В армию я попал, будучи осведомлённым об особом отношении к москвичам со стороны не москвичей. А также о противостоянии славян и не славян. Но очутиться в части, где из 400 человек было только 40 представителей братских славянских народов, собранных вместе в комендантском взводе, было для меня большой неожиданностью. Причем к нам (славянам) причислялись представители очень уважаемых мной национальностей: буряты, татары, башкиры, чуваши, удмурты и даже корейцы. Среди нас 11 (одиннадцатерых) москвичей было 4 человека с такой репутацией, с которой даже не в каждую зону возьмут. Родители их специально отправили служить подальше, чтобы вправить мозги, спрятать от правосудия и примерным поведением заслужить снисхождение правоохранительных органов.

 На подмосковного бандита Жулана уже во время службы надели наручники, и он провёл год в СИЗО, откуда вышел весь в авторитетных наколках по условке, благодаря ходатайству руководства части. И благополучно дослужил свои 2 года срочной службы. Такой типаж а-ля Сергей Бодров, только рыжий. Дальше. Совершенно квадратный, и вдобавок не знакомый с чувством страха Армян- москвич, с армянскими корнями, владеющий языком предков, который под конец службы тоже чудом скрылся (в прямом смысле исчез из части) от настигавшего его правосудия. Такой, прямо типичный Соловей-Разбойник без единого на теле пятнышка, свободного от волосяного покрова. Ещё был представитель одной известной московской ОПГ- Абызыч- татарин, который прекрасно понимал все тюркские языки, чем в пух и прах разрушал стереотипы, связанные с тогдашними москвичами. Эдакий невозмутимый Саид из БЕЛОГО СОЛНЦА ПУСТЫНИ. Ещё был Баран- "Мавроди" и "Остап Бендер" в одном лице.

 Вот вокруг этих "джентльменов удачи" мы и сплотились, чему я бесконечно благодарен до сих пор.

 Как оказалось, самым главным в умении дать отпор была не сила, а решительность и упрямство. Если я три раза подряд проигнорировал настойчивые просьбы рядового Уринова заправить его постель, то максимум, чем я отделался, это вогнутой ударом кулака пуговицей на груди. Кстати мы, по совету друзей, заранее загибали ушко блестящей металлической пуговицы, чтобы от удара в "душу" она не врезалась в грудную клетку. После этого Уринов потерял ко мне интерес и переключил своё внимание на менее упрямого бойца.

 В итоге, один прекрасный вечер состоялись "дружественные переговоры за казармой" между нами и предыдущими призывами, где бескровно были решены вопросы дальнейших взаимоотношений. Во время которых нам была предъявлена оставшаяся без внимания обида, мол, что мы не хотим "шуршать" как все до нас, и что это неправильно.

 Короче, жизнь наладилась.

 Офицеры в части были всё-таки славянами, и при распределении нас по ротам между ними возникла даже борьба за право зачисления москвичей в своё подразделение.

 Как-то быстро выяснилось, что я сносно владею гитарой, и за меня бился замполит 2-й роты Янишевский, мечтающий, научившись играть, скрашивать однообразные таёжные будни красавице- жене, скучающей в этой глуши. И ещё заполучить в моём лице неограниченный потенциал, способный вести наглядную агитацию, проводить политинформации и выступать в посёлке перед трудящимися на 1 мая и 7 ноября. Уже во время присяги мне было поручено от лица молодого пополнения толкнуть речь с трибуны. Обратиться к приехавшим родителям, создавая образ счастливого воина- созидателя. Что не могло не сказаться на моём имидже в дальнейшем. Мама тоже приехала на присягу и очень гордилась мной.

   Также, совершенно неожиданно, я получил поддержку со стороны простоватых, деревенских, дембелей-айзеров из охваченного огнём Карабаха. Я им писал и читал круглосуточно бесконечные телеграммы на русском языке с Родины. В которых они обсуждали планы безопасного возвращения  домой.

   Придя в столовую на обед, мне предоставлялось право за своим столом первому выбрать кусок получше. Рядовой Аббасов поднимал руку, все замирали в ожидании команды, и он говорил:

   -Сначала Мытрохн (я Митрохин).

   Служить было совсем некогда. Днём я с замполитом разучивал песни на тот момент ещё живого Цоя и ныне здравствующего Шевчука, а после отбоя к нам в роту прибегали гонцы из других казарм, с просьбой от своих скучающих по каптёркам дембелей отпустить меня на часик - поиграть на гитаре. Под честное слово, что меня не коснутся проблемы неуставных взаимоотношений и ни один волос не упадет с моей гладкой, как биллиардных шар головы. После таких гастролей меня с карманами набитыми сигаретами и печеньками обязательно кто-то провожал во избежание непредвиденных ситуаций. Всё, что приносил, тут же раздавал друзьям, которые меня ждали.

