За окном ещё висит липкая душная темнота. Ночь безлунная, густая и чёрная, но на востоке она уже слегка отступает. Чуть заметно, робким предчувствием где-то вдалеке намечается неясный горизонт. Через полчаса стыдливо заиграет розоватый рассвет, а ещё несколько минут спустя наступит полноценное яркое утро.

Но сейчас совершенно не хочется думать о том, какое это будет красивое и неповторимое зрелище. Я настроен гораздо прозаичней и отлично знаю, что ни краткой прелести тропического восхода, ни свежих красок сегодняшнего утра увидеть мне не суждено. В то время, когда розовый шар выкатится из пылающей колыбели и начнёт неторопливое восхождение над притихшим сонным океаном, я буду сидеть в душном полумраке своего отсека и созерцать совершенно иные картины.

Ночь, ещё только четыре часа, к тому же выходной день – суббота, можно спать и спать, а для нас уже наступили трудовые будни. Только что отзвучал пронзительный сигнал тревоги. Казарма гудит, словно потревоженный улей: хлопают двери кают, из матросских кубриков несутся сонные недовольные голоса, шарканье десятков ног, шипение воды в умывальнике – утренняя бестолковая суета.

Хмурый, злой (я всегда злой, когда не высплюсь) и с утра уже уставший, я выхожу в ярко освещённый коридор, потягиваясь, зевая и покачиваясь. Надо поднимать своих бойцов, умывать, собирать, гнать в общий строй и затем всем экипажем тащиться на лодку.

В нашем кубрике никого уже нет. Молодцы минёры... сами встали, пошли умываться. Хотя... На одной из коек кто-то притаился. Сдёргиваю одеяло. Кульков с недовольным видом высовывает голову из-под подушки, щурится на яркий свет.

– Кульков, сволочь, ты мне сегодня приснился! – приветствую я его не совсем ласково.

– Хи, хи, хи! – тоненько отзывается Кульков, проворно соскакивая с кровати

– И сон такой хороший... будто я тебя убил... Так что ты лучше на глаза мне сегодня не попадайся...

Ну вот, наконец, все собраны, построены, посчитаны.

– Равняйсь! Смирно! Шагом марш! – командует старпом.

По ночной прохладе, по сонным улочкам городка, чётко печатая шаг, экипаж начинает движение на лодку. Выход в море – это всегда событие, сколько бы их ни было. Всегда – как в первый раз. По крайней мере, для меня это так. Возбуждение, невнятное ощущение тревоги, необъяснимой тоски и одновременно пионерского задора и решимости неизменно и почти одинаково возникают у меня всякий раз, когда по трансляции разносятся знакомые слова:

– По местам стоять, подводную лодку к бою и походу приготовить!

После приёма докладов неизменно звучит следующая команда:

– Начать проверку и проворачивание оружия и технических средств!

В отсеках сразу же возникает невообразимая суета, все принимаются что-то делать: дёргать различные рукоятки, крутить маховики и краны, открывать и закрывать кингстоны, расхаживать клапаны, клинкеты, захлопки и т.п.

Когда всё провёрнуто вручную и гидравликой, начинают сжатым воздухом прокручивать дизеля. Затем их с грохотом запускают, и поначалу кажется, что лодка из-за низкочастотной вибрации вот-вот развалится на части.

Непостижимая какофония звуков наваливается со всех сторон. Размеренно басят на малых оборотах дизеля, тут же им уверенно вторят, сухо постукивая клапанами, компресссоры ВВД, в трюме под ногами монотонно гудят электрические преобразователи, и на это всё непостижимо диссонансным аккордом накладывается истошный рёв вытяжных вентиляторов аккумуляторных батарей. Все продолжают что-то кричать, старательно о чём-то докладывать, заглушая и перекрикивая друг друга. Среди лязга и грохота продолжается со стороны бестолковое, но крайне необходимое действо, которое на военном флоте называется «проворачивание» или попросту «проворот».

К шести утра всё было готово. Механизмы сняты со стопоров, провёрнуты вручную и гидравликой, а «прочный корпус» проверен на герметичность обычным своим, несколько варварским способом. Для этого лодка тщательно герметизируется и готовится к погружению, плотно закрываются двери водонепроницаемых переборок и верхний рубочный люк. Затем вытяжной вентилятор начинает откачивать из отсеков воздух, создавая вакуум. Не так уж сильно чтобы, по крайней мере, было чем дышать. По команде «слушать в отсеках» несколько минут все тихо, как кролики, сидят на своих местах, прядут ушами и слушают – не шипит ли где. В центральном посту в это время следят по барометру, как быстро изменяется давление. Если оно не растёт или растёт, но медленно, значит всё нормально, корпус цел, дырок нет, можно погружаться.

И вот уже по десятому разу всё проверено и приготовлено. Вахтенный офицер любуется восходом на мостике, остальные члены экипажа в ожидании команды на отход клюют носом на боевых постах. Командир, разминаясь, ходит взад-вперёд по пирсу. С минуты на минуту должен прийти комбриг. Скоро он, конечно, пришёл, но не один, а с офицерами своего штаба, человек десять за собой привёл и дал команду располагаться. Как оказалось, он решил им устроить увлекательную морскую прогулку. Те обрадовались, купившись, возможно, на многообещающее словосочетание «морская прогулка», и довольные разбрелись по отсекам.

