Сегодня грядет великое переселение народов: Наденька съезжает из носовой двухместной каюты в боковую однушку. Оно бы всё ничего, но личное добро склонно расползаться по всей занимаемой площади, и сгрести его так, чтобы оно занимало минимальный объем – задача не на пять минут. Однако же солнце не успело доползти до полудня, как мы уже выбрались в город, и даже прикупили магнитиков – безумных шотландских овец в беретах.
Дорогое Мироздание было милосердно, и нагнало облаков, чтобы мы не угорели в пути, поэтому идти было одно удовольствие.
Город быстро кончился, перейдя сначала в маленький поселок, потом в парк со скамеечками и пальмами, а потом и их не стало – дикий лес, да дорога без обочин. Где-то на середине пути встретили тюленей: две толстые тушки дрейфовали метах в двадцати от берега, и мы сначала приняли их за коряги, но тут один из них пошевелился.
Ближе к началу косы из берега торчит причал, огороженный колючей проволокой, подходящей прямо к дороге, и такой же забор начинается с другой стороны, уползая вверх на склон. Мы было заметались в панике, что дороги дальше нет, но оказалось, что это просто какой-то натовский заправочный терминал, и мимо можно пройти, даже не делая себе лицо кирпичом.
Вчера, когда мы шли мимо, здесь не было никого, а сегодня страдала одышкой военно-морская баржа ужасных размеров с романтичным названием «Tidespring». Между прочим, трансляция у них отдает команды женским голосом. Феминизм, как подрыв традиций британского флота.
Перед выходом на косу стоит аккуратно оформленная информационная доска с предупреждением, что дальнейшее ваше путешествие вы совершаете на свою голову, и хорошо бы вам перед прогулкой уточнить в туристическом центре расписание приливов (телефон прилагается). Ну и стандартные просьбы еду съедать вместе с упаковкой, не курить, не сорить, и не разбивать лагерь на острове.
До прилива нам еще пять часов, так что гулять можно в свое удовольствие, и мы отправились по узкой полоске камней, выступающей над водой. От земли до земли дорога тянется километра на полтора, да мы еще неустанно припадали с фотоаппаратами к разной мелкой живности и красотам, копаясь в литорали, как голодные цапли, поэтому облака успели разойтись, и на острове нас встретило солнце. Мы поахали над стадом овец, встретивших нас обилием навоза и истошными воплями, и тут заметили на склоне горы неоновую футболку одинокого бегуна, который обогнал нас где-то на середине косы.
- Оооо! Там есть тропа на вершину!
- ААААА! Я никуда не полезу!
- Ты чтоооо! Когда же, как не сейчас? А виды? А созерцание? Да и чего тут лезть-то? Имей в виду – послезавтра вообще домой ехать.
- А прилив? А пещеры?
- Да тут идти – фигня вообще. Заберемся быстренько, фото сделаем, и обратно. Лучше нет красоты, и всё такое. А потом на маяк, ы? Мы медленно полезем, не торопясь.
Тропа на гору была не то чтобы хорошо заметна, но всё же выделялась на склоне, и не походила на кроличью, как в Порт-Эрине. Мы продрались через кусты и овечий навоз, и начали восхождение, время от времени останавливаясь перевести дух под предлогом любования видами.
Навстречу спускался обладатель салатовой футболки, улыбаясь до ушей. Мы вежливо раскланялись и посторонились, давая дорогу. Он поблагодарил, и, поравнявшись с деткой, что-то ей сказал, отчего дева разрумянилась и тоже заулыбалась.
- Чего, чего он сказал? Ты чего покраснела? Мне догнать его, и выцарапать ему глаза?
- Не, он сказал, что восхищен нашим восхождением, и пожелал приятного дня.
- Нашим восхождением… Нашим желанием странного, он хотел сказать.
- Да ладно, сам-то он тут что делал?
Чем выше, тем больше раскрывалась бухта – до самой марины и холмов на горизонте, подернутых голубой дымкой. Залив, образованный косой, медленно обсыхал на солнце – отлив все еще продолжался. На обнажившихся песчаных островках густо сидели чайки.
Резко закончились папоротники, местами доходившие до плеч, и на склонах осталась только жесткая мелкая трава, выжженная солнцем до желтизны.