 Конечно же был дефицит курева, всегда хотелось есть, только потом уже спать. А чтобы из столовой после ужина взять хлеб- это ни-ни. Табу. Причем, обоснованное. Крысы. Они безошибочно находили ночью штаны в которых были даже хлебные крошки. И выгрызали карманы, награждая какого-нибудь безвольного солдатика безобразной дыркой на штанах и репутацией "чмыря". Это было очень позорно и отмыться от этого было невозможно.

 Такая участь постигла самого длинного бойца нашей роты, по фамилии Гась. Ему даже кличку не придумывали. Он как-то сразу проявил себя не с той стороны, заявив, во время зарядки, что не может бегать из-за проблем с сердцем, за что тут же получил два дополнительных круга. Ещё у него что-то не то было с кишечником. Он, постоянно извиняясь, портил воздух. И это было очень большой проблемой, учитывая, что его место было в первом ряду колонны. Ещё он "буратинил". Это когда при ходьбе, вместе с левой ногой поднимается левая рука, а вместе с правой- правая. Попробуйте так пройти. Очень забавно смотрится.

 В общем, когда при построении на утреннюю зарядку следовала команда:

-Кривые, хромые и ёбнутые выйти из строя,- он всегда оставался в расположении наводить порядок. Не ходить на зарядку было "западло" и совершенно не приветствовалось личным составом. Только самый ленивый не отвешивал ему пенделя. Потом его всё-таки  комиссовали. Толи случайно, толи умышленно он отрубил себе кусочек пальца на руке, а потом у него отнялась нога, говорят, что от неправильно сделанного укола. Молодые люди очень жестокие и сострадание тоже не приветствовалось.

 Наша инженерно-саперная часть, вскоре переименованная в отдельный дорожно- строительный батальон, занималась постройкой асфальтовой дороги между пгт Афанасьево и городом Омутнинск Кировской области. Мне поручили быть диспетчером батальона. Минус был в том, что я должен был вставать на час раньше подъёма, обзванивать объекты строительства, чтобы к приходу офицеров были готовы сводки по ночной работе. Работа шла круглосуточно. Так было заведено. Зато потом, в течение дня я мог и подремать в своей диспетчерской, спрятавшись за стеллажом.

 В мои негласные обязанности входило посещение ларька. Дело в том, что большинство солдат сразу после завтрака разъезжалось по объектам. До ужина. Обед то им возили, а вот посетить ларёк, расположенный в штабе, они не успевали. И я со списком в руках закупал на всех товары из нехитрого ассортимента: конверты, пряники, леденцы, детскую молочную смесь. Её густо разводили водой до консистенции сгущенки и ели с пряниками. Это почему-то называлось "парашничать". Но при этом было уважаемым занятием.

 Продавали иногда и колбасу, но она была нам не по карману.

Как-то офицер оставил у меня в диспетчерской сумку с батоном докторской. На время вечернего построения. Вид торчащего из бумажного свёртка колбасного края, с пережатым алюминиевой скобой хвостиком навёл меня на авантюрную мысль.

 Я, постоянно озираясь на дверь, ножницАми (ударение на А) разогнул скобу. Распрямил целлофановый хвостик. И аккуратненько, не нарушая округлой формы батона, состриг розовую мякоть. НожницАми. Совсем немного. Без фанатизма. Потом обратно скомкал слегка удлинившийся хвостик, зубами обжал скобу и завернул в бумагу.

 Прокатило! Ещё у меня откуда-то был чеснок и пряник. С каким же наслаждением я съел это чудо кулинарного извращения.   Пряник- чеснок- колбаса. По степени удовольствия полученному на тот момент до сих пор не могут сравниться ни какие дефлопэ с фуагрой.

 В моей диспетчерской была батарея отопления. И друзья приносили ко мне сушить отсыревшие бычки. Окурки. Дело в том, что в тот момент в стране был табачный кризис. В казармах поотрывали все плинтуса в поисках окурков. Карандашом были проверены все пружины в солдатских койках. Были перевёрнуты все урны и прочесаны обочины вдоль трассы. И всё найденное несли ко мне. Сушить.

 При такой занятости я перестал успевать справляться с обязанностями и стал уже подумывать о помощнике.

 И вскоре он появился. Зиамбетов Рим. Башкир из г. Бузулук. Отличный парень, переведенный ко мне из-за грыжи, заработанной работой на тракторе...

 Время побежало чуть быстрее. Поначалу я считал дни, потом недели, потом месяцы…

           Продолжение следует...