Дивной красоты лесная полянка, покрытая разноцветным ковром из благоухающих трав и полевых цветов, раскинулась на пологом берегу шумной горной реки, уносящей к линии горизонта мириады чистых как слеза капель талого снега с приграничных сопок. Яркое весеннее солнце заполнило этот мирный оазис своим теплом и игривыми искорками отразилось в крыльях стрекоз… Ну, ладно , на счет стрекоз не уверен, ради красного словца их добавил. Но птицы были точно. Звонким хором они встретили солдат , оказавшихся тут по долгу службы, и оповестили об этом событии окрестный лес.
- Заебись , бляха-муха! - подумал вслух конопатый рыжий сержант, улыбнулся и эффектным жестом вытянул из пилотки самокрутку размером с добрую кубинскую сигару.
Ловко чиркнув спичкой о голенище, он закурил и стал с интересом наблюдать, как пламя медленно дожирает осиновую палочку . Затянувшись, сержант неторопливо выпустил изо рта длинную струю сизого дыма, который получился под стать ему – ленивый и задумчивый. Повисев компактным облачком между небом и землей, дым начал медленно таять и нехотя рассеялся. Сержант снова улыбнулся, с наслаждением втянул ноздрями цветочный аромат луга и, широко зевнув, блеснул на солнце ровной шеренгой из трех золотых коронок.
Почти месяц стояла аномально теплая погода, и обычно робкое солнышко припекало не по-весеннему нагло. Сержант снял широкий солдатский ремень, скинул застиранную до белизны и отутюженную до хруста «хэбэшку», обнажив накачанный загорелый торс с наколотым на груди бравым гусаром, удачно маскирующим неудачный портрет какой-то воинственной бабы. Подперев голову рукой, он блаженно растянулся на траве и, щурясь от яркого света, стал следить за тремя рядовыми, занятыми не совсем обычным для служивых занятием.
- Эй-эй, чурки гребаные! Чего разбрелись, как обдолбанные бараны по Чуйской долине ? Нет тут мака. Копайте живее вон те, желтенькие, и рысью в часть. Чтобы к приезду генерала цветочки торчали на клумбах, как родные. А не то будете после отбоя жевать, их сидя на толчке, пока…. пока… - сержант на миг задумался .
– ... пока молоком, как коровы, ссать не начнете! - он улыбнулся собственному остроумию и добавил любимую фразу комбата, подражая его басистому рокоту :
- Тут вам Армия, солдаты, а не мать родная.
Навстречу смуглым от природы бойцам, резво потрусившим в часть с большими пестрыми кустами, выкопанными вместе с дерном, на поляну вышел долговязый ефрейтор, в расстегнутой до пупа гимнастерке, похожий на фрица из фильмов про войну. Его загорелое лицо резко контрастировало с очень короткими белобрысыми волосами, выцветшими бровями и голубыми арийскими глазами.
- Привет, Рыжий. Все духов гоняешь? Не надоело еще ? … Когда до хаты?
- Меня дрючили, и я буду, в хвост и в гриву - положено так . Тем более,есть за что,– ответил , любуясь на аккуратное кольцо дыма, рыжий сержант. – Я им , чурбанам, велел червей накопать. Так они полклумбы у памятника за плацем разрыли … А комбат к обеду из УРа начальство ждет. Увидал их с банкой червяков, разорался: «Кто тут у нас , нахуй, рыбак недоделанный!? Артист рыжий! Мать его...!» Пообещал на губу вместо поезда посадить, если к визиту генерала клумбы не зацветут. А мне ж это как серпом по яйцам – мне через неделю домой…
- А ты сам-то чего тут ошиваешься, вроде утром свалить должен был? – вдруг вспомнив, добавил он.
- Так рейс на Москву отменили. Говорят, прапора керосин слямзили… Теперь только поездом. Две недели!
- Да ну, нах ?!
- Шучу, конопатый.... Завтра в путь, через два дня вылет, девять часов над облаками, пересадка в златоглавой, и всего через пару часов я дома! - ответил довольный «фриц».
- И как тебя через всю страну в каземат-то угораздило ? А?
- Как всех - кАкой кверху…- отшутился тот бородатым армейским каламбуром.
- Да, ладно. Я до тебя ленинградцев отродясь не встречал. Буду внукам рассказывать … Давай, гутарь … Делать нехуй, и обед нескоро.
Вслед за хэбэ сержант стянул ушитые « в обтяг» штаны, бывшие когда-то широченными галифе, и показал белому свету совершенно белые ноги, которые рядом с его коричневым туловищем казались еще белее молока. Благодаря такому специфическому «армейскому загару» сержант был похож на боровик-переросток, и ефрейтор невольно усмехнулся, хотя и сам выглядел не лучше. - Надо позагорать перед дембелем, а то девки засмеют.
- Давай… Если нечем заняться, возьми «Сто дней до приказа». Мне перепечатку прислали, - предложил «фриц».
- Да, читал уже. Там один чумаход страдал-страдал и под поезд сиганул, как Анна, бля, Каренина. Не то из-за письма от девчонки, не то из-за пуговиц, которые «дед» оторвал. Нихуя толком не понять. Лажа какая-то…. Если бы каждый из-за такой херни на рельсы ложился, поездов бы не хватило…. Да и вообще, где это видано, чтобы «деды» из-за «духа» дрались?…А? … Где правда жизни? Где, блядь, великий и могучий армейский язык? А?...
- А... А… Антошка-пойдем-копать-картошку! – передразнил сержанта ефрейтор, напомнив о сходстве с известным героем из мультика. – Не гони, хорошо написано. А не веришь Полякову, слушай мою настоящую историю...
Глава 1 Призыв.
