В кают-компании, как и ожидалось, полный аншлаг, все места заняты. За убогим столом вместо шести расчётных, полубочком, поджав к рёбрам локти, разместились восемь человек. Командир уже поел и ушёл в «центральный», но его пустующее во главе стола кресло никто не занимает. Незыблемые флотские традиции! Офицеров корабля в кают-компании только трое: замполит, штурман и старпом, остальные места заняты оголодавшими пассажирами. Несмотря на жару, они мечут за обе щеки усиленный подводный паёк, и видно, что пока им здесь всё нравится. Зная, что мне скоро на вахту, старпом поступательными телодвижениями немного утрамбовывает едоков, и я протискиваюсь в образовавшуюся щель.

На ужин – шпроты, гороховый суп, «макароны по-флотски» и... речь замполита по вопросам текущего момента.

Зам наш и так-то любит покрасоваться на публике, а тут ещё новые люди, да в каюте за фанерной переборкой начальник политотдела бригады слышит каждое его слово – как не воспользоваться моментом и не показать себя во всей красе? Яростно размахивая вилкой, что могло быть небезопасно в столь стеснённых условиях, он с жаром доказывает штурману, что текущий момент как никогда благостен.

– Демократизация, плюрализм, гласность – не пустой звук. Перестройка дала нам реальные возможности по выявлению недостатков и борьбе с ними, – самозабвенно и с чувством вещает зам. – А разрядка международной напряженности? А мирные инициативы? Совместными усилиями мы разрушаем железный занавес! Запад уже не воспринимает нас как врага. Наша открытость наглядно демонстрируют мировому сообществу стремление партийного руководства страны к диалогу. Всё это даёт нам реальные шансы на полномасштабное сотрудничество со странами капиталистического лагеря во всех сферах деятельности, в том числе и в экономике. Это ли не подтверждение нашего правильного выбора и правильности курса?

Зам делает значительную паузу, словно ожидая бурных и продолжительных аплодисментов, и с победным видом обводит взглядом присутствующих.

Присутствующие, не переставая жевать, одобрительно кивают, кто-то замечает, что на международной арене и так всё хорошо, не мешало бы Горбачёву начать действовать и внутри страны, только штурман, к которому, собственно, и была обращена эта речь, пребывает в глубокой задумчивости. Имея на сей счёт особое мнение, он не ввязывается в спор и, стараясь уклониться от словесной дуэли, отделывается общими фразами. Между прочим, подобное поведение не в его характере. Нет в экипаже второго такого нигилиста-спорщика и любителя довести зама до белого каления своими нестандартными суждениями. По всему видно, что Борисыч сегодня не в духе и чем-то крайне озабочен.

Причина такой хандры известна пока только мне. Перед погружением в суете сборов он забыл на мостике сумку вахтенного офицера. В этом брезентовом мешочке помимо бинокля, ракетницы, дюжины патронов к ней и прочего казённого имущества, находящегося, кстати, у меня в подотчёте, осталась и его частная собственность – часы «Командирские».

Сказать, что он ими очень дорожил, значит ничего не сказать. Он не расставался с ними никогда: ел, спал и даже купался с ними в море. Часы были действительно хороши: противоударные, водонепроницаемые, Чистопольского завода, с силуэтом подводной лодки на светящемся в темноте циферблате и, что особенно ценно, – с дарственной надписью командующего ВМФ. Штурман наш был высококлассным специалистом и заслуженно получил их из рук самого Главкома.

Мне с моими потерями особенно переживать не за что: бинокль и ракетница после всплытия будут промыты пресной водой и просушены под вентилятором. Размокшие картонные трубочки сигнальных патронов выброшены за борт и списаны с лицевого счёта как израсходованные во время учений боеприпасы. А вот штурману есть от чего расстраиваться – с часами такой фокус не пройдёт. Представляя, как лежат они сейчас на затопленном мостике и испытывают натиск возрастающего давления воды, он всё больше и больше мрачнел. Речь замполита воспринималась им как нудное жужжание назойливой мухи, от которой, к сожалению, невозможно отмахнуться. Но нет худа без добра: у штурмана появился реальный шанс узнать, до какой же глубины эти чудо-часы окажутся водонепроницаемыми.

– И как это я дал маху?! – изводил он себя бессмысленными терзаниями. – Дарственные! Кровью и потом заслуженные! Какого чёрта я их вообще туда положил?

