У меня, как у любого нормального советского мальчика, было три главных мечты: стать моряком, летчиком и космонавтом. Не обязательно в таком порядке, и даже необязательно всеми тремя. Я был реалистом уже в пять лет, и вполне допускал, что я могу стать, к примеру, моряком и космонавтом, но не стану при этом летчиком. Или буду летчиком и моряком, но возможно экзамен на космонавта не сдам.

Моряком мне казалось стать проще всего, так как высшее инженерное мореходное училище находилось прямо у нас в городе. Я даже в него поступал и сдал пробные экзамены, однако моряком я так и не стал, хотя в итоге мне удалось частично осуществить эту мечту, поплавав в таких местах, куда очень сильно не все моряки добирались. Вернее, добирались не только лишь все, мало кто мог это сделать. Ну, вы поняли. 

Ввиду своего совсем не богатырского здоровья о карьере космонавта или летчика я и мечтать не мог, но в небо время от времени по старой, детсадовской еще памяти тянуло. И вот как-то раз мой хороший знакомый Паша предложил прыгнуть с парашютом. «Чобыне?» – подумалось мне. Я был в тот момент не обременен семьей, домашними животными или какой-нибудь другой ответственностью перед человечеством. И мы пошли записываться на курсы в ДОСААФ.

Мы как-то сразу решили, что прыгать в тандеме – это несерьезно. Ну сами подумайте, а в фейсбуке потом выкладывать фотки себя с пристегнутым сзади мужиком что ли? Причем Паша ввиду своей некрупной комплекции мог вообще потеряться на фоне какого-нибудь особо рослого и физически развитого парашютиста, и тогда совсем было бы непонятно, зачем он выкладывает фотографию незнакомого мужчины у себя на странице. Я со своими длинными конечностями тоже смотрелся бы как-то, на мой взгляд, двусмысленно. Ну, понятно, что прыгать мы хотели не только ради фоток во френд-ленте, хотя и ради них тоже, чего уж там. Но надо ж типа было проверить себя, все попробовать, доказать, что "тыжмужчина" и все такое. К слову, в нашей группе доказывала себе что «тыжмужчина» вполне себе молодая девушка. И таки да, доказала! Молодец, уважаю.

В общем, мы решили, что прыжок должен быть самостоятельным:

- Иначе не считается. А то получается, что тебя как мешок картошки скинули.

Ну и все в таком духе.

Курсы были недельные, и во время их прохождения мы поняли, что участи мешка картошки избежать все-таки удалось не совсем. Для прыжков недоделанных перворазников вроде нас использовался учебный парашют Д-1-5у, иначе ласково именуемый «Дуб». Нам конечно показали, как работать со стропами, и мы даже тренировались, красиво развешенные в подвесках под потолком учебного класса. Но по факту, как мы поняли, эти парашюты почти неуправляемы, самый эффективный прием – не пытаться направить куда-то парашют, а развернуть себя в системе подвески, чтобы морда смотрела в направлении движения. Раскрытие парашюта было принудительное, то есть наша задача сводилась к тому, чтобы стиснув челюсти и поигрывая желваками (у кого есть) храбро сигануть в люк самолета и материться до тех пор, пока парашют не раскроется.

Не, по правилам мы должны были считать «одна тысяча один, одна тысяча два...» и контролировать раскрытие купола, и в случае нераскрытия дергать за кольцо запасного парашюта, и отбрасывать купол рукой, и снова что-то там снова контролировать, и все это продуманно, отточено и красиво. Но я вам рассказываю не по правилам, а как было. Я прыгнул и заорал. Я забыл тогда, что такие числа-то бывают «одна тысяча чегототам». Да я до трех бы посчитать не смог в этот момент, если честно. Я даже и не матерился. Я позабыл и матерные слова, и слово «мама» по-моему тоже. Все, что осталось у меня в голове от 10 лет учебы в школе, изучения полутора иностранных языков, двух лет в техническом ВУЗе и шести лет в гуманитарном, а также всех занятий по самообразованию и самоподготовке – первая буква алфавита. Вот ее я и орал.

Но до этого было еще далеко. Дело-то было в Мурманске. А в Мурманске погода летом плохая почти всегда, а нам нужны были метеоусловия. Нужно было чтобы облака не прижимались к земле, чтобы ветер был не порывами и слабый, а лучше чтобы его совсем не было. То есть нам нужно было как раз то, что почти никогда в Мурманске не случается. Мы даже как-то раз поехали на аэродром, и надели парашюты, и сели в самолет, и даже посидели в нем. Но ветер усилился, мы вылезли из самолета, сняли парашюты и грустные поехали домой. Погоды не было.

