На пирсе всё было готово встречать подводную лодку из похода: оркестр, готовясь дать туш, доставал мундштуки и барабанные палочки из-за пазух; офицеры штаба, стоя в парадном строю, курили в рукава; матросы встречающей швартовой команды с соседних бортов курили просто так: они же не знали можно или нельзя, а если матрос не знает, то что он делает? Правильно: ждёт, когда на него заорут и тогда станет понятно, что нельзя, а пока не орут, то, вроде как, можно. Чайки переминали лапами на унылых стылых кнехтах и крякали от нетерпения и вот их я могу понять: одно дело топтаться на замёрзшем железном кнехте и совсем ведь другое на уютной резине хвоста подводной лодки!
Сплошная, в общем, идиллия, если наблюдать за этим в бинокль.

Если бы не командир дивизии: даже в бинокль было видно, что он зол и суетится.

- Адмирал-то наш, - резюмировал замполит, - чем-то крайне недоволен и, судя по всему, даже несколько зол. Не находите?

Командир взял бинокль и посмотрел.

- Очевидно, что-то случилось. Возможно даже, что и косяк, судя по мимике адмирала.
- Хорошо, что мы не виноваты, да? – посадил ростки надежды замполит.
- А с чего ты это взял? – не стал поливать эти ростки командир
- Ну а как. Мы же в море были три недели, за косяки в базе, априори, не можем быть виноваты!
- Стас, вот правда, при всём моём к тебе глубоком уважении, но тебе надо бы подтянуть конспекты по военно-морской диалектике: с чего ты так смело решил, что мы ни в чём не виноваты, на том только хилом основании, что нас здесь не было?
-Ну а как?
- Ну а так. Апостериори.

Как в воду глядел.

- Где будка-то ваша?! – первым делом уточнил адмирал, приняв доклад об успешном выполнении задачи АБ-1.
- Будка? – позволил себе засомневаться командир.
-Будка, да, где ваша будка верхнего вахтенного?
- Тащ. Так мы это…три недели в арктическом бассейне были и…ну…будку с собой не брали… как бы… не знаю как вам признаться, но я вообще не в курсе где она!
- Саша, не начинай вот это вот всё мне тут! Завтра штаб флота с проверкой, а у вас будки нет! Что предлагаешь?
- С соседнего пирса взять.
- Тогда на соседнем не будет!
- Логично. Но проверять-то они нас будут, так?
- Так, не так, не важно: будки-то одной в дивизии, как ни крути, не хватает!
- У нас?
- Ну ты же видишь, что у вас!
- Так мы же это…ну…
- Не нукай, не запрягал! Короч, как хочешь, честь вам и почёт, но будку, бл, вот эту вот, будь добёр, но к утру мне восстанови!

Нет, ну вот вы командир атомной подводной лодки, представьте, вернулись с выполнения боевой задачи на стратегическом крейсере, а вам втирают про будку верхнего вахтенного на пирсе: какие ваши действия?

- Боцман! – так же как и вы проигнорировал эту вводную командир, - к утру будку восстановить!

И равнодушно ушёл.

- Да, блядь! – орал штурман в центральном,- Какая в жопу будка! Мне в посёлок надо срочно! Размножаться! Какая будка!
- Ты же не женат, - заметил механик, - как ты собрался размножаться? Почкованием?
- Так а как с вами! Ёпта! Ну! Хафизыч! Ну вы же всё равно! Это, ну! А я? А вы! Ну чо? Не, ну в самом-то деле! Не, ну, бл, ребята!

Не переживайте: сейчас я вам переведу со штурманского на русский.

Вот представьте: вы – штурман. Ваши рабочие инструменты, это карандаш, линейка, мозг и громкий голос (чем-то же надо на механиков орать), без вас, очевидно, все остальные подводники на подводной лодке бесполезны – они просто не знают, как им попасть из точки «а» в точку «б», даже если они видят берег, а уж если не видят...всё, – провалена, считай, любая боевая задача! И вот вам, повелителю румбов, невязок и лоций, говорят про какую-то будку верхнего вахтенного! Вот где вы, а где будка?

Да не, ну понятно, что боцманская команда отвечает за всё, что снаружи и не механиков, торпедистов, ракетчиков и связистов: швартовые, трапы, обвесы, шары, флаги и так далее, но не до будки же! А кому ты это выскажешь? Командиру? Ему, наверняка, очень интересны крики штурманской души. Вот и орал штурман в центральном механикам потому, что кроме них на корабле-то и не осталось никого, на кого можно бы было поорать.