- Не бери с собой ни вещей, ни еды, ни денег. Ничего не бери. Родители заедут через день навестить и все нужное привезут, - напутствовал меня после медкомиссии пузатый усатый майор с довольной улыбкой Булгаковского кота Бегемота и, почесав пятерней выпирающее из-под кителя китовое брюхо, весело подмигнув, добавил:
– Эх... Повезло тебе, парень, будешь служить под Питером, каждые выходные в увольнительную домой ездить... Только смотри, не опоздай.
Я, как и все мои сверстники, воспитанные на книжках и фильмах о войне, в детстве любил играть в войнушку и грезил славными подвигами. Но об офицерской доле или ратной солдатской службе где-нибудь под Мухосранском точно не мечтал. Я считал армию своей неизбежной кармой и не строил планов, как от нее улизнуть. «Служба в армии – долг и почетная обязанность каждого советского гражданина», - эту мысль внушали мне с самого рождения. И я свыкся с ней, как и с другими лозунгами коммунистической эпохи: «Народ и партия-едины!», «Слава КПСС», «Миру-мир», «Мойте руки перед едой»…. , которые попадались мне по сто раз на дню с самого первого шага и продолжали пестреть на щитах и плакатах, везде и всюду от Невского до районного кожвендиспансера, даже когда от еды и славы остались одни воспоминания, а единство партии и народа, не опасаясь 10 лет строгача, можно было иллюстрировать прямо на этих плакатах карикатурой из известного анекдота (четырьмя голыми ступнями , торчащими из шалаша ).
Благодаря смешению совковой морали и блатным обычаям зоны, Красная Армия к середине восьмидесятых превратилась в удивительный мир со специфическими традициями, принять и искренне полюбить которые мог бы неисправимый романтик, но никак не гражданский обыватель вроде меня, в глазах которого она уже утратила былую романтическую ауру. И хотя старшие парни во дворе о службе вспоминали с добрым юмором, типа «кто в армии служил, тот в цирке не смеется» или «армия – отличная школа жизни, но лучше пройти ее заочно», но желающих повторить среди них я не встречал. Престиж военных профессий неуклонно падал, и даже курсантские погоны лучших ленинградских училищ все чаще воспринимались модными городскими девчатами не как героическое призвание, а, скорее, как диагноз. К тому же, за последние десять лет население вдоволь наелось бравыми новостями советской пропаганды о бескровных «победах» в Афганистане и узнало по «сарафанному радио» о возвращающихся оттуда без рук и ног чужих сыновьях. Понимания, ради чего надо рисковать жизнями своих отпрысков в далеких диких горах становилось все меньше, а желающих помочь закосить от службы все больше. Но самым простым способом избежать ратной солдатской лямки оставался любой институт с военной кафедрой, на которой «без отрыва от маминой сиськи» готовили не понятно кому нужных офицеров запаса. Все умные и не очень умные ринулись получать высшее образование всеми доступными им способами, в результате чего экономика страны затрещала от избытка дипломированных «специалистов», генералам стало некем командовать и правительство решило временно отменить освобождение студентов от срочной двухгодичной службы.
По этой самой причине в конце первого курса политеха я и получил нежданную, как гром среди ясного неба, повестку в военкомат. На медкомиссии меня признали вполне годным (хоть и с дефицитом веса), обнадежив, что умного студента отправят служить совсем недалеко – «совсем рядом с родным городом и обязательно в самую интеллигентную воинскую часть, радиотелефонистом».
Несмотря на не слишком позитивное отношение, честно отслужить на срочной два положенных года ( то и три, если угораздило в военно-морской флот) для советских мужчин было и почетно, и полезно ( как минимум, в плане физического совершенствования и дальнейшего трудоустройства) , а косить под больного было стыдно. И не просто стыдно, а очень-очень Стыдно ! «Не служил, значит не мужик»! И баста! Так говорили. Поэтому я , как настоящий стыдливый романтик , желавший стать мужиком , ни минуты не сомневаясь в своем решении , поехал в военкомат, чтобы «вернуть Родине священный долг за мое счастливое детство».
В районный военкомат я явился в точном соответствии с повесткой, солнечным воскресным утром 22 июня (очень знаменательное совпадение, если кто помнит историю ) и проторчал там целый день. После обеда (если точнее, то времени, когда он должен был быть) всех новобранцев посадили в автобус и отвезли на городской сборный пункт, где обыскав на предмет наличия ножей, алкоголя и прочих запрещенных предметов, построили в два ряда напротив раздувшегося, как жаба-мутант, полковника-военкома .
«Ну, настоящий полковник», как герой песни Аллы Пугачевой, обладал бесспорной харизмой, а еще лоснящимся от жира загривком и громадным мамоном. Он был еще более пузат, чем тот майор (видно, у военкомов в городах-миллионниках количество звезд пропорционально степени их упитанности) . Подражая интонациям Левитана, выделяя долгими многозначительными паузами каждое сказанное слово и нудно пережевывая с детства всем знакомые фразы, он полчаса вещал о нашем вечном долге перед Родиной и партией вождя мирового пролетариата. Пафосная речь его была целиком выдержана в духе того времени, сплетена из цитат партийных боссов и героических примеров нашего славного прошлого. Не забыл он, конечно, про подвиг Александра Матросова, который закрыл амбразуру дота своим телом. А я стоял и думал, что таких доходяг, как мы , на амбразуру с полдюжины штабелем пришлось бы уложить, а вот этого полковника и одного бы хватило, но он бы до нее просто не добежал, даже если бы вместо пулемета его встречала ручка от швабры. Судя по его лоснящемуся загривку и широченной корме, Родина с ним не хило делилась нашим долгом.