Кстати, когда мы садились в самолет, я в очередной раз поразился простоте и незамысловатости работяги АН-2. Салон был как в рабочем автобусе, вдоль бортов – сиденья-ковшики. Когда я уже собрался сесть, инструктор посмотрел мне в глаза и отрицательно покачал головой. А потом молча показал рукой на другое сиденье. «Примета какая-нибудь. Или правила, хер их разберешь», - подумал я. И взглядом изобразил одновременно уважительное почтение, недоумение и вопрос. Я иногда так умею. Наш мудрый наставник заржал:

- Что, не видишь? Там же полное сиденье воды набралось. Ща бы сел туда, а на земле хрен бы ты объяснил кому, чего это у тебя штаны мокрые!

И вот день проходил за днем, мы ждали волшебного звонка от руководителя и инструктора, но был то дождь, то облачность, то ветер. Ветер нас тоже не устраивал. Вы же помните, что парашюты наши управлялись весьма условно. А в нашей компании был еще Алексей, на фоне которого и невеликий Паша казался штангистом-тяжеловесом. Мы серьезно опасались, что если ветер будет чуть посильнее, то Лёшу унесет куда-нибудь в Норвегию нафиг. И будет какой-нибудь конфликт или сразу война. У нас тогда была с Норвегией дружба в самом разгаре и планируемое совместное освоение Штокмановского газоконденсатного месторождения, и сам я работал в норвежской компании.

А тут представьте - Лёша, гонимый порывами резкого северного ветра, всеми своими сорока пятью килограммами пересекает границу как Маттиас Руст - ну только без самолета, ну вы поняли. А мы все ждали освоения Штокмана, и я не хотел терять работу, поэтому мы даже решили откармливать Алексея, чтобы он нам не испортил международную обстановку и международное же экономическое сотрудничество вместе с моей карьерой заодно.

Во время томительного ожидания Павел развлекал и подбадривал нас как мог: собирал статистику несчастных случаев и происшествий при прыжках, качал из сети видео с нераскрывающимися парашютами и радовал найденными на просторах интернета афоризмами наподобие таких: «Если у вас ничего не получается с первого раза – парашютный спорт не для вас».

Мы же времени зря не теряли и продолжали упорно тренироваться: пьяными скакали с табуреток и столов, отрабатывая приземление. С каждым выпитым пивом чувство готовности совершить подвиг возрастало, несмотря на Пашину идейно-воспитательную работу.

И вдруг внезапно наступил солнечный день. И все совпало, все как-то сложилось, и мы, волнуясь и потея, полезли в самолет, и все улыбались и нервничали, и предвкушали, что вот сейчас, наконец-то, это произойдет...

И да, прыжок не обманул ожиданий. Это было здорово - шагнуть из люка в пустоту, когда по сравнению с изменчивыми облаками и прозрачной пустотой неба маленький и хрупкий самолетик кажется надежным как скала, вросшая в материковую породу. И миг падения, который растянулся и сжался и снова растянулся на неопределенное время, и ощущение, что накрываешь своим телом всю землю. Ну не знаю как у кого, а у меня было так. И мягкий рывок, и белоснежный купол над головой, и шквал эмоций, и удивительное чувство свободы, полноты жизни и парения в небе в прямом и переносном смысле.

...А в какой-то момент вдруг осознаешь, что на самом деле никакое это не парение, а просто слегка замедленное падение, и земля приближается ах-ре-нен-но быстро.

Приземлился я довольно удачно для своих 86 килограмм, хотя ногу все-таки слегка отбил. И повернулся в подвеске куда надо, и кувырок получился более-менее. И я (прямо как настоящий парашютист!) даже начал было гасить купол, который бодро надувал озорной наш северный ветерок, но забежать против ветра не успел, налетел очередной порыв, рывком взбрыкнувшего парашюта меня опрокинуло как котенка, и я весело поехал по нашей неласковой но все равно родной северной земле.

Родная северная земля была жесткая, вся в каких-то неровностях и бугорках. У меня к этому времени уже восстановился базовый словарный запас, поэтому мое турне протяженностью в пару десятков метров сопровождалось выкриками, за которые мне впоследствии как гуманитарию, бывшему хорошисту, пионеру и комсомольцу было немного стыдно. Но правда потом я вспомнил, что я 2 года проучился в политехе, а потом даже немного походил в море, где из гуманитария, хорошиста и пионера почти что сделали более-менее нормального человека, и я решил, что это меня извиняет и оправдывает.

Потом я прихрамывая шел с летного поля к базе и улыбался как идиот. И Паша тоже улыбался как идиот. Мы все улыбались не переставая, и улыбки не сходили с наших лиц еще часа два наверное.

Я больше никогда не прыгал с парашютом. Как выяснилось, парашют весит больше снаряжения дайвера даже с учетом грузового пояса, земля бьет по ногам очень сильно, а учиться нормально прыгать надо было ехать как минимум в Питер. Но пользуясь случаем хочу сказать: «Спасибо, Паша, за отличную идею. Это было здорово!»