А между тем зама, что называется, понесло. Чувствуя слабость противника и видя его явное нежелание ввязываться в спор, он всё глубже и глубже забирается в дебри. Слова обрушиваются на головы мирно жующих слушателей тяжеловесными глыбами:

– Инерция экстенсивного роста... идейные и нравственные ценности... улучшение комплекса качественных показателей... конструктивный анализ назревших проблем… необходимость кардинальных изменений... энергия революционных перемен...

Способность зама говорить туманно и вычурно была хорошо известна всем. Он мог часами читать свои проповеди в любом месте и на любую тему, нисколько не беспокоясь о том, есть у присутствующих желание и время его слушать или нет. Бывало, остановив ни в чём не повинного матроса, хотя бы даже по неотложным делам спешащего в гальюн или ещё куда, зам два часа терзал его своими разглагольствованиями и, как мы помним, из-за этой своей вредной привычки однажды сильно пострадал. После того как негодяй Рожкин нагадил ему на голову, зам сильно разочаровался в романтике подводной службы и начал усиленно подыскивать себе тёплое местечко на берегу. Кроме того, он стал чрезвычайно осторожен. Подходя к злополучному трапу, зам лез в его шахту не иначе, как убедившись, что над головой никого нет. Этим он порой очень задерживал движение личного состава наверх по сигналу большого сбора, когда покинуть подводную лодку надо как можно скорей.

Но, даже тяжко пострадав таким образом на службе Родине, меньше говорить зам не стал. Перенесённое потрясение не излечило его от привычки приставать к людям с нудными нравоучениями. Единственным, кто мог вести с ним борьбу на равных и вовремя усмирять пыл неиссякаемого красноречия, был штурман.

– Да что Вы на меня накинулись, уважаемый Андрей Николаевич! Кто тут с вами спорит? – не выдерживая замовского напора, штурман, наконец, выходит из оцепенения. – Что вы меня за советскую власть агитируете? Я же всеми своими пятью конечностями единогласно «за»! Лишь бы мир был во всём мире!

Услышав голос штурмана, присутствующие несколько оживились: судя по интонации и по тому, как плотоядно он посмотрел на зама, представление обещало быть интересным.

– Мне-то что? Мне и так неплохо живётся! – продолжал штурман, отхлёбывая из стакана. – Тепло, крыша над головой есть...

Воздев глаза, он любовно посмотрел на шершавый подволок кают-компании и даже легонько постучал по его пробковому покрытию костяшками пальцев.

– Родина кормит, поит, даже деньги кое-какие подбрасывает. А то, что на них ни хрена не купить, в магазинах шаром покати, – это другой вопрос, но это такая мелочь по сравнению с «ускорением», «новым мЫшлением» и этими, как их... А! Консенсусом и плюрализмом в придачу. Клянусь седой бородой Карла Маркса, «третьим интернационалом», его «эрфуртской программой» и последним надеждами на мировую революцию всего прогрессивного человечества, что самое «лучшее» ещё ждёт нас впереди!

– Не понимаю я, уважаемый Максим Борисович, Вашего сарказма! – в порыве благородного негодования раздувает ноздри зам. – При чём здесь пустые магазинные полки и временные трудности материального плана? Зачем на них делать акценты? Это всего лишь одна из тех проблем, которую в числе прочих в ближайшие годы придётся решать нашей партии...

– А я не понимаю Вас, уважаемый Андрей Николаевич! Притворяетесь Вы или на полном серьёзе говорите? Неужели на самом деле верите всему, что Горбачёв с трибуны заливает? Неужели и сами думаете, что всё происходящее действительно идёт нам на пользу? Слишком у Вас какое-то радужное восприятие текущего момента получается! Вы бы лучше, как это сейчас принято, в духе плюрализма и гласности, положа руку на сердце, хоть раз в жизни правду сказали.

– Я коммунист! – с достоинством отвечает зам. – И я верю лидеру нашей партии! Лично у меня нет никаких сомнений в том, что мы находимся на правильном пути, и все доставшиеся нам от периода застоя проблемы в скором времени будут решены.