Напоследок, удовлетворенный своей речью, полковник неожиданно смачно рыгнул, и нас повели стричься наголо. Моему длинному носу лысина была точно не к лицу, поэтому днем раньше я подстригся хоть и коротко, но не под ноль, и мне единственному удалось ловко спрятать остатки своей прически под кепкой. Следующие три часа к нам приезжали прапоры и офицеры, кого-то куда-то забирали и уводили, а я все сидел и тоскливо ожидал обещанной отправки в Ленобласть, удивляясь нерасторопности областных сопровождающих. Смутная тревога сверлила мозг и сильно сосало под ложечкой – чтобы понять куда делся мой обед и ужин , достаточно было взглянуть на продолжающего что-то жевать и периодически рыгать «настоящего полковника» .
Около десяти вечера появился лейтенант в сопровождении старшего прапорщика и оставшихся будущих бойцов вывели на улицу , построили в колонну и несколько раз пересчитали . Каждый раз получалось одинаково - 62 человека и офицеров эта развлекуха утомила . Нас снова , для проформы, бегло обыскали и сопровождающие отошли в сторонку о чем-то посовещаться с полковником. Толстяк громко возмущался и из долетавших отрывков фраз я понял , что на каждое молодое рыло сопровождающим было выделено по одному рублю и тридцать копеек на пропитание. Однако деньги испарились. Сосредоточенный полковник перестал жевать и, забавно икая, нетерпеливо расхаживал взад-вперед , пока незадачливые провожатые копались в карманах, сгребая в ладонь оставшиеся мятые бумажки (то-то я гадал, чего он в воскресный вечер все еще груши на работе околачивает). Наконец, видимо, их сделка состоялась , нас снова дважды пересчитали и, естественно, не выдав ни копейки, отправили автобусом... на Московский вокзал.
Спасибо папе. Он поехал меня проводить и уже на перроне всучил мне три рубля, свой свитер и штормовку. Эти вещи не только пригодились мне в дороге, но и во многом определили дальнейшую судьбу...
Набитый под завязку ( по десять человек на купе) плацкартный вагон , как и положено с совершенно пустым титаном , к утру прикатил в столицу, которая встретила нас сильнейшим ливнем. На сотой уже по счету перекличке, не обращая внимание на потоки поливающей нас воды, мы радостно озираясь по сторонам обменивались предположениями о месте службы. Служить в Москве было бы еще круче, чем в Питере. Но веселье быстро сменилось томительной неопределенностью , как только нас заперли в отдельном зале ожидания в московском аэропорту. Там мы провели весь следующий день. Каждый час в зал ожидания прибывали партии очередных призывников : узбеков, казахов, якутов . Поразительное, однако, зрелище для жителя культурной столицы . Я раньше и не догадывался, какие оказывается якуты низкие и .....как бы это выразиться корректнее... не эстетичные . Да чего уж там, они были как близнецы похожи на стремных жертв многовекового инцеста ( позже я не раз встречал якутов нормальной наружности, но в этот раз мне, вероятно, повезло встретить четыре десятка родных братьев с очень далекого стойбища, где много веков не было других вариантов размножения, как между близкими родственниками). Узбеки из глухого аула совсем не понимали по-русски ,жались друг к другу и молча таращились вокруг ошарашенными взглядами. Мурманчане ( как потом выяснилось , стали нашими попутчиками) наоборот чувствовали себя как дома , хотя были одеты сплошь в какое-то рванье и выглядели как стая бомжей . Они быстро скорешились с такими же разбитными ребятами из Брянска , которые летели в стройбат в ... Мурманск, достали где-то несколько флаконов одеколона «Тройной» и весело гогоча хлестали ароматный 96-процентный спирт прямо из горлышка.
Зачем надо было тащить привыкших к теплу южан на крайний север, а привыкших к холодам якутов и эвенков в таджикское пекло? Ну, наверно за тем же самым , что и три десятка гопников из Мурманска ( некоторые из которых , судя по наколкам, уже имели за плечами ходку на малолетку ) на другой край света. Ведь Советская Армия всегда была универсальным оружием как против врага, так и против своих- случись какие локальные народные волнения , свой в своего может и не выстрелить, а эти....Нет, этим Мурманчанам в стройбате разве что лопату доверят , зато и к корешам своим побухать они точно не слиняют - и это еще одно объяснение.
В два ночи нас повели грузиться в самолет . В три часа двадцать минут наш борт взлетел и направился.....туда, куда нам так и не объявили. Однако, после 9 часов полета, о месте посадки догадаться было уже не трудно- это мог быть только Владивосток. «Штоб ты сдох, жирная усатая ссссука!!!» - вспомнил я майора с чарующей кошачьей улыбкой. Дальний Восток - это не просто далеко, это два года без встреч с родными и друзьями , без шанса на положенный всем солдатам двухнедельный отпуск домой (поездом туда-обратно как раз две недели пути, а билеты на самолет в армия не положены) . Настроение опустилось ниже плинтуса, чертовски хотелось есть и пить . С момента появления в военкомате в рот не попало ни крошки из положенного на дорогу сухпайка. Его давно пропили офицеры. Глупо на них обижаться, в коем веке им довелось выбраться в Питер . Ну, погуляли чуток , а кто бы не погулял? Но , вот, не забуду родному Аэрофлоту , что за девять часов полета нам ни разу не предложили ни капли воды ( родным я , конечно, написал что дважды очень вкусно поел)))!
«Дорогие мама и папа.......После посадки во Владивостоке объявили , что нас отвезут в учебку за 200км., где мы будем около трех месяцев. Недели через две - Присяга . Распределяют отсюда только на Сахалин, на Камчатку и в Приморье. Так что не бойтесь, мои мама и папа, в Афганистан меня не отправят...» ( хм,наверно)
Во Владике ( по местному времени в семь вечера) мы разбежались, как крысы, по окрестным ларькам , чтобы в момент потратить припасенные рубли и трешки на молоко, мороженное, бублики и шоколадки. Я кайфовал , выяснив опытным путем, что иногда съесть бублик с молоком – это и есть настоящее счастье))) .
