О царь, восстань, возьми свою голову, собери кости,
стряхни пыль со своей плоти и воссядь на прохладный трон.

    Весь имеющийся тяжкий своим громадным объёмом жизненный опыт подсказывает нам, что земля, без сомнения, плоская, в густых лесах ещё водятся единороги, а во всех бедах людских повинна, естественно, прекрасная половина человечества. На сих страницах нашей кулинарной летописи уже как-то сподобились мы упомянуть о соседке Иде Владимировне и её шалостях с погодой весной. Ныне же пришла пора дать подробный отчёт и о летних бесчеловечных климатических забавах дочерей Евы:

    Как оказалось, самым важным оценочным критерием деятельности яхтенных судей является вовсе не профессионализм, знания или виртуозное владение хитро изогнутой морской руганью, а банальная удачливость. Видите ли, намеченные соревнования должны состояться любой ценой, и погодным капризам совершенно не позволено влиять на процесс. Вот и крутятся как могут славные современные адепты культа древнегреческой богини удачи Тюхе, обеспечивая умеренный ветерок с заказанных заранее румбов. Пока наша возлюбленная ведьма была главным судьёй, а следовательно, ответственной за локальную погоду, всё шло более-менее терпимо. Было в меру, по-летнему, жарко, и, бодря настроение, поддувал свежий ветерок. Правда, нашептывая что-то недоброе, дома она плевалась по ночам в хитрый пузырёк, висевший у неё на монисте и, задержав в этом месяце полнолуние на целую неделю, заставила луну висеть часами на небе неподвижно и заглядывать своей глупой щекастой физиономией прямо к нам в окно. Сама же в это время раскладывала в лунной дорожке на полу комнаты замысловатые узоры из мелких ракушек и, усадив в центр композиции обоих наших чёрных кошек, настрого наказывала им умывать мордочки только левыми лапками.

    Ныне, когда очередные яхтенные соревнования "втюхивает" заезжая иногородняя варяжка, совершенно не знакомая с местными нюансами климатической ворожбы, ущербная луна просто сошла с ума, пробегая в чётные числа месяца свой обычный путь по небосводу по три-четыре раза за ночь, а в нечётные - идя привычно неспешно, но почему-то с запада на восток. Днями же солнце, окончательно решившее испепелить эту грешную земную жизнь, буравит лучами закипающий и пузырящийся асфальт, температура воздуха совершенно не поддаётся исчислению, в тени распластанно валяются тушки жидких котов, и плотно стоит мёртвый штиль. Прокляв всё и вся, причитая от убытков, развязал заветный кошель и, пригрозив в случае нехватки средств постараться отравить максимальное количество хомосапиенсов, сдав в донорский пункт порченную кровь носителя вируса желтухи, отправился заказывать установку сплит-системы.

    В урочный час прибыли, один другого моложе, трое статных мужчин с рельефными голыми торсами, выпирающими из относительно чистых синих комбинезонов с умопомрачительно сексуальными помочами, нескромно прикрывающими соски мускулистых грудей. Заинтригованно, в предчувствии скорого ураганного представления, семеня задними ногами по тверди, подкатил себя в кресле, насколько позволяло солидное брюшко, вплотную к столу и, сомкнув элегантные кисти рук, нервно переплёл красиво вылепленные пальцы в замок. Сверкая из-под насупленных кустистых бровей обоими, ещё зоркими, способными при южном ветре отличить сокола от цапли, глазами стал недоверчиво наблюдать за ритмичными и замысловатыми па монтажного танго трио культуристов. Выполняя первую фигуру кордебалета, двое балерунов схватились в картинных позах поддерживать стремянку, а самый симпатичный взмыл аж на верхнюю ступеньку с рулеткой и карандашом в руках. Ненадолго застыв, они напоминали собой известную композицию скульптора-монументалиста Веры Мухиной «Рабочий и колхозница поддерживают интеллигентную прослойку, умеющую читать и писать»...

    … На моменте, когда один из танцоров с тяжелючим наружным блоком в руках сказал: «Я пошёл» и смело шагнул, как Карлсон, за окно, закурил, судорожно зашёлся в надрывном кашле старого сибирского кандальника и убежал из дома прочь, оставив за себя на хозяйстве младшенькое дитя и нагло прикидывающуюся невинным созданием, уютно расположившуюся с ногами в кресле, вышивающую крестиком пиратку. В надежде на завершение работ к возвращению прихватил по пути, в офисе, для использования в качестве вьючного животного скучающего в полном одиночестве нашего крепкого ещё арт-директора и отправился за покупками.