– Ничего вы уже не решите – время упущено, да и решать никто ничего не собирается... Пи@дёж один и позёрство... – размешивая ложечкой сахар в стакане, задумчиво произносит штурман, затем, словно собравшись с мыслями, продолжает твердо и решительно:

– Этим надо было заниматься в самую первую очередь, до начала... этих ваших идиотских экспериментов с демократией! Не с водкой в восемьдесят пятом году надо было начинать бороться, а экономику из кризиса выводить, народ накормить, удовлетворить его тогда ещё скромные потребности... Но вожжи ни в коем случае не отпускать! Давая сейчас одичавшему за годы всеобщего дефицита населению свободу, вы джинна выпускаете из бутылки, вернее, уже выпустили, и назад его теперь не загоните, – штурман грозит перед носом у опешившего зама пальцем и, не давая ему опомниться, продолжает:

– Основная масса гегемона сегодня за кусок колбасы, за паршивенький двухкассетник да драные джинсы на жопу маму родную готова продать. В этой ситуации свято место пусто не бывает... Всегда найдутся провокаторы, которым будет выгодна эта вакханалия и разруха, которые, поманив красивой обёрткой, используют голодное стадо в своих целях. Ради личных интересов и властных амбиций эти сволочи ничего не пожалеют, камня на камне не оставят. Мы это уже проходили... Голодная толпа и популистские лозунги – что ещё надо для создания в стране революционной ситуации? Сейчас будет то же самое. Опять всё с ног на голову перевернут, бляди, развалят, изговняют и дай Бог, чтобы кровопролития не устроили. Горбачёв – это Керенский нашего времени, такой же безответственный позёр и демагог. И самое страшное, что на сегодняшний день он уже ничего не контролирует. Кашу заварил и сам не знает, что дальше делать. Даже захотел бы что-то изменить – ничего не сможет. Процесс пошёл – это он верно подметил, да только каким боком и куда он вылезет, этот самый процесс, – никому не известно. А кто расхлебывать потом всё будет, кто крайним окажется? Правильно! Опять народ, гегемон, это быдло наше бессловесное. Его опять ограбят, лапшу на уши навешают, карманы вывернут и по миру нищим пустят!

– Э... куда Вас занесло, однако! Ну, Вы, Максим Борисович, даёте! Вас послушать, так Октябрьскую революцию сплошь одни провокаторы и демагоги делали? Этак можно до многого договориться, самые святые вещи с грязью перемешать... А перестройка с ваших слов – тоже, получается, заговор шайки грабителей? – Зам обращает растерянный взгляд к присутствующим, словно ища у них поддержки.– Вот они, издержки демократизации! Вот она, свобода слова! – Зам с сожалением качает головой. – По-вашему получается, что перестройка и всё, что мы сейчас делаем, – пустая затея? Надо было оставить всё, как есть? Скрывать от народа правду и продолжать оставаться закрытыми для всего мира? Если Вы не видите реальных результатов перестройки, уважаемый Максим Борисович, то мне Вас искренне жать! – патетически восклицает зам и с обиженным видом умолкает. Но ненадолго. Отправив в рот очередную порцию макарон по-флотски, отхлебнув из стакана глоток ячменного кофе, он с ещё большим жаром обрушивается на штурмана.

– А ведь всем известно, что Октябрьская революция – это не заговор кучки недовольных, это порыв революционных масс! Это выбор угнетённого народа! Она возникла снизу как осознанная необходимость. Вспомните: «Верхи не могут, а низы не хотят жить по-старому». Большевики только вовремя распознали и направили в нужное русло веками зревшее в народе недовольство несправедливым режимом. Что касается перестройки, тут я с вами согласен, но только в одном. Да, это, по сути, тоже революция, но она также возникла не на пустом месте, она та же самая назревшая объективная реальность! Она выросла из глубинных процессов развития нашего общества, под давлением масс и по их доброй воле. Критическая масса противоречий вызвала её к жизни! Что тут может быть непонятного? Это стратегический курс нашей партии на десятилетия вперёд, пока не будет окончательно разрушен механизм торможения, пока не будут преодолены тенденции застоя... пока...