Из Владивостока мы выехали на грузовых машинах. Я залезал в крытый брезентом кузов последним, чтобы понаблюдать за дорогой и ухватившись за верхнюю перекладину каркаса ухитрился ее сломать , больно получив за любознательность обломком древка по макушке. Через пару часов мы прибыли на жд станцию Угольная, откуда еще через три часа поездом отправились в Сибирцево. Утром в среду 25-го мы оказались на каком-то пересыльном армейском пункте, где нас впервые за эти трое суток накормили нормальной едой. Вопреки моим надеждам , нас - ленинградцев не отправили в одну учебную часть, а стали разбирать по 3-6 человек в разные. Пока мы ожидали своей участи к нам то и дело подкатывали местные старослужащие с предложением «по-хорошему» отдать им гражданскую одежду :
- Снимай кроссовки. Держи кеды.
- Иди ты...
- Не борзей. Все равно в части у вас все шмотки отнимут.
- Как так?
- Да, так, просто.....- удивлялись они нашей наивности и некоторые из нас отдавали им свою цивильную одежду.
Моя учебная часть оказалась километрах в сорока , которые пришлось проехать сидя на грязном полу открытого кузова ГАЗ-66, подпрыгивая весь путь на ухабах, вцепившись в его борт и глотая дорожную пыль . Дорога была грунтовой , очень пыльной и сильно неровной. Поэтому добравшись на исходе третьих суток в учебную часть, я больше походил на грязный мешок с картошкой, нежели на будущего командира передвижной системы залпового огня Град.
Глава 2 Курс молодого бойца.
«Дорогие мама и папа..... Я попал в батарею командиров ( далее все замарано и сверху подпись: «Извините, это писать нельзя»)Вокруг одни сопки и никого , кроме солдат и офицеров....»
Началась моя служба с того, что после помывки в бане и вручения мне новенькой солдатской формы я отказался рубить топором перед строем, как все остальные, свою гражданскую одежду . Нет, я не собирался ломать вековую традицию образцовой воинской части из-за портков с носками . Но уничтожать штормовку и свитер своего отца я отказался наотрез, за что и получил первые армейские тумаки от сержантов прямо в Ленинской комнате ( помещение выделенное в каждой казарме для культурно-просветительской работы с солдатами ) .
- В армии надо выполнять приказы старших по званию. Ты особый?
- Нет. Но это вещи отца . Я их рубить не буду!
- Приказано рубить – руби. Шибко храбрых, у нас тут быстро обламывают....
Особым и шибко храбрым я себя не считал , но что-то во мне заклинило , я упрямо отказывался и получал тумаки до тех пор , пока возникшие разногласия , отразившиеся на моем внешнем виде , не стали слишком очевидно заметны командиру на построении. Не скрывая недовольства топорными и неубедительными методами сержантского состава , старлей вывел меня из строя и четко обрисовал мои перспективы :
- Товарищ , стУдент ( именно так с ударением на У) , ты в армии как все служить будешь или хочешь сортиры два года чистить?- Не слышу ответа, рядовой!
-Я не буду рубить вещи своего отца, он в отличии от вас фронтовик и герой - со злостью ответил я и из строя посыпались ехидные шуточки.
- Разговорчики в строю! Старшина , выдай этому жлобу наволочку , пусть сошьет бандероль . Отнесешь ее на почту...
- Эй, стУдент, пиздуй в каптерку . Спроси у армяна ветошь. Зашей шмотки и принеси мне. – Двухметровый старшина просверлил меня недобрым колючим взглядом и процедил сквозь зубы , - и откуда ты навязался на мою голову !?
- Из Ленинграда…
Вот так , с первого же дня у меня начались армейские будни , именовавшиеся «курсом молодого бойца» .
Распорядок в учебке был следующий :
В 6-30 подъем, построение и до 7-30 серьезная такая зарядка – никаких скидок на слабых , хворых и уставших.
С 7-30 до 8-00 и после завтрака до 9-00 – умывание , уборка кроватей, расположения и территории вокруг казармы.
Вроде все просто , да не очень. Одевание и раздевание за 45 секунд мы отрабатывали десятки раз каждый вечер . Намотать правильно портянки, разгладить на себе форму, застегнуть все пуговицы и встать вовремя в строй не так то просто. Сержанту достаточно было докопаться до внешнего вида любого из солдат и тогда все и для всех повторялось вновь , и не раз.
Построение тоже оказалось весьма нервным занятием– все ломились первыми , пихая и толкая окружающих, а особо жестко бились друг с другом замыкающие , так как последний вставший в строй, даже если и вовремя , получал под одобрительное улюлюканье сержантов увесистый пинок от старшины и самое унизительное для солдата прозвище ЧМО.
Умыться в казарме можно было всего два раза - утром и вечером , так как воду приносили дневальные в бидонах ( скважина с механическим насосом была только одна, у столовой) . И на зазевавшихся воды , конечно, не хватало. Даже посетить туалет ( огороженную выгребную яму на улице) можно было только по команде сержанта .
Уборка кроватей в армии - это целая наука. Мы проходили ее не один час, вновь и вновь перестилая перевернутые сержантами постели. Все одеяла должны были быть не просто натянуты, а без единой складки и так, чтобы все края-канты были с «острыми» углами ( для этого мы их отбивали ладонью и табуреткой) . Все подушки должны были стоять ( а не лежать!) единообразно и ровно , в прямом смысле по ниточке ( табуретки, тумбочки, кровати и подушки на них в каждом ряду выравнивали по натянутой через все расположение нитке). У кого не получалось, тренировались ползать по пластунски под кроватями.
