Этому печальному событию посвящен ряд печатных работ в виде отдельных фрагментов монографий и воспоминаний и несколько газетных статей. Как остроумно сказал один из членов экипажа атомной подводной лодки (ПЛА) "К-27", который на протяжении всей своей воинской службы, да и нынешней работы напрямую связан с ЖМТ - проектом и славной героической и трагической историей "К-27": "Сейчас об аварии на нашей ПЛА пишут все кому не лень!" Нельзя не согласиться с ним.
19 мая 1968 года ПЛА "К-27" под командованием командира капитана 1 ранга Леонова Павла Федоровича, имея на борту 142 чел. (кроме штатного экипажа, представителя 1-го ЦНИИ МО - научного руководителя проекта 645 от ВМФ капитана 1 ранга Новосельского Леонида Николаевича и представителей Главного конструктора ППУ - ОКБ "Гидропресс" Новожилова Виталия Владимировича и Тачкова Ивана Андреевича, группу офицеров и старшин 2-го экипажа ПЛА "К-27", во главе с командиром капитаном 1 ранга Новицким Геннадием Гелиодоровичем, заводских специалистов и дозиметриста службы радиационной безопасности (СРБ) соединения старшего лейтенанта Пасхалова) вышла в море, в назначенный полигон для проверки работоспособности энергоустановки после ремонта, а также для выполнения учебно-боевых задач, не проведя перед выходом температурной регенерации сплава. Этому предшествовали плановый ремонт на СМП в Северодвинске (1966) и уникальная научно-инженерная операция по перезарядке активных зон ядерных реакторов обоих бортов при поддержании в разогретом расплавленном состоянии металлического теплоносителя в 1-ом контуре (лето 1967 г.). Регенерация не была проведена, так как к назначенному сроку не прибыли специалисты ФЭИ. Руководством дивизии был сделан запрос о возможности выхода в море на непродолжительный контрольный выход, не проводя регенерацию. Такое разрешение было получено. 19 мая подводная лодка вышла в море.
24 мая, находясь в подводном положении, ПЛА отрабатывала режимы самого полного подводного хода с регистрацией и фиксацией всех параметров главной энергетической установки (ГЭУ). Мощность реакторов поддерживалась в диапазоне 80-100%. Вахту на л/б нес старший лейтенант М.И. Офман, на п/б старший лейтенант В.Домбровский. На пульте управления находился командир ДД капитан 3 ранга Пастухов Лев Николаевич. В 11.35 резко выросло давление в газовом контуре и уровень сплава в буферной ёмкости, а автоматический регулятор (АР) мощности реактора л/б самопроизвольно вышел в крайнее верхнее положение, при этом прибор, показывающий мощность реактора л/б зарегистрировал ее резкое падение, за 1-2 мин. мощность снизилась с 83 до 7-8%. Оператор, в стремлении удержать мощность реактора на прежнем уровне, начал поднимать компенсирующие стержни регулирования, что привело к высвобождению дополнительной реактивности, как показали записи в пультовом журнале, порядка 9 %. Это, огромная величина высвободившейся реактивности для вновь загруженной активной зоны. Все настойчивые попытки выйти на прежний уровень мощности оказались безуспешными и реактор л/б был выведен из работы. Заместитель ГК ВМФ по кораблестроению и вооружению ВМФ адмирал-инженер Котов П.Г. признал действия вахты пульта и, в частности, оператора л/б, как усугубившие обстановку.
Падение мощности реактора л/б было вызвано, как позднее отметила Комиссия по установлению причин аварии и ликвидации ее последствий, разрушением около 20% твэлов активной зоны л/б и выносом топливной композиции разрушенных твэлов в 1-ый контур, ПГ и буферные емкости, а газообразных продуктов деления в газовый контур. Разрушение (расплавление) оболочек твэл произошло из-за ухудшения теплосъема, вызванного уменьшением расхода жидкометаллического теплоносителя через активную зону. Резкий рост давления в газовом контуре и уровня сплава в буферной ёмкости свидетельствовали о значительном увеличении течи ПГ, что привело к отжиму сплава в ПГ до уровня выходных патрубков и выносу парового пузыря и окислов сплава в 1-ый контур и на вход в активную зону. Течение через активную зону двухфазного потока (пар и сплав), а так же возможное перекрытие части отверстий во входной решетке окислами сплава и явились причиной ухудшения теплосъёма в активной зоне.
