Еду, на этот раз в троллейбусе, близ задней площадки. Опять жарко, сквознячок не даёт застояться духоте. Опять стою. Почему, и так ясно: час пик, все прутся на работу.
Передо мной - на сиденье молодой человек, студент старших курсов, по виду, делает вид, что дремлет, притулившись к окну: чтобы место не просили уступить. Прижимает его могучими телесами бабка. О, эти бабки в нашем общественном транспорте! Позволю себе немножко отвлечься и растечься мыслями по древу.
Транспортные бабки составляют давний и непременный атрибут всякого общественного транспорта, кроме "Газелей": им там некомфортно, что ли.
Зайдя в любой транспорт, оглянитесь вокруг. И, обычно на самых комфортных местах, вы увидите их. Одетые вне зависимости от погоды, все, как одна,в винтажные "куфайки", закутанные в платки - они напоминают древних аксакалов из "Белого Солнца пустыни". "Давно тут сидим..." Это и на самом деле так.
Вооружённые проездными наизготовку, они заседают в транспорте денно и нощно, без перерывов на обед и ужин, будто приклеенные к своим местам.. Подозреваю, что ночуют они тоже в депо, не сходя с места. Иными словами: как у каждого уважающего себя зАмка есть свой призрак - у каждого автобуса, трамвая или троллейбуса есть своя бабка. (А то и несколько).
Я называю их ласково: "вечные бабки". В отличие от утренних бабушек, спешащих "в анализы" с пластиковыми баночками в авоськах или отвозящих внуков в "резервации" (детские сады), есть бабки вечерние, этих самых внуков забирающие. Но вечные бабки - не спешат никогда и никуда. Уставившись в окно, они могут дремать часами, или просто рассматривать пробки, толпу, гаишников и птичек за стеклом, причём всё это молча - без комментариев. Вся их жизнь - проходит здесь, в движении, среди людей, и им кажется, что и сами они заняты делом... Да и одиноко им дома - а тут всё же люди могут помочь, если что...
Это европейские подтянутые бабки, блестя имплантами, курсируют по всему миру, обвешавшись зеркалками или мыльницами - наши, подпирая языками протезы, курсируют по кольцевой линии метро или трамвая, запасшись бутылочкой с водой и пачкой печенья. Если иностранные по миру ездят, то наши - по миру идут... "Два мира - две старости", сказал бы я горько...
Но вернёмся в троллейбус. На очередной остановке в дверь протискиваются две барышни-мусульманки, дагестанки, по виду, обе с сумочками. Одна, как и положено, в чёрном хиджабе. А вот вторая - в хиджабе белом. Стали рядом. Та, что в чёрном, вынула из сумочки книгу в 1/6 листа, с арабской вязью на титуле. Та, что в белом - держит в руках телефон. Тоже открыла сумочку, и стала тянуть из неё какие-то провода..
Надо сказать, они сумели завладеть вниманием присутствующих..
Скорее всего, не один я знал, что может означать белый цвет для мусульманки..
В первую очередь - цвет траура.
Парень у окна внезапно пробудился от дрёмы. Бабка, глядя строго перед собой, стала делать странное движение головой, будто танцуя шейк, как если бы черепаха рывком выдёргивала и прятала голову под панцирь.
Белый хиджаб вытянула проводки. Они оказались безобидными, с виду, наушниками. (Бабка судорожно сглотнула). Присоединила к телефону, но вставлять их в уши не спешила.
- Почитай мне, Лейла..- негромко попросила она чёрный хиджаб.
Та открыла книгу на загнутой заранее странице. - Аллаахумма антэ раббии, ляя иляяхэ илляя ант,.. - вполголоса скороговоркой начала читать Лейла, - ва ана ‘аляя ‘ахдикя ва ва‘дикя мастато‘ту, а‘уузу бикя мин шарри маа сона‘ту...
Тут превратилось в само внимание уже полтроллейбуса. То, что Лейла читала молитву, было понятно, но скученность не всем давала рассмотреть, в чём, собственно, дело. Зато многое прояснял слух.
Словно заглушенные расходящейся волной,стихли все посторонние разговоры. Люди превратились в одно огромное настороженное ухо. Лейла невозмутимо продолжала читать, уже в полной тишине.. Бабка начала икать. Парень от окна не отрывался, но глаза его точно были повёрнуты на 180 градусов. Дочитав, Лейла закрыла книгу и торжественно сказала сестре: - Сегодня твой день, Фазу!!
Тут у бабки внезапно прорезался голос. Нырнув вперёд головой, она заорала истошно,взрыдывая: - Оста.. Остановите, водитель! Плохо, плохо мне!!...
Троллейбус резко затормозил, задняя дверь рядом с нами распахнулась. Бабка, всё так же вперёд головой, как ныряльщик, врезалась в толпу, раскидала её и по-каскадёрски лихо выпрыгнула наружу. И - о, чудо! - переваливаясь, как кантуемый шкаф, резво устремилась в кусты, подальше. Вслед за ней, по прорубленной просеке, выскочил парень: видно, тоже поплохело... Оглядываясь и спотыкаясь, он, скачками, сайгаком унёсся вдаль.
Суетясь и толкаясь, вдруг стала выпихиваться почти вся задняя площадка. То ли поухаживать за бабкой, то ли вспомнили, что не выключили утюг..
- Все вышли? - немного озадаченно спросил водитель, до которого, видимо, не дошло..
- Среднюю! Среднюю открой! - в несколько голосов вскричала середина.
Прибалдевший водитель открыл и среднюю дверь. - Всем плохо, что ли?
И переднюю! - Тут же попросили в голове.
- Да тут остановки нет! - Возмутился водитель. - Оштрафуют, вы платить будете?!
Но люди выпрыгивали молча, не тратя времени на объяснения, сопя и пихаясь в тесных створках...
Хиджабы переглянулись. Затем Фазу вставила наушники в уши и включила телефон. Вот тут я напрягся по-настоящему. Но из динамика полилась затейливая восточная мелодия с подвываниями солиста.
Троллейбус опустел почти весь. Остались или самые тупые или самые смелые. Обалдевший водитель наконец закрыл двери и мы тронулись. Фазу и Лейла уселись на освободившиеся места и расправили хиджабы...
Минут через пять Лейла тронула Фазу за рукав, показывая снять наушники.
- Я же вижу, что ты волнуешься, - ласково сказала она. - Не нужно, сестра. Возьмут тебя на эту работу, вот увидишь!
- А если не примут? - пожаловалась она. -Знаешь, как страшно!..
Троллейбус, скрипя и покачиваясь, протискивался сквозь пробку. Пели птички и махали руками гаишники, наверное, делая утреннюю гимнастику...
- Прям парадиз... Странные же у нас люди, - думал я, передёргивая плечами.
Мешала холодная липкая струйка между лопаток.