Жанр: Быль
Форма: Новелла

«Быть любимым лучше, чем быть богатым:
ведь быть любимым, значит, быть счастливым...»
(Тилье)

Никто не помнил точно, когда он появился в этом небольшом старинном волжском городишке, разве припоминали, что лет пятнадцать назад, где-то в середине девяностых, приехал он сюда к старому другу, сослуживцу еще по флотской службе в гости. Погостил, половил рыбку, а как увидел затон с брошенными речными судами, так и решил остаться. Только съездил на неделю домой в Москву, а потом вернулся уже навсегда. Поначалу он просто каждый день ездил к затону, бродя по палубам старых судов, а через пару месяцев устроился туда сторожем, вместо окончательно спившегося деда Ермолая, и переехал жить в затон, сначала в вагончик на берегу, а потому перебрался на один из немногих более или менее сохранившихся кораблей. В городишко он наведывался раз в месяц, получить пенсию, и закупить самое необходимое для жизни, все остальное время, проводя в затоне. С тех пор, к нему как-то сразу и прилипло прозвище Хозяин Затона, которое все к удивлению, с первых же дней, произносили не с усмешкой, а напротив, с заметным уважением…

Затон, все стали называть с большой буквы где-то с конца восьмидесятых. Тогда, на закате советской империи, могучий механизм плановой экономики начал давать сбои, и кто-то из новых предприимчивых хозяев, приглядел, этот малозаметный с фарватера реки затон, находившийся в добром десятке километров от ближайшего городка. Туда протянули электричество, поставили на берегу вагончик для сторожа, и важно обозвав это место, «…пунктом временной стоянки, списанных маломерных речных судов…» начали туда стаскивать старые драги, выработавшие свои ресурсы буксиры, мазутосборщики, катера, и всякие плавсредства, которые было легче где-то бросить, чем официально списывать. С развалом страны, в течение нескольких лет содержимое затона значительно увеличилось. Из-за банкротства огромного количества расплодившихся в первые годы «русского капитализма» мелких речных компаний, в затоне оказалось даже несколько крупных пассажирских речных теплоходов, не говоря уже о десятках речных трамвайчиков, «Комет» и «Метеоров». Среди всевозможного разнообразия кораблей и судов, застрявших в затоне, затесался даже древний, но еще вполне крепкий и почти не разграбленный речной бронекатер послевоенной постройки, который и избрал себе, вместо вагончика на берегу, местом проживания Хозяин, обосновавшись здесь сторожем. Самое же удивительное было то, что все эти годы кто-то исправно платил сторожу зарплату, при этом, даже не интересуясь, что там, кто там, и вообще, сколько и чего есть на этом забытом кладбище бывших речных красавцев…

***

Марина Викторовна Боровикова была женщиной красивой и видной, к сорока годам сохранившая, кроме привлекательной внешности, стройной фигуры и крепкой груди, еще одно качество, заметно выделявшее ее из рядов сверстниц, уехавших когда-то из провинции покорять столицу. Она искренне любила свой родной городишко, с его сонными улицами, вековыми избами и лабазами, со своим домом, построенным еще ее дедом, со скрипучей калиткой и покосившимся сараем. Она всегда возвращалась сюда в самые трудные минуты своей жизни зализывать душевные раны, и каждый раз с огромным расстройством покидала его, уезжая обратно в большой мир. Марина точно знала, что когда-нибудь обязательно вернется сюда навсегда, но вот когда, пока еще сказать даже сама себе была не готова. Сейчас она снова гостила у мамы, после своего второго развода, отдыхая от вечной сутолоки и спешки столицы, на родных неторопливых и таких душевных улицах.
Первый муж Марины был ее одноклассником, красивым волжским парнем, искренне верившим в то, что может в этом мире все. Он забрал ее, тогда еще молоденькую девчонку в Москву, где у него и правда, сначала получалось все. Уже через полгода у них была квартира, новенькая машина, да не простая, а знаковый для конца восьмидесятых джип «Чероки», ящик в прихожей забитый немыслимым количеством мятых купюр и даже непривычная для комсомолки Марины домохозяйка. Марина была довольна и счастлива, но иллюзии ее были недолгими. Довольно скоро она поняла, что ее муж просто бандит, занявший не самое последнее место в одной из московских рэкитерских группировок. Она не стала его уговаривать, бросить это опасное занятие, потому что видела, что это бесполезно, а рассудив чисто по житейски, что такое благосостояние, как быстро пришло, так же быстро может и уйти, начала потихоньку и целенаправленно откладывать втайне от мужа деньги в кубышку, и не просто рубли, а крепкую американскую валюту. Попутно она поступила в институт на заочное отделение, благо поглощенный своими гангстерскими войнами муж этого кажется, даже и не заметил. Марина как в воду глядела. Через три года ее благоверного изрешетили из автомата в какой-то разборке, и она, сразу после пышных похорон, похватав, что под рукой оказалось, в срочном порядке сбежала домой к маме. Через пару месяцев она вернулась в Москву на разведку, и обнаружила, что от всей прежней жизни у нее осталась только одна квартира, но на удивление не разграбленная братками мужа, а наоборот заботливо сохраненная и оберегаемая до ее возвращения. Члены «романтического» сообщества мужа, даже назначили ей персональную пенсию, которую умудрились выплачивать Марине целых два года, что вкупе со скопленной заначкой, позволило ей это время прожить скромно, но вполне сытно. За эти годы, Марина успела окончить институт, и стать квалифицированным экономистом, а если точнее бухгалтером. Потом финансовый ручеек от братков неожиданно иссяк. То- ли их перестреляли в бесконечных разборка, то- ли они просто посчитали свой братский долг выполненным, но деньги ей приносить перестали, и Марине пришлось озаботиться поисками работы. К этому она тоже была готова, и после довольно долгих и серьезных поисков, устроилась в небольшой, но солидный банк простым бухгалтером. Она проработала там с полгода, когда на нее, двадцатитрехлетнюю молодую и скромную бухгалтершу обратил внимание ни много, ни мало, а сам председатель совета директоров банка и его собственник, тридцатилетний отпрыск бывшего секретаря ЦК ВЛКСМ Тимур Поликарпов. Предусмотрительный папаша, по старости лет, и большой известности сам не мог возглавить такое вот семейно-партийное предприятие, а потому посадил на трон сына. Готовя к светлому будущему, Тимура, под самым строгим контролем, прогнали на всякий случай, через два высших образования, отчего парень к тридцатому году жизни владел тремя иностранными языками и вообще был до безобразия умным и образованным. Одновременно с этим, Тимур имел о взаимоотношениях с женским полом самые поверхностные познания, основывающиеся в основном на «Плейбое» и статьях из популярной литературы и модной в те времена газеты «Спид- Инфо». Ничего другого, до этого времени Тимур себе позволить не мог, находясь постоянно под всеобъемлющим « колпаком» отца, но, воцарившись на вершине финансовой империи, неожиданно обнаружил, что теперь практически свободен, и даже имеет в здании банка собственные апартаменты для отдыха, размером чуть меньше их собственной квартиры. Вот как раз в эти минуты «прозрения» великовозрастного девственника, ему посреди коридора на глаза и попалась симпатичная и обаятельная девушка, пробиравшаяся куда-то с кучей папок в руках. Истины ради, надо сказать, что сам Тимур был довольно приятным мужчиной, статным и очень привлекательным, а у Марины, после гибели мужа никого и ни разу не было. Не углубляясь далеко, скажем, что через какое-то время Марина обнаружила, что бесповоротно беременна. Тимур оказался мужчиной порядочным, и в самые кратчайшие сроки представил Марину своим родителям. К собственному удивлению, смотрины она прошла более чем успешно, очень понравившись отцу будущего жениха, который даже не обратил особого внимания на предыдущий брак Марины, посчитав его за ошибку юности. По правде говоря, сам старший Поликарпов был волжанином, что, наверное, и стало решающим фактором в его благословении на брак, да и ему просто понравилась симпатичная девушка, без тени вульгарности, столичного снобизма и слоя косметики на милом личике. После