Едва рассвет подсветил розовым небо над Пакистаном, наш батальон пришел в движение. Как потревоженный муравейник. Всюду сновали зелёные человечки. Тащили вещмешки, оружие и зелёные ящики. Это они, зелёные человечки, разбудили кучу картонного мусора, валявшуюся под толстенным тутовником. Куча зашевелилась, высунула из себя голову Андрюхи Орлова.

- С утра всё очень неприятно. Срать как-то хочется невнятно. – Орлов грустно осматривал поле деятельности зелёных человечков.
- Сейчас посрёшь. Сейчас полезем в горы, стоседьмая рация тебе даст просраться. – Я тоже высунулся из-под картона.
Было зябко и мерзко. Ночью разыгрался пронзительно-холодный ветер, точно как в горах. Да, блин, то где мы лежим, это и есть именно «в горах». И вот утро, едва рассвело, холодно, ветрено, а в батальоне уже вовсю возится военный люд. К входу в батальон один за другим подъезжают из автопарка БТРы, человечки в зелёных шляпах (панамах) закидывают на них вещмешки. Затем лезут наверх, на БТР и на вещмешки. Точно как дачники в последний вагон электрички.
Рогачев метался вокруг БТРов 7-ой роты, матерно выражался высоким голосом и пинал солдат ногами:
- Я же говорю, засранцы, на движки не садитесь! На фугасе крышки с движков оторвёт и вас разбросает по Панджшеру, как гавно по грядке!
Рогачев заскочил на один из БТРов, заорал в открытый люк:
- Ану, нахер, съебались все отсюда наверх! Если мина пизданёт под колесом, то вас всех здесь раздавит, как жуков!
Криком и подсрачниками Рогачев разместил вверенных ему бойцов жопами на холодную броню. Ноги разрешил свесить в открытые люки. На прогретые броневые крышки двигателей разрешил привязать вещмешки. А нам очень хотелось наоборот. Чтобы жопы на тёплом, а вещмешки на холодном. Но крики и подсрачники нас переубедили.
Колонна пошла. Рогачев заскочил на БТР. Так же, как и мы, шлёпнулся задом на стылый лист брони. Свесил свои ноги в свой командирский люк и, обернувшись к нам принялся перекрикивать вой двигателей БТРа:
- Значит так! Нашей роте задача дана попроще. Мы первый раз идём на операцию, поэтому будем идти в самом низу и прочесывать кишлаки и всё что на пути попадётся. В кишлаках еблом не торгуйте. Растяжки ногами не срывать. Башкой вертеть во все стороны и десять раз думать, прежде чем сделать шаг. В жопу не лезть. Сперва швырнуть туда гранату, потом заглядывать. Из подствольников в упор не стрелять. В них стоит блокировка на дурака: пока граната не пролетит 25 метров, она не взорвётся. Но, блокировка это техника. А техника иногда может не сработать. И тогда из вас будет паштет. Так что еблом не щёлкать, хуйню не творить!
Рогачёв тяжело вздохнул. Ещё раз обвел нас всех взглядом.
- Всё, мужики, погнали. С Богом!
Колонна двинулся, вытянулась. Дошла до шлагбаума, стоящего посреди ровного места. Рядом глинобитная будочка, это КТП-1. Вышел КТПшник в бронике и каске, поднял шлагбаум. Колонна повернула на дорогу, ведущую вглубь ущелья и пошла вверх по течению реки Панджшер в сторону Барака и Базарака.
Впереди колонны шел танк с «яйцами» (с противоминным тралом),

за ним несколько БМПшек, потом БТРы, грузовики с боеприпасами и жрачкой, топливозаправщики и прочая военная техника с самоходками, машинами связи и санитарными транспортёрами. Колонна медленно извивалась по разбитой дороге, прижатой горами к реке. 