Уборка казармы и территории превратилось в образцово-показательное шоу исключительной чистоты . Из асфальта выковыривали все , даже спичечные головки. А пыль на пальце проверяющего, который он запихнул в какую-нибудь труднодоступную щель в казарме, становилась поводом для внеочередной чистки уличного сортира.
После 9-00 без перерыва до вечера чередовались следующие мероприятия:
1. Ходьба строем с песней и без песни на все приемы пищи , на утреннюю и вечернюю поверки . От четверти до получаса туда и обратно. Непосредственно на прием пищи отводилось не более десяти минут , из которых добрая половина уходила на ее раздачу . Доедать что-либо после команды «Прием пищи закончить. Всем встать!» было категорически запрещено.
2. Два часа подряд ежедневно проходила политинформация - самое приятное занятие , но на нем невыносимо клонило в сон.
3. Два раза в день по 1 часу - строевые упражнений на плацу. Надрываясь до хрипоты мы кричали :
«У солдата выходной , пуговицы в ряд ,
Ярче солнечного дня золотом горят…»
и тянули носки, со всей дури впечатывая каблуки сапог в бетонные плиты .
4. Полтора часа до обеда и столько же после - силовая физподготовка плюс полоса препятствий и кросс от 2 до 4 км с песком в мешках или без ;
В промежутках между занятиями мы зубрили наизусть Устав Вооруженных Сил, натирали до зеркального блеска сапоги («сапоги – это лицо солдата, должны всегда сиять, как улыбка идиота» ) и убирали мусор ( то есть пыль ) с плаца и прочих уличных площадей. После ужина мы учились подшивать свежие белые подворотнички , а затем до самой вечерней поверки, после ухода офицеров, наступало время отдыха … сержантов. Развалившись на кроватях они командовали молодыми бойцами , совершенствуя их физические кондиции и боевой дух. После отбоя продолжались индивидуальные занятия и учебно-воспитательная работа с отстающей в отдельных дисциплинах молодежью.
«Дорогие мама и папа......Теперь я понимаю, почему Сергей ( брат мой двоюродный ) писал мне так мало- времени совсем нет. Все уходит на подшивку и чистку.....Не знаю, когда смогу написать следующее письмо. Вероятно, не скоро....»
На третье утро я обнаружил у своей кровати вместо своих сапог 43-го размера , огромные сапожищи 46-го . Выяснять причины было некогда , всех погнали на зарядку , где нас ждал трехкилометровый забег по стадиону.
- Последний на финише, пойдет драить сортир , - с издевкой глядя в мою сторону объявил старшина и присел на скамеечку .
- Не отставать, духи, сегодня я лично покажу вам как должен бегать советский воин! – скомандовал старший сержант Камнев и сразу возглавил забег.
Бег до армии я не сильно уважал . Одно дело гоняться за футбольным мячом , это хоть весь день пожалуйста , а вот чтобы за просто так топтать дорожки – это мне дюже не нравилось. Но когда после школы наша футбольная дружина распалась , я твердо решил поддерживать себя в тонусе и весь первый курс, в любую погоду, по два- три раза в неделю силой выгонял организм на пятикилометровую пробежку . Плюс пять лет занятий фигурным катанием и легкой атлетикой в средних классах . Короче, бегать я не любил, но умел. Однако , бежать в то и дело сваливающихся сапогах оказалось крайне неудобно. За первую треть пути я безнадежно отстал и от сверкающего пятками кроссовок Камнева , и от остальных сослуживцев, пытающихся поддержать его быстрый темп . Всякий раз, словно утка неуклюже переваливаясь в гигантских сапогах мимо трибун , я слышал обидное улюлюканье и хохот расположившихся там сержантов. Однако, наладив дыхание и перестав обращать внимание на обувку , я постепенно подтянулся к остальным солдатам, которые к этому моменту уже начали выдыхаться, и на предпоследнем круге обогнал их всех , кроме ушедшего в отрыв на добрых пятьдесят метров старшего сержанта.
- Эй, стУдент, ласты не мешают ? – услышал я очередной возглас с трибун . Вслед за старлеем все сержанты считали очень остроумным ставить ударение на букве У. В их призыве не было ни одного студента и внимание к моей персоне было таким, словно я выступал за сборную инопланетянин . Я твердо решил утереть им всем нос и выиграть этот забег в «ластах» , чего бы мне это ни стоило.
Последние четыреста метров я преодолел огромными скачками , как у прыгуна тройным прыжком , приземляясь и отталкиваясь от земли одновременно всей подошвой ног. Иначе в этих сапогах и не получалось. Метров за тридцать до финиша Камнев попробовал перекрестить мне путь , отчаянно пытаясь не пропустить вперед . Но рванувшись из последних сил, я все же сделал его на целых пять метров и в полном изнеможении , абсолютно счастливый, рухнул на землю …. И тут же услышал команду старшины :
-Встать! Все бегут еще один круг ! – И лишь запыхавшийся Камнев остался сзади у финишной черты…
Когда я наконец-то добрел до конца и стянул сапоги , то обнаружил , что портянки , обмотанные вокруг ступни ,в чужих широких сапогах, скатались под подошвой ног вместо стелек и пропитались кровью , сочившейся из многочисленных ссадин на стертой в кровь, верхней стороне ступней. Зря я выделывался , наверно… Но сапоги мне вернули сразу после возвращения со спорт-городка...
