Весь день поношаху ми врази мои, и хвалящии мя мною кленяхуся.
Зане пепел яко хлеб ядях, и питие мое с плачем растворях.
Вырубая в глухом таёжном углу собственного сердца посадочную площадку под празднование двадцатисемилетия супружеской жизни, всё мешающее полному горячих испанских страстей юбилею безжалостно сёк прямо под корень. Не смотря на стоящие весьма прохладные погоды, поминая нелёгким словом субъектов трактата дона Рэбе “О скотской сущности земледельца”, в горячке метнулся готовить на обед сациви, так как тяжело приболевшая инфлюэнцей матушка, в бывшем безжалостный и беспощадный культуролог, а ныне - сама кротость, телефонируя из родового имения, капризно отменила на некое время запланированное было приготовление поминальных киселей и пирогов.
В надежде получить максимально гладкий соус молол грецкие орехи мельчайше, до явного выделения масла. Туда же кромсал чеснок и зелень. Засыпал в орехи томлённый до прозрачности резаный лук. Щедро лил поверх куриный бульон. Оголтело обильно всыпал уцхо сунели, перец, соль и мелко молотые цветочные корзинки имеретинского бархатца, а доведя до кипения, вливал большой ложкой сиротскую порцию виноградного уксуса.
Улучив время, пока на лёгком сквознячке студился вынутый из бульона жирненький курчонок, выбегал к плетню. Чутко уловив усиление Эвуса, вращался в полуприседе на одной ножке, творя смерчи и самумы. Яростно ударяя кулаком в грудь, выкрикивал леденящие душу проклятия. Задорно не чурался инфернальной лексики, отгоняя собравшихся амфитеатром весьма любопытных до зрелищ соседей. Нарекал новые ураганы именами не перечисливших нам вовремя денег инсургентов Нади, Анны и Максима. Тщательно сверяясь с компасом, тыкал указательным перстом и сочными плевками указывал сотворённым торнадо точное направление на конторы засранцев.
Вернувшись, зло порвал куру прямо руками на мелкие куски и залил её получившимся соусом. Отгонял оголодавших сотрудников от настаивающегося сациви цитатой из европейского застольного уложения XV века: “Воспитанный гость не должен был предлагать своему сотрапезнику кусок, который начал есть сам, ему запрещается чесаться или изучать содержимое своего носа той же рукой, которой он берет кушанья…”
Во время весёлого застолья, забавляясь, наглядно сравнивал присланные клиенткой фото совершенно неприличных пряничных зайцев для её сайта сувенирной продукции с иллюстрациями жетонов из римских лупанариев. Для успокоения возбуждённых коллег, страшно сожалевших об отсутствии за столом милых их сердцу дам и жёстко придерживающих рвущееся наружу из штанов громадное толстое возбуждённое естество крепкими и строгими к эстетизму руками, зачитывал им из мудрейшего Ричарда Олдингтона прилежащую случаю цитату: “Человечество деградирует, это стадо гергесинских свиней, пасущееся у вод, которые вот-вот поглотят его. Коммунизм плох, — фашизм тоже плох. Капитализм плох, — социализм тоже плох. Католицизм плох, — наука тоже плоха. Демократия плоха, — монархия тоже плоха. Все аристократы — снобы; буржуа — алчные идиоты; пролетарии — омерзительные тупицы; ученые — поставщики отравы; художники — эксгибиционисты и продавцы несъедобной пищи; мужчина — жалкая раздвоенная редиска, а женщина — паразит, чьи достоинства непомерно завышены, тогда как ей и до вампира-то далеко…” Оттаскивал от окна остервенело воющих об утраченном на полную сырную луну сотрудников. Прижимая руки к груди, жестами пытался успокоить весьма непотребно возбуждённых запоздалых пенсионерок на близлежащей дворовой лавочке.
Позже, уже в родной избе, уловив предпраздничный столь милый и волнующий самые потаённые мужские фибры блеск сумасшедшинки в глазах лапушки, ласково ощупал её нежные рыжие локоны и тут же решительно предложил для снятия стресса у возлюбленного супруга остричь их под машинку. Получив согласие, немедля сделал вдохновлённое цирюльное лицо, схватил в руки триммер и, приговаривая себе под нос: "Вернувшись из изгнания, Королева Марго приняла постриг", приступил к... Отвергнув насадку в одну вторую дюйма, с девизом “Quod licet Iovi, non licet bovi”, что вольно трактовал как: “Волос краток, да ум длинён”, надел на машинку три восьмых и начал творить праздник.
Любовно оглаживая аккуратную симпатичную свежестриженую головку, объявил, что по народным приметам нынешний юбилей считается свадьбой красного дерева. Насилуя крепкую память старого краснодеревца и лихо загибая пальцы, перечислял сорта древесины: красный сандал, малайский падук, Вест-Индский махагони, орех грецкий, дёрен сибирский, тис остроконечный... Закончив с пальцами на одной руке и зажав папироску в зубах, принялся загибать пальцы на второй: секвойя, цедрела пахучая, красное мангровое дерево, эвкалипт смолоносный, жостер даурский, ольха клейкая, или чёрная, или европейская. На сон грядущий зачитывал Мавке, по сложившейся уже доброй традиции, великолепный опус нашего тольяттинского аманата:
Отложив книгу "Кейтеринг для кайтеров", Маргарита аккуратно заломила последнюю прочитанную страницу, попутно стряхивая сонную обыденность. Перебросив через плечо огромное двуручное помело, она взяла нарушителя в прицел-прорезь свистка против сомкнутых бровей. "П-о-о-л-у-у-у-н..." - жалобно засипел оглушенный ударом кадила боцман, но команда давно покинула обреченное судно, не забывая снимать фото и видео.
"Два борта," - подумала она, закрывая глаза и отводя руку назад. С легким шелестом дерево скользнуло по пальцам, плавно набирая необходимую скорость. Таранный удар прошил корпус нарушителя по диагонали навылет. Не теряя времени, Маргарита быстро выдернула семейную реликвию (бабушкино приданое!), с силой выдыхая воздух в опавшие паруса проклятых: "Ф-Ф-Ф-У-У-У". Чокнувшись напоследок бортами, регистрационный номер P72-11-ЛЯ медленно и печально скрылся в морской пучине.
Чей-то ехидный голос над водой напевал: "Ля. Ля ля ля. Ля ля л-я-я-я-я-я".
