Чехов приезжал на дачу
в свой родимый Таганрог,
где употреблял под чачу
местный плавленый сырок!
Дмитрий Филатов

 
Печально сохнущая на берегу мавка со скуки днями напролёт играла в сетевую, для девочек пубертатного периода, игру “Рыцари и драконы”, а вечерами, читая серию книг про Анжелику, бесконечно горько плакала от густопсового романтизма. Впрочем, периодически плач прерывался демоническим хохотом, и, ещё не отсмеявшись, чертовка зачитывала особо удачные пассажи вслух:
“...они ярко оделись и с напыщенным видом кружились по залу и дули в трубы. Ведь всем уже давно известно, что военные фанфары возбуждают аппетит.
...ей осталось одно средство: ударить маркиза в пах. Маркиз никогда еще не видел, чтобы знатная дама защищалась подобным образом, ему казалось это смешным и экстравагантным, грубо схватив Анжелику за шею, он ударил ее головой об стенку. 

...Филипп, встав и потрогав ее носком сапога, насмешливо сказал: 
— Я думаю, что вы удовлетворены, мадам. Спокойной ночи, мадам маркиза дю Плесси де Бельер!”...

 
Хихикал, но особо не внимал, так как настороженно прислушивался к странным звукам, доносящимся из колодца двора. Там жадные до южной экзотики руки столичной съёмочной группы фильма с рабочим названием “Смотритель маяка” о немецких шпионах времён первой мировой дотянулись и до наших тихих пенатов. Молодые хунвейбины в синих спецовках, демонтируя провода, лампочки, местных жителей и прочую современную чушь, гремели весёлым баском и стремянками, а управдом, изогнув стан в почтительной позе бегущего египтянина, хрипел в деструктивном экстазе:
— Срывайте всё! Ничего не жалко. Долой цивилизацию, порадеем за родную культуру!
Завершив разрушения повеской над дверью в сарай управдома многообещающей вывески "ТАВРИДА Трактиръ", бутафоры удалились.

 
Произнеся глубомысленную сентенцию: “А из нашего окна площадь пьяная видна”, отправился хлопотать обед. Отвергнув с презрением одну только мысль о покупке несчастных шампиньонов, выращенных на опилках в тёмных сырых подвалах сомнительной репутации, искал на базаре хитрую старуху, маркитанящую прямо под огромным плакатом с душераздирающим изображением задравшего вверх все четыре лапки дохлого ёжика и надписью “Торговля грибами категорически запрещена!” полным спектром местных fungi, от скромных лисичек до бледных поганок, столь незаменимых в финальных актах любых бытовых трений. С умилением разглядывая бородавки на длинном крючковатом носу грибной ведьмы, изволил приобрести десяток крепеньких боровичков. Тут же, рядом, в овощном ряду, картофельные клубни испытывал на звук - катая по металлическому прилавку и отбирая только звонко-колокольчиковые.

 
Изрядный кус телятины сёк мелко, выкладывал в глубокую сковороду на подстилочку из кипящего масла и припущенного лучка, обжаривал до лёгкой золотой корочки. Добавлял грибы, слегка притамливал на сильном огне и всыпал поверх стройные картофельные ломтики. Постоянно подбегал для контроля съёмочного процесса к окну. Увидев, как наряженного дворником управдома помреж учит, угрожая метлой брать у ворот дома гривенники с жильцов, плевался вниз слюной и сквозь зубы шипел угрозы. По подрумянивании картофеля притушил слегка огонь, добавил коровьего масла и мешал. Мешал, наблюдая ехидно в окно за жадным раздуванием ноздрей от аромата жарёхи у застывших в картинных позах актёров. Поверх смело давал соль, перец красный и чёрный. Выключил, прикрыл крышечкой отмякнуть и объявил о готовности.

 
Трапезничать затеялись по военно-полевому - артельно, прямо со сковороды, стоящей на широком подоконнике. Часто сдвигая рюмки с ледяной чачей, вместо тостов, громко так, чтобы отчётливо слышала вся притихшая от такого съёмочная группа внизу, говорил сотрапезникам: “Странные люди, доложу вам, коллеги, эти ваши киношники. Чем сильнее ветшает старая часть нашего города, тем охотнее кидаются они снимать местную колоритную натуру, выдавая её на голубом глазу за экстерьеры юга России девятнадцатого-двадцатого веков. Вот как только начинает у нас сниматься очередная высокохудожественная фильма, у деятелей важнейшего направления искусства, после цирка, конечно же, происходит в умах какой-то странный темпоральный парадоксон, и чем дальше от нашего времени описываемые события, тем, по их мнению, потёртее должны выглядеть декорации. Тёмная ночь оголтелого самодержавия... всё в труху... оккупация - немцы, флот - французы, Пётр - турки, и Иго... Причём вовсе не обязательно в данной строгой последовательности.”

 
По окончании обеда, покуривая и ковыряясь зубочисткой в зубах, рекомендовал режиссёру смело ломать сценарий и живенько перемешивать историю в один забавный комок жутко доисторического периода. Показывая пальцем на костюмированного управдома, заявлял, что публика дура и по любому всё сожрёт. В качестве поощрения его творческой мысли, взявши крепко за шкирки, высовывал далеко в окно длинные лоснящиеся тушки своих чёрных котов. Показывая их режиссёру, особо напирал на исключительную фотогеничность живой мягкой рухляди и способности сыграть ими любую роль. Вплоть до царя Камбиза II при успешном завоевании им крепости Пелусий.

 
Глядя на удаляющихся со двора завершивших съемки киношников, весьма горячась, рекомендовал управдому ни за какие коврижки не отдавать вывеску "Трактиръ" и костюм дворника, а устроить в сарае под прикрытием фольклорно-исторических чеховедческих мероприятий, подпольную торговлю бутлегерской чачей для отдыхающих и туристов. Объяснял, что в случае подключения к сему доходному промыслу ещё и услуг местного эротическо-массажного салона “Арабика” ждёт его процветание, достаток и сытая старость.