И опять же почему: потому, что как только привязались к пирсу, то только люксов и видали на корабле! Отбой тревоги не дали ещё, а они уже копытами снег в сопках притаптывают. Штурман вон уже в белом кашне, блестящих ботинках и с шинелью на руке, а двух минут, кажется, не прошло, как он в РБ и тапочках по центральному ходил. Это механики пока реактор заглушат, пока механизмы все по-базовому переведут, вроде как тоже люди и хотели бы поспешить, да никак.

– Ну Хафизыч, ну! Ну по дружбе, выручите! Ну что вам, в самом-то деле!
– А вы чо, друзья? – не понял Антоныч, – с когда это?
– Ну, видимо, с того момента, как штурману приказали будку построить.
– А, ну дык пусть идёт тогда, раз так.
– Не знаю, не знаю...
– Да что тут знать: он слезами своими горючими палубу прожжёт сейчас!
– Ну и пох.
– Да как пох: там же гирокомпас под нами! Как потом в море-то ходить будем? В базе, что ли, торчать всё время придётся?
– А как же тогда море без нас?
– Ну так а я о чём?
– Ладно уж. Ступай, жиголо, будет тебе будка твоя к утру, но с тебя за это...э, а где он?

А он между словами «ладно» и «уж» по трапу на пирс сбегал. Уж.

Ну что: поручили соорудить будку электромеханическим мичманам.

Только две сущности во Вселенной могут сделать что-то из ничего: сама Вселенная и мичмана военно-морского флота. Вселенная, правда, делает это молча.
Мичман же не может сделать ничего, – хоть из чего-то, хоть из нечего, – без гореваний, стенаний и плача о своей горькой мичманской доле.

– Очень, – сказал механик, немного послушав мичманский вой и даже приложил к сердцу руку, чтоб было понятно насколько очень, – вам сочувствую, господа, прямо сил моих нет от обиды за вашу незавидную долю, да вот не по окладу вы ноете – идите к замполиту, это его стезя за вашу незавидную судьбину горевать, а мне, простите, недосуг! Ушёл уже замполит? Ну надо же, горе-то какое горькое, вот ведь не повезло вам, да? Да. Покиньте центральный пост и плачьте где-нибудь в другом месте, например, на пирсе, когда будку строить будете и сразу два дела сделаете, что очень удобно, заметьте, какой я молодец, что так ловко всё придумал, да? А мало вам моей заботы, так сходите к интенданту и скажите, что я просил вам простыни выдать – пот со лбов вытирать, а то совсем вы, как я погляжу, вусмерть заработались!
И так как механик, начав с иронии перешёл к сарказму в конце речи, мичмана предусмотрительно ретировались потому, как, не знаю как в гражданской жизни, а на флоте за сарказмом идёт что, как вы думаете? Правильно – пиздюли.

– Вот так вот, – хмыкнул механик, – и не такие свиристели нам в уши дудели!
– И не такие мили мы в глотки лили, – добавил Антоныч и оба посмотрели на меня.
– Что? – не понял я, – аплодировать?
– Продолжить генерацию поговорок на боевых постах!
– А...в этом смысле...ну...и не такие дали на винты мы мотали!
– Вот что ты за тип – всё опошлить готов!

А чо такого-то? И это я им не озвучил первый вариант, который пришёл мне в голову.

Весь созидательный процесс, врать не стану, не наблюдал: честно спал на боевом посту, ведь мои мичмана тоже, как бы это сказать по-русски, ну, допустим, строили, будку, а экипаж же одна семья, а в семье как: если кто-то занят мытьём полов, то пельмени варить должен кто-то другой. Логично же? Ну и вот. Спал, правда, тревожно: мимо центрального всё время что-то таскали, над центральный громко топали и в центральный всё время просили вынести им, хотя бы, чая. Никакого, в общем, уважения к чужому труда: это я сейчас про себя.

А, погодите, надо же объяснить случайным людям, в чём тут вообще проблема. Объясню.

Крайне крайний Север. Леса нет. Военно-морская база. В ней железные пирсы, железные подводные лодки и здания из бетона и кирпича. Ночь. Снег. Вот из чего бы вы строили будку верхнего вахтенного?

