- Может, я за хлебушком схожу? – утреннего Серёгу уже час как терзал колючий ветер в голове, которая натужно узнавалась снаружи. Этот мучительный ураган разносил между чугунными обводами черепа стальные чушки, выметая на язык железные опилки, с привкусом татаро-монгольского ига. Колокольную вакханалию надо было как-то унять. А лучше утопить в пиве. Всем телом Серёга опровергал традиционную аксиому, оказывается, иногда человек на восемьдесят процентов состоит из сухомятки.

 - Я тебе схожу! - прилетело из сковородочной. Председатель фракции «Цербер и Цептер» в руководстве над электоратом обходилась без пряника, - Опять в сумрак сгинешь, оборотень-самоучка!
- Светлым или тёмным может быть только пиво, - ударная доля у Сергея пришлась на «только», - а я полутон этого несовершенного в части промиллей мира.
- Ты кворум-то закрой, пока импичмент не пришёл, - Клавдия не скупилась на парламентские выражения, посылая их короткими очередями, но не прицельно, веерно.
- Пойду, покурю в коридоре, чтобы в родном доме не дымить, - громкость горемыке давалась с трудом, но он хотел, чтоб было слышно верхней палате её депутатского корпуса.
- Иди, иди, а то здесь ещё храп не выветрился, - спикер сегодня была в игривом настроении. Но если эту интонацию высушить и растереть в порошок, ею успешно можно было бы лечить домашнюю клаустрофобию. Пусть, изо всех сил думал Сергей, лучше пусть у всего человечества чешутся языки, чем кулаки.
Из богатого, на ошибки в дозировках, прошлого Серёжа знал, что не стоит гадать, где упадёшь и пытаться подстелить заранее. Важнее быть сражённым там, где уже подстелено.
Поэтому у них с соседом была нычка, секрет на двоих в общем коридоре, упоительная тайна за дверями шкафчика под инструменты. Там всегда было на крайний случай, это святое и так было принято единогласно, в первом чтении. Крайних случаев было два - сегодня не хватило, и вчера было лишнее. Сегодня он пал жертвой вчера. Пошёл, проверил, стоит родная на газетке за март прошлого года, улыбается этикеткой. Ровно половина, даже на мутный глаз определил Серёга. Приятно осознавать, что у тебя добрый, честный и, главное, путный сосед. Милый сварщик, который не обижается, что накануне ты изменил ему с прорабом и не нарушает соглашений. Вот прям сосед с первого взгляда.

Но без закуси не лезет. Ничего, водка ждать умеет. А Сергей от водки отродясь не отставал.
Вернулся мастерить втихушку интернациональный бутерброд. Сыр, колбаска, батон, хрен с ним с маслом. Чтоб сходу не засветиться нарезал все отдельно, изяществом пренебрёг, потом в кармане сложил пазл. Одномандатница демонстративно скребла противень. Так предупреждают об атаке с тыла. Или в тыл. Кистень полотенца, символом власти, свисал с плеча выжидательно. В лицемерном дегустационном порыве свидетель бесконечного явления в себе Бахуса понюхал демократическую кастрюлю. Подобострастно ахнул.

 - Что-то я не накурился, - используя элементы конькового хода, горемыка пошаркал к заветному шкафчику. В ответ неоднозначно громыхнули половником. Серёга с легкостью отличал этот хрустально-стальной звон от утробного, с придыханием, гула крышки утятницы. Та угрожала багровой реальностью, а половник лишь журил фиолетовой перспективой. Но что может понимать в жизни человек, который не знает, как это, когда даже моргать больно. Передвигаясь нетанцевальными галсами, Сергей, прислушивался к внутреннему навигатору, что уже истощенно верещал о подсевших батарейках толерантности. По дороге мученик поднял торшер, приготовленный вчера к выбросу за несогласие с тем, что люди делятся на тех, у кого бабочки в животе и тех, у кого бабы в печёнках. В шкафчике ждала помятая одинокая сторублёвка, которая смотрела застенчиво и виновато. Газета под ней стыдливо сморщилась. Наверняка, всё, что ни делается, всё к лучшему. Просто не всегда для нас.

 «Убью», обессилено подумал, Серёга. Пока решал кого, Клавдия Ивановна, гремя дверцей холодильника, позвала избирателя завтракать целебными щами.

- Что, порешил кореш всю заначку? – глумливо посочувствовала супруга. И выставила гуманитарную чекушку. Страдалец попытался на лету поцеловать благоверную в мизинец.
Жизнь несправедливая штука, потому что соседи от нас сильно не отличаются.

И праведная, потому что жёны от нас отличаются до умопомрачения.

Короче, жена — это лучший сосед.