Следствием этого явилось ухудшение радиационной обстановки и возникновение мощных гамма-нейтронных потоков по л/б и в носовой части реакторного отсека, что оказалось неожиданным, хотя и легко объяснимым. Радиационная (биологическая) защита ППУ была с целью снижения весо-габаритных характеристик спроектирована таким образом, что надежно защищались лишь сами реакторы, а ПГ, буферные емкости, да и трубопроводы 1-го контура имели защиту, ориентированную на нормальную эксплуатацию, когда отсутствуют мощные гамма-нейтронные источники, каковыми стали фрагменты топливной композиции. Сбрасываемый грязный газ в баллоны на крыше водо-свинцовой защиты, создал мощное гамма-излучение, жертвой которого стал мичман Воевода В.И.
При течи ПГ вода из аварийного конденсатора сливается в цистерну грязных вод реакторного отсека, а оттуда удаляется трюмной помпой. К сожалению, трюмная помпа вышла из строя, что усугубило аварийную обстановку, так как было принято решение периодически сливать воду из аварийного конденсатора просто в трюм реакторного отсека. Ремонтом помпы прямо в отсеке занялись спецтрюмные Гриценко, Куликов, Логунов, Петров и Сергиенко под командованием командира реакторного отсека Офмана, который был заменен на пульте. Их действия консультировал Тачков И.А. В 13.00 старший лейтенант Пасхалов и корабельные дозиметристы произвели замеры переносными приборами. Уровень радиации во 2-м жилом отсеке с офицерской кают-компанией достигал 5 Р/ч., в реакторном отсеке он подскакивал до 1000 Р/ч. Не лишне напомнить, что предельно-допустимый уровень гамма-излучения в условиях нормальной эксплуатации установлен 15 микрорентген/ч. Сливы воды из аварийного конденсатора в трюм сопровождались выбросом радиоактивного газа из газовой системы в реакторный отсек с последующим распространением в другие отсеки. Командир принял решение возвращаться на базу, до которой было около 200 миль. Движение обеспечивал работающий реактор п/б, с его же помощью поддерживалась необходимая температура теплоносителя в контуре л/б. Для ускорения движения вначале шли в подводном положении, затем по настоятельной рекомендации командира БЧ-5 всплыли в надводное положение. Отсеки провентилировали и разрешили выдавать обед, при этом пищу проносили в термосах и бачках через реакторный отсек. В 14.30 по приказанию командира был выведен л/с из IV и V отсеков, а до этого времени л/с во главе с командирами отсеков мужественно проводили проверки с целью выяснения причин возникшей аварийной ситуации. В установленное распорядком дня время был организован ужин. Сигнал "Радиационная опасность" командиром так объявлен и не был. Позднее командир объяснял, что он не сделал этого, дабы не создавать паники на корабле. Правда, кое-кто утверждает, что слышал сигналы ревунов, включаемых по приказанию командира и обозначающих наличие ненормальной радиационной обстановки на корабле. Несмотря на неоднократные доклады начальника химической службы ПЛА "К-27" старшего лейтенанта В. Донченко о результатах дозиметрического контроля и угрозе, которая нависла над жизнью людей, Леонов П.Ф. не соглашался с ним и рекомендовал выбросить за борт "неисправные приборы". Он почему-то свято верил в то, что в условиях АЭУ с ЖМТ не может быть гамма-активности. В 19.30 пришли в базу. Во время швартовки, которой на мостике руководил капитан 1 ранга Новицкий Г.Г., он увидел бегущего по причалу заместителя начальника службы радиационной безопасности (СРБ) соединения капитана 3 ранга Мариничева, который кричал на бегу: "Что у вас там случилось? На КДП приборы зашкалили!".