С гор, мрачных в рассветной иллюминации, дул резкий, холодный ветер. Он кидал в лица солдатам поднятую колонной пыль и крупный горный песок. У кого-то с головы этим холодным ветром сдуло панаму. Панама, как шляпка огромного зелёного мухомора, полетела к реке, кувыркаясь в воздухе.
На противоположном берегу реки возвышался огромный мрачный хребет. На верху хребта грудами возвышались фиолетовые скалы, разрезанные расширяющимися к низу серыми оползнями каменистых сыпучек. Среди нагромождения этих скал и сыпучек тут и там то к скале, то к реке ютились, как прилепленные, пустые кишлаки. Кое-где дома выглядели нетронутыми. Но, в основной своей массе, постройки были разрушены. В каком-то строении перекрытие рухнуло в чёрную от нагоревшей сажи комнату, в каком-то торчали только части стен с пустыми оконными проёмами. Некоторые постройки из построек превратились в груду булыжников и глины. И из этой груды в разные стороны торчали корявые брёвна. 

А на самом верху, над кишлаком стоял нетронутый, неизвестно каким чудом прилепленный к скале апельсиновый сад.
Колонна, воя моторами и пыля колёсами, полезла на косогор. Дорога теперь поднялась от берега речки на холм. От колеи дороги до воды речки Панджшер шел крутой ровный склон.
БТР круто нырнул носом в яме, взвыл движками и полез наверх. В полотне дороги заметно выделялась огромная воронка. Края воронки были сглажены гусеницами и колёсами, однако, заровнять такую глубокую яму не представлялось возможным. В этом месте когда-то заехал на фугас танк. Его подбросило взрывом вверх, в воздухе разорвало на мелкие кусочки. Затем кусочки упали вниз и засыпали собой почти всю площадь косогора. Выше и ниже по склону торчали обрывки траков, сплющенные катки, обрывки брони. Округлая башня, с корнем выдернутая из бронекорпуса долетела до реки и теперь прозрачные потоки воды бурлили и пенились через выбитые взрывом люки. Огромная, длинная как строевая сосна пушка, лежала на склоне отдельно от башни.

- Видели?! – Рогачев отплёвывался от залетавшего в рот песка и пытался перекричать рёв двигателей.
- Обычно духи закапывают в дорогу ведро, залитое тротилом. Или тротил заливают в пустую гильзу от снаряда. А потом электродетонатор и две дощечки с контактами на колею. Или две гильзы на проводках. Танк наехал, замкнул контакты и ЖОПА!
Через какое-то время из-за горного хребта вылезло солнце. Ветер, дувший с гор, потеплел. Дорога подходила к Бараку. На правой стороне дороги, возле воды, всё чаще стала попадаться подбитая техника. Которую просто столкнули с дороги танком и бросили здесь ржаветь.

Долина между горами тут широкая, но дорога всего одна. Свернуть с дороги никуда невозможно. С одной стороны скаты гор, с другой бурлящая река. Поэтому подбитую технику столкнули в реку и поехали дальше.
Недалеко от Базарака река Панджшер размыла пространство 300х300 метров и получился шикарный ровный, плоский пляж, засыпанный чистым песком. Как на лучших курортах мира. Это место так и называли Пляж. Мы проехали мимо этого пляжа, попускали слюни – развалиться бы на этом песочке, искупаться, позагарать. Эх… Дикая страна, дикие люди. Мы же знаем что будет, если местные чуваки увидят раздевшегося при свете дня человека. Они постараются его застрелить. Потому что воспримут такой поступок, как оскорбление Аллаха Всемогущего. Так что, позагорать, дорогие товарищи, это в соседнем отделе. И колонна пошла пылить дальше.
Сразу за пляжем, почти возле Базарака, вся правая обочина дороги усеяна черными рамами сгоревших машин.

Рамы валялись вдоль и поперёк, боком, кверху ногами (колёсами), лезли одна на другую. А между рамами всё было усеяно черными болванками снарядов. Здесь духи сожгли царандойскую колонну с боеприпасами. И теперь надолго обеспечили себя тротилом, оставшимся внутри бесхозных снарядов, разбросанных по окрестностям взрывами. Почему никто не собирает эти снаряды? Почему их хотя бы не уничтожат накладными зарядами? Царандойцы заодно с душманами что ли?
После вида сгоревшей колонны сразу же расхотелось раздеваться и бежать на пляж. Или прыгать в реку. Обгорелые рамы машин очень информативно рисовали местные нравы и окружающую политическую ситуацию.
Дальше дорога пошла через Базарак. Узкий, длинный кишлак. Глинобитные двух-трёх этажные постройки примостились вдоль дороги на отвоёванной у гор территории.