Этой же ночью нас подняли по тревоге и отправили искать парня из нашей роты. Он уже дважды убегал в степь до моего прибытия в часть . Каждый раз его находили и вся рота пол ночи вместо сна занималась маршем по плацу , ползаньем под кроватями , «вспышками» , приседаниями и отжиманиями . Не удивительно, что после этого на него имели зуб не только сержанты, но и все новобранцы. И , конечно, шпыняли его при каждом удобном случае.... Сержанты заставляли его сидеть часами на корточках с вытянутыми вперед руками, на которые клали лист бумаги , который , упаси боже, нельзя было уронить ( это упражнение называлось « электрический стул») .
Вернулись с беглецом к казарме мы около трех ночи. Старшина вывел его перед строем и сказал :
-Смотри , ЧМО , как из-за тебя будут страдать остальные .
- Вспышка слева !
Этот сигнал означал имитацию ядерного взрыва .По этой команде все должны были прыгать вправо плашмя на землю , с вытянутыми вперед руками ( как бы держа в них автомат, « чтобы капли расплавленных сапог не испачкали казенное оружие»). Строй рухнул вправо.
-Вспышка слева ! ….Вспышка справа! Вспышка справа!.... Вспышка слева!
- Ползком вперед , марш!...Гуськом , на карачках! …Подпрыгивая … Быстрее, быстрее….
- Упор лежа принять! … Тридцать отжиманий… Еще тридцать…..Руки выпрямлять!... На живот не ложиться! …Где вас таких чмошных набрали, доходяги?
- Фанеру к досмотру! Не охать….
Сержанты и старшина пошли вдоль строя , нанося новобранцам по очереди удары кулаком в грудь ….
- Если кто-то из вас еще сбежит, все будут харкать кровью. Это ясно, ебланы?!
- Так точно!- Не слышу ! Вспышка слева! ….Громче !
- Так точно, товарищ старшина!!!!....
Общественное наказание продолжалось часа два . После нас построили в два ряда лицом друг к другу и старшина приказал:
- Рядовой ЧМО идет спать , а все остаются и продолжают тренировку. Пожелайте ему спокойной ночи.
Пока беглец втянув голову в плечи брел по образовавшемуся коридору, его обозвали и ударили все, кроме меня.
- Рядовой стУдент не хочет пожелать товарищу крепкого сна. Фанеру к досмотру! …Все !!!....
Вернувшись в расположение , грязные , измученные и злые , мы стали приводить в порядок форму и заново переподшивать уже почерневшие от пота свежие подворотнички ….
На утро сержанты приняли решение запустить беглеца «в космос». Его стали ставить через день на сутки в наряд по роте на специальное возвышение , называемое в армии тумбочкой дневального , отпуская с нее только бегом на прием пищи. Когда он уставал стоять часами без движения по стойке «смирно» и двигался его били. Когда он стоя уснул и упал , его пинали сапогами .... Считалось, что упавший солдат не реагирующий больше на удары , достигает астрала , то есть улетает в космос. Отсюда и название...
Еще через три дня , вынося мусор после уборки территории , я обнаружил на помойке свою кепку , которая с остальными вещами была зашита мною в посылку и отдана старшине. Я пошел выяснять , как она туда попала. В результате получил от дедушек ( уже поделивших мои вещи) все свое добро назад и новую порцию тумаков впридачу . Мне было торжественно обещано, что как только я приму Присягу , сразу же улечу в космос следом за первым космонавтом . Я послал их и снова получил....
Присяга – «самый светлый день в жизни каждого воина » ( еще один общеизвестный лозунг). Она превращает новобранца в солдата ,то есть в раба Вооруженных Сил Советского Союза . После нее побег из части уже приравнивался к дезертирству и карался уголовным наказанием . Мне же этот «праздник» теперь сулил настоящее «космическое» удовольствие. Но я не унывал , я с удивлением наблюдал и подмечал , насколько окружающий мир отличался от привычной мне среды обитания. Я как будто выпал из гнезда и временно очутился на другой планете или во сне . Ночью мне казалось, что надо только открыть глаза и я окажусь дома в нормальной реальности.....
Особо шокировал меня местный армейский сленг офицеров и старослужащих, состоящий преимущественно из матных слов, соединенных предлогами и союзами и из коротких речевок, припасенных на все случаи армейской жизни, например :
- Товарищ старшина, можно встать в строй ....
.- Можно Машку через ляжку , а в армии только «разрешите»... После отбоя я тебя с ней познакомлю...
Машка – это, кстати, не имя девушки, а тяжелый кусок толстого бревна с двумя прибитыми оглоблями и обитый шинельным сукном , которым каждую ночь без остановки , наказанные за что-то солдаты, натирали до блеска паркет в казарме.
Я , конечно, и на гражданке был знаком с матом , но не подозревал , что речь человеческая может состоять исключительно из него. Мат в армии – это настоящий клад для филологических диссертаций . Применяемые на гражданке в качестве ругательства или просто как слова-паразиты , в армии матерщинные слова , в виде производных от основных пяти-шести корней заменяли в предложениях практически любые существительные , прилагательные и глаголы. При этом , мат не сокращал лексикон аборигенов до уровня Эллочки-людоедки , а благодаря разнообразию суффиксов , окончаний и приставок , слагаемый в самые причудливые сочетания для более объемной передачи и быстрого усвоения вновь прибывшими смысла сказанного , способствовал творческому развитию новобранцев , стимулируя их к ассоциативно-смысловому восприятию окружающей действительности и навыкам речевого обмена в обособленной среде физически более развитых и наделенных отличительными доминирующими признаками ( в виде погон) приматов.
Первый пятнадцатиминутный монолог почти без участия нормативной лексики я услышал на второй же день от дежурного офицера. Меня поразило не только виртуозное сочетание замысловатых терминов, но и повод породивший это речевое извержение. Наша учебка располагалась среди обширных степей . Долина невысоких пологих холмов , поросших высокой травой и низким кустарником , разрезалась одной единственной грунтовой дорогой , которая не петляя, напрямик шла по холмам и упиралась в ворота учебки. Наш барак был как раз ближним к этим воротам и поэтому именно мы были разбужены в шесть утра ( еще до подъема) громогласным матом и прочей отборной руганью в свой адрес.