свадьбы, молодожены обзавелись новой квартирой на Чистых прудах, в которой вскоре появились два младенца, девочка и мальчик. В семье царила идиллия, отец каждый день мчался, чуть ли не на крыльях домой обнять любимых детей и жену, дедушка и бабушка заезжали, практически каждый вечер обвешанные подарками, а сама Марина начала одеваться в самых престижных магазинах Москвы и по настоянию мужа, наводить глянец у лучших стилистов столичной богемы. Но, уже единожды опалившись, Марина, предусмотрительно не стала продавать свою старую квартиру, сдав ее на длительный срок, вполне официально через агентство каким-то иностранцам, и так- же потихоньку, продолжала откладывать излишки денежных средств на черный день, благо теперь возможностей к этому стало гораздо больше. Так прошло двенадцать лет. За это время Марина убедилась, что мужа своего не любит совершенно, хотя и уважает, как заботливого мужа и отменного отца, и что простого женского счастья, как поется в песне, ей с ним так и не найти, хотя многие бы променяли свое счастье на такую вот безбедную и сытую жизнь. А потом у Тимура умер отец, а через несколько месяцев от горя скончалась и мать. Вот тут и оказалось, что все эти годы их семью цементировал именно Поликарпов старший, своей твердой волей не дававший сыну пойти вразнос. Уже через год, Марина от «доброжелателей» знала, что у Тимура как минимум пяток любовниц из числа дам эстрадно - модельной тусовки, потом докатился слушок о первом внебрачном ребенке, потом о втором, а потом вообще все понеслось как с горки. Видимо, сыграл свою роль фактор юношеского недогула, и получив полную свободу, Тимур решил «объять необъятное» и пустился во все тяжкие. Правда это не изменило его отношения к детям, которых он боготворил, так же как и раньше, да и на Марине это сказалось мало, разве только видеть его она стала только по выходным, и то не всегда. Женским чутьем, Марина поняла, что эпилог в их отношениях уже не за горами, и к этому надо быть готовой во всеоружии. Отбросив всякое стеснение, она начала усиленно пополнять свой личный «пенсионный фонд», чего к ее удивлению, муж как будто бы и не замечал, а может, и правда внимания не обращал. К этому времени его банк уже давно и прочно сидел в первой десятке рейтинга банков страны, и проблема денег, как таковых для Поликарпова, уже давно не существовала по определению. Ко всему прочему, Тимур, в глубине души оставаясь вполне порядочным человеком и понимая, что собственная ветреность и несдержанность в личной жизни, рано или поздно приведет к разрыву с женой, пусть и не любимой, но верной и надежной, старался дать ей возможность, пока можно, взять от жизни все. Марина и брала. И наличными и вообще, всем, чем возможно. Она сделала шикарный ремонт в своей старой квартире, втихаря от мужа приобрела на имя мамы скромную по банкирским меркам, но очень уютную зимнюю дачу под Москвой, и даже отогнала в свой родной городишко новенький мерседесовский микроавтобус, загнанный в дедовский амбар до лучших времен. В какой-то момент времени, она поняла, что развод состоится только после совершеннолетия детей, и спешить перестала, все так же скромно и с достоинством продолжая играть роль любящей жены, на всевозможных обязательных светских раутах. Сама она налево не ходила, по старомодному считая, что это недостойно замужней женщине, хотя на нее частенько и с огромным интересом заглядывались деловые партнеры мужа. Так продолжалось до тех пор, пока дочке и сыну не стукнуло по восемнадцать лет. К этому времени, они уже учились в престижном учебном заведении в Англии, и как взрослые и современные дети уже давно разобрались в отношениях между своими родителями. И когда наконец, Тимур сообщил Марине, что разводится с ней и уходит к молодой двадцатилетней модельке, именно дети, горячо любящие как мать, так и отца, стали тем самым буфером, который сделал развод не по-современному достойным и не таким обидным. Муж оставил Марине их нынешнюю квартиру со всей обстановкой, вещами, подаренными за совместные годы жизни, драгоценностями, двумя автомобилями и даже абсолютно самостоятельно и без всякого принуждения обязался выплачивать ей ежемесячный пансион, измеряемый довольно внушительной цифрой. На такое Марина совсем не рассчитывала, и даже испытала какое-то чувство легкой грусти, и даже отчего-то жалости к своему бывшему мужу в загсе, когда они в VIP-зале ЗАГСа получали свое свидетельство о расторжении брака. И вот, наконец, когда все формальности были соблюдены, и непонятно от чего взгрустнувший Тимур в тот же день укатил со своей молодой пассией на Лазурный берег, Марина вдруг почувствовала необыкновенное ощущение свободы, которого у нее не было, кажется с самого раннего детства, когда она босая бегала по утрам на берег Волги смотреть на проходящие мимо пароходы и махать им руками. И ей сразу захотелось домой. Туда, к маме, к родным берегам в уютный деревянный дом с палисадником, в котором росли кусты с крыжовником и смородиной. И в этот же вечер, набив багажник подарками маме и родственникам, она уехала на Волгу, отдохнуть душой, и не спеша обдумать свою дальнейшую жизнь…
Через несколько дней, утром Марина проснулась от какого-то непонятного треска во дворе. Отсыпаясь, она первые дни по утрам долго нежилась в постели, слушая ненавязчивый, и совершенно не московский шум за открытыми окнами. Марина выползла из под одеяла, и не накидывая халата, а прямо в ночнушке высунулась в окно.
- Мама! Мам…
Во дворе, стоял мотоцикл с коляской, из которой, незнакомый мужчина деловито вытаскивал сумку. Был он выше среднего роста, плотный, но не толстый, а такой, про которых говорят, что крепко сбит. Ему было на первый взгляд около пятидесяти, но она могла и ошибаться, что в ту, что в другую сторону. Коротко стриженые русые волосы скрывали седину, а лицо было просто хронически загорелым, как бывает у людей, много времени проводящих на улице. И одет он был в аккуратно выглаженные черные брюки, с курткой такого же цвет, накинутой на тельняшку.
- Ау, уважаемый…а вы кто такой, и что здесь собственно делаете?
Мужчина поднял голову.
- Доброе утро…Я… м…мда…конкретно сейчас я смотрю на вас, и …как бы поприличнее выразиться….
- На титьки твои он смотрит, Маринка…выложила их тут на подоконник! А ну, бегом, накинь хоть что!-
Марина пискнула, и отшатнулась внутрь комнаты. Она ведь и правда высунулась из окна, чуть ли не по пояс, оставаясь в ночнушке, которую скромной было бы очень трудно назвать. От этого почему-то стало смешно и весело. И отчего-то было совсем не стыдно, а наоборот приятно видеть, как здоровый, взрослый мужчина, не смог найти нужных слов от случайно увиденной картины, которая ему, судя по глазам, очень понравилась. Марина накинула халат, повесила на шею полотенце, и чуть поправив волосы перед зеркалом, выскочила во двор. Мотоцикл стоял, а вот мужчины уже не было.
- Мама, а кто это такой был-то? И чего это он тут свой драндулет оставил?
Мама, мывшая помидоры с огорода в тазике, ответила, не поднимая головы.
- Да это Хозяин Затона… Он с твоим папкой года три последних, перед его кончиной дружили…Наш к нему на рыбалку ездил, а он с оказией к нам заезжал. Вот он и сейчас, как за пенсией приезжает, так у меня мотоцикл и оставляет по старой памяти. Хороший человек. Ответственный...
Марина потянулась до хруста.
- Молод он еще для пенсии-то, мам…медведя завалит….
-Да он дочка подводник, что - ли…у них на пенсию рано уходят…
- Ну, ясно…битый шашелью военный…огромный здоровенный -подвела итог Марина, зевнула и пошла умываться.
За завтраком, мама, за общими темами, между делом, рассказала, что этот отставник появился здесь давно. Непьющий вроде бы, хотя иногда и употреблял с покойным отцом по рюмочке, пользуется уважением и у властей, и у народа, и вообще субъект положительный и образованный, так как года три назад, умудрился завести старые дизеля, лет десять ржавевшие в амбаре местного рыбхоза. Рассказывали, еще что, когда только он стал охранять Затон, то умудрился скрутить двух беглых зеков, попытавшихся было устроить себе лежбище на одном из отстойных кораблей. Ну, а большего о нем никто ничего толком и не знал, а сам он помалкивал, особо о себе не распространяясь.
