На мой взгляд, в жизни каждого из нас, уважаемые читатели, хотя бы раз происходит такое событие, после которого в груди разливается приятное тепло и возникает прямо-таки немедленное желание поднять голову в темное февральское небо с россыпью звезд. Улыбнуться по-доброму этим огням далеких светил и твердо сказать, что теперь-то все точно будет хорошо! Обязано быть, ведь произошедшее событие ну никак не могло быть результатом случайных совпадений, а значит, за вами явно приглядывает Вселенная (или какое другое высшее существо, но болеет оно определенно за вас!).
Вдвойне здорово, если это событие произойдет ровно в тот момент, когда вы о чем-то серьезно беспокоитесь, накручиваете себя по самую макушку на предмет неправильности ваших действий и уже с трудом балансируете над бездной сомнений, которая прямо-таки с гастрономическим интересом приглядывается к своей очередной жертве.
И вот вы, еще час назад мотивированный сильнее, чем легкая бригада под русской шрапнелью, вдруг (неожиданно даже для самого себя) топчетесь на одном месте, не в силах сделать шаг вперед. А ваш внутренний голос, от которого вы вполне резонно ожидаете поддержки, начинает вероломно нашептывать: "Вася, ну зачем тебе это? Ну его нахуй, посмотри лучше, сколько вокруг простых и привлекательных возможностей!" А еще сердце. Этот орган вообще начинает демонстрировать свое присутствие чуть ли не сильнее, чем в самую запомнившуюся летнюю ночь 8 класса! Это про поцелуй сейчас, а не про то, о чем вы все подумали.
Но вернемся к нашему февральскому вечеру. Я (ну все же уже поняли, что я, эгоист такой, про себя пишу) стоял уже довольно продолжительное время, вполне профессионально сливаясь с окружающим ландшафтом благодаря легкому снежку. Следы от ботинок редких прохожих (а это было не самое проходное место) уже превратили меня в своеобразный островок безопасности на скоростной магистрали "Берлин - Амстердам". Ей-богу, если бы в февральском Париже было много птиц, сходство с памятником было бы абсолютным.
Как бы вам описать сложность ситуации и при этом не сильно уронить свое достоинство? Понимаете, про Интернет в начале 1996-го года в своей деревне, откуда даже на флот не брали, я знал меньше, чем про Французский Иностранный Легион. О последнем (треть зарплаты одному барыге, были такие в то время) я знал примерный адрес вербовки и "пароль", который нужно было сказать (господи, как будто людям на приеме не понятно, чего от них хочет короткостриженый 20-летний юноша с рюкзаком за плечами). Так вот. В отличие от многообразия и полноты этой информации, адрес Интернета, а уж тем более "пароль", чтобы тебя туда приняли, я точно не знал. Это сейчас вы можете вбить в Гугл "иностранный легион пункт отбора", и он вам выдаст какую-то хуйню (я уже говорил о ценности информации по этой теме в Рунете), но хотя бы адреса в этой хуйне будут более-менее актуальными и с подсказками по карте, как до этих самых адресов добраться!
Как я искал этот Форт де Ножен (пункт отбора Легиона в Париже), сбежав от своей туристической группы с помощью русской смекалки и дурно пахнущей подворотни, где я переводил дыхание - достойно отдельного рассказа. В итоге вроде что-то нашел. Последний встреченный мной гражданский француз на мое робкое "Лежьо Этранже" уверенно кивнул и неуверенно махнул в совершенно другую от моих подсчетов сторону.
И вот. Стою, прикинувшись памятником. Жалею, что не курю. Слева какие-то домишки, справа какой-то курятник, по центру какая-то стена (вроде с воротами). Снег валит. В руке, которой уже достаточно холодно, мокнет помятая бумажка с криво напечатанным "паролем" - "Же ангаже волонтер, рюс". Внутренний голос горланит что-то про интернационал и про то, что нахуй тебе это все надо. Так себе обстоятельства для поднятия духа, честно говоря. Пиздец по-нашему, по рабоче-крестьянскому.
От мотивирующих мыслей о бездарно похеренной молодости и инвалидности где-нибудь в Африке (даже представить себя белогвардейским офицером можно) меня бесцеремонно отвлекает цокот копыт по асфальту. Слева от моей тени довольно быстро вырастает еще один силуэт - идущего (как и меня) подсвечивает сзади одинокий фонарь, стоящий между домов и довольно-таки безуспешно пытающийся противостоять темноте февральского вечера.