Отчасти, вы правы: фундамент будки слепили из снега, залили его водой, подождали пока застыл и покрасили в шаровый цвет,- ведь не покрашенным он выглядел некрасиво, а на флоте проблема не в том, что ты делаешь что-то неправильно, а в том, что ты делаешь что-то некрасиво.

Стены и крыша не успели бы застыть, вот в чём проблема-то, сказали бы гражданские люди и, сказав, сдались бы, но откуда бы они взялись на подводной лодке?

Русские, как вы помните, не сдаются, а русские мичмана вообще не имеют такой опции!

Вкладыши из ЗИПовских ящиков, куски плексигласа, остатки стендов с политинформациями, скотч, изолента и…честно, не знаю, что ещё, но…

Но когда рассвело, – в том смысле, что немного посерело и развиднелось, – оказалось, что в темноте всё выглядело страшно, но не настолько страшно, как было на самом деле.

- Её нельзя же трогать, да? – на всякий случай уточнил командир после подъёма флага, - правильно я понимаю?
- Нет, - уточнил механик, - не то, что трогать, на неё лучше даже не смотреть пристально, во избежание…
- Так это вы, вот прямо как в поговорке, из говна и палок?! – восхитился командир.
- Нет, - снова уточнил механик, - товарищ командир. С палками-то любой дурак! Но палок-то у нас как раз и не было…
– Даааа, мастера вы, снимаю шляпу. А я, главное, с утра иду и думаю, чего это чайки хохочут больше обычного! А оно вон оно как, оказывается. Однако, командир дивизии, боюсь, не оценит. Но, впрочем, как ты там говоришь про нас, татар?

Когда приехал командир дивизии, то в своей речи, он использовал цензурные слова только для связки нецензурных в смысловые предложения, причём не больше трёх на пять предложений, как утверждал дежурный по кораблю.

– А на кого орал-то, на тебя?
– Да нет, в общем, на окружающую действительность! Но шапка с меня чудом не слетела.

Офицеры штаба флота, наоборот, смеялись и радовались будке, как дети новогоднему утреннику и хором ждали флагманского штурмана – как оказалось, у того с собой был фотоаппарат и, вместо того, чтоб начинать что-то там проверять они все (поодиночке и группами) фотографировались с будкой.

Начальник штаба флота, известный любовью к крепким и ярким выражениям своих эмоций, был, неожиданно, предельно вежлив, спокоен и тих.

– А это что? А из чего... ну-ка дайте пройти...так, ого, а как они это скрепили, интересно, о, вот и стенд для боевых листков пригодился, надо же, фундамент основательный какой...а что за пластик такого цвета, а это крышка от зиповского ящика, же, правильно я понимаю...хм...командир дивизии.
– Я!
– Правильно ли я понимаю, что пока они были в море, будку куда-то...потеряли, а вы заставили их немедленно её восстановить?
– Так точно!
– А с другого пирса почему не взяли, позвольте, это же...намного проще и выглядело бы...не знаю...приличнее, что ли?
– Так тогда на другом-бы не было!
– Логично. Но мы-то на этот должны были приехать с проверкой, что нам за дело до другого?
– Ну...вы же....вам же до всего есть дело!
– Какой, право, корявый комплимент, даже не знаю, похвалили вы меня сейчас или...
– Похвалил!
– Ага. Я так и подумал. Слушайте, давайте так выйдем из этой неловкой ситуации: мы сейчас спустимся и, сколько там у нас на проверку? Ну вот, за это время, вы принесёте сюда будку с другого пирса, это разберёте, а мы сделаем вид, что так всё и было, договорились? Товарищи офицеры, а у кого фотоаппарат был? Штурман, ну-ка сфотографируй меня с этой...красой и гордостью...на память! А можно мне автомат верхнего вахтенного, тащ командир, на минутку, буквально, я никому не скажу, ну, типа я такой...потом...типа флот охраняю. Спасибо. Не ожидал я, признаюсь, такого веселья, – ведь вполне себе ординарное событие планировалось!

Нет ничего невозможного, если ты не обязан делать это сам, говорит нам народная мудрость. Нет ничего невозможного, уточнит штурман ВМФ, если даже ты должен сделать это сам, но можешь договориться с механиками. Да, возможно выглядеть это что-то будет так, как будто его сделали из говна и палок, только без палок, но будет же!
У меня тоже, знаете ли, есть некоторые претензии Вселенной, к тому, как она меня слепила, но главное-то тут что: я существую, а значит, – дело сделано!