Следует заметить, что в большинстве своём офицеры штаба хоть и являлись по штату флагманскими специалистами бригады подводных лодок, но на хлебных своих должностях оказались исключительно по блату. Многие из них и в море-то ни разу не выходили. До них только потом дошло, что между понятиями «увлекательная морская прогулка» и «выход в море на дизельной подводной лодке» существует, как говорят в Одессе, большая разница. А если учесть, что трети экипажа в море и самим негде приткнуться, то прогулка обещала быть особо запоминающейся.

Вообще-то мероприятие, в котором нам предстояло участвовать, официально именовалось иначе. Полностью оно называлось так: «скрытный выход подводной лодки в район боевой подготовки для отработки задач практических торпедных стрельб и уклонения от атак сил ПЛО[1]».

Я безошибочно определил, что такое многообещающее название предполагает нахождение в море никак не меньше недели и большей частью в подводном положении.

Какие стрельбы мы должны отрабатывать при наличии полного запаса боевых торпед и полном отсутствии учебных – поначалу было непонятно. Но через некоторое время выяснилось, что стрелять будем не мы, а по нам. Мы выступаем как мишень для обслуживания БПК[2] «Василий Чапаев», который, следуя на боевую службу в Персидский залив, по пути завернул в Камрань. Большие начальники из штаба флота узрели с борта БПК прозябающую без дела живую подводную лодку, пока ещё способную двигаться и даже погружаться, и тут же решили, что экипажу корабля будет совершенно нелишним поупражняться в торпедных стрельбах по подводной цели.

Большого волнения и особых всплесков эмоций в наших рядах это известие не вызвало. Цель так цель – ничего страшного, нам не впервой выступать и в таком качестве. То, что по нам будут стрелять, не означает, что по нам обязательно должны попасть. Кроме того, учебные торпеды не несут в себе боевого заряда. Вместо него устанавливается так называемая практическая головная часть: ярко-красная болванка с белыми продольными полосами по всей длине, по виду напоминающая буй.

В этой «голове» размещены различные умные приборы. После выстрела они начинают записывать все данные о движении торпеды: глубину хода, скорость, курс, режим работы аппаратуры самонаведения, момент срабатывания неконтактного взрывателя и т.п. В конце дистанции, когда сядут аккумуляторные батареи и учебная цель будет благополучно поражена, сжатым воздухом из головной части выдавливается балластная жидкость, торпеда пробкой вылетает на поверхность и яркой неваляшкой начинает раскачиваться на волнах. На макушке загорается ослепительно яркий проблесковый маячок и призывно моргает всем: «Доставайте меня быстрей, я уже отработала!».

Чтобы избежать всяческих неожиданностей и не испытывать на прочность корпус подводной лодки, участники учений заранее договариваются, на какой глубине кто будет идти, и глубину хода торпеды устанавливают метров на двадцать выше глубины цели. Кроме этого, на аппаратуре самонаведения отключают вертикальный канал и оставляют только горизонтальный.

Когда торпеда выстреливается из торпедного аппарата атакующего корабля и грузно плюхается с борта в пучину, у неё тут же запускается двигатель. Следуя командам своих электронных мозгов, она разворачивается на заранее установленный курс и погружается на заданную глубину. Там, двигаясь в направлении лодки-цели, она пытается обнаружить её своей мудрёной аппаратурой. К моменту, когда торпеда наконец-то захватывает цель, она уже идёт строго на заданной глубине и маневрирует только в горизонтальной плоскости. Когда торпеда проходит над субмариной, срабатывает неконтактный взрыватель, в электронных мозгах торпеды делается соответствующая отметка, которая при разборе учений будет неумолимо свидетельствовать о том, что цель на самом деле была безжалостно поражена.

Выполнение этих мероприятий гарантирует нам благополучное возвращение на базу, если, конечно, всё будет сделано верно. Честно говоря, не велика наука – правильно ввести нужную глубину хода и, щёлкнув тумблером, отключить вертикальный канал самонаведения. Зная это, особо и бояться-то нечего. Но всё равно, когда сидишь в подводной лодке на глубине под сотню метров и всё громче и отчётливей слышишь надсадное жужжание винтов двухтонной болванки, несущейся к тебе со скоростью хорошо разогнавшейся электрички, начинаешь чувствовать себя, мягко говоря, неуютно.

А то ещё бывает, что полезут вдруг в голову непрошенные мысли... О том, например, что снаряжал торпеду на ТТБ наш человек, у которого в училище если и были отличные оценки, то исключительно по марксистско-ленинской философии и научному коммунизму. Но даже если и был он круглым пятёрочником, «классным специалистом» и отличником боевой и политической подготовки, так ведь накануне с ним могло произойти всё что угодно. Могли, к примеру, руки дрожать после вчерашнего юбилея, жена-истеричка устроить скандал, а любовница – дура – не дать! Да мало ли что могло вывести примерного офицера и хорошего семьянина из душевного равновесия. Человеческий фактор – это вам не шутки!

Для сохранения собственного душевного равновесия мы о подобной ерунде предпочитали не задумываться. Приказ есть приказ, и обсуждать его – последнее дело, не достойное военного человека, а особенно моряка. Родина нас учила, кормила, одевала и обувала, и наша святая обязанность сейчас – идти туда, куда она нас пошлёт, не задавая лишних вопросов и много не думая.

[1]         Противолодочная оборона.

[2]         Большой противолодочный корабль