- Не, ну ты глянь, и тут навоз.
- Вот! Вот! Даже тупые бараны могут влезть на эту гору, а мы чем хуже?
- Конечно. Больше никому, кроме тупых баранов, не придет в голову лезть бог знает куда.
- Это кто здесь тупые бараны, я не поняла?
- Заметьте, а я не называла никаких имен!
Мы выбрались на вершину, где неожиданно обнаружили бетонную пирамиду.
- Это что за могила святого Мики?
- Это геодезия, бездуховность. С картографией вместе. Видишь метку наверху?
- Интересно, а как сюда эту штуку затащили? На горбу?
- Да ну. Вертолетом, наверное.
- У меня есть предложение, подкупающее новизной. Раз уж все равно скоро возвращаться, надо бы отблагодарить Дорогое Мироздание за заботу и хорошую погоду.
На свет появилась призывно булькающая фляжечка, и мы, щедро окропив серые горячие камни, тоже приложились по разу под разрезанное яблоко.
- Фу, гадость какая. Как это вообще пить можно?
- Не, ну точно не так. Надо из пузатого бокала, согретого теплом ладоней, и наблюдая через коньяк пламя камина. И закусывать ломтиком лимона с сахаром.
- А я слышала, что лимон с сахаром – это моветон.
- Хоспаде, это ж не Курвуазье. «Старый Кенигсберг» можно и с лимоном.
- Это Кенигсберг? Как романтично. С берегов Балтики привет Атлантическому океану.
Мы расселись по вершине на три стороны, и погрузились в нирвану. Солнце припекало, голубые острова и горы мерцали в жарком мареве, но ветер уносил зной, и мы бессовестно наслаждались жизнью, впитывая запахи моря. Непременно надо посреди отпуска останавливаться, и осознавать – где ты, и зачем. Иначе всё пролетит мимо, и очнешься в аэропорту с чемоданом, и вопросом: «А это вообще-то точно было?»
Однако же пещеры все ещё не осмотрены, а прилив ждать не будет. Мы с сожалением покинули гостеприимную гору, и спустились вниз, местами съезжая на заду по крутому склону – спасибо, что не было дождя.
На берегу дева испросила себе десять личных минут, которые употребила на то, чтобы разуться, и босиком, глиссируя в мелких лужах, пробежать по отмелям, поднимая в воздух стаи чаек. Я опасалась, что потом придется её отмывать от бомбежки, но чайки почему-то оказались не злопамятными, и обошлось без навозного дождя.
Тропа заворачивала вдоль берега на юг, и пологий склон постепенно превращался в отвесные скалы с нависающими камнями. Встретили по дороге живописные руины какого-то сарая, пяток коз, возглавляемых бородатым свалявшимся козлиной, и белый обглоданный скелет – не то собачий, не то ягненка. «Какой прекрасный день, какой прекрасный пень, какой прекрасный я, и тщетность бытия»
Галечный пляж вскоре исчез, сменившись крупными валунами, по которым пришлось скакать козами – хорошо, хоть водорослей не было, и ноги не скользили. Скорость передвижения сразу упала, приходилось очень внимательно выбирать, куда ставить ноги. Пару раз попались какие-то углубления в скалах, но полноценными пещерами их назвать было сложно. Притомившись от такого фитнеса, мы уже раздумывали, не повернуть ли назад, как вдруг появилась настоящая пещера, хоть и маленькая. Обстрекавшись крапивой, мы протиснулись внутрь, и подождав, пока глаза привыкнут к темноте, осторожно пошли вперед. Пещера закончилась завалом, в который сбоку проникал свет. Дитя отважно перелезла через камни, а меня настигла клаустрофобия, и я позорно ретировалась наружу с тошнотой и приступом удушья. Наденька застряла на входе с фотоаппаратом, пока я гуляла по берегу взад-вперед для восстановления душевного равновесия. И тут из соседнего выхода донесся трубный зов – дитя нашла что-то интересное. Мы заглянули внутрь, готовые увидеть что угодно, от Индейца Джо до яйцекладки древних нетопырей, но вместо этого обнаружили импровизированный алтарь и огромную фреску с распятием в углублении стены. Вот сюрприз, так сюрприз.
