День вчерашний начался просто великолепно. Ничто, как пишется в романах, не предвещало.
Поутру было приобретено фунта три парной телятины, четыре средние луковицы крепенького репчатого, пучок разнообразной зелени и две унции макарон твердейших сортов пшеницы.
Ровно в полдень насёк крупно лук и швырнул в сотейник в уже бодро шкворчащее масло. Острейшим свеженаточенным ножом разделывал мясо под собственное апокалипсичное горловое пение. Безжалостно отбрасывал в обрезь всё мало-мальски неаппетитное. От мало-мальски неаппетитного отсекал лучшее и швырял вниз котам.
Не стесняясь, оделял шерстяных урчащих полезными нравоучениями. Чавкать, поедая сырое, говорил я им, совершенно недопустимая в приличных кухнях манера. Кроме того, настаивал я, по завершении трапезы благовоспитанные коты прикладывают правую лапку к сердцу и скромным кивком, испытывая неизбывное достоинство и благородство, благодарят хозяина за доставленное удовольствие.
Тем временем на бочках кусочков томящегося лука появились нежно коричневые подпалинки. Смело бросил поверх лука мясо и, постоянно помешивая, слегка обжарил. Как только телятина дала обильный сок, притушил огонь, накрыл сотейник крышкой и ушел совершенно прочь. Спустя всего часа три опустил в сотейник соль, смесь перцев и лаврушку, а в соленый бурный кипяток соседней кастрюли отсыпал макарон. Тут же очертя голову бросился строгать минисалатик из пары крупных розовых томатов и укропа, заправляя сей харч самодельным майонезом, затворённым на перепелиных яйцах. Через десять минут, загасив огонь под сотейником, добавил в оный зелень и мелко рубленый чеснок. А вот и макароны явственно в кастрюле запели-застонали, просясь на дуршлаг...
Ох, ты матушки, милиция троерушница! Дуршлаг-то, дуршлаг, старый родной именной от прадеда мне доставшийся, пал в жарких кухонных баталиях износом и старостью, а новый кулинарный снаряд меж тем по преступному недосмотру так и не был сподоблен к приобретению...
Швырнув в сердцах на пол сорванный грубо передник, вышел к родичам, чётко печатая шаг. Горькое известие об напрочь отменённой трапезе преподнес жестко, не жалея ни больных, ни сирых. Споры младоэпикурейцев об отнюдь не сломленной отсутствием дуршлага кухонной симфонии грубо пресёк. Малодушное предложение обжор слить макаронный нектар, плотно прикрыв кастрюлю крышкой, гневно отверг.
Был твёрд и непреклонен.