Давно уже, зло шипя, злословили родственники и знакомые, что слугу вашего покорного с деньгами да к тому же в весёлой компании бесшабашной Рыжей в город, к нормальным людям, выпускать из дому никак не можно. Ныне же, по очередному недогляду за чумачедшими нами, вырвались мы и всего за какой-то час успели нашкодить от души.
Изначально вояж намечался из-за легкомысленного согласия автора сих строк расширить кулинарные изыски ностальгическим напитком комбуча, добываемым при помощи чайного гриба. В окрестных сетевых магазинах при вопросе о наличии у них морского кваса или японской матки нас неизменно ругали самыми грубыми словами и немедля вызывали охрану. Бросившись от отчаянья, как и все, кому необходимо что-либо противозаконное или аморальное, в объятия чёрного рынка, мы уже через минут пять имели номер телефона, написанный дрожащей от конспиративного угара рукой на обрывке сигаретной пачки. Покупка чайного гриба стремительно превращалась в авантюрный роман: встреча по предварительной договорённости в строго указанное время, место встречи на пустынной конечной семьдесят четвёртого маршрута, приметы драгдиллерши - собака белой масти на поводке и полиэтиленовая сумка с ярким принтом.
Из маршрутки нас выгнали у самого конца цивилизации, в пойменной топкой низине, там, где заваленный городской горизонт уже целовал стального цвета море. Густые заросли низкого камыша, волнуясь, большими волнами гнали к нам бьющий в уши ветер, а у кромки воды, призывая Гуго Баскервиля, пронзительно кричала выпь. Неподалёку под пристальным оком сгорбленной против ветра подозрительной старухи ожидающая автобуса малосимпатичная отроковица с внимательной настороженностью рассматривала посаженного в прозрачный пластиковый стакан громадного палочника. Периодически дева дула палочнику в морду и пронзительно взвизгивала: “Бабушка, бабушка, он мне улыбается!” Привязанное поперёк тушки к тонкой кружевной голубой ленточке насекомое отряда приведеньевых лениво шевелило лапками и обречённо закатывало глаза.
Дрожащую от охотничьего азарта Мавку отвлекал уверениями об обязательности узнать у банчилы имя гриба. Здраво рассуждал о сложном семейном статусе нашего будущего питомца. Выяснял, кому и кем он будет приходиться. На самом интересном месте из-за угла исхлёстанного штормами строения появились последовательно принт на сумке, сама торговка и на туго натянутом поводке упирающаяся всеми четырьмя лапами не желающая участвовать в сих сомнительных негоциях собака белой масти.
Приняв из цепких торговых рук трехлитровую заботливо перехваченную у горла марлечкой, дабы гриб не сбежал, банку, твёрдо глядя прямо в глаза, спросил, как “это” зовут.
- Ой, милок! - забормотала в ответ торговка. - У меня их два. Мужского полу грибок, которым я потчую мужа и детей, зовут Дима, а женскую особь, коей развлекаюсь я - Кристиной. А своего сами назовёте! - и, вырвав из рук деньги, умчалась прочь.
Обратно ехали в маршрутке, наблюдая продолжающего дуть на палочника юного энтомолога. Войдя в раж познания спросил девицу, как она назвала питомца. “Никак”, - ответила она, надув капризные губы. Рыча и плюясь от переполняющих позитивных эмоций, объявил Рыжей, что только что случившееся со мной откровение продиктовало мне имя для гриба “Васятка”, и выволок обоих водоплавающих за шиворот из автобуса на ближайшей остановке, прямо напротив книжного магазина, куда и направился, дабы успокоить расшатанную созерцанием этого мира нервную систему.
Как-то внезапно, потеряв средь лабиринта книжных стеллажей из виду Ундину и на подсознании чётко ощущая пульсирующим мозжечком женское коварство, в испуге нехватки наличных средств нёсся к кассе. В узких проходах безжалостно затаптывал грамотных посетителей и скрежетал когтями по полу на крутых поворотах. Прижимая к чахлой грудке книжки Овечкина, пучил глаза и басом орал “Стоп дуть!” Ундине, одной рукой оплачивающей давно и горячо желанный ею русско-латинский словарь. Во второй высоко поднятой руке Мавка держала банку с Васяткой, назидательно показывая ему круговую панораму происходящего в ранее тихом книжном Эдеме весёлого циркового представления.
Дома, предоставив Ундине самостоятельно знакомить Васятку с нашим старшим сыном и расширенными от удивления глазами его, ещё слабо осознающей, в какую семью она попала, невесты, плотно занялся понаехавшим погостить братом-монахом. Поскольку настоящим мыслителям до принятия в организмы минимум по двести грамм философского напитка катастрофически невозможно обсуждать методы решения вселенских проблем, для поддержания видимости гостеприимного, но крайне абстинентного радушия, затеялся показывать ультраправославному богомольцу сериал “Молодой Папа”. Кратенько, галопом по европам, исключительно в ознакомительных целях. Впрочем, очень быстро нешуточно увлёкся и, не удовлетворенный ни режиссёрской, ни актёрской работой, весь обуреваемый оголтелыми богоборческими эмоциями, часто останавливал на ключевых моментах просмотр сериала. Надев на голову сложенную из газеты “Солипсист Дона” папскую тиару и дудя в стартовую яхтенную вувузелу Мавки, лихо и ритмично маршировал перед родными и близкими, наглядно демонстрируя, к примеру, торжественное появление Папы перед конклавом кардиналов в Сикстинской капелле при правильном подходе к постановке взволновавшего фрагмента.
Наблюдая вечёр, как Рыжая нежно купает Васятку в семи водах, поит его на ужин заваркой с сахаром, а затем читает ему вслух на сон грядущий рассказы Овечкина, попутно переводя с помощью словаря густо рассыпанные в тексте идиоматические морские выражения на понятный молодому грибу язык Нерона и Мессалины, люто ревновал. Утешался только чтением богомерзкого фейсбука, где жалобный пост вашего слуги о сегодняшних событиях вызвал водопад сердобольного женского сочувствия, а один тольяттинский многобуйный негодник даже предрёк наше с Васяткой будущее, сочинив премилый опус, коий и привожу ниже полностью:
- Отойди, млекопитающее, ты мне не папка. Я делением размножаюсь, а вы мне врали!
- Я твой отец, Ихтиандр, смотри! - одним мощным движением он снимает с себя внешние покровы и заходит в море по колено.
Без видимого усилия он гонит волну, гонит ее по своему телу и на холодном осеннем ветру постепенно меняет цвет.
- Теперь видишь? - он ныряет в море без единого всплеска, заплывает на глубину. Он совершенно синий.
Подныривая под Ихтиандра, помогает ему вернуться на берег, в банку.
- Теперь вижу. Маме не говори, ладно? - они шагают втроем: человек, чайный гриб и их мужской секрет...