– Да о каких десятилетиях Вы говорите, уважаемый Андрей Николаевич? – с горькой усмешкой оракула-посвящённого, знающего нечто, недоступное другим, прерывает его штурман. – Да Вы сами, что ли, не видите, куда страна катится? Да ведь и страны-то по сути уже нет! Везде развал и шатание. Что в союзных республиках творится? Не сегодня-завтра все наши «младшие братья» побегут из «союза нерушимых», как тараканы. Первые ласточки уже есть. Вон Литва объявила независимость! Почему не ввели войска? «Саюдис» почему не разогнали? Ландсбергиса и мымру эту – Прускене – почему не арестовали? А потому что заморские друзья душке Горбачёву пальчиком показали, пригрозили: «если вмешаешься, друг Горби, мы тебя в Америку больше не пустим, хвалить перестанем, бойкот объявим или вообще на другого заменим». Вот он всё проглотил и даже не пикнул. А прецедент уже есть, теперь и до полного развала Союза недолго осталось. Пи@длявые демагоги и американские прихвостни оккупировали все трибуны! Прямо в экстазе бьются, заливаются, сволочи. Жопу друг другу наперегонки вылизывают – смотреть противно. Только и слышно: демократизация... гласность... открытость! Да кому на хер оно нужно, всё это блядство? Одному проценту населения страны, не больше! Гнилой диссидентствующей интеллигенции, жуликам и проходимцам разным! Да они же под этот шумок надеются обтяпать свои грязные делишки. Весь остальной народ одурачен их красивыми лозунгами и обещаниями. Не нужна простому человеку ваша демократизация, гласность и этот, как его... плюрализм долбаный. Рабочему человеку стабильность нужна, работа нормальная и зарплата достойная. Чтобы в магазинах все необходимые товары были, продукты, водка...

– Узко мыслите, Максим Борисович! – Зам жалостливо, как на тяжелобольного, смотрит на штурмана. – Опять всё на банальные вещи сводите. Для Вас словно не существует высоких стремлений, стратегических перспектив и новых путей развития. Всё вы к вульгарному материализму тяготеете. Сплошная обыденность и бытовуха у вас получается: шмотки, продукты, водка... Не высокого же Вы мнения о нашем народе, который, между прочим, сам идёт в первых рядах перестройки. Остановите на улице любого прохожего и спросите, хочет ли он возврата к прошлому. Даю вам сто к одному, ни одного такого не найдёте. А то, что с началом перестройки возникли некоторые проблемы, в том числе и межнационального характера, так это вполне объяснимо. То, что годами не решалось и загонялось вглубь, лезет сейчас наружу и требует своего незамедлительного решения.

Именно перестройка призвана решить проблемы, накопившиеся в стране за десятилетия застоя. Используя преимущества социализма, мы должны сделать рывок в развитии всех сфер нашей жизни, в том числе и в экономике. И если пока ещё не видно реальных результатов в экономической сфере, то в общественной жизни – явный прогресс...

– Да что Вы мне опять речь Горбачёва здесь пересказываете! Я всё это читал и сам могу хоть до утра лапшу на уши навешивать: «больше динамизма, демократизма, коллективизма, патриотизма...» Продолжать? Давайте без Ваших заумностей и теоретизирования этого схоластического. Вы своё-то мнение имеете? – Штурман, прищурившись, бросает неприязненный взгляд на замполита. – А если имеете, то нечего тут лозунгами кидаться! Я уже просил Вас: говорите прямо, без вывертов, что сами думаете!

– Это и есть моё личное мнение и мнение большинства членов нашей партии, – с достоинством отвечает зам. – Ваша же позиция, уважаемый Максим Борисович, кажется мне, мягко говоря, странной. Как коммунисту вам следовало бы лучше разбираться в проблематике текущего момента. Вы тут поставили под сомнение необходимость демократизации в обществе, а ведь именно она является фундаментом перестройки. Более того, ускорение социально экономического и духовного развития нашего общества, что, как известно, и является основной задачей партии на данном этапе, невозможно без демократизации. Пользуясь плодами перестройки, возможностью свободно выражать свои мысли, Вы на неё попросту клевещете. Не замечать всего того положительного, что дала и продолжает давать нам перестройка! – Зам уничижительно смотрит на штурмана. – Это просто... Я не знаю, как это можно назвать... Это верх обывательской недальновидности! Вы коммунист, а рассуждаете, как банальный мещанин. По-вашему, материальное всегда превалирует над духовным, а народу нашему кроме колбасы и водки ничего больше не надо?

Штурман пристально смотрит на зама. Какое-то время он молчит. Видно, в его душе идёт борьба: скоро на вахту, надо заканчивать этот бестолковый разговор, пойти отдохнуть, отыскать свободную койку и растянуться в полный рост хотя бы на полчаса, но не хочется доставлять радость победы этому напыщенному болтуну, наоборот, так и подмывает устроить ему публичную порку.