Избранных в конце концов настигает тот возраст, когда понимаешь, что жизнь состоит из пятниц. Просто имена у неё разные. Правда, это происходит, когда уже прошёл предварительные стадии понимания, что реальность сформирована из пустых поклёвок, пропорционально разбавленных грехов и неисполнимых заповедей. Череда бытовых подвигов наполняет существование непрерывно, но чаще от страха, что ты не богатырь. Был просвет, когда казалось, что жизнь состоит из бесконечности. Но это длилось мгновение. По итогу, человеческий век представляется печёной секундой, которую мы перебрасываем из ладошки в ладошку.
В феврале собирался жить вечно. Мир стелился под меня белым ворсом неразумных снежинок, я хохотал в рожу северному ветру, прикуривая от фонарей. В искрах их короткого замыкания светилось лицо моей дремучей молодости. Внутри кипела продукция местного ЛВЗ, замещая кровь и смывая смог добропорядочного быта. Не успевал отвечать на звонки послов дружественных пивных. С Нью-Йорком разговаривал сидя вразвалочку. Светофоры зеленели от доморощенной лунной походки. Луна подобострастно подсвечивала колею в вечность супермаркетов, где без стеснения щупал папайя. Не брезговал и помело. Спасал от забвения сырокопченую колбасу. В рыбных отделах мне кланялись. Кассирши молодели, когда я считал деньги одной ладонью. Явь складывалась из фантазий, которые плодотворно переваривали реальность.
Было понятно, что если этот мир и придуман не мной, то для меня определенно. Обильно сеял в него самогонные афоризмы, пожиная лавры. И наоборот. На раз решал сочинения за шестой класс. Доводил до слёз шахматное приложение. Глотал художественную литературу, раскусывая рассказы, запивая морсом эссе. Кухарки впадали в фурор, когда мой аппетит вырывался на волю. При вступлении на кухню, там всё звенело от старания: стиралка умиленно всхлипывала, холодильник дрожал в ожидании хлопка по плечу, микроволновка микроволновалась. Стабильно требовал добавки, держал в узде любви жену и рыскал по балкону без шапки. Легко укрощал телевизор, душ, солонку. Состряпал название диссертации «С точки зрения русского языка правильней пьянь, чем трезвь». Скакал без скакалки. Собирался устроиться на зефирную фабрику шоколадоукладчиком. Хотел даже центральный бассейн переплыть.
Но жизнь состоит не только из выстрелов, когда стреляешь ты. Не из тостов, когда тостующий пьёт до дня. И едва ли только из искусства, где часто преобладает искусство на троих. Приблизительно половину реальности составляют закаты. Надо уметь закатывать губы и рукава.
Вот только решил перепрыгнуть через пару ступенек пирамиды Маслоу, как тысяча сотен, наверное, мохнатых и наверняка жирных микробов обосновались в носу, оккупировали горло, взяли в осаду мозг. То есть захватили почту, телефон, телеграф.
Буквально серпом по обуху.
Мир опрокинулся, как сковородка с яичницей на разлинованный линолеум, безнадежно и безобразно. И вот стоишь весь в желтках предвкушений и осознаёшь, что бывает больно от того, что некрасиво. Началось с малого, робот-пылесос посмотрел свысока, а чайник сплюнул в мою сторону с пластикой откинувшегося зэка. Это я только два раза кашлянул. Тут же нацепили маску и сослали в келью. Скукожился в окопах одеял, сделал блиндаж из подушек и приготовился умирать под хихиканье черепахи. Пробегающая в своё будущее дочь обозвала гусеничкой. Отпрыски не верят в смерть родителей до самой кончины. Жизнь состоит из детей, дети состоят из тебя, так что никаких обид.
Жена тут же напялила костюм наседки и раздавила взаимоисключающими директивами. Капай, не брызгай, брось пить, больше пей, лежать, но совсем в другом, не динамичном смысле. Тычет градусником, а мне не нравится, когда в подмышках лопается стекло и ртуть щекочет по рёбрам. Ведь такая температура может и быть.
Телевизор разорался всеми каналами, каждая каналья знает в нём, какая я тварь дрожащая, если не куплю капли, спрей, спрей в каплях, капли в таблетках. На первое и второе у меня нынче парацетамол с малиновым вареньем. Вместо компота компост из лекарств. В башке прибой вирусной мути бьётся в безумии об уступы черепа, в животе пепел и тлен. Воск мозга стекает через нос. Путь длинной в коридор заканчивается голгофой унитаза. Раньше он был верным товарищем и помогал придумать очередную ерунду типа «Самое сложное, это заслужить признание у тех, кто ходит с тобою в один туалет». А теперь, как медбрат, работы слепых скульпторов - тревожный и немой.
В холодильнике завелась лампочка такая, что режет по глазам. Морозилка ночами заводится, как допотопный дизель и долго переваривает продукты, утробно урча, как бы намекая, что скоро и моя очередь. За окном луна с мордой судейского пристава, сразу понятно, чихала она на меня, чихающего. Возлюбленные книжки бросили меня, строчки в них сползают или рассыпаются. Изменяют мне поди с цветущими крепкотелыми книгочеями в бесстыжих библиотеках. Моим лучшим другом стал бальзам «звёздочка». Согласимся, что в орнаменте действительности фигурируют такие элементы как карачун, каюк и амба. Но я-то выбирал смерть от хохота, в крайнем случае – по любви. А мне подсунули недостойную сиплость, омерзительный озноб и ломоту в суставах.
Тряхнув цепочкой ДНК, вскинулся было из заразной нирваны, но рухнул на спину лягушкой-царевичем, хворобой расплющенным по асфальту вселенной. Космический ветер раздул невинный одуванчик моих голых надежд. Я смотрел на дверь, за которой бурлил космос, где никому не нужны сопли из смышлёной головы. Планета катилась по галактике голубым шариком и радовалась не обо мне. Допустим, подумалось с натугой, человек скомплектован на восемьдесят процентов из воды, разной степени градуса, но на двадцать процентов он должен состоять из звёзд. А жизнь пусть складывается из слёз тоже, но горюче-смазочных.
Перевернулся на другой бочок, чтоб значит, удобней было помирать. Ничего, думал, это ведь совсем неплохо загнуться в позе задумчивого эмбриона, прощая всех, задыхаясь в признательности, принимая благодать собственной судьбы. Это же большая награда умереть от счастья.
И тут дверь скрипит по-больничному и заходит моё солнце и заносит солнце. Яичным желтком купается оно в радужном бульоне, целительном и нравственном. Погладили по темечку, поцеловали, как и положено – не в лоб, я и воскрес. После первой ложечки понимаю, что придётся ещё пожить. Есть смысл. Ведь жизнь состоит из вдохов и выдохов. Важно постоянно вдыхать вкусное, а выдыхать всегда интересное.