Уносящая нас от цивилизации, вдрызг разбитая, чавкающая таёжная дорога, больше похожая на грязную реку, неожиданно закончилась, символизируя начало нового, неизведанного этапа в моей биографии. Армейский ЗиЛ 157, почему-то носящий имя "Мормон", выплыл из жижи на асфальт, оставляя за собой след из смачных комьев грязи, пластами отваливающихся от днища. Асфальт в тайге! Было это так неожиданно и странно, как вид подснежников в январе из детской сказки.

-Духи, вешайтесь! - ну вот и первые люди, радушно встречающие традиционным приветствием молодое пополнение, вереницей потянулись вдоль дороги.

Странно, забавно и разнообразно были одеты эти, как бы правильнее сказать, представители человеческой расы. В пилотках, зимних военных шапках, фуражках с обвисшими полями, сапогах, кедах, тапочках. А также в тельняшках, джинсах, армейских гимнастёрках, спортивных штанах, бушлатах и даже шинелях. Но обязательно на поясе кожаный ремень с бляхой и флягой (после расскажу, почему так было).

 Именно в этот незабываемый момент жизнь навсегда поделилась на две части: до, и после армии. А лубочная картинка из передачи "Служу Советскому Союзу" с видом розовощекого воина, крепко сжимающего автомат, навсегда осталась в детских впечатлениях, и больше в течение 2-х ближайших лет перед глазами не появлялась.

   На смену ей пришел облик смуглого, черноволосого, раскосого воина с совковой лопатой в руках. В   пилотке, кончик которой упираясь в горбатую переносицу, делит лоб на 2 части, слегка наискосок. В кирзовых (мы говорили кЕрзачи) сапогах с искусно обточенными каблуками и сморщенными в гармошку голенищами. С ключом от замка на длинной верёвке, привязанной одним концом к поясу и символизирующим свободу и причастность к какой-то одной (порой не существующей), только ему доступной, двери. Причём ключ надо было постоянно крутить, то наматывая на палец, то разматывая. Длина веревки являлась гордостью владельца ключа. Дальше. Широкий кожаный ремень, неестественно согнутая бляха которого, ниспадая, висит в районе первичных половых признаков. А на конце ремня, продетого через бляху, вырезаны зубчики, по количеству месяцев службы и женский силуэт в сидящей на земле позе с коленями у подбородка ( у меня был силуэт Спасской башни, скопированной с трехрублевой купюры).  Гимнастёрка с обязательным синим пятнышком на нагрудном кармане, оставшимся от протёкшей шариковой ручки и белой широченной подшивой на внутренней стороне распахнутого воротничка, изящно прошитой чёрными нитками. С белоснежным носовым платком и расчёской во внутреннем кармане- этими обязательными атрибутами формы одежды. Правда, запаянными за ненадобностью в целлофановый пакет, являя собой символ неукоснительных и незыблемых устоев армейского устава. Эдакая смесь порядка с абсурдом. В последствии я замечал огромное количество этих, ставших привычными, противоречий армейской службы.

   Ну а что мы? А мы наконец приехали в забытую богом таёжную глушь. И под громкое улюлюканье, напоминающее боевой клич краснокожих, вывалили за борт свои окоченевшие гражданские тела, наполненные домашними пирожками. Мы- это 11 москвичей, домашних мальчиков, дальше пионерлагеря ранее не выезжавших.

   По какому-то странному стечению обстоятельств мы все попали служить отдельный инженерно- саперный батальон, недавно передислоцированый из Афганистана, в связи с выводом наших войск.

   После первого армейского обеда, окончательно вытеснившего домашние пирожки, нас отправили в баню, после чего облачили в новенькую военную форму старого  образца.

   По странному стечению обстоятельств нас пока так и не подстригли.

   А в то время нашими кумирами были волосатые представители молодежной субкультуры. Кино, Ария, Наутилус и многие другие.

   Так вот попробуйте представить Цоя с Бутусовым облаченных в мешковатую нелепую одежду, и вы поймёте над чем надо смеяться.