Все низкие места этой территории, расположенные возле воды, все они были возделаны. Всё, что можно было возделать и застроить внизу, всё давно было возделано и застроено. И кишлак упрямо полез вверх. Более или менее пологие склоны гор разбивались на горизонтальные ступеньки. На этих ступеньках выстраивались дувалы и разбивались сады.
Наш БТР катился по дороге. Он возвышался над каменными и глиняными заборами и нам с этой высоты открывался вид на расположенные вдоль реки террасы, дворы дувалов, толстые вековые деревья. Местами в поле зрения вплывали виноградные питомники, в которых вековая лоза вилась по специально устроенным каркасам из жердей. И нигде не было видно лачуг. Только добротные трёх-четырёхэтажные мощные глиняные дома с благоустроенными площадками на плоских крышах, внушающие своим видом ощущение мудрого, на века обустроенного уклада жизни. Тут и там во всём этом великолепии зияли огромные воронки и создавали отталкивающее зрелище. Дальше дорога проходила над духовским садом. Дорога сверху, сад и дома внизу, между дорогой и речкой Панджшер. Крыши верхних этажей домов шли чуть ниже уровня дорожного полотна и сверху, с брони БТРА, как на ладони было видно что делается на этих глинобитных крышах, были видны верхушки плодовых деревьев

в саду. На одном дереве, прямо посередине ствола, висел здоровенный стальной колёсный диск от ЗИЛа. Как он туда попал? Ствол дерева проходил через самое большое отверстие диска, а через меньшее отверстие росла огромная толстая ветка, толщиной в две человеческих руки. Под деревом валялся огромный стальной круг из-под башни танка и ещё какие-то крупные железяки. Это понятно. Это разбросало при подрыве фугаса. Но как колёсный диск умудрился одеться на дерево через все ветки? Или дерево изначально через него проросло? Но у духов Тринадцатый век, до нашего прихода у них не могли в садах валяться колёсные диски. А мы здесь всего несколько лет. Как это так могло получиться? Но сила фугаса однозначно впечатляет.
БТРы выли движками, давили колёсами густую желтую глиняную пыль, клубами поднимали её в воздух и, ныряя носами в дорожные ямы, шли и шли вверх по ущелью. Солнце принялось конкретно припекать. Сколько бы ещё не пришлось ехать по этой жаре, как густо не валила бы пылища, едь солдат. Едь и тащись, цени эти минуты. Достань сигаретку, покури. Это кайф, может быть последний кайф в твоей жизни. Как только эта дорога закончится, ты взгромоздишь себе на плечи свой солдатский груз: 900 патронов россыпью или в пачках, 2 миномётных мины, 4 гранаты… и пойдёшь собственными ногами по духовским минам навстречу духовским пулям. По жаре и такой же пыли, только пешком. Так что едь, пока едется, кури и цени эти минуты.
Колонна шла медленно. Поэтому, когда мы прошли Базарак, было уже где-то около полудня. Солнце взодралось по небосводу высоко. От ночного холода не осталось и следа. Колонна по жаре и по пылище вошла в расположение батальона афганских «команодос».
У «командосов» на территории тут и там стояли обложенные камнями до башни БРТы-шестидесятки, танки Т-34, «Катюши» на старых ЗИС-ах, 120-мм гаубицы из которых наши деды обстреливали Будапешт и Берлин. Всё это допотопное вооружение было выставлено вдоль дороги, как на показ. И на всём этом старье по трафарету белой краской были набиты эмблемы парашютно-десантных войск. Я прикинул, как «командосы» скинут с самолёта «тридцатьчетвёрку» или «Катюшу» и невольно улыбнулся грязной от пыли рожей.
За Базараком головной танк свернул с дороги к реке Панджшер и, лязгая гусеницами, попёр по широченной каменистой отмели. Река, не получившая за всё лето ни одного дождя, сильно обмелела, отступила, оставив после себя усыпанное круглыми камнями поле с огромными лужами в старых протоках. БМПшки попёрли с дороги по проложенной танком колее. За БМПшками попёрли БТРы и вскоре вся техника расползлась между лужами в полном беспорядке.

- Глуши! – Рогачев хлопнул ладошкой по танковому шлему, надетому на башку водилы БТРа.