолет.
– Доктор, намажь ему лоб зелёнкой. Да побольше пятно сделай, побольше...
Насвистывая под нос вариации на тему похоронного марша, Горыныч начал демонстративно, не спеша снаряжать патронами магазин, потом вогнал его в рукоятку Пма, снял предохранитель, передёрнул затвор. И тут по сценарию наступила моя очередь.
– Товарищ капитан-лейтенант! Подождите! Тут Кульков прошение о помиловании написал. Не хочет, чтобы его расстреливали. Вот документ, прочитайте!
– Не хочет, говоришь, чтобы расстреливали? Надо же! – искренне удивился старпом. – Что ж ты молчал? Ну-ка, что тут за каракули? – И с серьёзным видом, скрывая предательскую улыбку, вслух зачитал документ, в муках рождённый Кульковым.
– Ну, это же совершенно меняет дело! – просиял старпом так, как будто ему только что сообщили о назначении командиром на новую, строящуюся лодку. – Человек обещает встать на путь исправления. Водку – пишет – не буду, в тюрьму хочу. Хотя туда ему, в общем-то, и дорога… Ну ладно, проявим снисхождение, если присутствующие, конечно, не против.
Присутствующие, включая Кулькова, были не против. Доктор, правда, немного разбухтелся:
– А какого чёрта тогда я среди ночи сюда тащился, мальчика, что ли, нашли? Да и зелёнки вон уже сколько на него извёл! Давайте шлёпнем побыстрее, да и спать пойдём!
Пока я пытался разубедить нашего кровожадного доктора, доказывая ему, что любая тварь, даже такая, как Кульков, достойна снисхождения, старпом принял решение:
– Матрос Кульков! – гаркнул он так, что загудело железо под ногами.
– Я! – еле слышно пропищал тот.
– Так вот, Кульков, – сбавил тон старпом, – принимая во внимание твоё искреннее раскаяние... Ты же искренне раскаялся? Или опять врёшь, скотина? – зловеще сверкнул глазами старпом, поигрывая пистолетом.
– Искренне! Искренне! – завизжал Кульков.
– Тогда другое дело, – глубокомысленно изрёк Горыныч, отдавая мне пистолет. – На, минёр, убери от греха подальше, а то вдруг передумаю.
– Что ж делать с тобой, Кульков, – ума не приложу...
Кульков привстал на цыпочках, слегка подавшись вперёд, ловил каждое слово. Всем своим видом он изображал деятельное раскаяние.
– Расстрелять – не хочешь... Может, повесить? Вон и доктор головой кивает. Его же из-за тебя среди ночи с постели подняли. Тебе не стыдно, Кульков?
– Минёр! – обернулся старпом ко мне. – У тебя верёвка-то найдётся? Метров пять, думаю, хватит, – прикинул он, бросив взгляд на крюк ТПУ[2], торчащий на лобовине рубки.
– Что скажешь, Кульков? Хватит?
Кульков глянул на крюк, кивнул, но глаза его наполнились слезами.
– Ну ладно, ладно, не распускай слюни, больно не будет, гарантирую...
– Сергей Гарьевич, – вновь принялся я исполнять за адвоката. – Может, немного помягче наказать? Кульков сказал, что жить хочет...
– Хочет??? – снова искренне удивился старпом. – А что же он тогда водку пьёт и воинскую дисциплину нарушает? Нам такие воины не нужны!
– Он сказал, что больше не будет... – не унимался я (моя доброта и человеколюбие порой не имеют границ!).
– Точно не будешь, Кульков? Ну ладно... – сжалился старпом, заметив, что тот находится уже в предобморочном состоянии и чего доброго сам невзначай окочурится.
– Пять суток ареста на гарнизонной гауптвахте! И не благодари. Не слышу ответа! Кульков, мать твою!
– Есть пять суток ареста! – хрипло прошептал Кульков, не веря своим ушам и, гремя костями, рухнул на пирс.
[1] Корабельный боевой расчёт.
[2] Торпедопогрузочное устройство.