В считанные секунды молодые солдаты, подгоняемые пинками старшины и сержантов , натягивая на бегу хэбэ , выстроились в ряд на улице и направили взор по направлению дороги , куда указывал перст дежурного по учебке , принявшего для убедительности любимую скульпторами позу Ленина на броневике . Первые пять минут содержание его слов, включавшие в себя такие эксклюзивные обороты речи , как «...а невъе...но. ох....ие пи....крылые х...сосы , б...ь , будут вы...ны и задрю....ны в ж....» ( кто был в армии тот поймет и не покраснеет, остальным и знать не надо), доходило до моего еще спящего мозга с большим трудом, но общий смысл был понятен – передовая учебная часть , где асфальт натерт до блеска зубными щетками тупых солдат , которые привыкли жить в свинстве , никогда не ударит в грязь лицом и научит нас любить чистоту и порядок.
Вслед за преамбулой наступила очередь конструктива . В тех же искрометных выражениях до нашего сведения была донесена информация о том , что машина , двигающаяся на горизонте в нашу сторону по пологому склону пылит и это очень, очень и очень не хорошо....
Было бы удивительно, если бы машина не пылила , двигаясь вниз по глинисто- песчано-гравийной дороге, после двух месяцев зноя без дождя. В учебке на 10 000 человек было только одно место для умывания рук перед едой – шестнадцать сосков у столовой . Перед каждым приемом пищи батареи солдат маршировали на плацу около получаса в ожидании своей очереди на три минуты смертного боя за капли влаги . Собственно , счастливцы добравшиеся до воды , в первую очередь не мылись, а стремились утолить вечную жажду. Даже на обед нам разливали лишь по одной трети кружки киселя (с бромом , как утверждали «знатоки», для уменьшения плотских желаний). Пить все время хотелось так сильно, что не слишком брезгливые азиаты , пили прямо из грязно-коричневого ручья , протекавшего вдоль спорт-городка, через вчетверо сложенные собственные потные майки ( и в последствии некоторые подцепили желтуху)
Последняя пятиминутка офицерского монолога, на армейском сленге из непечатных оборотов ненормативной лексики, состояла из целеуказания действия - смести и унести в кюветы всю пыль с трехкилометрового участка дороги . Чем мы следующие два дня и занимались с перерывом на физо и политинформацию. Для усиления эффекта обеспылевания нам приказали разбрызгать по дороге несколько сот ведер мутной жижи из ручья.
На четвертое утро . Снова в шесть ноль-ноль , как по будильнику , мы были разбужены истошными матными возгласами и простимулированные сержантскими пинками выстроились на улице, наблюдая в той же ленинской позе уже другого офицера , исполняющего обязанности дежурного по учебке. В тех же искрометных выражениях , с теми же перспективами вечного несчастья в случае непонимания нами азов физики , нам было указано на автомашину привычно катящуюся в нашу сторону.
- Что за хуйня ?!
Тут уж и старшина удивился:
- Машина это. Не пылит же, блядь , вроде....
- Блядь это , вроде ! – остроумно передразнил его офицер. – Она не пылит , а скользит! Нахуя, вы, пидоры, гравий подмели вместе с пылью? Вы что, круглые идиоты ? !!! ( первое фраза за десять минут с полудюжиной нормальных слов и первая печатная оценка нашим умственным способностям за три дня ) .
Не трудно угадать, чем мы были озабочены все «свободное» время следующие трое суток... Кто знает, может этот спектакль для новобранцев входил , как обязательный номер, в ежегодный репертуар учебной программы , призванный ускорить акклиматизацию молодых солдат в армейской среде , и устранить возможные романтические иллюзии относительно места , куда они попали. Собственно , мои иллюзии к этому моменту уже испарились. И хотя я еще не успел освоить местные речевые обороты, но слово «козец» ( которое я в детстве позаимствовал у юмориста Геннадия Хазанова из рассказа про козу в купе поезда) я поменял на более подходящее, в данной ситуации ( по моему интеллигентному мнению) слово «звездец»…
. «Дорогие мама и папа ......оказывается у нас тут есть кинотеатр . В воскресенье нас водили в актовый зал смотреть фильм « После дождичка в четверг» . Но какой умник решил , что фильмы для детей дошкольного возраста подходят советским солдатам больше других? ....»
8 июля торжественно объявили , что к нам в часть принимать Присягу приедет сам министр Вооруженных Сил СССР , маршал Советского Союза Соколов. А еще через месяц к нам должна приехать большая комиссия , чтобы проверить нашу подготовку. Нашей батарее выпало право защищать честь полка по физо. Время тренировок увеличилось вдвое, а уровень бестолковой беготни и сопровождающего эту суету мата просто зашкалил.
11 июля прошли первые учебные стрельбы из автомата . Не ожидал, что мне доверят оружие до Присяги. Я выбил 23 очка тремя одиночными выстрелами по мишени и трижды завалил падающую мишень тремя очередями из 2 патронов, но был неприятно удивлен крайне неудобной особенностью солдатской каски. После команды «К бою!» мы валились на землю выставив автомат в сторону предполагаемого противника и тут же каска оттолкнувшись от шеи съезжала вперед и падала как забрало рыцарского шлема, закрывая глаза . Вальяжной подготовке к стрельбе на полигоне это, конечно, не мешало, но в настоящем бою я бы такую прыткую каску предпочел снять....