Как встречало ПЛА "К-27" на пирсе командование дивизии в лице комдива контр-адмирала Проскунова Михаила Григорьевича и начальника политотдела дивизии капитана 1 ранга Поливанова Валерия Тимофеевича (позднее контр-адмирала)? Изложение этого эпизода в письме Поливанова В.Т. к Мормулю Н.Г. и адмирала Михайловского А.П. в книге "Вертикальное всплытие" совпадает до мелочей. После швартовки на пирс вышел командир капитан 1 ранга Павел Леонов и доложил:
- "Товарищ комдив, лодка прибыла с моря, замечаний нет!"
Встречающие с ним поздоровались, а следом за командиром на причал сошли заместитель командира по политчасти капитан 2 ранга Анисов В.В. и начальник медслужбы майор м/с Ефремов Б.И. Оба, словно в нерешительности, остановились в нескольких шагах. НачПО подошёл к ним и врач доложил: -"Обстановка на лодке ненормальная... Специалисты и командир реакторного отсека едва ходят, больше лежат, травят. Короче, налицо все признаки острой лучевой болезни." Поливанов В.Т. подвел их к комдиву и командиру Леонову и попросил врача повторить то, о чём он только что рассказал.
Командир корабля Леонов посмотрел в его сторону и мрачно произнес: -"Уже доложили!" Доклад врача Леонов прерывал комментариями: -"…дескать, личный состав долго не был в море. В море - зыбь, поэтому травят... И не стоит поднимать панику, если моряки всего лишь укачались!"
В это время подошел специалист из береговой службы радиационной безопасности с прибором в руках и заявил:
-"Товарищ адмирал, здесь находиться нельзя, опасно!"
-"И что показывает твой прибор?" - спросил начПО и услышал в ответ:
-"У меня прибор зашкаливает."
Оценив обстановку, комдив объявил боевую тревогу. Подводные лодки, стоявшие на соседних причалах, были выведены в точки рассредоточения. Командование убыло в штаб дивизии. Командующему Северным флотом доложили о ЧП по "закрытому" телефону и шифровкой.
Было принято решение убрать весь личный состав с подводной лодки, кроме необходимых специалистов, которые должны были обеспечивать расхолаживание энергоустановки. Началась эвакуация экипажа через санпропускник с проведением радиометрического контроля. У всех, кто после аварии принимал пищу, дозиметры показывали большие дозы облучения. В ход пошли магнезия для очистки желудочно-кишечного тракта и другие средства, помогающие в борьбе с радиационным воздействием. Вспомнив о подобной ситуации с "К-19", начПО с комдивом порекомендовали поить облученных апельсиновым соком и спиртом. На флоте бытовало, и не без основания, мнение, что алкоголь повышает сопротивляемость организма к радиации. Поливанов В.Т. вновь поехал на причал. По пути приказал сажать в автобус, в первую очередь, спецтрюмных, вышедших с подводной лодки, видел как вели под руки старшего лейтенанта Офмана. Его держали двое, и он с трудом двигал ногами... Пятнадцать человек, наиболее тяжёлых, сразу же поместили в дивизионную санчасть.
В 20.00 специалистами СРБ соединения во главе с капитаном 3 ранга Владимировым Виктором Алексеевичем (будущим начальником Химической службы ВМФ, контр-адмиралом) была составлена картограмма радиационной обстановки. Вдоль л/б снаружи прочного корпуса в районе ПГ она характеризовалась величиной 15 Р/ч. В 20.30 Леонов П.Ф., Новосельский Л.Н. и Новожилов В.В. доложили о происшедшем командиру Йоканьгской ВМБ капитану 1 ранга И. Певневу, который тут же связался с ГШ ВМФ.
