В тот год зима в Республике Коми была не то чтобы лютая, просто злая. Как будто чувствовала, что напьёмся. Началось все, вроде, как обычно, с рыбалки. Отдыхали у друзей в прекрасной деревушке, на высоком берегу Вычегды. У Вычегды много высоких берегов, но этот отличается особенной красотой, курить с него наиболее аппетитно. Отрыбачили, вызвав удивление у нескольких ершей, и давай встречать Новый Год.
Семья там большая, шумная, кругом дети под ногами требуют внимания, столы ломятся от закуски, требующей не меньшего внимания. Шаньги с ягодами, рыбники с грибами, чудодейственная самогонка, в рецепте которой наверняка пару раз встречается слово «навоз». Да все это после баньки, превращающей тебя из амёбы обратно в инфузорию. И такое правильное пьянство, не торопливое, без стыда, потому что вокруг так много не занимающих у тебя друзей и занятных женщин, потому что Новый Год и, вдруг, что-нибудь, действительно случится. Например, богатство. Или талант.
И все бы так тихо и закончилось под «Ой, мороз, мороз…», да есть у моего друга жена, не пьющая отроду и оттого неугомонная до непредсказуемости. Не одно шило под ней истёрлось, этакий гвоздь в башмаке цивилизации, гибрид юлы и диплодока. Утверждает, что пить ей запрещено секретной резолюцией ООН, стоящей на сохранении миропорядка и эволюции. Но я-то знаю, что никакое спиртное её просто не берёт, поскольку состоит она их пружинок, маятников, болтов с левой резьбой и абразивного марсианского песка. И всё это залито кипящей лавой слаборазбавленного либидо. Все уже догадались, что она была воспитательницей детского сада.
- Слушайте, - взбодрив бёдрами мужиков, говорит, – а, давайте сходим на Ёлку!
А там кругом ёлки и мы уже все как пеньки, сил уже только на то чтобы дождаться курантов и чуда, в смысле сна.
- У меня, - говорит, сверкая зеркалами своей карей души в мою сторону, - и костюм Деда Мороза есть!
Я же, по неопытности, однажды был корпоративным Дедом и с тех пор тихо боюсь живых детей, гиперактивных мамаш и гостеприимных отцов. Потому как, гостеприимство в нашем народе заканчивается пьянством. Впрочем, с него и начинается. И оценивается по подкошенности ног уползающих гостей. Почему-то именно отцы не видели профкомовского следа в происхождении содержимого мешка Деда Мороза. Эмпирическим путём почти все они пытались выявить связь между наполненностью стакана и толщиной подарка его ребёнку. А дети, те вообще оказывается невозможно разные. Одним важен калибр конфет, другим нужно чтоб ты срочно воскресил хомяка. Одни отбирают у тебя посох, других надо этим посохом добыть из-под дивана. Одни не больно, но обидно дёргают за бороду, другие плачут, если не перескажешь наизусть их письмо к тебе. Совокупность эмоционального обстрела и прямых поставок горюче-смазочных материалов привели меня к инвестиционной непривлекательности. Я путал подарки, забывал имена, а в последней квартире осоловелая Снегурочка даже не пыталась поднять меня на хороводик, и я просидел поздравление стойко, вцепившись ягодицами в табуретку и укрывшись мохнатыми бровями. Обошлось тогда, но зарёкся навеки. И после этого, дочь Мельпомены и Пентагона смеет смотреть на меня вызывающе!
Окружающие будто бы друзья встрепенулись от радости, что выбор пал не на них и бурно поддержали Гингему Гитлеровну.
Тут же вспомнил стройбат и понял, что отступать нельзя, дашь слабину – всё! Сделают из тебя всё, кого захотят. Вплоть до Снегурочки. Я сконцентрировался, жертвуя тридцатью процентами алкоголя в крови, упёрся рогом, благо он у меня мал и не хрупок. Я стал монолитно неприступен. Как Антарктида, как Window Vista, как Анджелина Джоли.
Минут на десять.
Планка упала, когда эта Сцилла Харибдовна собственноручно, на подносе принесла два по полстакана местной самогонки с огурчиком, которой даже лёжа хрустел. Моргая глазами раненого оленя, эта Локуста своим обоюдоострым языком вкрадчиво так воркует:
- Мальчики, а давайте ещё по чуть-чуть?! Так эта Генетическая Ошибка скрещивания Теории Вероятности и Теории Относительности интуитивно рассчитала точку невозврата в человеческий облик.
Когда на меня напялили красно-белую мантию, мой почти бывший друг уполз, давясь спиртными слезами, в соседнюю деревню. Правда, скоро вернулся, просто захотел умереть, как подобает мужчине – от хохота.
Не в попытке унизить животное, а дабы истребить во мне все остатки человеческого и превознести сказочное, стащили с коровы колокольчик, грамм так на 1500 и повесили на прекрасного меня. На бантике.
Родная, убедившись, видимо, в реальной возможности избавиться, ласково поцеловала. Почему-то в лоб. Правда, потом оправдывалась - мол, это было единственное открытое место на моём так называемом лице.
Чтобы попасть на место собственного линчевания, нужно было преодолеть снежный бруствер, довольно высокий, образовавшийся в ходе расчищения дороги. Позвякивая коровьим колоколом, я взобрался на него, в надежде, что никого в живых уже не застану.