Каждый день в часть приезжали новобранцы , в основном с Дальнего Востока, из средней полосы России , а также со Ставрополья . Многим было по 25 лет, после институтов , уже семейные взрослые люди . Выносить наглых сержантов-молокососов , на 5-6 лет их младше, думаю , им было особенно тяжело. Земляки в армии сразу объединялись в кучки , особенно кавказцы и азиаты. К моему сожалению, из Ленинграда кроме меня в батарее никого не было. Я подружился с мускулистым евреем из Биробиджана Борей, совсем не похожим на расхожий образ очкастого еврейского математика и с таким же как я недоучившимся студентом Николаем из Уфы. Они подсказали мне, что в армии главное не быть одиночкой , не замыкаться в себе и не спускать намеренных обид. В каждом подразделении найдутся и свои волки , и свои шакалы. И , если действия первых рациональны и объяснимы - выделиться и доминировать с помощью силы , то вторые гораздо хуже. С первых же дней они начинают втираться в друзья к сильным и одновременно искать еще более слабых , чем они сами, чтобы подставлять их для унижений и тяжелых работ вместо себя.
Оказалась и у нас парочка таких перцев , которые на второй-третий день подкатывали ко всем новичкам и этак преувеличенно вежливо осведомлялись :
- Как дела, Петенька, ножки не болят .
- Это у тебя в штанах Петенька !
В отличии от гражданки , в армии остроумный , но недостаточно грубый ответ – это уже признак слабости . Вслед за первой пробивкой обязательно последуют следующие и гораздо грубее. Прекращать подобные поползновения надо сразу и конкретно , как учил молодой Сергей Есенин :
«Не тужи , дорогой, и не ахай. Жизнь держи, как коня под узду.
Посылай всех и каждого на хуй, чтоб тебя не послали в пизду .»
Я , в силу врожденной интеллигентности и полной неосведомленности о мнении Есенина, допустил ошибку . Но , спасибо друзьям, объяснили что к чему и я быстро исправился...
Дата торжественного принятия Присяги назначенная на 13-е была перенесена на 20 июля. По понятным причинам, я был этому рад . Я не ждал этот день с должным благоговением и радостью. Мои ноги , стертые во время первой пробежки, при постоянной ходьбе в сапогах почти не заживали и часть ран загноилась . Но многим было куда хуже, чем мне – из-за волдырей их ноги распухли, они не могли надеть сапоги и под издевки окружающих маршировали в шлепанцах . В санчасть за йодом сержанты никого не пускали :
- Жаль , что вас тут зимой с нами не было , когда мы по трое суток на лыжах без смазки по морозу бегали в противогазах. Ноги, пальцы и носы отмораживали .... – отвечали они.
Ну, зачем , спрашивается, надо будущему командиру системы залпового огня Град уметь бегать на допотопных деревянных лыжах без смазки ( все равно что с привязанными к ногам оглоблями) , да еще в противогазе с отмороженным носом. Тренировка выносливости носа ? Нет, злости. Командир Красной Армии должен быть безжалостен и к врагу , и к подчиненным и к себе – он не человек , он терминатор. У него не должно быть причин жалеть других, потому что никто не жалел его ! Он должен не только исполнять не сомневаясь любой приказ, но и сам отдавать без жалости любые приказы : убить, пойти на смерть, «засунуть в жопу гранату и плясать»( любимое выражение нашего командира)... Это не я придумал. Так нас учили.
14 июля было первое занятие по специальности , нам показали системы залпового огня ГРАД и той же ночью наш беглец сбежал в четвертый раз . Мы и вся учебка искали его до самого утра . Нашли километрах в десяти . Он висел на тонком ремешке, на единственном во всей округе чахлом деревце ....
- Вот , ЧМО! – с презрением процедил подошедший к еще теплому самоубийце капитан.
- Не видать нам в этом году майоров . – поддакнул ему другой .
18-летний мальчик не планировал умирать, но когда понял, что от погони опять не уйти и представил, сколько новых пыток и издевательств его ждет , он сдался. И никто глядя на то, что осталось от недавно еще живого человека, не произнес ни одного слова раскаяния или сожаления! Никто не покраснел, представив , как узнав о постигшем горе зальется слезами и забьется в истошном крике его мать , как в момент осунется и постареет лет на двадцать отец.
В советской армии гибель солдат не была особой редкостью. Погибали из-за несчастных случаев, самыми разнообразными способами ( мой одноклассник , например, был раздавлен углем при его разгрузке ). Но около половины смертей была так или иначе связана с неуставными отношениями. Изредка солдат отправляли в штрафбат за сломанную сослуживцу челюсть или еще какие телесные увечья. Однако, я ни разу не слышал , чтобы кого-то из солдат посадили по статье « Умышленное доведение до самоубийства» , а офицеров за «Халатное исполнение обязанностей , повлекшее смерть одного и более человек». Одиночка мог быть признан виновным за конкретное действие , но признать ошибкой всю систему ответственности и подчинения в армии – никогда. Такие случаи самоубийств было принято не предавать огласке, чтобы не ронять тень на всю армию. Их просто скрывали .
С этого дня я перестал уважать кадровых военных – за равнодушие к чужой смерти , за профессиональную привычку, даже в мирное время, к этому ужасному событию . (Мир не без исключений, но к тому моменту я их еще не встречал.) К стыду своему вынужден признать, этот парень своей смертью сильно меня выручил . Маршал не приехал. Присягу перенесли еще на одну неделю . А через пять часов (!) после самоубийства, в тот же день -15 июля, меня и других не принявших Присягу из нашей злополучной батареи ( чтобы никому ничего лишнего не болтанули) , под предлогом переизбытка людей , спешно отправили из учебки в Уссурийск. .
Присягу я , кстати, так по факту и не принял – только по документам, которые в штабе подготовили заранее . А расписался за меня , наверно, штабной писарь...