- Я бы мимо так и прошла, не оглянувшись, но тут эти крестики везде…
Все выступы пещеры и впрямь были уставлены палочками, связанными накрест между собой обрывками веревок, явно побывавшими в море. Тут же торчали свечные огарки и цветные ленточки.
- Интересно, сколько лет этой картине?
Потом мы смотрели в интернете – оказывается, фреску нарисовал в 1887 году местный художник. Ему было видение, призывающее сделать это, и он не посмел противиться гласу небес. Местные жители сначала решили, что произошло чудо, а когда правда выплыла наружу, выгнали художника прочь. Довольно странный ход, как по мне. Изображение не раз калечили, но всегда восстанавливали. Последний из подвигов вандалов случился 12 лет назад – тогда поверх Христа нарисовали Че Гевару.
Мы выбрались из пещеры на белый свет, и замерли в раздумьях. Возвращаться той же дорогой не хотелось, и мы решили, что пойдем дальше, обойдем остров целиком, сфотографируем маяк, и отправимся домой с чувством глубокого удовлетворения. Так и сделали – неведение всегда блаженно.
Следующая пара часов была посвящена тому, чтобы не переломать себе ноги и не словить на голову камень из многочисленных осыпей. Конечно, прогулки по ливерпульскому гетто переплюнуть не удалось, но у нас были все шансы поиметь неприятности. Камни на берегу становились все огромнее, скалы – все отвеснее, и конца-края этим прыжкам не было видно, а осознание близкого прилива добавляло неврастении в веселую прогулку.
В какой-то момент валуны снова измельчали, и в приливной зоне появились мелкие озера с теплой водой. Солнце припекало не на шутку, и от желания залезть по уши в одно из таких озер удерживало даже не отсутствие купальника (бог с ним, тут все равно никого нет, кроме бакланов), а то, что вся поверхность камней была сплошь усыпана морскими желудями. Мы присели остудить гудящие ноги, и острейшие края раковин вмиг понаделали мелких дырок в штанах, стоило только неловко повернуться – что уж говорить про изнеженную плоть. Плюхнуться в лужу плашмя недолго – а вылезать-то как? С большим сожалением от идеи омовения пришлось отказаться.
Наконец за очередным выступом берега показался маяк, и мы воспряли духом, но как выяснилось – совершенно напрасно. Дороги на обрыв не было, и мы продолжали скакать по качающимся камням, подгоняемые мыслью о приближающемся приливе, и картинами того, как нам придется искать прибежища на маяке. Романтика, конечно, но Билли не одобрит, да и расплатиться за ночлег нам нечем, кроме полных карманов цветных камней.
Однако рано или поздно все заканчивается – уже ввиду косы мы вылезли, наконец-то, на ровную дорогу, по которой и припустили в сторону дома. Когда же выяснилось, что с приливом что-то напутали, и вода только-только начинает возвращаться, мы тут же пожалели об упущенной возможности купания, и решили заесть разочарование булкой и яблоками с видом на старый пирс. Там как раз была очень удачно вкопана скамеечка, которой мы и воспользовались, не спросив ни у кого разрешений.
Небольшой отдых подействовал освежающе. С новыми силами мы двинулись в обратный путь, но тут дитя снова захотела странного, и заявила, что по камням она не пойдет, а срежет путь вдоль прилива, пока там не отсырело все напрочь. Мы с Наденькой сначала двигались параллельным курсом, но сумасшествие заразно, и вот мы втроем уже шлепаем по песку, явно понимая, что делаем глупость, но не в силах остановиться.
Конечно же, пройти посуху мы не успели. Песчаную отмель заполонили мидии, противно хрустевшие под ногами. Отдельные лужи сливались между собой быстрее, чем мы двигались, а впереди ясно виднелась промоина, оставленная уходящей водой. Разуваться не хотелось, мочить ноги тоже, поэтому мы все же сбежали на косу. Выбрались на материк, и снова уселись в траву – ужасно не хотелось уходить от такого прекрасного места. Я вспомнила, что во фляжке еще оставался коньяк, и придумала передать балтийский привет прямо в атлантические воды.
Мы вернулись к воде, я под торжественную речь налила в прилив коньяку, а потом мы долго бродили по отмели, разглядывая крошечных крабов и рыбью мелочь, сновавшую между водорослей. Это увлекательное занятие прервал наденькин крик - её сандалии, стоявшие на берегу, коварный прилив подцепил шаловливыми ручками, и отправил бы в дальнее плавание, если бы она вовремя не обернулась.