- Хороший мужик… такой вот тебе Маринка нужен, а не как твои шалопутные…либо стреляются до смерти, либо по девкам от тебя разбегаются…
- Ой, мама, да ладно уж…Никакой мне не нужен. Для себя, наконец, пожить хочется…
Мамино ворчанье, Марина воспринимала спокойно, как само - собой разумеющееся, и реагировала на него с улыбкой, зная, что той обязательно надо сделать нравоучение, своей, как она считала единственной и непутевой дочке.
- Мама, я пойду, на рынок схожу за бараниной… хочу тебе сегодня настоящий узбекский плов приготовить... - сказала Марина, вставая из-за стола. Готовить Марина умела и любила, всегда во время своих приездов, балуя маму, привыкшую довольствоваться самым малым. При этом она обожала сама ходить на рынок, который разительно отличался от всего того, что ее окружало в Москве.
На рынке, Марина бродила между рядами, придирчиво выбирая мясо и специи, и иронично улыбаясь на восхищенные и откровенные восклицания кавказцев. Здесь, дома, она позволяла себе расслабиться, и ходить по улице, не накрашенной и в простеньком свободном платье, которое просвечивало на солнце, а на ветру так облегало тело, что любвеобильные представители кавказских гор, не могли сдержать эмоций. Нагрузивши сумку всеми необходимыми ингредиентами, Марина пошла к выходу, и там нос к носу столкнулась с их утренним гостем. Он, стоя у табачного киоска, что-то укладывал в сумку.
- Здрасьте, неизвестный гость! Отравой затариваетесь?
Мужчина, поднял голову. Выпрямился.
- Почему отравой? Я сигареты не курю, трубкой балуюсь, а это совсем другое дело…это не курение, а скорее кулинария. И давай те уж познакомимся, а то в следующий раз, «каменным гостем» назовете… Меня зовут Борис. Борис Иванович Сизов.
Марине понравилось, как он говорил, без суеты, без мужского кокетства, просто и уверенно.
- Марина. Марина Викторовна, если пожелаете…
- Нет уж, увольте… Вас еще несправедливо Мариной Викторовной называть…Внешний вид не соответствует…
Марина скептически, и с нескрываемым вызовом взглянула на Бориса.
- Ну и как же, гражданин военный пенсионер?
Тот строго и внимательно оглядел Марину с ног до головы, хмыкнул, и неожиданно громко и заразительно рассмеялся.
- Маринка-пружинка!!!!
Вопреки собственному желанию, Марина сначала прыснула, а потом, уже не сдерживая себя тоже расхохоталась.
- Ну, уморил…
Борис улыбаясь, развел руки.
- Рад стараться милостливая Марина Викторовна…
- Хватит издеваться над девушкой! Борис, а вы, куда сейчас лыжи навострили?
- Да надо тут еще кое-куда забежать? Или я вам нужен?
Марина помахала сумкой.
- У нас сегодня на ужин плов по-узбекски! Приходите…ну…приходи…Я такой плов готовлю, пальчики оближешь…
Борис забросил сумку на плечо. Посмотрел на часы.
- Время «Ч»?
Марина недоуменно спросила:
- Что? Какое «Ч»?
- Время…во сколько быть?
Марина округлила глаза.
- Не смущайте провинциальную девушку непонятными терминами. Часиков в шесть вечера.
- Добро! Буду. Пойду я Марина, а то не успею все. Сама-то сумку донесешь, или помочь?
- Мы бабы волжские…выносливые…беги те уже…Боря…
Ровно без пятнадцати шесть, Борис зашел во двор с сумкой на плече и букетом сирени в руках.
- Хозяйка!!! Марина!!!
Марина, расстилавшая клеенку на стол, подняла голову.
- А где же пунктуальность, товарищ командир? Я еще и накрыть не успела…
Борис подошел ближе и протянул ей букет.
- Это вам Марина…
Потом поставил сумку на лавку и достал из нее бутылку вина.
- А это к плову…крымское…настоящее…Марина, простите бога ради, но я не смогу остаться на ужин.
Марина, прижимавшая к груди сирень, оторопела.
- Почему?
- Хозяин…пожалей мою девку-то, она тут над казаном песни пела…куда тебя несет?- из дома вышла мать Марины, явно слышавшая их разговор.
- Прости, Ирина Владимировна…тут участкового встретил из Бородинки, говорит, ехал мимо Затона, видел туда грузовик свернул…боюсь снова мародеры кораблики мои пограбить захотели…Надо ехать…Простите великодушно…
- Ну, что же делать... Надо - так езжай….В следующий раз отужинаем… Чай не в последний раз заезжаешь…
Марина стояла и молчала. Странно, но то, что Борис, человек которого она знала с сегодняшнего утра, и с которым разговаривала минут десять от силы, вот сейчас прямо уезжал, одновременно и разозлило и расстроило ее.
- Ну…извините меня еще раз пожалуйста…некрасиво получилось…
Борис немного неуклюже, словно боясь повернуться к женщинам спиной, подошел к мотоциклу и начал закреплять сумку на багажнике. Потом завел мотоцикл, и уже сидя еще раз попрощался.
- До свидания Ирина Владимировна…До свидания Марина….
- Давайте-давайте, товарищ пенсионер, мчитесь…
И Марина, демонстративно развернувшись спиной к отъезжающему мотоциклу, пошла к дому.
Ужинали они, с мамой почти молча, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Уже наливая себе чай, Ирина Владимировна, усмехнувшись, посмотрела на дочь.
- Маринка, а ведь тебе Хозяин то понравился…я со школы не видела, чтобы ты так перед кем-нибудь выпендривалась…умора…
Марина посмотрела на маму, улыбнулась, а потом негромко засмеялась, поглаживая мамину руку.
- Ну…понравился, да! Что с того...? Знаешь мама, я сейчас ему ужин соберу и отвезу. Ехать тут минут двадцать, да и правда, разве он виноват…да и я тоже…словно дурочка малолетняя…
- Давай дочка…тоже верно…Мариша…ты ночевать-то вернешься?
Марина уже складывающая сумку, подняла голову и удивленно посмотрела на мать.
- Мам…ты что? Я же с ним только с утра знакома….
- Ну, ну…- только и ответила мать.
Мама ошиблась. Марина осталась ночевать у Бориса только на третий день. Когда в тот, первый вечер она подъезжала к его владениям, ей навстречу попался набирающий скорость старенький бортовой «КАМАЗ», хлопающий незакрепленными бортами, откуда вываливались какие-то трубы. Самого Бориса она нашла сидящим у пристани и неуклюже перевязывающим левую руку.
- Нездешние они…местных я давно отучил тут крысятничать…вот зараза, неудачно ударили…
Марина отобрала у него бинт и начала сама аккуратно оборачивать его руку.
- А как ты их отогнал-то? Там вроде трое в кабине сидело...
- Хм…технический прогресс…я тут лет шесть назад три линемета флотского образца нашел в хорошем состоянии…порылся по сусекам, гарпуны сделал…усовершенствовал немного…ну и расставил по контрольным точка…чтобы на корень пирса смотрели… Пригодились видишь… Попросил по-хорошему уезжать, не послушались…руку вот задели, поганцы….Ну, и шарахнул гарпуном по машине… Ты то как тут оказалась, Маринка?
Марина ловко завязала узел, откинула волосы со лба. Улыбнулась.
- Да вот одного…чрезмерно занятого пенсионера ужином решила накормить. А он оказывается не просто пенсионер, а раненый пенсионер… Ладно, Боря…где тут у тебя кастрюльку подогреть можно?
Она накормила его, потом помыла всю посуду в сторожке, а потом сидя за столом прямо на улице, они долго пили чай из старозаветных стаканов с мельхиоровыми подстаканниками, ведя неторопливый разговор обо всем и ни о чем. Уехала Марина уже в полной темноте, и то по дороге обратно неожиданно поймала себя на мысли, что едет домой только потому, что пообещала маме вернуться, и других причин мчаться домой у нее собственно и нет. На следующий день, она уже готовила обед не на двоих, а на троих, и едва покушав с мамой, загрузила провизию в машину и уехала в затон. Она застала его красящим пристань, и минут через пятнадцать, забыв о столичном маникюре и годами выхаживаемом лоске, подхватила кисть и присоединилась к нему. Потом она оттирала краску с рук, со смехом отбиваясь от попыток Бориса мазануть ей кисточкой по носу и минут сорок, прямо как в детстве, самозабвенно барахталась в реке. Но и в этот день она снова уехала вечером домой, так и не дождавшись того, чтобы он попросил ее остаться.