Уже на следующий день прилетел вертолёт с военным и гражданским медперсоналом. С ними же прибыла главный радиолог Министерства здравоохранения СССР А. Гуськова. Посетив больных, которые ещё не пришли в себя, она пожурила командование за самодеятельность со спиртом. Гуськова безотлучно находилась при больных до самой их отправки из Гремихи. Прежде всего началась эвакуация членов экипажа для обследования в госпитальных условиях. На вертолётах, а затем на личном самолёте комфлота в Ленинград были отправлены 13 человек, наиболее пострадавших в аварии. Был установлен воздушный мост из вертолётов (аэродрома в Гремихе нет) и в дивизию оперативно доставляли нужных специалистов, материалы, оборудование и медикаменты, эвакуировали людей. С 26 мая из Москвы, Ленинграда и Севастополя начали прибывать группы ученых, конструкторов, военных специалистов, офицеров, ранее служивших на ПЛА "К-27", чтобы на месте принять участие в осмыслении причин аварии и устранении её последствий. Все эти люди принимали личное участие в работах, степень риска которых для здоровья ни у кого не вызывала никаких сомнений. Офицеры аварийного экипажа, учитывая специфику ЖМТ-установки, когда даже в базе необходимо поддерживать сплав в 1-м контуре в разогретом состоянии продолжали нести вахту, пока их не сменили прибывшие сослуживцы и офицеры 2-го экипажа. Их тоже отправили в Ленинград. Не обошлось и без курьёзов. Наотрез отказался эвакуироваться интендант мичман Бересневич Г.И.:
-"На борту продовольствия и имущества на десятки тысяч! Растащат, а мне потом под суд идти?"
И впрямь, от трагического до смешного - один шаг. У этого служаки, в лучшем смысле этого слова, опасение возможной недостачи превысило страх перед смертельной угрозой радиационного облучения. Он согласился на эвакуацию лишь тогда, когда было выгружено оружие, боезапас, имущество и продовольствие и составлены соответствующие акты. Эта операция продолжалась 8 суток, руководил ею Леонов П.Ф. лично, находясь на причале или на лодке. Потом его отправили под наблюдением врача в госпиталь в Североморск.
29 мая все члены экипажа и прикомандированные с аварийной ПЛА были сосредоточены в 1-ом Военно-морском госпитале (ВМГ) г. Ленинграда, где им был отведён отдельный этаж. В течение месяца ушли из жизни 6 наших товарищей.
2 июня Новожилова В.В. и Тачкова И.А. отправили из Ленинграда в Москву в клиническую больницу № 6. Прощаясь с членами экипажа, они не знали, что некоторых из них, как оказалось, видели в последний раз. Интересно, что самую большую дозу получил мичман Николай Логунов, который провёл много времени в аварийном отсеке и чье состояние считалось безнадежным. Он, что называется, выкарабкался, несмотря на ампутацию обеих ног. Могучий организм и исключительная воля к жизни вернули его с того света. Ушёл из жизни он 09.01.1995г. Кстати говоря, медики уже тогда выявили, что некоторые люди способны безболезненно воспринимать такую степень облучения, которая для других была смертельной. До сих пор радиологи не могут решить вопрос, что же опаснее: большая ударная доза облучения единовременно, или эквивалентная ей, но порциями растянутая во времени? Экипаж пробыл в ВМГ до конца июля. Уцелевшие в живых после аварии прошли курс лечения, были освидетельствованы, признаны годными к службе на ПЛА, отгуляли отпуск и продолжали службу в ВМФ. Но для всех участников аварии и ликвидации её последствий, для военных и гражданских, для офицеров, мичманов, старшин и матросов последствия хотя и были разными (лучевая болезнь разных степеней, остеовегетативный синдром с признаками лейкемии и, как следствие, ишемическая болезнь сердца, желудочно-кишечные заболевания, поражение двигательного аппарата, ослабление и потеря зрения и др.), но они наложили отпечаток на всю оставшуюся жизнь людей. Никто не блещет здоровьем. Многие ушли из жизни молодыми, многие не дотянули до среднестатистических данных продолжительности нормальной жизни. Вечная им память!
.