Прослушал сего дня в богомерзком устройстве негодяя Белла голос моей ненаглядной. Прям аж из городу Тольятти. А голосок милой-то моей, ах!.. Из звонкого колокольчикового превратился в утробный хрип волка из "Жил-был пес".

    Ох ты, господи, что выясняется - вошла надысь в номер, увидела полное своё одиночество, произрастающее от съехавшей сотоварки, и от полноты переполнявшего ея счастия дурочка моя мизантропная запела пугачевское: "Крикну, а в ответ тишина, снова я осталась одна"! Вот тут, аккурат на верхнем ля, коварный недуг её и одолел. Охрипла свет очей моих.

    Нет, товарищи по водяным забавам, ясное дело, её не бросили. Моряки, они не такие, нет. И водку для скорейшего излечения в пасть ей без счёту вливали, и мороженкой ледяной потчевали... Да всё без толку. Не отступил недуг клятый. Пуще прежнего развился.

    Слушал новость сию, тихо скрежеща когтями по полировке стола, оставляя глубокие борозды, полные древесной трухи. Вот куда это годится? Я тут весь в страдных хлопотах по хозяйству, экономлю каждую минуту -  то сенокос тебе, то зябь уж поспела, то обмолот ржи опять же. А ещё ведь надо и жаворонка на рассвете успеть услыхать! Для души. Мда... мы, стало быть, тут в трудах-заботах, пот не успеваем утереть, а оне в номерах съёмных глотку себе почём зря деруть.

    Да только вот какой особый фокус я тут вижу - а какие же ныне, господа, зело пакостные номера на заезжих дворах делают-то, а? Чуть спляшешь иль споёшь, и либо микроб подлый на тебя нападёт, либо станового пристава враз кличут. Вот раньше-то бывалоча, в корчму какую нарочно ни завернёшь, чаю там спросишь. Чаю чёрного, байхового, из страны китайской контрабандою везённого. Укажешь девке молодой, статной, дочке корчмаря, сварить зелье с умом изрядным и прилежанием нужным. Да стребуешь у неё себе под чаёк расстегаев с визигой и сковородочку мяса жареного с грибочками. Блинов непременно кликнешь себе гречишных. Со сметаною. Немного, горки три...

...После третьего самовара уж и упьешься-то в верхнесытку. Морду красную, взопревшую, рушником утрёшь, подбоченишься статно  да как гаркнешь на всю корчму: "А ехал на ярмарку ухарь купец..." Ух!.. У мужиков, рядом сидящих, через то обычно икота случалась, бабы всенепременно пысались под себя, а в клетях холодных свиньи внепланово поросились. А с голосом и ничего. Всё, как и прежде, никакой хворь и не берёт, не одолевает.

    А ныне всё не то. Нет, не то... Буду, видит бог, выводить паршивку из заразы из большого спорта на родные пажити!