Ей нравился этот мужчина, совершенно не похожий, как на ее московских знакомых, из всех сил пыжащихся изобразить из себя новую русскую аристократию, так не похожий и на местных, с детства знакомых мужиков, вечно жалующихся на жизнь и старательно насыщающих себя водкой по каждому возможному поводу. Он был просто нормальным. Абсолютно нормальным русским мужиком. Умным, спокойным и каким-то надежным.
На третий день, выслушав ехидные мамины шутки по поводу своих поездок в Затон, Марина только улыбнулась, и сказав, что сегодня ночевать не приедет, пошла на рынок за продуктами, так и не увидев, как мама облегченно вздохнув, перекрестила ее и пошла копаться в огород. На рынке, Марина, чуть призадумавшись, кроме продуктов купила еще комплект постельного белья, запрятав его на дно сумки, от насмешливых комментариев матери. А вечером, уже в затоне, наготовив прорву пищи, она просто попросила Бориса показать, где он спит. Тот, посмеиваясь, повел ее по мосткам, через палубы кораблей к своему бронекатеру, и когда, наконец они оказались в кубрике, переоборудованным Борисом под просторную спальню, она просто сказала, что остается ночевать у него. Пока тот осознавал услышанное, она мягко, но решительно его выпроводила и стала наводить порядок. Но как оказалось, у командира этой спальни, с чистотой было все в порядке, и застелив кровать, Марина пошла, осматривать корабль, который на самом деле и служил Борису настоящим домом.
Бронекатер был из тех, крепких и надежных послевоенных речных кораблей, которые по собственной идиотской прихоти полностью уничтожил в конце пятидесятых-начале шестидесятых годов пламенный «кукурузник» и флотоубийца Никита. Этот же экземпляр каким-то чудом сохранился практически в первозданном виде, и лет пятьдесят простоял в виде памятника, лишившись только затворов у орудий и пулеметов. Крепкая сталь сталинского розлива, ежегодно подкрашиваемая добросовестными пионерами с честью перенесла испытание временем, а надежные руки сварщиков заваривших все люки и переборки, ведущие внутрь помогли сохранить кубрики и выгородки в первозданном и нетронутом виде. Когда Борис обнаружил это старинное бронированное чудо среди гражданского речного хлама и с большим трудом вскрыл доступ к внутренним помещениям катера, то обнаружил, что тот сохранился так, как будто его готовили к длительной консервации. Даже оба дизеля были в практически идеальном состоянии, а в моторном отделении нашлись даже запасные винты и ящики с ЗИПом. Видимо новые хозяева жизни так торопились расстаться со всеми атрибутами старой жизни, что даже не попытались поинтересоваться, что выкидывают на свалку. А вот те, кто упаковывал и консервировал катер, явно его любили и верили в то, что он еще кому-нибудь в будущем пригодится. В итоге Борису достался боевой корабль в очень приличном состоянии, и даже с исправной ходовой частью. Месяц за месяцем, Борис перебирал и приводил в порядок системы и механизмы своего корабля, доводя их работу до идеального состояния, и даже усовершенствовал многие устаревшие узлы, благо запчастей вокруг было море. Теперь бронекатер, в свое воинское прошлое имевший экипаж около полутора десятков человек, довольно легко управлялся одним человеком из боевой рубки, и даже имел увеличенный запас топлива. За прошедшие годы Борис выкинул все лишнее, и превратил корабль в очень благоустроенное жилье, впрочем, не забывая периодически запускать дизеля и устраивать форменные ППО и ППР материальной части с проворачиванием винтов и ночной дачей хода. Снаружи бронекатер Борис замаскировал, закрыв грязным брезентом башни, и живописно раскидав всякий мусор по палубе.
Всего этого Марина естественно не знала, рассматривая уютные небольшие каюты и кубрики, с любовью и вкусом уставленные старой мебелью собранной с кораблей. Это был мир, подобного которому она в своей жизни еще не видела, и он ей, привыкшей не только к маминому скромному дому, но и к многометровым московским апартаментами, почему-то очень нравился, даже своим противоестественным сочетанием стали, дерева и надраенной меди. Она осмотрела корабль, и вышла наверх, где Борис, пристроившись с удочкой, неторопливо попыхивая трубкой. Они молча посидели с полчаса, а потом, как-то не сговариваясь, одновременно спустились вниз, на ходу расстегивая одежды...
Это было совсем не похоже на то, что было у нее с мужчинами до этого. И дело было не в какой-то безумной страсти или мужской силе Бориса, просто Марину никто и никогда до этого момента не уважал, именно не уважал в постели, так как этот почти незнакомый мужчина, который не просто брал себе то, чего требовало его мужское естество, а еще больше отдавал, с огромной нежностью, тактом и любовью. От этих, доселе незнакомых ощущений, Марина вдруг почувствовала себя так, как будто женщиной она становилась только сейчас, а не стала ей много лет назад на скамейке в городском парке. И все это как будто накрыло огромной волной и поглотило ее, оставляя сил только на полный радости и счастья женский стон…
После этой ночи Марина переехала к Борису совсем. Теперь она уже ездила к матери в гости днем, чтобы помочь ей по хозяйству, и спешила к вечеру в Затон, чтобы прижавшись к плечу его Хозяина посидеть вечером у реки, как в детстве, посмотреть на неспешные воды великой реки и просто помолчать, прижавшись к его плечу. Этими вечерами она чувствовала себя защищенной и удивительно умиротворенной и спокойной, такой, какой она себя никогда в жизни не чувствовала. Ей нравилось все. Даже эта полукочевой, полукорабельный быт со всеми его условностями и неудобствами. Ей даже нравилось таскать холодную воду в цинковом ведре, расплескивая ее на пыльные ноги. А как было приятно жарить под открытым небом огромную яичницу по-деревенски с салом, овощами и зеленью своему мужчине, который сидел рядом и улыбаясь, терпеливо ждал, когда она все приготовит…
Как-то вечером, они уже по сложившейся совместной привычке сидели, обнявшись на берегу и смотрели, как солнце садиться в великую русскую реку. Борис неторопливо потягивал свою трубку, старательно стараясь не пускать дым в лицо Марине, а она, жмурясь от удовольствия, вдыхала ароматный дым его табака и просто молча, улыбалась.
- Знаешь, Мариша… а ведь мне уже с полгода зарплату не дают. Кажется, конец моему корабельному мемориалу…Видимо продали мои кораблики всем скопом на слом, и скоро погонят меня отсюда поганой метлой…
Борис неторопливо выбил трубку. Снова набил и раскурил. Выпустил клуб дыма.
- Вкусный он у тебя…тут такой никто не курит…Боречка, а куда же ты тогда пойдешь? У тебя же здесь ничего нет…Ты сам-то откуда? Смешно, да? Вторую неделю с мужчиной живу, а кто он, откуда…
Борис улыбнулся.
- Да никакой тайны нет… Я офицер. Подводник…бывший. Инженер по эксплуатации ядерных энергетических установок. Капитан 3 ранга запаса. Служил на Северном флоте. Одиннадцать боевых служб. Когда все начало валиться, уволился. Надо же было что-то детям оставить кроме собственного кортика…
- Ты женат?
Борис усмехнулся, и приобнял Марину.
- Был…
Марина промолчала.
- Да все очень просто. Почти банально. Новая жизнь оказалась очень близка супруге, и очень далека от меня. Хотя за первые пять лет я заработал на квартиру, дачу, и прочие банальные радости жизни. И дальше бы, наверное, зарабатывал еще больше, просто, когда программу минимум выполнил, стало скучно. Ну не мужское это дело! Торгашествовать, паясничать перед людьми, с которыми, извиняюсь, на одном гектаре нужду бы побрезговал справлять… А к этому времени и дети повзрослели, и жена на работу пристроилась в какую-то инвестиционную контору, и как-то сразу пошло у нее и пошло. Стала зарабатывать солидно. Да и у меня все нормально складывалось. Совладелец компании, работай, стриги купоны и не о чем не думай. А я вот к другу сюда приехал рыбу половить, как увидел все вот это, так как то сразу и решил: остаюсь! Все оставил и уехал. Жена потом долго просила вернуться, приезжала… Любила она меня, да и сейчас любит, но вот понять не поняла. Не захотела. Посчитала за измену. Она как-то быстро в капитализм вошла…без всплесков…. Как будто с калькулятором в голове родилась…
Марина подняла голову и посмотрела Борису в глаза.