    В бодрящих прохладных струях кондиционированного Эола вершил первую очередь рыбного варева: в котелок запускал всякую ерунду: хвосты, плавники и головы форели и леща. Добавлял очищенную луковку и пару мелких морковок. В кипящий объем будущего праздника отправлял, плотно увязав в полотняный мешочек, лавровые листики, ложку апельсиновой цедры и совсем немного шафрана, тимьяна, имбиря и гвоздики. Немедля шинковал и поджаривал добрую, с изрядным походом затеянную гору лука и чеснока до золотистости. Отделив в малый сотейничек скромную толику поджарки, добавлял в неё чищенные измельчённые томаты и немного сельдерея. Влив стакан сухого белого вина давал хорошенько притомиться. Варил и нежно мял картофель. Заботливо вынув и отложив мешочек со специями, цедил от костей и овощей. Смело ворожа, соединял всё вместе во втором акте: в закипающий бульон вновь закладывал волшебный мешочек, добавлял кусочки филе рыбы, овощную поджарку. Для точного отсчёта времени и принудительного взбудораживания вкусовых рецепторов читал домочадцам вслух рецепт «Свиная голова, подделанная под кабанью» из изумительного своим неповторимым языком романа «Фальшивый Фауст» Маргера Зариньша.* По завершении чтения, вынимал торбу со специями, солил-перчил и добавлял толчёный картофель. Присыпал поверх рубленной зеленью и подавал к столу.

    Затеявшись трапезничать на широком подоконнике и испытывая щекочущий организм нежным весельем вполне понятный садизм, изредка поглядывали в узкую бойницу окна на ползущих мимо нас по улице обожжённых солнцем полуголых аборигенов. Хлебали ещё кипящий, но моментально прихватывающийся на морозном воздухе остывающей плёночкой жирка буйабес в митенках. Шеи повязав шарфами, а головы глубоко погрузив в тёплые зимние ночные колпаки, дополнительно согреваясь, с хрустальным звоном часто ударяли друг об друга рюмки с чачей.

    Тут же, сразу по завершении трапезы, чувствуя в себе ещё не растраченную на сегодня любовь к человеческим созданиям, выдыхая замысловатые, похожие на хищные драккары викингов, облачка спиртового тумана, кинулся творить из оставшейся поджарки кабачковую икру. Кабачки сёк кубиками, морковку - полосками. Тушил помидоры и смешивал всё ингредиенты вместе в засолочной дубовой кадушке, кряхтя и тяжело ворочая деревянным веслом. Поставив кадушку с икрой, по заразному примеру одной из наших благодарных читательниц, прямо на пол, призывал всех рассаживаться в партер, в сугробы и, зачёрпывая икру кусками ароматного бородинского хлеба, продолжить пир.

Конец женской части рецепта.

Мужская часть рецепта.

— ...Воот такенным сверлом! — кричал ваш покорный слуга сгоряча не закусив и, широченно разведя руки, показывал длину инструмента. — С воот такой режущей головкой! — негодуя, сведя плотно два перемазанные кабачковой икрой кулака вместе, демонстрировал удивлённому коллеге нескромные жесты, отдающие оголтелым фрейдизмом. — Чуть не намотал на бур стажёра, держащего под штробой мусорный пакет, а после выполнял высотные работы, не имея даже элементарной страховки...

* Поелику нам абсолютно точно известно, что нынешний, времён нашествия варваров, читатель омерзительно мало начитан, весьма ленив инертной консервативностью и вряд ли обеспокоит себя хлопотами по поиску и прочтению воистину божественного творения Маргера Зариньша, приводим, абсолютно не скрывая свою цель в виде попытки насильного литературного окультуривания почтенной публики, в данном примечании целиком упомянутый выше отрывок:

— Наконец гвоздь программы — «Свиная голова, подделанная под кабанью». Назовите быстро, что будем пить: Rheinaer Roth или бургундское?
— Будем пить то, что у вас окажется под рукой, господин магистр.
— Стало быть, бургундское? Rheinaer Roth, наверно, уже весь выхлестали? — спрашивает по-английски Трампедах.— Керолайна, как там?
— Yes, sir!
Глубоко вонзив нож в ощеренную пасть, Марлов словно в трансе бормочет рецепт:
— «Окали сию голову на огне, выдерни вон с задней стороны шейную кость, разрежь на рыле шкуру сверху и снизу, вырви язык и дай голове двадцать четыре часа полежать в холодной воде, затем на чистой сковороде пожги в уголь щепотку овса, замеси его вместе с мякотью яблок и намажь полученным черным тестом вышеупомянутое рыло, дай ему полдня посохнуть, затем клади в кастрюлю, влей три части воды против одной части винного уксуса, швырни крупной соли, двенадцать луковиц, перцу, две горсти можжевеловых ягод, понюшку пьяньтравы и вари, пока мясо не сварится. Как скоро оно приспеет, влей в варево штоф красного вина и дай голове денька два постоять в своей вологе, после чего соскобли выварки и подавай её на стол под салфеткой»,
— Ешьте, Кристофер, ешьте, вы прямо помешаны на рецептах. Может, вам стоит написать роман? Например, «Внуки Лукулла». В сочинениях на исторические темы рецепты бывают очень даже к месту. А больше предложить мне нечего…