Снова вернулись к старому месту, и чтобы не уходить просто так, украсили ракушками и обрывками сетей деревянный столб, неизвестно для каких целей торчащий из камней. Инсталляция! Перфоманс! Самовыражение посредством природных материалов и неучтенного количества свободного времени.
- Вот будет смеху, если туристы примут эту штуку за тотемный столб. Начнут повязывать на него ленты и бусы, сделают его объектом поклонения, и через пять лет начнут указывать в путеводителях.
- А мы будем знать, что это мы все затеяли, и гнусно хихикать про себя. Крейзи рашнз.
Но дело всё-таки шло к вечеру, и пришлось двигаться в обратный путь. На дороге, такой пустынной с утра, вдруг сделалось оживленное движение, и приходилось то и дело сворачивать в ежевичные кусты, чтобы нас не переехали. Водители, обгоняя, неизменно благодарили поднятой к стеклу ладонью, и от этого делалось одновременно и неловко, и радостно. Ну отчего они тут такие вежливые, а?
Усталые и довольные, мы завалились на борт, где нашли Билли и Алексея с Ангелиной.
- Билли, мы залезли на гору!
Капитан уже ничего не стал говорить, только молча завел глаза в потолок.
- А мы съели все котлеты.
- Жуть какая. Не знаю, как мы теперь выживем.
- Через полчаса будет еда.
На плите и впрямь пыхтела скороварка, распространяя чарующие ароматы. Как раз хватило времени, чтобы помыться, вытряхнуть камни из карманов, и поймать харбормастера, чтобы узнать, можно ли где-нибудь оставить вещи в ожидании завтрашнего автобуса. Харбормастеров здесь двое, так что вместо вчерашнего спасательного Калюма сегодня дежурил очаровательный мистер Миддлтон. Мы на два голоса объяснили ему, что уезжаем только вечером, а капитан покинет нас с утра, и нельзя ли где-нибудь оставить рюкзаки и сумки. Мистер Миддлтон отвел нас к крошечной яхточке, размером в половину «Алабая», показал внутрь, и сказал, что вот тут вот надежнее, чем в сейфе, и мы можем спокойно оставить свои вещи, не беспокоясь ни о чем. Ну разве он не чудесен?
После ужина очередной поход за продуктами. В супермаркете, зависнув перед полками со сладостями, неожиданно услышали родную речь - если так можно назвать фонтан табуированной лексики, льющейся из уст кривых в корягу сопли-менников. Мы поспешно скрылись в стеллажах с чипсами, прихватив буденовки и парашюты, чтобы ничего не выдавало в нас разведчиков. Ну вот что за вашу мать, а? И потом спрашивают в разных идиотских статейках: отчего, дескать, русские так не рады соотечественникам за границей. Хотя, конечно, справедливости ради – если бы они молча выбрали себе по бутылке, и ушли, мы бы даже не заподозрили, что не одни в этих дальних краях, куда трудно попасть. И отчего это всяких вахлаков так издалека слышно?
Выждав, пока вокруг станет тихо, вылезли из укрытия, и мелкими перебежками добрались до кассы, где я, чтобы далеко не ходить, поддержала репутацию, и хряпнула об пол бутылку виски: у коробки, которую я по недосмотру вытащила из корзины вверх ногами, открылась крышка, и бутыль вывалилась на пол. Слава шотландской стекольной промышленности –это испытание виски прошли с честью, но сгоревших синапсов-то мне никто не вернет.
Вечером неожиданно оказалось, что прилив приходится на семь утра, поэтому собираться придется прямо сейчас - завтра времени не будет. Укутали бутылки в исподнее, заботливо переложили полотенцами, попробовали сумки на вес, и поняли, что без грыжи не обойтись. Наденька самая хитрая из нас – у нее рюкзак, что значительно упрощает жизнь. Рюкзак можно носить на спине, а не карячиться врастопырку, наживая себе сколиоз и смещение позвонков. Утешаем себя только тем, что дальше у нас перебежки только от автобуса к автобусу, а в аэропорту дадут тележку.
Спать.