- Борь…а сейчас как?
- Уже лет десять в разводе… Дети приезжают иногда. Иногда я к ним. Но реже. На кого мне это хозяйство бросить?
Она поцеловала его в губы, и теснее прижалась своей грудью к его телу.
- Боречка, да оставь ты эти свои скорлупки ржавые…сам же говоришь, скоро здесь все кончится…поехали со мной…в Москву…я женщина с достатком, у меня на все хватит…я тебе самому пароходик куплю, будешь меня по Москве-реке катать…мне же только ты нужен. Только ты! Я ведь сейчас в первый раз в жизни поняла, что такое счастье…Родной мой…родненький… Кому ты тут нужен? Кому? А мне ты нужен…как воздух…как…
Борис покачал головой.
- Нужен, Мариночка…здесь нужен. Понимаешь, корабли, они же, как люди… Рождаются, живут, умирают… И у всех, все по разному, по своему… Вот, боевой корабль, живет недолгую, но бурную и насыщенную жизнь, умирая как мужчина в бою, от вражеской торпеды или мины...или мишенью на полигоне. Хотя и на иголки многие молодыми попадают, по нынешним временам…Другой, терпеливо тянет свою сухогрузную лямку, из года в год, пересекая моря и океаны, поскрипывая расшатанными конструкциями, и заканчивает свой век, уже, ни на что не годным стариком, как вот эти вот бедняги, где-то в отстое, ожидая разделки … А вот яхты, они как кокетливые девицы, чем ладнее скроены, тем дольше живут, и знаешь, ведь встречаются такие древние, но прекрасные старушенции, что диву даешься… И ведь многое от людей и зависит. Вон, в Севастополе есть спасатель, «Коммуна»…так его еще при царе строили, и заботились всю жизнь, берегли. Так ведь до сих пор на плаву, и не как музей, а как действующий корабль! Так и мы люди, пока кому-нибудь нужны, все пыжимся, пыжимся, дергаемся, оттого и живем… А когда перестаем быть нужными, чахнем и уходим… Вот я наверное, им, этим старичкам и нужен, достойно проводить… А они мне…старость скрасить…
- А я тебе нужна? Только честно?
Борис вздохнул.
- Что же вы такие максималистки то, женщины!? А говорят, что мужчины собственники…да уж… Легко мне с тобой. Легко и хорошо. Но это здесь. А как будет там- не знаю. И ты ведь не знаешь… Да я просто повешусь через месяц в городе. Суета эта, толпы бегают…туда-сюда, туда-сюда…бензин этот…воздух мертвый нюхать…думаешь, я уже забыл, какие пробки в Москве десять лет назад были…а уж что там сейчас твориться, даже представить боюсь! Ну, купишь ты мне какой-нибудь речной трамвайчик…и что…ты ко мне на него сразу после массажа и укладки приезжать будешь? По подволоку свою прическу размазывать? И на шпильках будешь по палубе со мной гулять? Сама себе представить можешь…сейчас вон босиком сюда пришла…ноги босые, педикюр умирает…а там? А решишь ты здесь остаться, так взвоешь через месяц без джипа своего, косметолога, парикмахера, водопровода, стиральной машины, супермаркетов, горячей воды, да просто без города…и что? Возненавидим друг-друга и разбежимся… Давай уж так…хорошо нам сейчас и пусть так и будет, пока будет…а закончится, значит, судьба такая…Кысмет, как турки говорят…Да и боюсь я альфонсом…что-ли выглядеть…У тебя все есть, а мне Родина-мать только кортик подарила и пенсионное удостоверение, с пенсией на которую в приличный кабак не сходишь…будь, как будет…уйдешь сама-пойму…не обижусь…
Марина слушала Бориса, и понимала что он прав, и слова его верны от начала и до конца, но вопреки здравому смыслу и опыту всей своей предыдущей жизни, она прижалась к нему, как могла и подняв свои губы к его лицу, прошептала:
- Возьми меня в жены… возьми…
Их губы встретились, и больше в этот день они не о чем уже не разговаривали….
Следующим вечером, когда Марина мыла посуду на берегу, к вагончику подъехал джип. Из него вальяжно вылез упитанный, средних лет мужчина, в хорошо сидящем костюме, с папкой в руке и с брезгливым выражением лица. Осторожно ступая по траве, чтобы не запачкать дорогие туфли, он подошел к Борису.
- Вы сторож этого отстойника?
Хотя Борис уже давно ждал этого визита, и старался себя успокоить, но при виде этого субъекта, взирающего на него взглядом хозяина жизни, сразу закусил удила.
- А вы собственно кто будете? Ваши документы? Вы находитесь на частной территории!
Гость как-то сразу подобрался и зло сжал челюсти.
- Ты, поаккуратнее, пентюх деревенский…Я представитель нового хозяина этой свалки. Ты уволен. Собирай манатки и вали отсюда… Два дня тебе, на все, про все... На, держи, твой приказ об увольнении….ты, кстати, по большому счету, уже месяца четыре как тут не работаешь…Вопросы есть?
Борис, посмотрел на протянутый ему лист бумаги, развернулся и скрылся в сторожке. Через несколько секунд, он выскочил оттуда с ружьем в руках.
- Ну-ка дядя, пошел отсюда! Пока мне мой управляющий лично не скажет, ты можешь своими бумажками подтираться, понял…А ну, давай отсюда, пока я тебя дробью не угостил, морда толстая….
Марина, издалека заметившая, что-то неладное, успела подойти, и взглянув на Бориса, все сразу поняла. Она повисла на его руках, сжимающих ружье.
- Боря, Боречка…не надо, не надо…он уезжает уже…все…все, милый…опусти ружье…опусти…
И уже повернувшись к гостю, коротко кинула ему.
- Уезжайте подобру- поздорову…он ведь стрельнет…он у меня такой…
Тот пятился назад, уже не смотря под ноги, и только повторял, как заведенный:
- Два дня, слышишь два дня… Вразуми своего мужика баба…Плохо закончит…
Когда джип скрылся из вида, Марина отпустила Бориса и устало опустилась на скамейку.
- Борь…ну ты что? Я так испугалась… И вообще кто это такие были?
- Могильщики мои… Гонец от новых хозяев…Просят освободить территорию…
Он сел рядом с ней на скамейку. Марина положила голову ему на плечо, и взяла его ладонь в свою.
- Ну что ты сделаешь, Боря…Ты же этих акул не знаешь. А я насмотрелась. Переедут тебя, и не заметят… Давай собираться…поедем к маме, а там уж и решишь, что нам делать…
Борис тихонько качал головой, как будто соглашаясь, а потом убрал ее руку со своей и встал.
- Прости Мариша…никуда я отсюда не поеду. Устал я все время подстраиваться и отступать… Надоело. Хреново жить в эпоху перемен…были коммунистами- стал капиталистами, были друзья-стали партнеры, был защитником Родины, стал балластом государства… слишком много сломали…и многих…не хочу… Стыдно… Прости милая моя…если уйду сейчас с тобой, все потеряет смысл…я себя окончательно уважать перестану…езжай уж ты сама, от греха подальше…боюсь я за тебя…
Он повернулся, и спокойным, твердым шагом пошел к пристани. Она смотрела ему вслед, и понимала, что любые слова сейчас не нужны и бесполезны. Они так и молчали до самой ночи. Они также молча, уснули, а когда Борис утром проснулся, то Марины рядом не было. И ее машины на берегу тоже…

***

Они пришли вчетвером через два дня, рано утром, застав Бориса врасплох у воды и без ружья. Его долго и профессионально били, стараясь не оставлять на теле никаких следов, и бросив у пристани, подожгли сторожку с сараем на берегу. До бронекатера они не дошли, видимо не подозревая о его существовании. Перед тем, как уйти, старший разбил его ружье об столб и зашвырнул обломки оружия в воду.