- Бонжур! - сука, ну ни такта тебе, ни вежливости. Я тут о великом думаю, он он "бонжуркает". Ладно. Решаю, что уж если и херить молодость со здоровьем, то хоть закурить попытаться, дабы подчеркнуть всю обдуманность данного мероприятия. Поворачиваюсь к источнику цокота и готовлюсь к оживленной жестикуляции (два пальца у рта и глазки влажные).
Честно - я потом не раз пытался вспомнить детали. Безуспешно, да и времени прошло немало с того момента. Я осознаю теперь, что тем силуэтом мог быть максимум капрал-шеф. С учетом 96-го года и некоторой особенности - скорее просто капрал. Но на тот момент я, мальчишка, никогда в жизни не видевший французской военной формы, решил, что со мной поздоровался как минимум генерал армии. Генерал! Француз! Бляха, и все конечности вроде на месте... Хотя, руки в перчатках, ноги в ботинках - кто его знает? Но шел уверенно, значит, ноги точно на месте. А форма? Тут значки какие-то, там висюлька, тут медали и галстук зеленый - ну точно генерал! А чего он улыбается-то?
Точно! Ну деревня! Вспоминаю про "пароль", смотрю на бумажку (буквы от снега поплыли - бля!), читаю: "Же... анга... агна... ангаже волонтер рюс!" - вот именно так, без запятых, с увеличением скорости и децибел. Ну, ударения как попало, само собой, интонация, произношение - с улыбкой сейчас все это вспоминается, понимаю, что мог просто помычать что-то - результат бы не изменился.
И тут. 1996 год. Франция. Закоулок в Париже. Генерал (ну пусть будет генералом для плавности повествования) на чистейшем русском:
- Бля, а я думал, что ты эфиоп! Давно в зеркало-то смотрелся, рязанская морда?
Я молчу. Теперь такое состояние называют "в ахуе" - думаю, вы меня понимаете. Я на тот момент об этническом составе Легиона слышал примерно столько же, сколько об Интернете. Знал, конечно, что есть русские, но чтобы первый встречный?
- Чего приволокся? Рот закрой и говори.
- Так это! Ну! Лежьо Этражне! - это ко мне возвращается способность говорить ртом и вслух.
- Чего? По-русски говори, чукча.
- Ну, блин, то есть, в Легион! Мне сказали, что нужен Форт какой-то!
- И в чем трудности, камрад? (и рукой куда-то в сторону курятника показывает) Не пустили?
- А? В смысле? Да не, я тут покурить встал... (стоп.) А что, могут не пустить? Я доброволец! (а сам думаю, какой я лох и где теперь взять денег на обратную дорогу).
- Мы тут все добровольцы, тундра. Куда проситься будешь?
- В Легион... (а откуда я знал про пехоту, танкистов, саперов и парашютистов на тот момент?)
- Спасибо, что не в Красный крест! Бля, ладно, пойдем, хули ты памятник изобразил? Откуда вы беретесь такие вообще? Пойдем я сказал!
Ну, трижды мне повторять не надо, мы парни простые, со второго раза и матом все сразу понимаем. Подстроился в шаг, идем к стене. Курятник оказался зеленой изгородью (надо было летом ехать, но кто ж знал?). Подходим к стене и я понимаю, что Форт - это форт, то бишь крепость. А в ней - читаю над воротами большими буквами - LEGION ETRANGERE.
Знаете, со временем, пришедшим опытом и знаниями вы обязательно сделаете вывод, что то событие, которое вы считали судьбоносным, в действительности же было абсолютно случайным стечением обстоятельств. Но вывод вы этот сделаете как бы для "галочки". Потому что тот огонек внутри вас, который отвечает за ребячество и авантюризм, снисходительно сделает вид, что он вам поверил, но правду будете знать вы оба.
Во всевозможных рекламах "сверхмощных фонарей" (по 1 евро на любой барахолке) часто употребляется фраза "посветив этим фонарем в небо - вы оставите свой след в космосе навсегда". Не знаю, как насчет света китайского фонарика, но уверен, что моя туповатая улыбка, которой я наградил то февральское небо Парижа в 1996 году, перед тем, как зашел за ворота отборочного центра Легиона, до сих пор где-то там.
P.S.: Эдуард, пехота вам очень признательна за корректировку предыдущего опуса и надеется, что этот не доставит вам каких-либо проблем :-) Текст набран прямо в редакторе на сайте.