Помню, что набившийся в валенки снег, меня в тот момент ещё волновал. Выпрямился и вижу: высоченная ёлка, украшенная предметами быта, два специально поставленных и работающих фонарных столба, столы, на них скатерти, на них полно всего, самовар, вокруг него народищу, вся деревня. И главное - среди них свой Дед Мороз в синем, правда, балахоне. Гул там такой…метафизический. Приличный и уютный.
Тот я, у которого среднетехническое образование, соображает: «Надо быстро подружиться с ихонным Дедом и разделить ответственность, нагрузку, вливание и последствия». Но на полдороге к месту моей неминуемой кончины, контрольные полстакана превратили меня в сиамского близнеца Матроскина-Матросова.
Это я понял, потому как рот мой в этот момент орал:
- Это кто привёл ГОЛУБОГО Деда Мороза?!
Ёлка слегка присела, самовар потух, местные мужики, в предвкушении, стали медленно приподыматься.
И тут за моей спиной вырастают два гренадёра-серафима, но не с крыльями, а с ружьями. Это два брата Миледи Шерхановны Мориарти, этой Сирены, отказать которой невозможно ни в чём, даже в собственной гибели.
А ребята они из серии деревнеобразующих, один ритуальные услуги оказывает, другой из «Комиэнерго» по надобности спецтехнику пригоняет. Местные боги, двумя словами. Один играл роль Начальника Президентской Охраны, второй был просто заградительным отрядом. Тут ещё все гости и родня наши подтянулись, с детьми наперевес. Отдыхающих отпустило и я, понимая, что уже не убьют, но и не заплатят, начал спускаться в жерло праздничного Везувия.
Лингвистическая чушь это всё – байки о языковом барьере. Лучшим самоучителем любого языка являются самогон и ружьё.
Понимать, что мне мурлычат я начал почти сразу, а под утро, утверждают, уже неплохо изъяснялся по-коми.
Говорят, я бил чечётку, присядку, гопака. Краковяк был самым медленным танцем из всего, что я исполнял. В меня поверили сразу, даже снеговики и собаки. Механизаторам, комбайнёрам, пастухам я сразу напророчил премиальные и внедрил в фольклор производственную камасутру. Деревенских старушек учил танцевать у пилона-посоха.
Сочинял песни Цоя и заново изобрёл буриме.
Пил из колокола, в который наливали из самовара. Мы стреляли по звёздам. Некоторые падали.
Заразил бухгалтершу правления брейком. Возлюбил каждого ближнего своего женского пола. Скрестил танец маленьких лебедей и танец с саблями. Лечил душевноздоровых наложением посоха.
Просвещал непосвящённых. Я смешивал созвездья и бросал их в кружки дояркам. Лёд на реке трещал от моего хохота. Вода в ближайших колодцах закипала. Я научил паству пить за ёлкой и под ёлкой. Они меня научили пить на бегу и лёжа. В меня бросали снежками. Я в них душой.
Было изобретено понятие – «эротический хоровод».
Я влюблялся каждые тридцать секунд. В меня – каждые пятнадцать. Объяснил жене, что у Деда Мороза не может быть жены.
Кастинг на Снегурочку прошли все желающие вплоть до совхозного агронома. Помню, пелись сотни частушек, самых невинных из которых могу привести всего три:
Мы под елкой с Дед Морозом
Оказалися зимой
Дед Мороз он хоть и общий
Но на пять минут он мой!
Ой, ты дедушка - дедок
Не увиливай, милок!
Силы нет, тебя дождаться
Дай за посох подержаться!
Наш фейерверк потом дублировали на Олимпиаде. Настоящий Дед Мороз обошёл это место через Архангельскую область. Шапокляк Сауроновна, понимая, что сотворила Историю, попивая чаёк, улыбалась, наблюдая, как душа человека в образе Деда Мороза и душа её народа в образе Ёлки сливаются в коктейль из умиротворяющего буйства и мудрого безумия.
Единственное, что не понимаю – где она взяла чаёк, среди всего, что мы там пили?
Говорят, в чужой монастырь со своим уставом не лезь. А если у тебя нет своего устава – получается, можно? Говорят, до сих пор в избах висят фотографии со мной. А две даже в Питере.
Не видел, но верю.
И ещё очень верю, что в этой деревне, на каком пороге бы не уснул, меня не будут презирать, а бережно перенесут в коровник. Потому что я это заслужил в одну Новогоднюю ночь, на всю жизнь.
А вы говорите, что чудес не бывает. В той бесконечности я очнулся в катафалке, стукаясь головой о гроб. Как я уже упоминал, один из братьев Горыновны работал в похоронном. А профессиональная деятельность у них хоть уважаемая, но круглосуточная. Некая бабулечка представилась и я, в надежде выяснить, не в результате ли моего Явления или просто думая, что это продолжения празднования, увязался за ним. Остановить меня уже, естественно, никто не мог. В следующем уже году проснулся у тела от этнических песнопений и разъедающего глаза дыма свечей. Долго соображал кто я, но где это я так сообразить и не смог. Меня спасло то, что из костюма Деда Мороза на мне осталась только шапка. Весь следующий день я был как мир – не прост, совсем не прост.
Если кому-то нужна мораль: Новый год на то и Новый, чтобы было кого прощать и чтоб тебя могли простить – за всё. Чтобы надеяться на невозможное и верить в невероятное.
Я ничего не придумал – я так помню.
И можно призвать в свидетели сего кого угодно, ну, кроме той бабулечки, естественно. Возможно ли такое сейчас? Не знаю, новые времена, нравы, морали. Сейчас вряд ли кто-то верит в Деда Мороза по-настоящему. А мы есть.