- Значит, так…хозяин хренов…чтобы завтра утром духа твоего здесь не было. Сам доигрался…тебя ведь по хорошему предупреждали… Не заставляй нас повторить сегодняшнее мероприятие…
Борис лежал на боку и смотрел, как удаляются их силуэты, плача не столько от боли в измочаленном умелыми руками теле, а больше от стыда, бессилия и безысходности. Только через час, когда боль немного отступила, он сумел подняться, и кое-как добраться до катера.
Всю ночь Борис думал. Он думал о Марине, так неожиданно появившейся в его жизни, и так же неожиданно пропавшей. Он думал о детях и бывшей жене, перед которыми почему-то всегда чувствовал себя виноватым, он думал о том, что идти ему, в сущности некуда, а каюта старого бронекатера и есть его настоящий дом. А еще он думал о том, что, наверное, вот так же и умер и его подводный крейсер, отданный продажными политиками на откуп дельцам, и исчезнувший, навсегда, в сталеплавильных печах, не дослужив отмерянный ему срок до конца. И когда на следующий день утром, он услышал сирену подходящего судна, то никаких сомнений в том, что делать у него уже не было. Как и не было чего терять, кроме палубы своего корабля. Он поднялся наверх, и поскидывал за борт весь брезент и мусор укрывавший, увы, недействующие, но внешне очень грозные орудийные и пулеметные башни бронекатера. Потом запустил дизеля и приготовился дать ход. Сбросить концы, которыми катер был закреплен, между двумя старыми речными трамвайчиками было минутным делом, и приготовившись, Борис замер в боевой рубке, вглядываясь в утренний туман, стелящийся над рекой.
Когда наконец в разрываемых ветром клочьях тумана начал проявляться силуэт плавкрана с буксиром, Борис поднес гарнитуру громкоговорителя ко рту.
- Внимание на буксире! Стоп машина! Прекратить движение! В случай невыполнения открываю огонь!
Борис понимал, что на плавкране и буксире сидят самые простые люди, которых наняли на работу, и скорее всего они даже рады этой работе в это нелегкое время, но выхода не было, и оставалось только брать их на испуг. Другого варианта у него не оставалось. Буксир сбавил ход, а затем совсем остановился. Потом загрохотал его громкоговоритель.
- А кто там такой умный стрелять собрался?
- Капитан 3 ранга Сизов!
С буксира раздался смех.
- Это ты что-ли сторож? Эх ты пердун упрямый, тебе что, мало накостыляли! Ну, держись дядя!
И буксир, видимо отцепившись от плавкрана, начал разворачиваться, чтобы подойти ближе. И в этот же момент взревели моторы бронекатера, и тот, словно соскучившись за долгие годы бесцельного стояния, резво рванул с места, рывком вылетев из тени окружавших его кораблей.
- Сизов, сторож, это что еще за хрень такая!? Бл…! Поворачивай, поворачивай…
Но было уже поздно. Бронированный ветеран неумолимо надвигался на буксир, который, не смотря на все старания рулевого, никак не мог отвернуть борт от стремительно приближавшегося носа какого-никакого, но все- же боевого корабля. Через мгновенье нос бронекатера, словно консервный нож, вошел в самую середину корпуса дряхленького буксира. Старая броня не подвела. Он взрезала корпус буксира, как бумагу, и когда Борис дал задний ход, а в пробоину буксира хлынула волжская вода, оказалось, что нос катера даже не деформировался.
Буксир начал крениться и довольно быстро, пофыркивая пошел ко дну, и вскоре над водой осталась торчать только его мачта с развевающимся потертым флагом. Жертв не было. Весь экипаж буксира, вместе с его пассажирами, попрыгали в воду и энергично переместились на плавкран, благо тот остался стоять недалеко. Борис же вывел свой корабль ближе к выходу из затона, и остановившись так, чтобы не дать возможности никому больше не войти в него, бросил якорь. Осаждающие, потерпев фиаско, никаких действий не предпринимали, видимо совещаясь по связи с руководством. Борис сидел в рубке, пил кофе, и наблюдал, как через пару часов с крана спустили шлюпку, которая повезла на берег нескольких человек, скорее всего и числа тех, кто командовал всей этой операцией.
Ближе к вечеру в затон прибыл автобус с ОМОНом и «Волга» с каким-то милицейским полковником. Тот, забавно и весело картавя в мегафон, часа два уговаривал Бориса сдаться на милость властям, обещая полное прощение и прочие блага. Борис не отзывался, справедливо полагая, что во первых все это обман, а во вторых, прекрасно понимая, что срок ему уже и так светит немаленький, год больше- год меньше, а оттого, стоит доиграть эту пьесу до конца. Закончив положенную по должности агитацию, и не получив никакого ответа, полковник уехал, а вот ОМОН на приступ плавкрепости не пошел, видимо из-за отсутствия морских навыков, скрытой водобоязни и что скорее всего, из-за отсутствия видимой живой цели. Да и стволы бронекатера выглядели очень убедительным доводом в пользу того, что соваться ОМОНу на него, как на пенсионеров на первомайской демонстрации не стоит. Они просто выставили пару постов на пристани, разожгли костры на берегу и добросовестно охраняли сон Бориса до следующего утра, не делая никаких попыток высадить диверсионную группу на борт мятежного катера.
Следующим утром, вблизи появились два катера с милицией, правда, быстро ретировавшихся на довольно приличное расстояние, стоила только Борису попытаться повернуть орудийную башню в их сторону. Потом на пристань прибыл все тот же полковник милиции, правда, теперь уже вместе с местным военкомом. Они снова по очереди то увещевали, то пугали Бориса, изощряясь в довольно куртуазной словесности, потом устали и ретировались в направлении своих машин. Еще через час на берег выполз БТР, и его башенка с крупнокалиберным пулеметом сразу начала поворачиваться, ища в прицел его корабль. На помощь осаждающим прибыла российская армия. Борис поежился. Будучи профессиональным военным, он, тем не менее никогда не воевал. Точнее сказать воевал, но на другом, «подводном фронте», где свой табельный офицерский Макаров, он за всю службу держал в руках всего пару-тройку раз. Поэтому сейчас ему приходилось надеяться только на каленую броню своего «крейсера» и собственное везение. Собственно, он не сомневался в своем корабле, но стало как-то немного неуютно. На БТР влез уже другой офицер, в камуфляже, звание которого Борис как не старался, рассмотреть не смог. Но это уже был явно не милиционер, и не военкоматовский деятель, а настоящий военный. Офицер коротко и громко прорычал в мегафон ультиматум. 10 минут на сдачу или он открывает огонь. При этом офицеру откуда-то сзади подали в руки РПГ, который он несколько минут демонстративно поднимал над головой, явно показывая то, что одним пулеметом их арсенал не ограничивается. Вот тут, Борис на один единственный миг, неожиданно пожалел о том, что затеял. На удивление ему стало жалко совсем не себя, а корабль, который сейчас был его единственной защитой. Но минутная слабость прошла сразу, как только он вспомнил, что и его моментально пустят на иголки, стоит ему сдаться. Борис, одернул себя, и стал соображать, что делать дальше. То, что пулемет не причинит ему никакого вреда, он был уверен на все сто. Боевая рубка и корпус были непробиваемы. Но вслед за ним, его могли начать бомбить гранатами, действие которых на броню он уже предугадать не брался. А значит оставалось одно. Идя на таран милицейских катеров, прорываться на открытую воду, в саму Волгу. Что он будет делать там, Борис не задумывался, решив, что дальше видно будет.
Через десять минут по нему открыли огонь. Первые пару очередей были пристрелочными и легли в воду рядом с бортом катера. К этому времени Борис уже начал циркуляцию, для выхода из затона, и бронекатер тяжело стуча дизелями, поворачивался к берегу кормой. Третья очередь хлестанула по броне надстройки, в тот миг, когда Борис, нацелившись в проход между милицейскими катерами дал полный ход. Оттуда тоже сразу полоснула автоматная очередь. Он не хотел их таранить, но выбора не было, и его бронекатер, разрезая форштевнем воду, рванул вперед…

* * *

Марина сосредоточенно гнала автомобиль по ночному Горьковскому шоссе в сторону Москвы. Ночью, когда Борис забылся тяжелым, нервным сном, она тихонько вылезла из под одеяла, оделась и ушла на берег. Села в машину и задумалась. То, что Борис не отступит, он поняла сразу и окончательно. Она даже не пыталась его уговаривать, потому- что видела в его глазах что-то такое гордое и непреклонное, что любые слова оказались бы глупыми и бессмысленными. Но она поняла еще одно. То, что там, на старом корабле спало не просто какое-то существо мужского пола, случайно оказавшееся на ее жизненном пути в этот момент. Там спал ее мужчина. Тот, которого она должна была встретить еще много лет назад, а нашла только сейчас, меньше двух недель назад, и которого сейчас до смерти боялась потерять. И сейчас за рулем уже сидела не та Марина, которой она была всю свою жизнь. Сидела сильная и целеустремленная женщина, которая решила сражаться за свое, пусть маленькое бабье, но настоящее счастье, которое, наконец, нашло ее. И когда она завела двигатель, она уже точно знала, что ей делать.