   Вечером я понял почему нас не стригли сразу. В армии очень мало развлечений и ярких событий. Поэтому из прибытия в часть молодых выжимается максимум номеров культурной программы.

   Может кто-то и посчитает это издевательством, но невинная забава по приданию нашим лохматым шевелюрам облика, соответствующего требованиям устава переросла в настоящее шоу. Умелые руки, помноженные на солдатскую смекалку и усиленные безграничной фантазией, ваяли из нас настоящие шедевры. Вот где надо черпать вдохновение стилистам и дизайнерам причёсок.

   Нас стригли и в клеточку, и в полосочку, и кружочком, и в шахматном порядке. Из нас делали панков, чубатых казаков, Ленина, Гитлера. Всё это происходило в ленинской комнате в присутствии благодарных зрителей. Закончилось всё одинаково. До этого я себя лысым не видел ни разу.

   И тут мы перестали друг друга узнавать. Одиннадцать индивидуальностей за один день превратились в какой-то комплект одинаковых биллиардных шаров...всматривались друг в друга, как в зеркало и ржали.

   А вместе с волосами у нас исчезли имена. Зато появились индивидуальные клички. В армии кличку дают либо по фамилии, либо по национальности или по уникальным индивидуальным особенностям. И обидного в этом ничего нет. Так принято. Поэтому Вова, Саша, Женя остались дома. Я стал "Гудбай Америка" за умение играть на гитаре. А среди нас появились: Баран, Армян, Толстый, Жулан, Клим. Таковыми мы являемся друг для друга и сейчас, спустя 30 лет. Таковыми мы являемся и для наших близких. Даже слеза почему-то навернулась.

   Возможность ощутить всю прелесть армейской службы представилась в первую же ночь.

   Только мы после бани, и прочих мероприятий заснули тревожным, ещё непривычным армейским сном, как включился свет и раздалась команда "подъем".

   Старшина роты с серьезным лицом спросил, кто из нас любит сладкое? Молчание. Тогда он спросил, а может найдутся желающие протирать спиртом колбасу? Короче, пришла колонна грузовиков с продовольствием и требовалась срочная разгрузка. Под проливным дождем (это тоже противоречие такое).

   Так наша новенькая форма за один день немного постарела испачкалась и перестала бросаться в глаза.

   Может я открою кому-то сейчас тайну, но в мое время солдату был положен один комплект одежды зимой и другой летом. Ну и парадная форма.

   Проснулись мы утром, а форма-то мокрая! И одеть нечего. Сушили одежду на себе. А ещё ведь несколько дней назад я мог поваляться в теплой ванне, закутаться в сшитый мамой плед, попивая чай с клубничным вареньем. Эхх.

   Пока мы сохли, старшина учил нас заправлять постель, наматывать портянки, быстро одеваться и раздеваться. Складывать одежду. Было совсем не скучно. Ощущение было такое, как будто я до этого не жил 18 лет, а только что появился на свет. И что я вообще в этом мире никто. И всё чему я учился и умею, теперь никому не нужно.

   Потом был тренинг по посещению туалета. Как правильно принимать позу орла, как метко прицеливаться в очко сортира, как подтираться, куда бросать бумажку. И так несколько раз.

   Немного обсохших, и вооруженных новыми знаниями, нас повели фотографироваться на учётные карточки. Фотограф- девушка, вероятно жена офицера смотрела на меня как на пустое место сквозь объектив. А я такой жалкий, лысый, нелепый, несуразный. Не успев ещё растерять гражданские привычки, спросил:

   - Улыбаться?

   - Потом будешь улыбаться, - как-то не по-доброму ответила она...

   Впереди меня ждало 730 дней и ночей службы в Советской армии.

   Это были сложные времена. Страна разваливалась, республики отделялись одна за другой, солдаты дезертировали пачками, замполиты переучивались на священников, военные зарабатывали деньги на провиант для части в гражданских организациях.