К банку бывшего мужа, она подъехала ровно к десяти утра, не заехав домой ни переодеться, ни даже умыться. Охрана, хорошо знавшая ее, молча пропустила Марину в здание, только предупредив по рации, что к шефу приехала его бывшая. И когда Марина поднялась на пятый этаж и без стука открыла дверь его кабинета, он уже ждал ее стоя за столом.
- Здравствуй, Марина…
-Здравствуй, Тимур!
Пару мгновений они молча смотрели друг на друга.
- Марин, ты что ко мне сразу с пикника приехала?
Марина, направляясь сюда, абсолютно не задумалась во что одета, и сейчас мельком представив, как она смотрится в этих королевских апартаментах в шлепках, мятых джинсах, старой рубашке, ненакрашенная и с простым пучком волос, на голове стянутым резинкой, усмехнулась.
- Примерно так… Тимур, мне нужна твоя помощь.
Поликарпов плюхнулся в свое огромное кресло.
- Что-то подобное я и предполагал услышать…Садись…вещай…
Марина отодвинула стул, села.
- Тимур, я хочу, чтобы ты мне кое-что купил. В собственность. Это наверное очень дорого, но я отдам все. Квартиру…точнее, извини, две квартиры, все драгоценности, которые ты мне оставил, там ведь есть очень дорогие вещи… но это надо сделать сейчас, сегодня!
Тимура сказанное бывшей женой заинтриговало. Она никогда не интересовалась делами и никогда ничего у него не просила. И еще, он никогда за все годы не видел ее такой вот: растрепанной, без косметики, но на удивление, какой-то молодой, свежей, загорелой…и очень красивой.
- Ладно, Марина…шутки в сторону. Что у тебя случилось? На тебя какие-нибудь идиоты наехали что-ли?
Марина посмотрела на него, вздохнула.
- Только Тимур дослушай до конца и не перебивай. У меня не у кого просить помощи, кроме тебя. Все вопросы потом. После нашего развода я уехала к маме…
Когда она закончила говорить, они оба несколько минут молчали. Потом Тимур нажал селектор.
- Настя, два кофе...Марина, тебе капучино? Два американо и один капучино…большой, с шоколадом и корицей. И бутербродов…побольше. Быстрее.
Потом откинулся на спинку кресла. Достал сигару, повертел ее в руке и бросил на стол.
- Марина, а ты не рассматриваешь свой визит ко мне, как самую беспрецедентную наглость? Твою мать…Это же уму непостижимо! У тебя же по углам еще мои трусы валяются…да ты… Я же тебя ни в чем не обидел, никто так сейчас не разводится, как мы…тебе ли жаловаться? А теперь она ко мне заявляется, за своего мужика нового просить! И что просить!!!!
Марина, молча сидела и только руки ее нервно медленно сжимались и разжимались, комкая носовой платок.
- Ну, что молчишь?! Что?! Ты…ты… ты что на самом деле любишь его Марина?
Марина молча кивнула головой.
- Скажи мне честно, он появился после нашего развода…или до?
Марина грустно улыбнулась.
- Он появился 23 июня этого года в девять часов утра.
Тимур криво усмехнулся.
- Фантасмагория какая-то…то же мне, Ромео и Джульетта предпенсионного возраста… Гм…а если я сделаю это для него, ты вернешься ко мне? Ведь за все надо платить…А мне с тобой было уютно, надо признать…
Марина подняла на него глаза.
- Ты это серьезно? Ты…как ты можешь? А твоя новая супруга как же?
- А никак…дура она набитая…абсолютный ноль с сиськами…Так что? Вернешься?
Марина молчала. Она ожидала чего угодно. Что ее не пустят и на порог банка, что Тимур прогонит ее сразу, как только узнает о цели ее визита… Тогда бы она знала, что делать, хотя шансов на успех в этом случае почти не оставалось. Но вот что он предложит в обмен на это вернуться к нему…И в этот же миг она вдруг подумала о Борисе, который вообще был один, один против всех, и отступать не собирался. И она решилась.
- Да…вернусь. Но только после того, как получу документы, оформленные на меня.
Тимур стоял и смотрел на нее. Молчал и смотрел. Потом как-то кривовато улыбнулся. Постучал кулаком по столу.
- Значит правда любишь его…обыкновенного сторожа…господи-боже, моя бывшая жена втюрилась в бомжа…
- Офицера…
- Да сторожа! Ладно. Езжай ка ты домой. Выспись. А я тут попробую твою проблему решить. И не спорь…ты мне мешаешь. Давай, давай…тебе водителя вызвать?
И наклонился к селектору.
- Настя, так…Еще раз ты мне столько времени будешь кофе готовить, будешь в обменном пункте в Северном Бутово куковать со всей своей модельной внешностью!!! Только в ночную смену!!!! Срочно ко мне руководителя отдела проектного финансирования, начальника службы безопасности…и…ладно, пока хватит этих двух пока…Бегом!!! Шевели ягодицами!
Пока он командовал по связи, Марина встала, тихонько вышла из кабинета и ушла.
Дома она приняла душ, потом попыталась что-то поесть, но кроме кофе в горло ничего не лезло. Марина легла в постель, но сон тоже не шел. Она лежала, натянув простынь до глаз и думала о Борисе. Она теперь как-то очень спокойно приняла то, что ей придется вернуться к Тимуру, скорее даже не думала об этом серьезно, а просто вспоминала Бориса и улыбалась неизвестно чему. Тимур позвонил только вечером.
- Алло…Марин, это я. Ну, вообщем все нормально. Хотя форс-мажор ты мне устроила изрядный. Завтра к вечеру документы будут готовы. Не скажу, что это было легко, за эту свалку пришлось выложить вполне приличную сумму. Труднее было объяснить совету директоров, но, слава богу, я пока еще Поликарпов… Так, что спи спокойно и жди меня. Тут кое-что еще утрясти надо, а я завтра вечером бумаги сам завезу. До встречи.
Марина так и не уснула в эту ночь. Ей хотелось как можно быстрее сообщить Борису, что все закончилось, и в то же время она не могла этого сделать, не сказав какой ценой это ей удалось. Весь следующий день она полуодетая и растрёпанная, бродила по квартире, бездумно перебирая вещи, переставляя разные безделушки с места на место, и непрерывно употребляя кофе. Наконец, около семи вечера раздался звонок в дверь. Марина открыла.
- Привет, жена….
Тимур по- хозяйски шагнул в квартиру.
- Привет….Ты принес?
Тимур улыбнулся и достал из-за спины папку.
- Здесь. Ну, ты хотя бы обрадовалась мне…хоть немного…мы же вроде снова вместе…
Марина подняла на него сухие и строгие глаза.
- Я рада. Покажи документы.
Она пролистала бумаги. Банк перекупил у новых хозяев отстойник со всеми находящимися в нем судами, вместе с арендой территории на пятьдесят лет. Там же были нотариально заверенные документы, что все это, передаётся банком в собственность Боровиковой М.В. вместе со всеми обязательствами и прочим.
- Спасибо Тимур. Я сейчас же поеду туда, за один день переоформлю документы на него… Обещаю…вернусь сразу…
Тимур смотрел на Марину и никак не мог понять, зачем он ушел от этой женщины. Молодая стерва надоела ему после первой недели совместной жизни. Посчитав, что теперь можно все, она просто извела его своими капризами и воистину королевскими запросами, находясь при этом все время в состоянии перманентной истерики. Тимур сбежал в Москву, под предлогом неотложных дел, оставив ее на Лазурном берегу блаженствовать в одиночестве еще на месяц, заткнув рот платиновой кредитной картой. Теперь она доставал его только по телефону, прямо как по расписанию три раза в день, дежурными фразами о том, что очень скучает, страдает и прочее. Тимур смотрел на Марину, и понимал, что вернуть ее уже не в силах, и это наполняло его какой-то, непривычной горечью и тоской, как будто именно сейчас что-то уходило от него окончательно и безвозвратно.
- Я верю Марина…ты всегда держала слово.
- Тогда я поехала. Закроешь…ключи ведь у тебя остались…
Марина засунула документы в сумку.
- Подожди…Марина, ты, правда так любишь этого пенсионера, что…продаешь себя мне, только чтоб ему было комфортно…просто хорошо и спокойно…и чтобы он там прел среди этого старья до смерти без забот?
Марина остановилась. Повернулась к Тимуру.
- Люблю! Как никого не любила! И буду любить… этого ты мне не запретишь…Я…я первый раз в жизни…
Она замолчала.
- Да что тебе говорить… Ты кажется, уже давно все по курсу доллара меряешь…
Тимур достал из кармана портсигар. Он редко курил, но сейчас ему нестерпимо хотелось почувствовать на губах горький вкус табака.
- Да успокойся Марина…сядь…
Он пододвинул ей стул. Долго мял сигарету. Прикурил. Марина молча стояла.
- Да сядь ты! О, боже…да меня же все засмеют, если узнают… Не надо возвращаться ко мне.…оставайся с ним раз уж так… Дурак я, а отец был прав. Ты и в самом деле лучшая… Будем считать, это моим свадебным подарком…тебе…вам…
И вот тут Марину отпустило. Она практически свалилась на стул, и даже папка с драгоценными бумагами выпала из ее рук.
- Ты…ты…
- Только не надо много эмоций…а то начну ещё терзаться ненужными сомнениями… Тут другая напасть… я уж поинтересовался, как там обстановка…так вот твой вояка, кажется там войну начал…
После этих слов Марина испугалась по настоящему, и впервые в жизни свалилась в глубокий обморок…

* * *

До милицейских катеров оставалось совсем немного, когда стрельба с берега неожиданно прекратилась. Сначала Борис не обратил на это внимание, ожидая столкновения с милицейскими катерами, но вдруг заметил, что и с милицейских катеров перестал доноситься перестук автоматов Калашникова.
- Капитан 3 ранга Сизов! Борис Иванович! Борис Иванович! Сбавьте ход! Произошло досадное недоразумение!!! Мы прекращаем огонь!!! Пожалуйста не стреляйте по нам!!!
Грохочущий металлический голос доносился именно с тех самых катеров, которые аккуратно отходили в сторону, пропуская его бронекатер в реку.
- Борис Иванович!!! Не стреляйте!!! Остановитесь!!!
Борис останавливаться не желал. В этот спектакль милицейской хитрости, он, как любой нормальный человек не верил, и сейчас только наоборот старался выжать из своего «старого бронированного бойца» максимум скорости, чтобы уйти на просторы Волги.
- Борис Иванович!!! Мы с вами говорим по просьбе нового собственника!!! Марина Викторовна Боровикова просит вас остановиться. Вам ничего не угрожает!!! Она просила передать, что вы ей нужны, навсегда!!!
Сначала Маринино имя проскользнуло через уши Бориса, не зацепившись не за одну мысль, но потом вдруг он как-то сразу опомнился, и сообразил, что громкоговоритель, рычащий над водой, настойчиво повторяет ее имя. И он как-то сразу, и со стыдливым облегчением сбросил ход, ложась в дрейф. Напряжение его сразу как-то спало, и неожиданно защемило сердце, да так, что Борис еле дотянулся до аптечки с нитроглицерином. Потом все было как в тумане. Сначала на борт катера высадилась группа милиционеров, с каким-то незнакомым молодцеватым мужчиной, который едва взглянув на Бориса, сразу же начал срочно вызывать врача по рации, и все вокруг, как-то засуетились и бросились помогать, кто во что горазд, даже не пытаясь надеть на него наручники. После на берегу ему делали уколы в карете «Скорой помощи», и он более или менее придя в себя, наотрез отказался ехать в больницу, и его почему-то снова послушались, и отнесли снова на катер, где и оставили под присмотром хорошенькой медсестры. А через несколько часов, когда ему стало гораздо лучше, и он, отодвинув санитарку, выбрался на палубу покурить, на берег вынеслись два черных автомобиля с московскими номерами, из одного из которых выскочила Марина и бросилась к нему…
Тимур в своём антиолигархическом альтруизме пошёл до конца и сделал для Марины, все что мог. Он поднял на ноги руководителя филиальной сети своего банка в этой области и начальника ГУВД области, известием, что неизвестные рейдеры совершают налёт на собственность его жены. Все это было подкреплено копиями документов пересланных в электронном виде, и очень конкретными суммами в иностранной валюте, аккуратно и молниеносно розданными на нужных ступенях правильным людям. Вслед за этим в область, частным самолётом, вылетел замначальника службы безопасности банка с оригиналами документов и массой полномочий. Все это, название банка, фамилия Тимура постоянно мелькавшая в деловых новостях страны, и неограниченный кредит выданный представителю Тимура, сделали своё дело и вся правоохранительная система, совершила словами моряков «реверс», сразу задержав всех присутствующих на берегу налётчиков без разбора. Они к слову сказать, людьми были нанятыми, и хозяева, неожиданно получившие от Поликарпова сумму далеко превышавшую их ожидания, даже не нашли нужным уведомить их о прекращении осады. К счастью серьёзно пострадавших в инциденте не оказалось, об утопленном буксире и сожжённой сторожке все как-то сразу «забыли», рабочим на всякий случай заплатили за несделанную работу, потраченные патроны «списались» сами- собой, а офицер, издалека демонстрировавший Борису РПГ, увёз в расположение своей части, на том самом БТРе десяток новеньких телевизоров. И даже бронекатер, каким-то «чудом» оказался частным плавсредством, оформленным по всем правила на гражданку Боровикову М.В со всеми вытекающими документами, печатями и сертификатами. Да и сам Борис, внезапно узнал, что уже несколько недель работает у этой самой гражданки официально нанятым сотрудником ею маленькой компании, и все что произошло в Затоне, закон рассматривает как абсолютно правомерную самооборону при защите частной собственности. Рейдеров тоже отпустили, и они, как ни странно оказались самой пострадавшей стороной, без денег за «выполненную работу» и с синяками от разозлённых милиционеров. К суду их не привлекли, но из области выдворили в миг, пожелав на прощанье объезжать эту местность стороной. Вообщем через пару дней, об этой истории все постарались забыть, и даже из тиража местной газетенки волевым указанием главы администрации была выкинута статейка одного ушлого журналиста, под вполне уместным названием «Сражение в Затоне. Броненосец Потёмкин или крейсер Варяг?».
Поженились они через месяц, у Марининой мамы дома, справив тихую и скромную свадьбу. Марина, через два года все-таки выстроила на берегу Затона, к этому времени официально носившему название «Частный музей речного флота», хороший и крепкий дом. Борис не возражал, так как понимал, что палуба его любимого бронекатера, не самое лучшее место для младенца. Она родила ему сына, голосистого розовощёкого мальчишку, как две капли воды похожего на отца. В Москве с тех пор она была очень редко, и исключительно по самым неотложным делам, стараясь не задерживаться больше чем на сутки. С Тимуром они больше не виделись, да и не стремились, понимая, что говорить им вообщем-то не о чем и незачем, хотя чувство глубокой благодарности ему за несвойственный этой эпохе благородный поступок, Марина всегда хранила в своём сердце... Самое удивительное, что ее старшие дети с удовольствием и часто приезжали к ней, очень трепетно относясь к своему младшему братику, и даже крепко подружились с Борисом, чего, к сожалению нельзя было сказать о его детях и всех родственниках. И это было единственное, что омрачало ему то ощущение простой человеческой радости от жизни, радости которая появилась так внезапно и так стремительно в него уже немолодые года, что он никак не мог надышаться ее пьянящим воздухом…
Они так и живут там, на берегу затерянного от всех речного затона спокойно и счастливо, а иногда, по ночам, на Волге даже можно заметить приземистый силуэт старого бронекатера, со странным для такого корабля названием «Маринка - пружинка»….
.